В 1978 я был призван в ряды Советской армии. На два года, офицером из запаса. Службу проходил в Подмосковье, на КП СПРН, в/ч 12556. Прочитал эти слова и сам улыбнулся. Просто сказка какая-то.
На самом деле, по своей военно-учётной специальности (ВУС 4316) я должен был ехать в Улан-Удэ на научно-измерительный пункт (НИП) Главного управления космических средств (ГУКОС). Или Управления начальника космических средств (УНКС). А ГУКОС (УНКС) тогда входило в состав РВСН.
Нет, не то, чтобы мне не хотелось ехать в Улан-Удэ. Совсем нет. И отец мой считал, что там и нужно начинать службу. Но служить на КП СПРН было интереснее и, как мне казалось, полезней для дела. Не знаю, сам ли Владислав Георгиевич принял это решение, или не обошлось без Ивана Петровича Зельникова, только Репин позвонил в управление 3 отдельной армии ПРН и попросил посодействовать моему «переводу» из РВСН в Войска ПВО страны с тем, чтобы я мог служить на КП СПРН. В управлении пообещали обратиться письмом к Главкому РВСН Толубко В.Б. Но потом ничего не изменилось. Никаких «нужных» контактов у меня не было. Начальник госпиталя, где тогда работали/служили родители (3 Центральный военно-клинический госпиталь им. А. А. Вишневского) подсказал, что в госпитале лежит генерал Попель — референт Толубко. К нему родители и обратились. Письмо из управления армии было переложено на «правильный» стол и со временем всё получилось. Ещё пришлось поездить в отдел кадров управления армии, чтобы назначили на КП СПРН, а могли отправить на любой узел системы. Пишу так подробно, чтобы показать, насколько случайным было моё появление в в/ч 12556.
В конце апреля 1978 г. я уже представлялся подполковнику Морозову Павлу Михайловичу, начальнику отдела боевых алгоритмов КП СПРН. В этом подразделении мне предстояло служить следующие два года. Сразу после представления получил задачу. Только что была сформирована информация предупреждения по помеховому противодействию. Нужно провести анализ и доложить. Анализ показал, что в сообщениях обмена присутствовала информация о помеховом рельефе, постоянном по азимуту и во времени. Данные были сформированы на РЛС 5Н86 вследствие неисправности приёмной аппаратуры. Позднее, в алгоритмы КП СПРН была добавлена проверка на «подвижность» (нестационарность) помехового фона.
Каждый офицер отдела «сопровождал» конкретный алгоритм или фрагмент комплексной боевой программы (КБП) КП СПРН. Часть офицеров выполняла задачи боевого дежурства в составе боевого расчёта командного пункта. Наиболее опытные офицеры выполняли задачи боевого дежурства как старшие помощники оперативного дежурного армии. Любой офицер отдела, за исключением членов боевого расчёта, в любое время суток мог быть привлечён для проведения анализа правильности функционирования алгоритмов и программ командного пункта при возникновении нештатных ситуаций, например, при формировании недостоверной информации предупреждения. В помощь им были заранее подготовлены справочные данные, расшифровки материалов боевого документирования и вся техническая документация по алгоритмам и программам командного пункта.
Мне было поручено сопровождение алгоритмов предварительной обработки нетраекторной информации (ПОНТИ). Кроме того, я был включён в состав группы анализа результатов боевого применения КБП КП СПРН. Группа работала «на постоянной» основе, так что я довольно быстро познакомился с опытом боевого применения СПРН.
С бытом моим всё сложилось хорошо. Получил комнату в офицерском общежитии. Привёз жену, которая устроилась служащей Советской Армии на ремонтно-поверительную базу командного пункта. А до этого, отпрашиваясь домой «на побывку», выслушивал одно и то же замечание Павла Михайловича: «Жена должна быть рядом». Не поспоришь.
В армии меня окружало много новых людей и задач. Формат изложения не позволяет подробно останавливаться на каждом эпизоде, могу лишь попробовать фрагментарно описать свою службу в отделе алгоритмов в/ч 12556.
