Недели летели одна за другой, а дни в них по прежнему не имели никакого значения, что понедельник, что пятница или воскресенье - все дни одинаковые; они имели значение только для замполита, который по воскресеньям молился особенно истово и долго. Петрович начинал молиться стоя и заканчивал на коленях, бесконечно осеняя себя сложенными в щепоть пальцами, прятавшимися в длинном рукаве бушлата.
Замполиту старались не мешать; все тот час находили себе дела и покидали землянку.
- Игорь, будешь причащаться - позовёшь! - язвительно говорил техник и не ожидая ответа выходил вслед за всеми. У него всегда чесался язык вставить Петровичу шпильку, так как он искренне считал его должность пустой, а самого замполита - нахлебником.
На кухне, протягивая свою тарелку повару, техник нарочно громко говорил, так, что бы услышал Петрович: "Мне как замполиту", или вечерами лёжа в землянке дожидался когда Петрович начнёт сопеть, что бы разбудить его вопросом: "Игорь, ты уже спишь?" и если тот не отвечал, то начинал юродствовать рассказывая, как измучился бедный замполит целый день сидеть на заднице, что вызывало одобрительный смех. Если же Петрович отзывался, то техник мечтательным тоном говорил: "Везёт тебе Петрович - никаких обязанностей, а за письмами то и Ачхой может сбегать. Ты бы начал его дрессировать что ли." На это замполит не зло посмеиваясь отвечал: "Кто на что учился."
Так бы они и дальше иронизировали друг над другом, пока однажды вечером придя в землянку Шеф не обнаружил замполита, отсутствовали так же его спальник и алтарь.
- А где Петрович? - удивлённо спросил Шеф глядя на техника.
- Его в штаб батальона комбат забрал. Бубнов улетел и Игоря на его место поставили, боксёр как никак, комбат таких любит. Узнает теперь, что такое настоящая служба, - довольным тоном сообщил техник.
Так, к всеобщему удивлению, замполит ушёл на повышение.
День укорачивался и в преддверии холодов заботы о тепле вышли на первый план. Несостоявшуюся баню разбирали по бревну и пилили на дрова. Шеф получил две новые десятиместные палатки, взамен пришедших в негодность, и очень боялся за них; печки в землянках иногда топили так, что из труб, вместо дыма, шёл огонь и до пожара был один шаг, хватило бы одной искорки, что бы остаться ночевать под открытым небом.
Как всегда выручил смекалистый техник. Он удлинил дымоходы привезёнными с ремонтной роты кирпичами и воткнул трубы подальше от брезентовых шатров, тем самым повысив безопасность, частично ослабив тягу.
Технику и Зарубину продлили контракты и им предстояло участвовать в выводе полка, назначенного на март. Они советовали и Шефу поступить так же, но Сергею нетерпелось снять военную форму и заняться домашними делам, которых в его планах было много, и он продолжал выдумывать новые - как говорится: были бы деньги.
Перед отъездом, старшина Синицын подарил Шефу свою горную куртку. Её прочный материал и удобный покрой - добавляли выносливости организму, помогая при ежедневных подъёмах и спусках из роты в полк и обратно, поэтому Шеф предпочитал всюду ходить в ней. Куртку стоило постирать, но Шеф намеренно не стал этого делать, следуя одному из советов Молдавана, который гласил, что нужно опасаться носить застиранные брезентовые вещи, так как их очень хорошо видно в ночной прицел даже при звездном освещении и может стоить жизни.
Куртка была немного велика Шефу и доходила почти до колен.
Внешне, на прежнего старшину Шеф совсем не походил, скорее он стал похож на рыбака, только что сошедшего на берег, а отросшая тёмная бородка лишь усиливала эту схожесть.
Такое своеобразие внешнего вида быстро отметили те, чьего случайного появления Шефу приходилось подолгу дожидаться, что бы получить добро, в виде подписи, на получение того или иного имущества: формы, боеприпасов, продуктов. Это были военные чиновники интендантских служб, начальники складов и офицеры из штаба батальона. Между собой они называли Шефа - Рыбак, так в полку за ним закрепилось ещё одно прозвище.
