Запись в моей трудовой книжке от 07.04.1976: «Принят на должность инженера по распределению из МАИ». Предприятие тогда называлось «Научно-тематический и технологический центр». Через год оно будет переименовано в «Научно-тематический центр». Я стал работать уже как сотрудник Вымпела, расширяя свой кругозор и совершенствуя профессиональные навыки. И, конечно, стал ближе знакомиться с окружающими меня людьми.
Рассказ о моей работе на Вымпеле нельзя отделить от воспоминаний о Владиславе Георгиевиче Репине – Главном конструкторе системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН) и Главном конструкторе системы контроля космического пространства (СККП).
Когда подумал о том, что надо привести свои воспоминания о Владиславе Георгиевиче Репине, то сразу понял, что сделать это будет непросто. Будучи человеком разносторонним, Владислав Георгиевич многое успел. Для составления подробных и правдивых воспоминаний недостаточно, по-моему, и целой большой книги (даже нескольких книг), где что-либо сокращать или приукрашивать было бы неуместным. Уверен, Владислав Георгиевич никогда бы не согласился с каким-либо схематичным изложением событий, которые так присущи многим воспоминаниям об этом замечательном человеке.
Поэтому далее мои воспоминания будут ограничены несколькими эпизодами из многолетней истории разработки специальной информационной системы стратегического назначения — комплексной системы предупреждения о ракетном нападении — СПРН, которую уже нельзя отделить от её Главного конструктора — Владислава Георгиевича Репина.
Впервые мне довелось увидеть Репина в 1975г. после направления в его подразделение (системное конструкторское бюро СКБ-1) для прохождения преддипломной практики. Спустя почти год начальник СКБ-1 познакомился со мной как новым сотрудником, инженером 15-го отдела Георгия Петровича Тартаковского.
Помню, что при первом знакомстве Владислав Георгиевич не производил впечатления «грозного начальника», использующего административный ресурс своей высокой должности заместителя руководителя предприятия — Научно-тематического центра (НТЦ) ЦНПО «Вымпел».
Вспоминая начало работы на «Вымпеле», должен сказать ещё об одной стороне Владислава Георгиевича. Он пользовался большим авторитетом среди своих сотрудников, независимо от их возраста. Его суждениям доверяли, с его оценками считались не потому, что он был начальником, а потому что, рано или поздно, сотрудники могли убедиться в доказательной правоте Главного конструктора.
Практическое участие в проекте по созданию системы предупреждения началось для меня спустя почти год после получения должности инженера — в 1977г.
А с 1976 г. я стал работать уже как сотрудник Вымпела, расширяя свой кругозор и совершенствуя профессиональные навыки. И, конечно, стал ближе знакомиться с окружающими меня людьми.
Большинство необходимых сведений по системе было собрано в книгах итоговых отчётов по теме «Экватор». Остальная литература подбиралась по результатам выполненных работ, при наличии разрешений моих начальников и с учётом моего уровня допуска к документам СКБ-1. Надо сказать, что этот уровень со временем только повышался. В этом мне помогали сотрудники, которые работали со мной в одном секторе.
Валентин Владимирович Широков курировал и координировал работы по поддержанию в актуальном состоянии системы исходных данных по характеристикам возможных целей и помех. Этот документ носил название «Цель-72», или «Белая книга». Документ был определяющим для проектирования и моделирования различных средств ракетно-космической обороны (РКО) и представлял собой основу согласованных исходных данных. Большое значение этим исходным данным придавал и сам Главный конструктор [5].
Алексей Евгеньевич Пушин был отличным инженером в своей области, работал не только «за столом», но и на объектах системы. В частности, будучи в командировке на радиолокационном узле раннего обнаружения РО-1 (Мурманск), он задокументировал траектории «фантомов» – неизвестных доселе источников помех. Позже эти данные помогли выявить источник ложных тревог в системе. Пушин опирался, конечно, на свои опыт и знания, но не только - он был открыт и к сотрудничеству со своими коллегами из Вымпела и смежных предприятий.