Наверное, самым интересным (для меня) человеком в отделе был Шатон Борис Николаевич. Он сопровождал «ключевые» для КБП алгоритмы классификации и оценки ракетно-космической обстановки — алгоритмы формирования информации предупреждения. Кроме того, Борис Николаевич сопровождал программы тренировок боевых расчётов вышестоящих (оповещаемых) пунктов управления — тех пунктов управления (командных пунктов), до которых доводилась информация предупреждения. Программа тренировки позволяла в реальном времени выдавать заранее подготовленные и записанные в памяти боевой программы массивы классификации ракетно-космической обстановки (РКО), то есть, информацию предупреждения. Вот эти массивы и выбирал Борис Николаевич из результатов испытаний и натурных работ, адаптировал к сценарию конкретного варианта тренировки. Варианты отличались масштабами, целями используемых ударов и государственной принадлежностью средств нападения. Конечно, можно было бы заказать промышленности подготовить необходимые варианты тренировок по результатам моделирования работы СПРН. Но, наверное, военных это не устраивало. Результаты испытаний и натурных работ были безоговорочной характеристикой системы, исключающей всякие условности. Варианты тренировок утверждались директивными документами вышестоящих командных инстанций. Например, директивами Генерального штаба.
Позже меня в отдел пришёл Кузнецов Владимир Викторович. Он настоял на своём переводе из отдела аппаратуры единого времени (СЕВ). У Владимира была хорошая математическая подготовка и он «взял на сопровождение» самые сложные алгоритмы комплексной боевой программы — алгоритмы идентификации траекторных измерений (ИТИ). После в/ч 12556 Владимир Викторович продолжил службу в 45-м специальном НИИ (45 СНИИ), затем работал в банке. Всегда, насколько я помню, он был открыт для общения. Это общение было и полезным, и приятным.
При отделе алгоритмов была своя лаборатория обработки данных боевого документирования. Начальником лаборатории во время моей службы в отделе был майор Черпак Михаил Николаевич. Работали в лаборатории только женщины — служащие Советской Армии. Они обрабатывали материалы боевого документирования, вели архивы этих материалов для реальных пусков и постановок помех, а также для всех случаев ложного формирования информации предупреждения. Неформальным лидером этого небольшого женского коллектива была Буданова Лидия Александровна. Позже её мужа перевели в Москву, в 45 СНИИ, а Лидия Александровна последовала за мужем. Здесь надо отметить, что женщины лаборатории играли немалую роль, как в создании, так и отладке боевых алгоритмов КП СПРН.
В структуре 3 отдельной армии предупреждения о ракетном нападении особого назначения (3 ОА ПРН ОН) тоже существовал отдел алгоритмов — отдел боевого применения СПРН или оперативный отдел. Начальником отдела был Всеволод Иванович Моторный, а «ведущим» офицером отдела — Твердохлеб Николай Николаевич. С обоими у меня сложились нормальные рабочие отношения, которые помогали при работе в группе анализа, на учениях и в повседневной жизни.
Были в управлении 3 отдельной армии две службы, с которыми мне часто приходилось взаимодействовать «по работе» — служба радиоэлектронной борьбы (служба РЭБ) и служба разведки. Начальником службы РЭБ был полковник Фирсанов Виталий Степанович. От этого человека я много узнал о нормативных документах по электромагнитной совместимости (совместимости радиоэлектронных средств, РЭС) и довольно широких полномочиях начальника службы РЭБ по устранению мешающих РЭС. Виталий Степанович живо интересовался методами автоматизированной оценки помеховой обстановки на командном пункте. Нам обоим была интересна задача обнаружения, пеленгации и устранения забрасываемых передатчиков помех (ЗПП). Как потом оказалось, эта задача становилась всё более актуальной с каждым днём.
Начальником службы разведки был полковник Юрий Георгиевич Абрамов. У него можно было получить не только последние данные о средствах воздушно-космического нападения иностранных государств, но и контурные карты, например, в равнопромежуточной цилиндрической проекции, для нанесения обстановки.