Много всяких тонкостей успел поведать Синицын Шефу перед отбытием, не объяснил он только одного, как отбиваться от назойливых вопросов и просьб, которыми докучали сослуживцы при каждой встрече с ним. Всем что-то было нужно и Сергей прекрасно это понимал. Первое время Шеф осторожничал и прежде чем что-то пообещать отвечал: "Не знаю, посмотрим", пожимал плечами и старался быстрее уйти от расспросов. Но вскоре ему самому надоели эти уклончивые и неопределённые ответы, из-за которых можно было потерять доверие товарищей, и Шеф с серьёзным видом стал отшучиваться. На все вопросы «когда?» он убедительно отвечал - "На днях или раньше" и не было понятно, серьёзно он говорит или шутит, но всем нравился такой ответ и вскоре Шеф заметил, что товарищеская назойливость уступила место тактичности.
*** *** ***
Но настоящий авторитет Шефу принес один неприятный случай.
Как то раз, отправляясь к начальнику химзащиты, для проведения сверки, Шеф решил в целях экономии времени, сократить путь. Пройдя до последнего отделения первого взвода он стал спускаться по натоптанной тропе, предполагая, что выйдет в аккурат напротив отделения РХБЗ.
Узкая дорожка, убегая вниз, несколько раз вильнула, пару раз раздваивалась, потом снова сошлась в одну, более широкую. Сергей не придал значения этим хитросплетениям спуска, больше заботясь о том, как бы не поскользнуться на осклизших листьях. Пройдя плотную молодую поросль подножия сопки перед Шефом открылся незнакомый вид: территория была обнесена забором из колючей проволоки, кроме участка упиравшегося в сопку, виднелся КПП со шлагбаумом, из трубы каркасной палатки шёл сизый дым. Шеф ожидал увидеть слева артдивизион, но САУ лишь незримо напоминали о своём существовании слабо доносящимся гулом движков.
По близости, под брезентовым навесом стояли три человека атлетического телосложения, без оружия, одетые в спортивные костюмы. Шеф отдышался и направился к ним, но подходя ближе, с сожалением понял, что ошибся и вместо РХБЗ очутился в разведроте.
У всех троих на затылках красовались летучие мыши. Нетопыри зло и бдительно смотрели на Шефа, вызывая в его памяти многочисленные предостережения, о том, что встреча с разведкой не сулит ничего хорошего в принципе, а из-за выходок комбата и подавно. Шеф ещё раз машинально осмотрелся, ища другой обход, но поворачивать назад было поздно и глупо.
Перед разведчиками стоял казан - полный гуляша, с огромными мясными кусками и от вида мирной трапезы, окутанной соблазнительными ароматами специй, не исходило угрозы. Один из разведчиков, тот что был меньше ростом, держал в руке тяжёлый дюралевый половник на деревянной ручке и ел с него.
- Здравия желаю, - как можно спокойнее сказал Шеф.
Все трое, разом, обернулись и молчали. Их удивлённые лица выглядели помятыми и сонными, но немая сцена продолжалась не долго. Тот что был с половником неожиданно заорал во всё горло, не сводя глаз с Шефа:
- Дневальный! Почему посторонние в расположении?
И в этот момент вся тяжесть половника с размаху обрушилась Шефу на левую бровь. Перед глазам сверкнула белая вспышка и мир погас. Шеф согнулся и повалился на землю, словно срезанный пулей.
- Клоп, зачем ты его так? - скривив губы сказал один из них, стриженный под "Депеш Мод", - это же Рыбак, с третьего батальона.
- Рыбак! - саркастично хмыкнул Клоп, - а мне показалось чечены с горы посыпались.
- Когда кажется - креститься нужно, а не половником махать, - сказал в сердцах «депешист», и обращаясь к третьему спросил, - Да, Васёк?
- Да, совсем охренела пехота. Лазят, где хотят, - Васёк перехватил половник у Клопа и представляя себя самураем держал его перед собой двумя руками, словно это была катана. Потом он два раза крутанулся, делая выпад половником и протыкая невидимого противника: "Бац. Бац." Для Васька, скучная трапеза неожиданно превратилась в небольшое событие с участием японских воинов и он выглядел весьма довольным.
