Долгими зимними вечерами, под завыванье вьюги за окном, принято, вытянув ноги к камину, закинув их на масляный радиатор, или поджав под себя на нарах, рассказывать интересные истории. Порою страшноватые. Но, обязательно, со счастливым концом. Правда там или вымысел, никто разбирать не станет. Главное, чтобы было интересно и поучительно. Попробую рассказать вам, друзья, парочку таких историй. Связаны они с одним из наших любимых жанров – песнями, ставшими народными.
«Зима»
Испанский столичный юноша Хавьер Линарес ненавидел коммунистов. И было за что. Как ревностный католик, он не мог простить красным республиканцам убийства монахов и священников. Сам Хавьер из-за юного возраста участия в гражданской войне не принимал. Однако услышав, что в Испании формируется «Синяя дивизия» для освобождения далёкой России от большевиков, незамедлительно подал рапорт о вступлении в её ряды. Ему, хотя он и не был военным, как члену молодёжной Фаланги, было сделано исключение. Линарес был романтическим молодым человеком с душой поэта и бурлящей испанской кровью. В широкий круг его увлечений, кроме поэзии и девушек, входил ещё и футбол. Хавьер играл за молодёжную команду мадридского «Атлетико Авиасьон».
Ради спасения России, Линарес бросил все свои увлечения, поцеловал на прощание обещавшую ждать до гроба Марию Изабель, и отправился в дальний путь, полный военных опасностей.
Молодой поэт захватил с собой тетрадь, в которую записывал стихи.
По Европе, по железной дороге, там, где мчится поезд Мадрид – Берлин доехали испанцы до границ «Третьего Рейха». А затем пешим маршем прибыли в старинный русский город Великий Новгород.
Через Новгород и соседний с ним Псков прибывали к нам испокон веков европейские «освободители».
Хавьер с восторгом смотрел на древний город, полный старинных церквей и соборов. Тут он впервые и встретил русскую зиму, о которой имел до того смутное представление. Наша зимушка - зима показалась испанскому юноше, чем-то ужасным. Хотя квартировались солдаты «Синей дивизии» в добротных отапливаемых домах. И в боевых действиях подразделение Линареса, - а служил он при штабе, в телефонной роте, - участия практически не принимало. С немцами у испанцев отношения сразу как-то сразу не заладились. Не сошлись темпераментами. Испанцы не вылезали из самоволок, ходили расстёгнутые, небритые и пьяные. Постоянно дрались с немецкими патрулями. В конце – концов, накануне следующей зимы 1942/43 годов, дивизию перебросили под Ленинград.
До отъезда произошло одно событие, запомнившееся Хавьеру на всю жизнь. Посредине лета русские обрушили на новгородский кремль внезапный дальнобойный артобстрел. Как выяснилось позже, советская разведка получила сведения о том, что в кремль должно было съехаться высшее немецкое командование. Снаряды рвались на территории древнего кремля. Несколько угодило в Софийский собор. Один снаряд, попав в купол, сбил крест, который повис, раскачиваясь, словно маятник, едва удерживаемый цепями.
- Что они делают? – кричал Хавьер своему другу Хосе, упав на потрескавшиеся плиты под крепостной стеной. – Это же храм Божий!
- Не ведают что творят, безбожники! – отвечал исключенный из семинарии Хосе, прикрывая голову руками.
Над головой, в сторону советских позиций, низко гудя, прошли тяжелогруженые бомбами «Юнкерсы», и артобстрел, вскоре, прекратился.
Немцы, опустив крест на цепях, стали сдирать с него золотую обивку. Хавьер и Хосе, не сговариваясь, бросились к немцам, и стали отбивать у них крест. Им на помощь подбежало несколько испанцев. Завязалась потасовка. В это время в крепость въехала вереница штабных легковых автомобилей, в сопровождении военной полиции на мотоциклах.
Полицаи, соскочив с железных коней, разняли дерущихся. Из запылённого «Хорьха» вышел высокий генерал с задумчивым выражением лица.
«Гальдер!» - пронеслось в толпе. Собственно в честь прибытия начальника штаба сухопутных войск и был дан недавний русский «салют».
Военные, вскинув руки в приветствии, вытянулись по стойке смирно.
- Вольно! – скомандовал генерал.
Оглядев присутствующих, Гальдер остановил взгляд на нескольких небритых солдатах, распространяющих запах перегара.
- Что за вид!? Из какой части? – спросил он строгим голосом.
