После армии я, вроде бы, мог сразу вернуться на Вымпел, откуда меня призывали служить на два года. Но возникла пауза — надо было ждать оформления допуска заново. Почему нельзя было запросить допуск прямо из части, где я служил, или возникли какие то бюрократические накладки — не знаю. Использовал неожиданно возникшую паузу, чтобы узнать, что изменилось за два года на Вымпеле.
Когда уходил служить в армию, меня волновали три основных вопроса:
1) будут ли у нас на каждом рабочем месте современные калькуляторы? А были электронно-клавишные вычислительные машины ELKA 22 — это электронная версия счётно-решающих аппаратов Zoemtron, с которыми я познакомился ещё в институте. В армии я приобрёл в личное пользование программируемый калькулятор «Электроника МК-61» и ожидал, что на работе будет аналогичная техника;
2) пакетный режим обработки программ, как я уже писал выше, существенно ограничивал скорость отладки и ограничивал возможности имитационного моделирования и вычислительного эксперимента. Ещё до призыва на службу в армию в головном вычислитель- но-моделирующем центре (ГВМЦ) начались работы по внедрению операционной системы (ОС) ДИАПАК для ЭВМ БЭСМ-6. Эта операционная система позволяла использовать ЭВМ в двух режимах работы — в режиме пакетной обработки программ и терминальном, многопользовательском режиме. Но то ли внедрение оказалось трудоёмким, то ли операционная система была недоработанной, но терминального зала на предприятии так и не появилось. Впрочем, позже, когда увеличилось число задач, требующих моделирования, стали уже появляться персональные ЭВМ. А тогда, в 1978 г., у меня было немного союзников по терминальному режиму. Да и сотрудники сектора (Широков, Пушин) ещё не видели особого смысла в тщательном цифровом имитационном моделировании;
3) и, конечно, меня волновал вопрос о разработке алгоритмов
оценки текущих боевых возможностей (ТБВ) СПРН и средств системы. Для того, чтобы снижение показателей ТБВ можно было использовать как меру опасности условий функционирования системы, в частности, как меру опасности помехового противодействия, система должна была обладать высокими боевыми возможностями. Иными словами, замкнутым радиолокационным полем и непрерывным контролем возможных районов старта баллистических ракет (БР). На рубеже 1978—1980 гг. система такими характеристиками не обладала. Что ставило под вопрос саму возможность разработки алгоритмов оценки ТБВ.
Со всеми этими «непонятками» я обращался к Ивану Петровичу Зельникову. Он охотно со мной встречался, терпеливо выслушивал, задавал вопросы. И постепенно убедил продолжить с того места, где меня застал призыв в армию. То есть, Иван Петрович убедил меня сначала вернуться на работу в сектор Широкова В. В., а потом уже добиваться решения волновавших меня вопросов.
25 августа 1980 г. я вернулся на Вымпел и был назначен на должность старшего инженера в СКБ-1. Жизнь продолжалась. К сожалению, ложные тревоги в СПРН — тоже.
Ещё в январе 1979 г. штаб третьей отдельной армии ПРН особого назначения (3 ОА ПРН ОН) приступил к разработке «Положения о системном анализе боевого применения СПРН» [10]. Согласно этому положению, анализ боевого применения СПРН и её функционирования (обнаружение стартов и ракет на траекториях, случаи выдачи ложной информации, нарушений боевой готовности, угроза живучести и т. д.) осуществлялся непрерывно, буквально круглосуточно, с участием высококвалифицированных специалистов от главных конструкторов, военных НИИ, Заказчика (Главного управления вооружения) и боевых расчётов армии. Приказом командующего на каждую неделю назначалась группа анализа из вышеперечисленных специалистов. Список группы находился на рабочем месте оперативного дежурного армии. При возникновении «нештатной ситуации» боевой расчёт КП СПРН оповещал группу анализа условным сигналом «Земля», по которому группа должна была собраться на КП СПРН за время, не более двух часов после возникновения такой ситуации. «Положение о системном анализе…» было утверждено Главнокомандующим Войск ПВО страны к концу 1979 г.