Мне хотелось бы выделить двух сотрудников – Черемисина Олега Павловича из нашего сектора и Ратынского Михаила Владимировича из Радиотехнического института (РТИ) им. А.Л. Минца. Олег Павлович тогда заканчивал свою диссертацию для соискания степени кандидата технических наук (позже он стал доктором технических наук) и прекрасно владел матричной алгеброй и методами статистического синтеза в условиях априорной неопределённости. Математические модели, которые использовал Олег Павлович, позволяли оценить потенциальные возможности РЛС с ФАР, включая её помехозащищённость. Позже, именно от Олега Павловича, я впервые услышал о том, что радиолокатор можно построить, оцифровывая сигналы на выходе каждого вибратора антенного полотна и подавая их на персональные ЭВМ (или спецвычислители), которые могут заменить собой все шкафы с аппаратурой, что размещаются за антенным полотном [1].
Михаил Владимирович Ратынский в совершенстве владел особенностями обработки помеховых сигналов в приёмной РЛС «Даугава», строящейся РЛС «Дарьял» и перспективной РЛС «Дарьял-У». Это небольшое профессиональное сообщество не было изолированной группой специалистов. В чём впоследствии у меня не раз был повод убедиться.
Иван Петрович Зельников был человеком разносторонним и увлекающимся. Увлекали его, в первую очередь, задачи, которые со всей очевидностью, были актуальными, но не решались в силу каких-то, чаще всего, организационных, причин. Как известно, в 1976 г. завершался первый этап создания СПРН. К этому времени Ивану Петровичу удалось убедить В.Г. Репина и его заместителя Меньшикова Александра Владимировича в том, что если системе оказывалось противодействие, необходимо было об этом «сказать» на языке соответствующих признаков в составе информации предупреждения – признаков классификации ракетно-космической обстановки. Сразу появилась задача формирования и сброса таких признаков.
Тогда все разработчики алгоритмов комплексной боевой программы (КБП) командного пункта (КП СПРН) и протоколов обмена КП СПРН со средствами системы были собраны в отделе 12 (112), начальником которого был А.В. Меньшиков. Конечно, окончательное решение о том, каким быть конкретному алгоритму или протоколу обмена, принималось самим Александром Владимировичем. Но, как говорится, он мог всё, но не всё сразу. Поэтому у каждой задачи был свой исполнитель. Задача формирования признаков информации предупреждения по помеховому противодействию была возложена на алгоритм предварительной обработки нетраекторной информации (ПОНТИ), разработчик – Петкевич Николай Николаевич. Когда алгоритм был реализован и, что называется, «заработал» в режиме боевого дежурства, сразу встал вопрос о наборе статистики и формировании дополнительных признаков, повышающих полноту и достоверность информации предупреждения по помеховому противодействию.
Помогали Ивану Петровичу, выезжали на объекты системы (радиолокационные узлы и командный пункт СПРН) два сотрудника нашего сектора – Герман Васильевич Гуров и Вадим Хотиловский (позднее перешёл в отдел Траубенберга Валентина Павловича, главного конструктора комплекса доведения информации предупреждения «Крокус»).
Завершая рассказ о сотрудниках сектора Валентина Владимировича Широкова, нельзя не упомянуть о сотрудниках, которые пришли в сектор «последними». Это Колесса Алексей Евгеньевич и Ким Андрей Климентьевич. Впоследствии им довелось немало лет проработать непосредственно с Владиславом Георгиевичем [5, 12].
Какой бы сложной ни была работа по формированию признаков помехового противодействия, она сводилась к анализу типовых сообщений обмена только от РЛС типа 5Н86 «Днепр».
Подходило время заводских испытаний приёмной РЛС «Даугава» (главный конструктор Васильев Александр Александрович, РТИ), а способа описания помеховой обстановки для РЛС с ФАР («Даугава», «Дарьял») ещё не было.