- Телефонная рота 250 дивизии испанских добровольцев! Рядовой Линарес! – бойко ответил Хавьер, на неплохом немецком. (Языки Линаресу давались хорошо!).
Гальдер ухмыльнулся. Обратившись к офицерам свиты, он нарочито громко произнёс,
- Если вы увидите немецкого солдата небритого, с расстёгнутой гимнастёркой и выпившего, - не торопитесь его арестовывать – скорее всего, это испанский герой.
Хавьер опустил голову.
- Приведите себя в порядок! Ступайте в расположение вашей части! И доложите вашему командиру о том, что случилось! – скомандовал Гальдер.
Затем он и его свита двинулись дальше.
- Не слышал что ли приказа? Отпускай! – оттолкнул худощавый Линарес побагровевшего от возмущения здоровенного немецкого полицая.
Испанцы, подобрав сбитый русскими и ободранный немцами крест, подняли его над головой и двинулись слегка шатающимся крестным ходом в сторону своих казарм.
Поднимавшийся по ступеням собора Гальдер, взглянув им вслед, покачал головой.
- Отправим крест в Испанию ближайшим самолётом! – произнёс командир добровольческой дивизии, рассматривая трофей. – Вернём в Россию, когда падёт в ней власть большевиков!
- Вы же отправляетесь служить в свой «мадридский» полк, - резюмировал генерал. - Нечего вам дальше тереться при штабе.
Вторую русскую зиму Хавьер не забыл до конца дней своих. Жили испанцы теперь в землянках, среди заваленного снегом леса. Прямо перед ними располагались русские позиции. Хавьера грели водка и стихи. Одно из стихотворений особенно понравилось бойцам его взвода. Называлось оно по-русски - «Зима». К нему мы ещё вернёмся.
Перед началом наступления Красной армии, участок, защищаемый испанцами, считался слабым местом. Однако вышло всё наоборот. Испанцы держались отчаянно и отбили все атаки. Сражаясь уже не за какую-то идею, но просто друг за друга. В одной из контратак Хавьер был ранен, потерял сознание, и попал в русский плен.
После выздоровления Линарес был отправлен в лагерь испанских военнопленных под Вологду. Тетрадь его стихов чудом сохранилась, и он читал стихи, для поднятия упавшего духа, товарищам, среди которых оказался и уцелевший Хосе.
По воскресеньям испанцы играли в футбол на лагерном плацу. Посмотреть за их красивой техничной игрой приходило лагерное начальство. Тут и пришла одному из энкэвэдэшных политработников в голову шальная идея – провести матч между сборной испанских военнопленных и вологодской городской командой мастеров с оригинальным названием «Динамо».
Матч прошёл на вологодском городском стадионе. Не смотря на то, что горожан на матч не пустили, трибуны не пустовали. Набилось много сотрудников НКВД, партийных чиновников разных рангов, их жён и боевых подруг.
Немного в сторонке от остальных на трибуне сидели лагерный генерал и человек в фетровой шляпе и пальто модного покроя. Сразу было видно – «столичная штучка». Это был известный поэт-песенник, выступавший перед вологодской публикой. Поэт, любитель футбола, был приглашен местным начальством на любопытный матч.
Игра, впрочем, не получилось. Истощённые испанцы, хотя и выделялись техникой, ничего не смогли противопоставить физической подготовке крепких вологодских футболистов. При счёте «пять – ноль», в пользу «Динамо», многие испанцы перестали играть. Кроме одного! Этот худой, черноволосый юноша, пыливший в нападении, словно Дон Кихот, в одиночку бросался на динамовскую оборону, периодически подлавливая финтами высоких неповоротливых защитников.
- Кто играет форварда? – спросил поэт-песенник у генерала.
- Это заключенный Линарес, со льнокомбината, - ответил генерал. – Он, кстати, тоже поэт. Выступает перед своими земляками в лагерном клубе. На русском говорит отлично.
- Вот как! – удивился московский гость.
В это время, юркий Линарес, проскочив между двумя защитниками, и усадив третьего ложным замахом на пятую точку, хлёстко ударил по воротам. Мяч влетел в сетку!
Мадридец, вскинув руки, повернулся ко своим. Взгляд его горел огнём!
- Ну, не в сухую! И откуда у хлопца испанская грусть? – засмеялся, болевший за «своих» испанцев, генерал.
- Можно с ним пообщаться? – спросил поэт – песенник у генерала.
- Конечно! Вам можно, - ответил генерал столичному гостю.