Межведомственная группа анализа рассматривала все случаи нарушения правильной работы СПРН и взаимодействующих систем. В первую очередь, случаи формирования и выдачи ложной информации предупреждения. В состав группы входили все главные конструкторы средств обнаружения, Главный конструктор СПРН, представители 3-ей отдельной армии, заказывающих управлений и НИИ Министерства обороны. Собиралась группа на командном пункте СПРН или в управлении 3-ей отдельной армии. Сигнал «Земля» передавался в организации Министерства обороны и промышленности, на квартиры участникам группы. Управление армии должно было высылать транспорт к заранее назначенному месту сбора, возле станции метро «Речной вокзал».
С началом работы межведомственной группы анализа Владислав Георгиевич и его ближайшие помощники присутствовали практически на всех её заседаниях. Если причиной сбора группы анализа было формирование информации предупреждения «Внимание. Помехи», Владислав Георгиевич брал меня с собой, поручал готовить проект решения, включая рекомендации предприятиям-разработчикам. По каждому событию, послужившему причиной сбора группы анализа, управление армии готовило донесение в Генеральный штаб. Обстановка на заседаниях группы была гораздо более напряжённой, чем на заседаниях комиссии по проведению испытаний. Но всегда ровный и деловой характер обсуждения, без преувеличенного внимания ко всем второстепенным, конъюнктурным факторам разработки позволяли Владиславу Георгиевичу спокойно и без ненужных словопрений объяснить собравшимся «по тревоге» участникам группы и существо происшедшего, и содержание предлагаемых мер для предотвращения таких событий в будущем. И, что немаловажно, Владислав Георгиевич умел заручиться поддержкой группы анализа при подписании официальных документов. Полученный тогда опыт анализа результатов реального применения систем вооружения мне очень пригодился и в других проектах.
Первое время после возвращения на Вымпел я работал по регламенту «Положения о системном анализе…» и, честно скажу, выезжать на КП СПРН по сигналу «Земля» мне приходилось гораздо чаще, чем в армии собираться на плацу части по сигналу тревоги. Владислав Георгиевич Репин, или его заместитель Александр Владимирович Меньшиков брали меня с собой, когда нештатная ситуация могла объясняться воздействием помех или радиоизлучением Солнца. К этому времени характер радиоизлучения Солнца пытались определить по динамике максимальных и усреднённых значений интенсивности радиовсплесков. Проводился сравнительный анализ воздействия радиоизлучения Солнца на все РЛС СПРН, РЛС дальнего обнаружения ПРО и радиотелескопы Академии наук. В метровом и дециметровом диапазонах длин волн.
Со временем постоянно увеличивался состав работающих средств СПРН, возрастала сложность условий функционирования системы и сложность её боевых алгоритмов. Владислав Георгиевич уже не так часто посещал заседания группы анализа, на которых работали представители и заместители Главного конструктора. По мере завершения третьего этапа развития СПРН определялись форма, содержание и, самое главное, сроки реализации рекомендаций межведомственной группы анализа. После ввода в эксплуатацию КБП командного пункта системы третьего этапа и проведения доработок на средствах системы мы уже практически не занимались анализом случаев воздействия радиоизлучения Солнца на работу радиолокаторов. Но память об этом осталась надолго. И однажды проявила себя самым неожиданным образом.
12 августа 1981 г. по сообщениям выносной приёмной позиции (ВПП) 5У83 «Даугава» была сформирована и выдана информация предупреждения «Внимание» [14]. Сигнал «Внимание» был сформирован по сообщениям «Даугавы» с параметрами движения источников помех. В материалах боевого документирования для всех траекторий был проставлен признак «цель-помехоноситель», тип БР. Это означало, что в космосе обнаружена баллистическая ракета с источником активных широкополосных помех на борту.