Пожалуй, самым интересным в моей службе было время, проведённое в группе анализа. Тогда группа анализа работала на КП армии, в помещении командно-оперативного пункта (КОП), на так называемом «балконе» — специальном застеклённом помещении внутри КОП. Иногда анализу подлежала сложная ситуация. Например, по реальному пуску, где траектория цели наблюдалась на разных участках, поступали сообщения от нескольких источников, была сформирована информация предупреждения. Тогда в работе могли принимать участие командующий 3 ОА ПРН ОН генерал-лейтенант Стрельников Владимир Константинович [30], или его первый заместитель — начальник штаба армии генерал-майор Завалий Николай Григорьевич, а также заместитель главного конструктора СПРН Меньшиков Александр Владимирович. При этом Меньшиков бегло читал информацию боевого документирования — ленту АЦПУ, алфавитно-цифрового печатающего устройства, и уверенно интерпретировал эту информацию. Насколько помню, у командования армии, генералов Стрельникова и Завалия, всегда оставался один вопрос к подчинённым — почему только от Меньшикова, а не от своих офицеров, они могут получить полный, исчерпывающий доклад об обстановке?
Ещё один полезный навык, который я приобрёл за время службы в армии, — это участие в испытаниях. Время моей службы совпало с проведением государственных испытаний СПРН второго этапа развития. Мне пришлось поработать в рабочих группах разных подкомиссий. Все плановые постановки помех оформлялись специальными протоколами.
Как-то меня познакомили с приказом, который, по-видимому, был подготовлен отделом алгоритмов армии. Приказом объявлялся конкурс на изготовление «счётно-решающего» устройства, с помощью которого можно было бы решать «типовые» задачи оценки помеховой обстановки. Ещё раз посмотрел требования, прикинул, что все эти задачи можно решать на шкалах, аналогичным шкалам логарифмической линейки. Надо только шкалы новые рассчитать и заново их сделать. И новый бегунок изготовить. Подготовил все детали, взял у начхима части бутылочку дихлорэтана и изготовил свой вариант счётно-решающего устройства на базе доработанной логарифмической линейки. Дал устройству название — «рубежометр». Написал небольшую инструкцию. Теперь можно было, за короткое время, задавшись координатами и мощностью постановщика помех, узнать не только уровень помех в основном лепестке диаграммы направленности, но и примерное снижение потока наблюдаемых спутников, уровень помехового фона, принимаемого по боковым лепесткам диаграммы направленности, а также узнать рубежи подавления РЛС помехами. Демонстрация моего «рубежометра» состоялась во время сборов, которые начальник отдела алгоритмов армии В. И. Моторный проводил на радиолокационном узле РО-1 (под Мурманском).
За время службы мне довелось поучаствовать в учениях, которые проводил Генеральный штаб. На этих учениях выполнялись пуски ракет наземного и морского базирования, полёты самолётов-постановщиков помех. Пуски ракет выполнялись как по внутренним трассам, так и в акваторию Тихого океана, как в нормальных условиях, так и при воздействии помех. Работать я должен был на узле РО-1 в группе посредников, которую возглавлял полковник Александр Александрович Никулин из Главного штаба Войск ПВО страны. На учениях, помимо анализа обстановки и подготовки необходимых докладов и донесений, я должен был поддерживать взаимодействие с 21-м корпусом ПВО, в том числе и при работе по самолётам-постановщикам помех. За несколько дней весь сценарий учений был выполнен. Техника узла РО-1 работала без замечаний. После завершения учений узел РО-1 вернулся к выполнению повседневных задач боевого дежурства в составе СПРН.
В истории разработки СПРН большое место занимает борьба с ложными тревогами — случаями формирования ложной информации предупреждения. За последнее время на эту тему появилось довольно много материалов. Приводятся известные случаи и составляются разные списки наиболее «громких» ложных тревог. Отыскиваются участники событий прошлых лет, публикуются воспоминания очевидцев.
Здесь необходимо отметить следующее:
1)за всю историю выполнения проекта создания и развития СПРН не было ни одного случая формирования ложной информации предупреждения о массированном ракетном нападении;
2)система предупреждения работает в автоматическом режиме. Вмешательство человека в процессы доведения и обработки информации возможно, но только за счёт нарушения боевой готовности СПРН.