После матча испанцы остались очень довольны. Их накормили праздничным обедом и повезли в городской дворец культуры на просмотр новой кинокартины. В фойе Линареса остановили и пригласили в отдельное помещение. В комнате, занимаемой авиамодельным кружком, с развешенными под потолком моделями самолётов, за заваленным рулонами столом, сидели генерал и поэт.
Увидев генерала, Хавьер, встав по стойке смирно, приветствовал начальника уставным лагерным приветствием.
- Вольно, Линарес! – скомандовал находящийся в приподнятом расположении духа после праздничного обеда раскрасневшийся генерал. – Садись! Садись не стесняйся.
Линарес присел на краешек стула.
- Забил-таки ты свой гол! – произнёс генерал, качая головой.
- Меня за это расстреляют? – спросил Линарес, дерзко.
- Ну, как быть с этими поэтами?! – воскликнул генерал, продолжая улыбаться.
- Вот, кстати, познакомьтесь, ваш коллега по поэтическому цеху, наш советский поэт Сергей Островой. Тоже фронтовик, между прочим.
Линарес и Островой кивнули друг другу.
- Ну, я пойду, выступлю перед началом фильма. А вы тут пообщайтесь.
Когда генерал вышел, Островой спросил у Линареса,
- Сколько ты убил советских солдат?
- Ни одного. Я был телефонистом. С немцами дрался часто.
- Зачем?
Хорхе сделал характерный щелчок пальцем по горлу.
Рассмеявшись, Островой приподнял лист ватмана и Хорхе увидел бутылку коньяка, шоколад, хлеб и сало.
Советский и испанский поэты выпили по четверти стакана и понемногу разговорились. Уточнили, сначала, на каких фронтах воевали. Узнав, что на разных, как-то расслабились. Затем, расслабившись ещё больше, перешли к поэзии. Линарес прочитал Островому свои стихи на испанском. Тот покачивал головой в такт горячему ритму.
- Жаль, что не знаю перевода!
- Это очень трудно. Но можно постараться хотя бы по смыслу, - ответил Линарес. – Вот, например, стихотворение «Зима»:
«С потолка свисает лёд,
С ужасом прислушиваешься к скрипу двери,
За шершавыми стенами поджидает колючая тьма,
Вокруг лежит ледяная пустыня, и из окон вырывается синий мертвый пар!»
- Великолепно! – воскликнул Островой. – Сразу вспоминаю зиму на Калининском фронте. Мороз по коже.
Поэты ещё разок согрелись, дабы избавиться от дрожи леденящих душу воспоминаний.
- Послушай, Хавьер, продай мне это стихотворение, - неожиданно предложил советский поэт испанскому.
- Нет проблем, Сергей, - ответил Линарес. – Что на кону?
- Килограмм копчёного сала.
- Два килограмма!
- Но у меня больше нет.
- Тогда идёт!
Советский поэт залез в портфель и, достав пахучий свёрток, передал его испанцу. Так состоялась поэтическая сделка века, теперь уже прошедшего!
Вскоре, после смерти усатого генералиссимуса, Линарес, как и остальные пленные испанцы, отправился домой, и никогда уже, ни по какому поводу, в Россию не возвращался.
Островой же переложил испанский текст на русский язык.
Получилось замечательно.
«Потолок ледяной, дверь скрипучая,
За шершавой стеной тьма колючая,
Как шагнёшь за порог – всюду иней.
А из окон парок синий – синий».
Спустя годы, разбирая старые записки, поэт-песенник наткнулся на это забытое стихотворение.
Островой добавил пару куплетов. Композитор Эдуард Ханок написал подходящую музыку. А певец Эдуард Хиль исполнил песню в новогоднем «Голубом огоньке» 1971 года. Песня мгновенно стала хитом! Причём хитом на многие годы. И что интересно - приобрела не только всенародную любовь, но и стала стимулом к широкому народному творчеству!
В детстве, мы слышали множество народных версий слов песни.
Мне запомнилось:
«Потолок ледяной, дверь шатается,
За шершавой стеной труп валяется!
Как войдешь за порог – всюду кости,
А из окон скелет лезет в гости!»
Когда народ остаётся неравнодушен к песне, то это и означает, что песня «пошла в народ», стала по истине народной! Есть, значит, какие-то созвучия между испанской и русской душами. Так - что спасибо испанскому народу не только за Валерия Харламова.
«Ландыши»
Еврейский столичный юноша Оскар Фельцман ненавидел фашистов. И было за что. В советских газетах и по радио рассказывали о том, как фашисты всячески притесняют евреев. Поэтому, когда началась Великая Отечественная война, горячий комсомолец принимает правильное решение. Оскар Фельцман едет на фронт!