В 1977г. на радиолокационном узле РО-1 на Кольском полуострове завершалось создание выносной приёмной позиции (ВПП) 5У83 «Даугава» (главный конструктор Васильев Александр Александрович, РТИ) с фазированной антенной решёткой (ФАР).
Изделие готовилось к проведению испытаний в составе СПРН. Опыт отработки ВПП «Даугава» должен был сократить сроки создания и ввода в систему перспективных РЛС с ФАР нового поколения типа «Дарьял». В частности, для «Даугавы» были разработаны новые типовые сообщения обмена с КП СПРН.
В том числе, сообщения с информацией о помеховой обстановке. Именно правила формирования этих сообщений и вызывали беспокойство разработчиков боевых алгоритмов СПРН. К этому времени комплексная боевая программа (КБП) командного пункта уже могла формировать информацию предупреждения «Внимание. Помехи» в случае обнаружения преднамеренного противодействия средствам системы.
Алгоритм обнаружения такого противодействия радиолокаторам был настроен на обработку сообщений от существующих РЛС типа «Днепр» (изделие 5Н86). Нужно было не только «научить» боевые программы командного пункта понимать новые сообщения, но и добиться достоверного и полного описания помеховой обстановки для «Даугавы».
Самое главное, появление нового средства в составе системы не должно было привести к снижению достоверности формируемой информации предупреждения. В том числе, к возрастанию частоты ложного формирования информации «Внимание. Помехи».
Будучи Главным конструктором, Владислав Георгиевич придавал большое значение вопросам информационного обмена командного пункта СПРН с взаимодействующими системами и средствами. Ведь именно программная реализация протоколов обмена позволяла не только «связать» разнородные боевые алгоритмы, но и правильно распределить задачи между средствами и командным пунктом в системе предупреждения.
Поэтому согласие Репина на командировку сотрудников на узел РО-1 было получено сразу после изложения замысла поездки Иваном Петровичем Зельниковым, который тогда занимался обработкой нетраекторной помеховой информации.
Ехать я должен был вместе со своим коллегой Дроздовым Сергеем Викторовичем. Первая командировка запомнилась мне оформлением документов. Владислав Георгиевич болел (что-то с зубами), на работе его не было, а только начальник СКБ-1 мог подписывать командировочные документы. Поэтому мы могли бы и не выехать так быстро, как планировали. Но вмешался Иван Петрович. Он позвонил Репину и повёл нас к нему домой. Когда пришли, Владислав Георгиевич быстро подписал необходимые бумаги. Мы могли отправляться в дорогу.
Добирались мы поездом до Мурманска, далее автобусом до Оленегорска, в окрестностях которого находился наш объект. По прибытии сразу познакомились с человеком, без помощи которого не смогли бы и шага сделать по объекту, не говоря уже о знакомстве с технической документацией. Это был главный инженер объекта Гусев – сотрудник головного производственно-технического предприятия (ГПТП) «Гранит». Кстати, программисты на объекте были с этого же предприятия. Запомнился Гусев своим богемным видом (в свитере, с длинными волосами) и привычкой использовать при работе со служебными записками сразу несколько фломастеров, отчего бумаги приобретали «разноцветный» вид. Ещё нам запомнились северные ягоды – морошка, голубика, клюква, которые обильно росли во мху вдоль дороги от городка на радиолокационную станцию.
К 1977 г. был выполнен только первый этап создания СПРН, и сама система, и её командный пункт были достаточно «молодыми», но Владислав Георгиевич и его подразделение пользовались среди разработчиков других предприятий высоким авторитетом и неподдельным уважением. Наверное, поэтому отношение к сотрудникам СКБ-1 на объекте под Мурманском со стороны головной монтажной организации (ГПТП «Гранит») и предприятия-разработчика ВПП «Даугава» (РТИ им. А.Л. Минца) было самым доброжелательным и открытым.