Ложные тревоги (ложные срабатывания) в СПРН имели много неприятных последствий, главным из которых было снижение уровня доверия к информации предупреждения на оповещаемых командных пунктах. После разбирательства и установления причин могли быть, конечно, «оргвыводы», но я не помню каких-то совсем уж несправедливых наказаний. И каким-то малоутешительным является предположение, что ложные тревоги, несмотря на все негативные последствия, позволяют проверить и протестировать весь путь прохождения и обработки информации предупреждения [13].
Первый раз я столкнулся с формированием и выдачей ложной информации предупреждения на испытаниях первого узла загоризонтной радиолокации (ЗГРЛ) в Чернобыле. Тогда офицеры нашего отдела обеспечивали приём и обработку информации узла ЗГРЛ на КП СПРН. Сам узел работал по сообщениям имитатора. После окончания работ с узлом память вычислительной машины не была обнулена, а машину ввели в состав вычислительного комплекса. Через какое-то время она начала выдавать на все оповещаемые направления ту информацию предупреждения, которая была в её памяти.
В другой раз информация предупреждения по сообщениям о ракетном нападении на Центральный район была сформирована после несанкционированного запуска имитатора на главном командно-вычислительном центре (ГКВЦ) системы ПРО А-35М.
Знакомство с непростой задачей устранения причин ложных тревог началось для меня ещё во время службы в армии на КП СПРН. Шёл 1979 год. Был период повышения солнечной активности, в том числе и в радиодиапазоне дежурных радиолокационных средств ПРН и ПРО. При этом радиовсплески солнечного радиоизлучения радиолокаторы воспринимали как сигналы помех и выдавали сообщения о радиоэлектронном противодействии. По этим сообщениям на КП СПРН могла быть сформирована и формировалась информация предупреждения «Внимание. Помехи».
Такая солнечная активность в радиодиапазоне дежурных РЛС СПРН и РЛС дальнего обнаружения ПРО была относительно новым явлением и для СПРН, и для радиофизики Солнца. Описанная выше причинно-следственная связь вовсе не «лежала на поверхности», не подтверждалась опытом разработчиков РЛС и наблюдателей-радиоастрономов. Предстояло ещё проанализировать все случаи воздействия радиоизлучения Солнца на радиолокаторы систем ПРН и ПРО, найти способы устранения этой причины ложных тревог.
На самих РЛС или командном пункте СПРН поддерживался каталог внеземных источников радиоизлучения (ВИР) или естественных космических источников помех (ЕКИП). Эти меры принимались, в основном, для сброса с сопровождения естественных источников радиоизлучения и повышения, таким образом, пропускной способности радиолокаторов. Можно было, зная заранее угловые координаты Солнца, просто исключить обработку сигналов из этой области, поставить своего рода «бланк» в направлении Солнца, тем самым как бы «вырезать» его интенсивность из рельефа обнаруженных помех. Но, во-первых, так можно было легко пропустить преднамеренное противодействие с направления Солнца, во-вторых, радиоизлучение было реальным и мешало обнаружению целей. Просто исключать такую информацию из оценки обстановки было бы неправильно. Нужен был детальный анализ всех обнаруженных радиовсплесков.
Пока такой анализ не был завершён, Владислав Георгиевич Репин не торопился принимать окончательное решение о том, какие именно доработки нужно провести в боевых программах радиолокаторов и командного пункта СПРН. Кроме того, радиоизлучение Солнца было не единственным источником ложных тревог для СПРН.
Командование 3-ей отдельной армии предупреждения настаивало на скорейшем проведении доработок. Начиная с осени 1979 г., данные по всем обнаруженным радиовсплескам сравнивались с информацией институтов Академии наук. Характер радиоизлучения Солнца пытались определить по динамике максимальных и усреднённых значений интенсивности радиовсплесков. Такой «мониторинг» активности Солнца в радиодиапазоне проводился на всех РЛС СПРН, РЛС дальнего обнаружения ПРО и радиотелескопах Академии наук. Помню, тогда я начал знакомиться со специальной литературой — начал читать книжки по радиофизике Солнца. Впоследствии были определены конкретные типы радиовсплесков и характер солнечного радиоизлучения, которое создавало помехи в метровом и дециметровом диапазонах волн.