На свой музыкальный фронт. В Новосибирск. Там он в течение нелёгких лет войны трудится над опереттой «Синий платочек» по пьесе Валентина Катаева. А также в возрасте двадцати лет назначается ответственным секретарём Сибирского отделения Союза композиторов. В том же суровом сорок первом году Оскар, назло врагам, женится на студентке, эвакуированной в столицу Сибири Московской консерватории. Когда, для погрузки на вокзале, мимо проходили бойцы сибирских дивизий, направляющихся на защиту Москвы, Оскар со своей молодой женой и другими студентками, махал им синим платочком из огромных окон консерватории. Солдаты слали воздушные поцелую девушкам и грозили Оскару кулаками. В ответ он поднял согнутую в локте руку со сжатым кулаком, на манер испанских республиканцев. Что означало: «Они не пройдут!».
В итоге, оперетта у Оскара вышла, прямо скажем, неважнецкая. Но и немцы, на самом деле, не прошли! Тут уж сибирские ребята постарались!
Как – то майским погожим деньком прогуливался Оскар с юной супругой по лесу и собирал ландыши. Когда они вернулись в город, то нашли его жителей в небывалом возбуждении. «Победа!» - доносилось отовсюду.
- Победа! – воскликнул Оскар. – Пора возвращаться в Москву! – добавил он, деловито, обратившись к жене.
В Москву «из эвакуации толпой валили штатские». Обосновавшись в столице, Оскар, продолжал искать себя в сочинении оперетт. Но, выходило всё хуже. Однако Фельцман не унывал. Он начал сочинять музыку для цирковых номеров и детских постановок. И это у него получалось замечательно. Особенно прорвало всех, кто подвизался в лёгком жанре, после смерти товарища Сталина.
В 1958 году Фельцману принесли стихотворение Ольги Яковлевны Фадеевой (Кляйнер) «Ландыши». Прочитав текст, Оскар Борисович вспомнил радостный победный день в сибирском лесу. И, отдавшись приятным воспоминаниям, за четверть часа сочинил мелодию! Так родился великий шлягер «Ландыши». Эту песню запевала молодежь! И не только. Эту песню пели все, вне зависимости от возраста, профессии, и размера вкладов на сберкнижке. И не год, не два, а до сих пор поют!
Без народного творчества, - признака настоящего успеха, - и тут не обошлось. Некоторые примеры и приводить неприлично. Да – да! Тот самый «я тебе с утра поднёс (кое-что) под самый нос»! Вариантов тут поболее было, чем с «Зимой».
Но самую интересную перепевочку сделала московская группа «Мегаполис», которая, отправляясь на гастроли в Германию, перевела песню на немецкий язык. Только вот слово «ландыши» на немецком языке звучало слишком длинно и не ложилось на музыку. Когда же «ландыши» заменили на «Карл–Маркс–штадт», то получилось здорово!
«Карл-Маркс-штадт, Карл-Маркс-штадт,
Город красных цветов,
Карл-Маркс-штадт, Карл-Маркс-штадт,
Но мне – то нравятся белые!»
Немцы были в восторге! Лихо, отплясывая под заводной мотив на развалинах Дрезденской галереи, - ой! – ошибся! – Берлинской стены!
Так что Оскар Фельцман поступил, скорее всего, правильно, направившись в начале войны не на Запад, как большинство его сверстников, а в другую сторону, в эвакуацию. Убили бы его на какой-нибудь высоте, лишь цифрами обозначенной на картах, или в безыменном болоте! И не было бы у нас прекрасной песни «Ландыши»! Которую так хорошо напевать в начале мая, прогуливаясь по благоухающему весеннему лесу.
Такие вот разные судьбы у людей и песен.
Но, самое главное, что в эти весёлые зимние деньки можем мы затянуть на любой манер песню «Зима»! Или, в ожидании весны, распевать, пританцовывая, неувядаемые «Ландыши».
Мой персональный критик заметил, что про «Ландыши» я написал меньше, чем про «Зиму».
Но мне - то больше нравится «Зима»!
Крест с Софийского собора, кстати, тоже вернули.
Путин, как услышал его историю, тут же позвонил испанскому королю Хуану Карлосу. Король разыскал крест,– он находился в военной академии в Бургосе, - и приказал вернуть в Россию. А, что – Всё могут короли!
Но это уже совсем другая песня….