Никаких сообщений о том, что такой пуск был заявлен нашей страной или иностранными государствами, на командный пункт СПРН не поступало. Было маловероятно, что измерения получены по реальному объекту, хотя для всех участков траекторий было указано большое время сопровождения. Что касается солнечного радиоизлучения, то в это время Солнце находилось вне сектора ответственности «Даугавы».Был объявлен сигнал «Земля» для сбора группы анализа. В этот раз я поехал один. По дороге в машине, как я помню, листал книжку по радиофизике Солнца.
Группа анализа работала на втором этаже первого здания в/ч 03366, в зале заседаний. Когда я прибыл, черновик протокола был уже подготовлен для подписания. Утверждать его должен был командующий 3 ОА ПРН генерал-лейтенант Родионов Николай Иванович. Генерала в зале не было — он руководил работой группы анализа из своего кабинета через подчинённых. Посмотрел протокол. Там повторялась привычная картина — ложная информация сформирована по причине воздействия радиоизлучения Солнца.
Была даже сформулирована следующая гипотеза. Источник сигнала — всё-таки радиоизлучение Солнца, отражённое фюзеляжем самолёта дальней авиации во время захода самолёта на посадку на авиабазе «Оленья» (п. Высокий, недалеко от Оленегорска). Но такое предположение никак не подтверждалось известной максимальной мощностью солнечного радиоизлучения и чувствительностью антенны «Даугавы». Кроме того, предполагаемый самолёт в этом случае должен был выполнять довольно сложный продолжительный манёвр в секторе ответственности «Даугавы».
Возможно, члены группы анализа хотели пройти по привычному пути и предложить Генеральному штабу привычные выводы, только не учли, что в этом случае самолёты должны были обладать гигантской отражающей поверхностью. Чтобы не нарушать законы сохранения. Предложил в качестве вывода набрать дополнительную статистику и продолжить анализ. Перепечатали выводы, Подписал протокол. Стали ждать утверждения.
Принесли утверждённый протокол. Представитель армии сделал небольшое сообщение. Выводы протокола не устраивали командование армии. Поэтому текст уже подписанного протокола был изменён. Были возвращены слова о возможном воздействии радиоизлучения Солнца, как причине формирования сигнала «Внимание». Были изъяты слова о необходимости набора статистики и продолжения анализа.
Понятно, что командование армии не хотело соглашаться с проведением исследовательских работ и продолжением анализа как основным выводом протокола межведомственной группы. А работы по устранению мешающего влияния радиовсплесков солнечного излучения к тому времени уже завершались. И, в случае утверждения изменённого текста, результатами этих работ можно было «закрыть» и этот досадный случай.
Но тогда оставалась не выявленной истинная причина происшедшего на «Даугаве». И нельзя было исключить повторения в будущем случаев формирования ложной информации предупреждения. Мне нужно было прочитать протокол самому, особенно, раздел «Выводы». Представитель армии нехотя передал мне документ. Да, всё правильно, текст был изменён, но подписи участников группы под ним остались. Тогда мне пришлось взять ручку и зачеркнуть свою подпись. Представителю армии заявил, что снимаю свою подпись под протоколом.
Через некоторое время подошёл первый заместитель начальника штаба армии генерал-майор Гусаченко Виктор Степанович в сопровождении других офицеров и сказал, что мне нужно покинуть здание управления армии, сдать пропуск и больше не возвращаться, потому что «хулиганить с документами» здесь никому не позволено. Пришлось бы уйти, но вмешались офицеры отдела боевых алгоритмов и службы радиоэлектронной борьбы (РЭБ) армии.
Они дали мне возможность «укрыться» в своих кабинетах. Пропуск свой я, конечно, никому не отдал. В отделе алгоритмов армии я смог воспользоваться закрытой связью. Позвонил на работу. Репина не было, в его кабинете трубку взял Меньшиков. Кратко доложил о трагикомичной ситуации с протоколом группы анализа, спросил о своих возможных действиях. Александр Владимирович ответил, что если на меня оказывают давление, унижают, то оставаться в штабе армии, конечно, нельзя, нужно уезжать. Но лучше добиться восстановления предыдущей, правильной редакции протокола.