Постепенно мы набирались необходимых знаний о том, как можно представлять помеховую обстановку для РЛС с ФАР типа «Даугава» («Дарьял»). В ходе своего «обучения» мы не могли пройти мимо ведущих сотрудников РТИ им. А.Л. Минца на объекте. Ими были Карасёв Валерий Иванович и Хвацкий Олег Константинович. Позже Валерий Иванович станет главным конструктором РЛС ВЗГ, РЛС высокой заводской готовности «Воронеж», развёрнутой возле посёлка Лехтуси, под Ленинградом.
А на объекте мы были свидетелями поучительных бесед разработчиков – постановщиков задач Карасёва и Хвацкого с программистами, которые, казалось, жили своей жизнью и часто игнорировали требования разработчиков. Так, например, позже, во время испытаний, произошёл такой случай. Средства радиолокационного узла работали по учебному пуску. Цель была обнаружена, взята на сопровождение и... сброшена. Последующий анализ показал, что команда на сброс была выдана боевой программой радиолокационной станции. Присутствующий при анализе программист рассказал, что он самостоятельно предусмотрел сброс сопровождаемой цели в случае, если первоначально цель была классифицирована как «баллистическая ракета», а затем произошло изменение её типа на «неопознанный космический объект».
Наконец, были полностью определены состав и структура нового сообщения обмена КП СПРН с радиолокационными узлами, в состав которых входили РЛС с крупноаппертурными ФАР, и даже правила (алгоритмы) формирования параметров таких сообщений о техническом состоянии и помеховой обстановке.
Принципы описания помеховой обстановки были согласованы в короткие сроки в соответствии с требованиями протокола обмена. При этом учитывались другие, по сравнению с РЛС «Днепр», принципы обзора сектора, другое разрешение по угловым координатам и наличие на «Даугаве» автоматической компенсации широкополосных помех. После нашего возвращения в Москву Владислав Георгиевич внимательно ознакомился с результатами командировки. Было выбрано единообразное описание помеховой обстановки для всех перспективных радиолокаторов с фазированной антенной решёткой.
Надо сказать, что Владислав Георгиевич всегда бережно и заботливо относился к новым проектам, которые только начинали выполняться в его подразделении. Получение, обработка и использование нетраекторной информации о помеховой обстановке в СПРН и было таким проектом по сравнению с решением более традиционных задач обнаружения баллистических целей. Нужно отметить, что когда мы вернулись на Вымпел, я с удивлением узнал, что мы получили именно тот результат, которого от нас ждали.
Потом мне не раз приходилось бывать на узле РО-1 под Мурманском. Но первая поездка запомнилась надолго. И не потому, что это был первый выезд на реальный объект СПРН. Это был первый случай успешного решения практически важной задачи.
За время службы в армии мне представилась возможность оценить своевременность и правильность принятых тогда, в августе 1977 года, технических решений. В ходе реальных постановок помех для «Даугавы», проведения пусков баллистических ракет из северных акваторий, в том числе, под прикрытием помех, отработки взаимодействия с 21-ым корпусом ПВО (позывной «Барс») система предупреждения работала правильно, в соответствии с комплексным боевым алгоритмом командного пункта. Новое информационное средство СПРН — выносная приёмная позиция «Даугава» — послужила в конце семидесятых годов прошлого века хорошим полигоном для отработки перспективных РЛС с ФАР в реальных условиях возможного боевого применения. В настоящее время, насколько мне известно, ВПП 5У83 «Даугава» в составе радиолокационного узла РО-1 не используется
Есть одна особенность начала моей работы, о которой надо рассказать, – в рабочее время мы посещали лекции на кафедре МФТИ на Вымпеле. Валентин Владимирович Широков читал курс по теории вероятностей, Георгий Петрович Тартаковский – по математической статистике. Не помню, чтобы были какие-то ограничения на посещение этих лекций. Каждый сам решал, с учётом загруженности по работе, может он ходить на лекции, или нет. А вообще, в СКБ-1 было престижно учиться и заниматься наукой. Мне кажется, что эту атмосферу всеобщей увлечённости знаниями поддерживали и Георгий Петрович Тартаковский, и Владислав Георгиевич Репин.