Клоп наклонился к Шефу, перевернул его на спину. На рассечённой брови успела выступить густая кровь и готовилась залить левый глаз. Клоп похлопал Шефа по щекам и сказал:
- Эй, уруру!
Шеф тут же пришёл в себя и приоткрыл один глаз. Всё, что представилось его взору было размыто, словно он смотрел через мокрое стекло, по которому струится вода; от этого, склонившееся над ним лицо Клопа казалось безобразным и вдобавок неприятно воняло мясом и луком.
- Чего уставились? - крикнул Клоп двум подбежавшим испуганным дневальным, - Тащите его в отделение!
В палатке Шефа положили на голую пружинную кровать, перед этим предусмотрительно скатав с неё матрац с одеялом и подушкой и затем начался спор - зашить бровь или достаточно перебинтовать, но пришедший медбрат положил конец спорам; осмотрев Шефа он сказал, что достаточно залепить рану пластырем и перебинтовать, мол, рана не серьёзная, а синяк пройдёт через пару недель. Сам Шеф не знал, что лучше, но быть Шварцнегером, зашивающим себя на ходу, ему сейчас не хотелось и пластырь его вполне устраивал. Больше всего ему хотелось убраться отсюда поскорее.
Когда ловкие руки медбрата заканчивали перевязку, а глазам Шефа вернулась резкость, вошла знакомая троица. Клоп смачно рыгнул, видимо оповещая присутствующих, что он только что хорошо позавтракал. Оглядевшись, они подошли к Шефу и сели на койки рядом с ним.
- Ты значит с «шестёрки», а куда шёл? - насмешливо спросил Клоп, привычно перебирая в руке чётки.
- В РХБЗ, сверку делать, - ответил Шеф.
- Чего? Какую Верку? - Клоп вопросительно посмотрел на Васька.
- Так ты старшина что ли? - уточнил Васёк и засмеялся.
- Исполняю обязанности.
- А, ИО ВрИО СиО? - скалился Клоп.
- Да, - равнодушно ответил Шеф
- А как твоя фамилия? - спросил Клоп.
- Шефер.
- Еврей что ли? - продолжал рамсить Клоп, крутя в руке чётки.
Шеф не удивился такому вопросу. За свою жизнь он много раз его слышал и всегда болезненно на него реагировал, так как по своей сути, вопрос содержал вызов, и обычно его задавали люди не обременённые интеллектом, гопники и подонки. Клоп безусловно относился к таковым и его постоянный рамс создавал атмосферу общей камеры сизо. Шеф посмотрел на Клопа, сделал паузу и сказал:
- Да, по матери. Из ашкенази.
Депешист на это улыбнулся, видимо уловив в ответе скрытый сарказм, а Клоп чётко выговорил:
- Я бы в зиндан закрыл этого Рыбака, до выяснения.
- Клоп, а если бы ты его в больничку отправил, то сейчас сам сидел бы в зиндане, - встрял в разговор «депешист». - Радуйся, что всё обошлось.
Клоп на это замечание ничего не ответил, встал с кровати и в развалочку направился в другой конец палатки. Следом за ним ушёл Васёк. Они сели на самую дальнюю койку, а напротив них зажёгся маленький экран пузатого чёрнобелого телевизора.
- Ты сам то откуда будешь? - спросил «депешист» Шефа.
- С шестой роты, - сказал Шеф трогая повязку. Бровь неприятно саднила.
- Нет. Я имею ввиду, откуда родом? - в голосе разведчика появились нотки душевной чуткости.
- С Погодина, слыхал?
- Ого! Земляк стало быть, а я с Александровска, - обрадованно произнёс «депешист» и тут же представился, протягивая Шефу свою руку для рукопожатия, - Роман.
- Сергей, - вяло ответил Шеф, в момент, когда их ладони встретились.
Александровск был одним из районных центров области, как и Погодин, но в отличии от последнего, располагался в стороне от железнодорожных и автомобильных магистралей, тянущихся из Москвы и поэтому справедливо или нет, но имел статус захолустья. Шеф вспомнил, как они с женой ездили один раз в Александровск на поезде за меховыми шапками, цены на которые, на местном рынке, приятно радовали. Шеф запомнил высоченную колокольню, шпиль которой виднелся на самых дальних подъездах к городу и поговаривали, что она самая высокая в России из себе подобных. Колокольня одновременно являлась храмом и от неё начинался рынок.