К вечеру прежняя редакция протокола, предложенная мной ранее, была восстановлена. Протокол был перепечатан и заново подписан. Теперь уже в первоначальном виде. А причину появления непонятных траекторий мы всё-таки нашли, но об этом чуть позже.
В тот же день были проанализированы все материалы боевого документирования на КП СПРН за 12.08.1981. Внимание обращали только на траектории помехоносителей. Было отмечено, что эти траектории классифицировались всеми возможными типами: «баллистическая ракета» (БР), «искусственный спутник Земли» (ИСЗ), «неопознанный космический объект» (НКО). Неизвестные помехоносители сопровождались, как правило, несколькими участками. Затем этот анализ повторялся некоторое время почти ежедневно.
Одновременно, сотрудник СКБ-1 Пушин Алексей Евгеньевич по рабочим материалам автономных испытаний выносной приёмной позиции «Даугава», участником которых он был, установил, что случаи появления на сопровождении неизвестных источников помех наблюдались и во время этих испытаний. То есть, обнаружение траекторий неизвестных помехоносителей (на испытаниях их называли фантомами) в секторе «Даугавы» не было каким-то исключительным событием.
Тогда разработчиками Центра контроля космического пространства (сейчас это командный пункт СККП) была проделана непростая работа. По полученным от «Даугавы» измерениям, а это были только угловые координаты, они попытались построить орбиту неизвестного объекта в предположении, что это был искусственный спутник Земли. С учётом всех ограничений на реализуемость такой орбиты по формулярам Главного каталога космических объектов был определён наиболее вероятный спутник – источник помех.
Им оказался космический аппарат «Интеркосмос 19» (ионозонд), предназначенный для построения профиля верхней ионосферы. Аппарат был запущен 27 февраля 1979 г. и работал в интересах Росгидромета, институтов ИЗМИРАН и ИПГ. Было установлено, что аппарат для сброса бортовой телеметрии применял широкополосный сигнал в полосе рабочих частот «Даугавы». То есть, для испытаний СПРН это был готовый космический помехоноситель. Наверное, именно его траектории наблюдал А. Е. Пушин (см. выше) во время своих командировок на «Даугаву».
Для проверки правильности гипотезы о том, что «Интеркосмос-19» 12 августа 1981 г. был причиной формирования информации предупреждения, несколько раз проводился заранее запланированный сброс телеметрии при прохождении аппарата через сектор обзора ВПП «Даугава». Гипотеза подтвердилась полностью.
В дальнейшем, режимы работы бортовой аппаратуры были изменены так, чтобы «не мешать» нормальной работе радиолокаторов СПРН. Искусственный спутник Земли «Интеркосмос-19» сошёл с орбиты и сгорел в плотных слоях земной атмосферы 23 сентября 2002г. За всё время его активного существования этот уникальный для СПРН постановщик помех так и не использовался для проверки правильной работы или калибровки помеховых каналов радиолокаторов СПРН.
Мне хотелось подробно остановиться на случае с космическим аппаратом «Интеркосмос-19», чтобы показать, насколько тщательно Владислав Георгиевич подходил к вопросам анализа и устранения причин ложных тревог в СПРН. И ещё. Владислав Георгиевич одновременно был и Главным конструктором СПРН, и Главным конструктором СККП, что в данном случае оказалось немаловажным для установления истинных причин происшедшего.
В заключение приведу отрывок из воспоминаний Вольтера Макаровича Красковского [25], командующего войсками ПРО и ПКО (после Ю.В. Вотинцева): «Сложнее достигалось взаимопонимание с командующим армией СПРН генерал-лейтенантом Николаем Ивановичем Родионовым, который тяготел к максимальной самостоятельности, и при каждом удобном случае старался дать понять мне об этом. Его поддерживал в этом член Военного совета генерал-майор А.Ф. Поздеев. Я видел, что они переоценивают свои способности по управлению армией, допускают серьёзные промахи в ряде направлений. К ним нужен был особый подход».