Однажды я был вызван в отдел алгоритмов армии и получил предписание прибыть в Главный штаб Войск ПВО страны, в Управление командующего войсками противоракетной и противокосмической обороны (войсками ПРО и ПКО, позднее это войска ракетно-космической обороны, войска РКО). По прибытии в Главный штаб ответил на вопросы о текущем состоянии анализа радиоизлучения Солнца и получил полномочия поддерживать связь с институтом земного магнетизма и распространения радиоволн Академии наук (ИЗМИРАН). Вместе с полномочиями получил и номер контактного телефона в ИЗМИРАН. Своего телефонного собеседника я называл про себя «дежурным по солнечной системе».
Теперь я каждый день собирал данные о воздействии радиоизлучения Солнца на дежурные радиолокационные средства, потом звонил в ИЗМИРАН, сравнивал полученные данные с результатами сторонних измерений, интересовался интерпретацией обнаруженных явлений. Позже были установлены типы радиовсплесков излучения Солнца, на которые реагировали наши радиолокаторы, и, самое главное, было подтверждено, что именно радиоизлучение Солнца приводило к формированию информации предупреждения о воздействии помех на СПРН.
Тогда же созрело и решение этой проблемы — вести каталог угловых координат Солнца и использовать эти данные для режектирования (вырезания, исключения) на КП РЛУ радиоизлучения Солнца из рельефа помехового фона. Причём это исключение должно распространяться только на общее описание помеховой обстановки и не должно учитываться при описании помехового рельефа в зоне обнаружения целей. Позднее эти предложения и были реализованы при внедрении Решения № 58 по доработке КБП КП СПРН.
По мере накопления опыта анализа помеховой обстановки становилось всё более ясным, что в качестве меры опасности текущих условий функционирования средств обнаружения (помехи, техническое состояние, наличие взаимодействия) могут быть выбраны показатели текущей боевой эффективности или показатели текущего качества решения боевых задач. Последние можно назвать показателями текущих боевых возможностей (показателями ТБВ). Для пробного вычисления таких показателей предложил отделу алгоритмов армии использовать ограниченный набор траекторий и помеховый фон реальных постановок помех на испытаниях СПРН. Все вычисления выполнялись «вручную». Работа выполнялась в конце моей службы. Это был своего рода мой «дембельский аккорд».
Двухгодичная служба подходила к концу, и я испытывал удовлетворение от того, сколько всего удалось сделать за два года. Испытывать удовлетворение мешало желание члена Военного совета армии генерал-майора Поздеева Анатолия Филипповича вызвать меня на Военный совет и потребовать моих объяснений — почему, вступив за время службы в кандидаты в члены КПСС, я не подаю рапорт и не прошу оставить меня в рядах Советской армии? Не пытаюсь ли я что-то для себя выгадать? А почему я должен был подавать такой рапорт? С точки зрения требований службы я был таким же офицером, как и мои товарищи по отделу алгоритмов, никаких выгод для себя не искал, все сомнения на этот счёт воспринимал как личные оскорбления. Но если я должен объяснять своё решение Военному совету.… Почитал ещё раз первоисточники, подобрал аргументы, где должны разрабатываться современные системы вооружений, включая боевые алгоритмы — подготовился, одним словом.
Но разговора не получилось. Может быть, потому, что командующий — генерал-лейтенант Стрельников В. К., встретив меня в отделе алгоритмов армии, поинтересовался: «Ты почему не хочешь оставаться в армии? Мы бы помогли тебе в адъюнктуру поступить. Окончил и служи себе в военном НИИ. Станешь военным учёным». А командующий не любил выходцев из военных НИИ и слова «военный учёный» были для него едва ли не самыми ругательными. Поэтому я ответил: «Вы же знаете, товарищ командующий, что они ничего не понимают в нашем деле?». Владимир Константинович улыбнулся и протянул мне свою руку.
В армии я служил до 28 мая 1980 г., пока не закончил свой «дембельский аккорд» по методике оценки показателей ТБВ «вручную». Когда увольнялся, командир части полковник Лобачёв Альберт Николаевич перед строем объявил благодарность и грамоту вручил. Так что я уже не вспоминал о члене Военного совета и его угрозах.