Поэтому Шеф спросил, скорее из вежливости, чем из интереса:
- Колокольня стоит? Шапки продаёте ещё?
- Колокольня то стоит, а фабрика накрылась пару лет назад, - грустно хмыкнул Роман, затем протянул Шефу сигарету. Они закурили и молчали некоторое время.
- Как себя чувствуешь? - спросил Роман.
- Нормально.
- Тогда пошли Серёга, я тебя выведу, но запомни, впредь, к нам с тыла не заходи. Лады?
Дойдя до КПП, Роман сунул Шефу бутылку, шепнув: "Чистый, медицинский". Она быстро оказалась за пазухой у Шефа и они ещё раз пожали друг другу руки на прощанье.
С досадой в сердце и выглядывающей из под шапки повязкой на лбу Шеф не спеша побрёл к себе на сопку, на ходу обдумывая случившееся. Размышляя, Шеф пришёл к выводу, что неприятный казус уравновешивается новым знакомством с Романом и возможно дальнейшей дружбой, обещавшей быть крепкой, ибо эта дружба завязалась на крови.
*** *** ***
По вечерам Шеф приходил в землянку и растягивался на спальнике, это был его любимый момент из всей дневной рутины. Дырочки в заслонке печи пропускали лучики света и можно было не жечь солярку в консервной банке, света хватало. По мере прогорания, буковые поленья превращались в угли апельсинового цвета и покрывались сероватым плюшем пепла. Тогда заслонку открывали и шевелили кочергой угли. Землянка наполнялась сухим теплом и приятным запахом рдеющих буковых углей. В этот момент очень приятно было погреть пятки, вытянувшись на спальнике.
Ночью, за поддержку огня в печи, отвечал часовой, стоящий на «фишке». Он поочерёдно заглядывал во все три землянки отделения и по необходимости подкладывал дров в огонь, которые в небольшом количестве лежали тут же, у печи, для просушки. Но иногда, огонь в печи всё таки гас от недосмотра и холод быстро будил спящих товарищей. Первым на розжиг подрывался техник, но сперва он выходил из землянки и проверял того, кто стоит на «фишке», а потом молча разжигал огонь. Утром Баранцевич без всякой наигранной суровости совестил виновника.
О монетах Сергей вспоминал редко. За каждодневной суетой и заботами, события того дня отдалялись во времени, загромождались новыми эпизодами службы и постепенно утратили свою остроту, сгладились и удобно поселились где-то в подкорке сознания.
Почти каждую ночь шли миномётные обстрелы, так называемым «беспокоющим огнём». Начиная с полуночи миномётчики обстреливали «зелёнку» вблизи периметра охраны. Это было неприятно, поскольку иногда ухало совсем рядом.
Когда, звук летящей мины вместо свиста издавал чавканье, то это означало, что отсыревший порох не даст заряду долететь до нужного квадрата и обрекает его бухнуться едва ли не позиции роты. «Чав-чав-чав» - крутится во все стороны неприятный звук, как бы предупреждая: "прячьтесь несчастные - я свинья", такая мина дает время эмоциям. В этот момент Шефу казалось, да и не только ему, а всем, кто находился в землянках без накатного свода, что летит именно в него. Они молились не подавая вида и надеялись что пронесёт.
Так, в ожидании пополнения и холодов, прошёл месяц. Оставшаяся от удара половником отметина на левой брови Шефа превратилась в порозовевший шрам и он придавал ей некое сходство с орлиным крылом.
Давно вернулся Колька-майор. Он пожил в управлении с неделю, продлил контракт и затем новый ротный Семёныч отправил его в третий взвод, где едва набиралось людей ездить на зачистки. С ним он отправил и Рыжова.
- Семёныч, оставь хоть одного Николу, - хлопотал Шеф в надежде оставить рядом с собой Рыжова, но ротный только отмахнулся, а на повторную просьбу Шефа доверительно сообщил, что таким образом разбавляет малознакомый ему, чужеватый третий взвод.