В 1980—1981 гг. начались работы по третьему этапу развития СПРН. Продолжились плановые постановки помех и оформление протоколов испытаний. Опыт составления протоколов у меня уже был. Много времени отнимала работа по оценке характеристик системы для заданных вариантов ударов. Варианты определялись специальным «Решением № 3 по составу вариантов ударов для проведения испытаний и оценки характеристик СПРН».
Это был основной документ, концентрированные исходные данные для проектирования комплексной боевой программы (КБП) КП СПРН 3 этапа и разработки многочисленных имитаторов для проверки боевой программы. Попробую пояснить примером. Эффективность и качество работы программ идентификации траекторных измерений во многом определяется качеством программно-реализованной модели разведения боевых блоков и разлёта элементов сложной боевой цели (СБЦ). С другой стороны, при построении такой модели учитываются не только требования директивных документов, но и особенности, нюансы испытываемых программ и алгоритмов.
Таким образом, разработчики боевых программ из Вымпела и разработчики имитаторов из 45 СНИИ на всех этапах жизненного цикла КБП работают во взаимодействии друг с другом, обеспечивая решение задач испытаний и выполнение задач отладки и доработки боевых алгоритмов и программ. Работа по заданным вариантам ударов требовала организации взаимодействия нескольких вычислительных комплексов и проведения повторяющихся, для набора статистики, вычислительных экспериментов. Эта процедура, учитывая конечную надёжность техники и требования обязательного оформления результатов соответствующими протоколами, отнимала изрядное время.
После завершения работ по третьему этапу развития СПРН сотрудники РТИ им. А.Л. Минца Орданович Владимир Евгеньевич и Зарецкий Виталий Иванович при поддержке начальника отдела специального НИИ-45 Порошина Анатолия Васильевича [8, 9] выступили с предложением существенной модернизации РЛС 5Н86 «Днепр» (и 5Н15М «Днестр»). Речь шла об использовании режима так называемого фазотраекторного накопления (ФТН) и новой усовершенствованной боевой программы (УБП) для РЛС типа 5Н86. Режим ФТН давал большой выигрыш в точности определения координат цели и разрешающей способности радиолокатора. Содержание проекта разработки и внедрения УБП не вызывали сомнений ни у Репина, ни у Меньшикова. Владислав Георгиевич понял и оценил преимущества УБП сразу, как только встретился с авторами предложения — Ордановичем, Зарецким и Порошиным. Александр Владимирович очень ценил и уважал Ордановича, как специалиста, который все детали боевой программы РЛС держал в своей голове, мог разобраться в любых нюансах и самостоятельно принять решение. Можно сказать, что не только в то время, но практически всегда Владимир Евгеньевич пользовался доверием и поддержкой Репина и Меньшикова.
Трудности в проекте внедрения УБП начались позже. Они были обусловлены позицией 3 ОА ПРН ОН, где тогда командующим был генерал-лейтенант Родионов Н.И., а начальником отдела алгоритмов (оперативного отдела) — полковник Моторный В. И. Командование армии не спешило начинать испытания, и проявляло «сдержанный энтузиазм» к внедрению УБП на самых массовых средствах надгоризонтной радиолокации. Число этих РЛС определяло объём испытаний. Этот объём не смущал представителей промышленности, 45 СНИИ и представителей Заказчика (4-е управление Главного управления вооружений, ГУВ). Просто потому, что преимущества УБП говорили сами за себя. Другое дело — представители армии, конечные, так сказать, пользователи.