- Так, а тебе Серёга приказ вышел об очередном воинском звании старший сержант, - Шеф неловко поёжился и не громко произнёс: "Служу России!"
Семёныч, был весьма либерален с солдатам. К нему так и обращались по отчеству - Семёныч. На кухонный вопрос он ответил просто: "Вам видней, что сварите, то и ладно". Поэтому Жалилов кашеварил два раз в день, без всякой выдумки и энтузиазма.
*** *** ***
И тут Она. Никто и представить себе не мог, что к ним в роту назначат штатного санинструктора. Маша появилась тихо, в сопровождении ротного. Все думали, что она пришла на минуточку, проверить аптечки или состояние кухни, но Семёныч построив управление объявил, что санинструктор Волгина зачислена в штат роты.
Первым, от такой ошеломляющей новости, заволновался Воробей. Он подошёл к Маше и улыбаясь, стал жаловаться на какую то старую болячку на локте, тут же обнажив руку. После быстрого осмотра Маша деловитым тоном сказала:
- Сперва мне нужно проверить вас всех на наличие вшей, показывайте спины, - и она по очереди стала осматривать солдат, которые быстро построились перед ней, задрали кители и смешливо перебалтывались.
Невысокого роста, круглолицая, с пышными русыми волосами, которые завязывала в пучок-комелёк и он как раз умещался в её большую кепку, так, что кепка сдвигалась назад, полностью открывая глаза и лоб. Маша притягивала женским обаянием. К тому же умна, добра, обходительна и любезна в обращении. Она относилась к тому типу молодых женщин, которые сразу же притягивают мужские взгляды естественной красотой. Всякое её движение было хорошо, а особенно взгляд больших, серых глаз.
Солдаты, глядя на неё чувствовали себя дикарям, а их мысли искажались половым влечением, поэтому тут же вспомнились хорошие манеры и культурная речь. Все стремились быть галантными. Из трубочистов все стали превращаться в джентльменов, а разговоры о Маше начинались со вздоха. Шло не гласное соперничество за благосклонный взгляд, за улыбку, солдаты старались ей угодить, но в глаза друг другу не признавались в этом. Конечно, лучше всего было отказаться от амбиций завоевать её сердце и стать ей просто братьями, что в конечном итоге и произошло. Но всё таки это было странно и здорово: в их мужском обществе появилась молодая девушка, стесняющаяся их чрезмерного внимания.
Соседние отделения завидовали управлению, но не показывали этого, делая вид, что каждого дома ждёт супермодель.
Поселилась Маша в землянке командира роты. Первым делом она потребовала поставить на кухню дополнительную флягу воды. Это было необходимо ей, как санинструктору и как женщине, но расходовала ресурс бережливо, понимая, как не легко даётся вода.
Попивая крепкий чай с Батиными приправами и иногда балуясь омлетом, который она научила печь Жалилова из сухих смесей яичного и молочного порошков, Маша в окружении солдат по долгу сидела у костра и с неподдельным интересом слушала бесконечные рассказы о походной жизни. Иногда она что-то рассказывала и о себе.
Постепенно выяснилось, что Маша - полковничья дочка, москвичка, окончила медицинское училище и сбежавшая из под родительской опеки в Чечню, что бы показать им свою самостоятельность. Но попав в штаб батальона и не поддавшись ухаживаниям комбата, была сослана в шестую роту. Ей охотно верили, ибо никто так хорошо не знает своего начальника, как непосредственные подчинённые.
- Он всех пугает, чуть что не так - грозится в горы отправить! Его все боятся, - однажды призналась она, но без особых эмоций, чувствовалось, что справедливое негодование по этому поводу уже было выплеснуто ранее.
Отделение приняло её, и даже Ачхой не был к ней равнодушен. Иногда, он всей своей любопытной мордой хватал запах лекарств из её медсумки и тут же смешно прочихивался, но не смотря на это, всегда вилял хвостом, как только чуял Машу.
Маша преобразила их походную жизнь, заронив в головы солдат чистоту мысли. Но всё хорошее длится не долго и вскоре этот чудесный сон, под названием Маша, ускользнул от них.
_______________________________________
РХБЗ - отделение радиоактивного, химического и биологического заражения.
продолжение http://proza.ru/2022/04/21/1669