И тут я не могу не вспомнить о том, как видят «превратности» жизненного цикла любого проекта не разработчики, а те, кому нужно эксплуатировать разработанное:
1) по поводу неизбежных доработок боевых программ — «вы только представьте себе бойца с автоматом на поле боя и рядом разработчика, который всё время в этом автомате что-то подкручивает";
2) по поводу последовательности работ — «почему вы не можете сразу всё сделать? Зачем вам нужны эти бесконечные этапы?»
Но логика технических решений рано или поздно берёт своё. Испытания УБП начались и принесли немало новых открытий всем участникам работ. Но, кроме открытий, были и потери в личной жизни — так, Владимир Евгеньевич пережил развод с женой [8]. В общем, было всё, что связано с напряжённым, непрерывным трудом.
Если говорить о моих личных воспоминаниях об этой работе, то чаще всего, в памяти возникает зимняя дорога в сумерках. Она проложена между военным городком и КП СПРН. На дороге вижу одинокую мужскую фигуру, запорошённую снегом. Это сотрудник отдела Меньшикова Баум Михаил Игоревич, который, практически один, выполнил все проверки правильности работы КБП КП СПРН с УБП по имитаторам на всех радиолокационных узлах СПРН.
В ходе выполнения работ по третьему этапу развития СПРН была разработана и внедрена в составе КБП группа алгоритмов оценки функциональной боеготовности средств (ОФБГ). Показатели функциональной боеготовности объективно отражали качество работы радиолокаторов СПРН по потоку ИСЗ, которые проходили через сектор обзора. Для этого использовался частный каталог космических объектов на КП СПРН. Частный каталог заполнялся алгоритмом ведения частного каталога (алгоритмом ВЧК) и представлял собой «выписку» из Главного каталога, который формировался на ЦККП (КП СККП). По результатам идентификации измерений с объектами частного каталога вычислялись текущие невязки, как разницы между истинными значениями координат и скорости космического объекта (по каталогу) и полученными измерениями. Эти невязки сглаживались от объекта к объекту специальными фильтрами.
Среди разработчиков система фильтрации носила выразительное название «утюг». Автором был Куликов Анатолий Михайлович, известный своими разработками статистических моделей редких событий [5]. В результате сглаживания «утюгом» формировалась модель ошибок радиолокатора, которая включала модели флуктуационных, систематических и аномальных ошибок. Кроме модели ошибок, алгоритмы ОФБГ оценивали «коэффициент наблюдаемости» — процент ИСЗ, которые были обнаружены радиолокатором (из общего числа тех ИСЗ, которые по своим параметрам должны были быть обнаружены). Коэффициент наблюдаемости характеризовал текущий потенциал радиолокатора.
Во время отработки алгоритмов КП СПРН на третьем этапе развития системы нередко на КП армии можно было увидеть начальника штаба армии генерал-майора Завалия Николая Григорьевича, которому Александр Владимирович Меньшиков объяснял физический смысл и взаимосвязь параметров функциональной боеготовности. Значения параметров сменяли друг друга на телепрограмме многоцветной системы отображения (МЦСО). Но Александр Владимирович уверенно интерпретировал происходящее и обращал внимание Николая Григорьевича на нюансы и значение отображаемой информации.
Так же, как и в группе анализа, командование армии стремилось овладеть доступными инструментами анализа обстановки. Чтобы лучше понимать происходящее и требовательнее спрашивать с подчинённых.
На третьем этапе развития СПРН на командном пункте были реализованы А.М. Куликовым новые алгоритмы вычисления показателей гарантированной безопасности (ПГБ) и гарантированного времени. Эти показатели отвечали на вопросы, какой потенциал баллистических ракет иностранных государств контролировался системой и каким располагаемым временем обладали оповещаемые пункты управления. Оценки показателей были достаточно приблизительными, поскольку возможности системы по контролю ударов были ещё ограниченными. В первую очередь, на северо-восточном ракетоопасном направлении. Кроме того, для вычисления показателей использовался небольшой набор траекторий, с помощью которого, конечно, нельзя было описать все возможные способы реализации ударов баллистических ракет.