Вот идёт. Не спеша, но порывисто. Нервная. Поправляет некрасиво повязаный Hermes, - спешила или опять приступ? Осторожно переступает с каблука на мысок как гусыня, цок-цок. Раскраснелась лихорадкой, горит. Сейчас будет истерика. Чёрный силуэт шагает с каблука на мысок. Приближается. Прозрачно-красная помада бормочет влажными губами "Привет". Села. Крутанула, поправила шарф. Я знаю этот жест, когда её душит разговор. Заранее душит.
Я знал, она опоздает. Как любая красивая сволочь она утопала в ненависти и нелюбви к себе, завышенных требованиях и заниженной самооценке. Она тонула, и тянула с собой, на дно. С ней было холодно, тошно, тонко, горько, престижно. Временами весело и бесконечно. Она тешила самолюбие и продлевала жизнь. Моя Карма.
Карма потянула за красную закладку как хирург вену, открыла блокнот, сверкнула скальпелем глаз по странице, резко подцепила ногтем цвета крови следующую, рассмеялась прозрачно-красным ртом.
- А говорил, не пишется. Расчленяешь меня на фразы. Ух ты, глумишься даже. Писатель душный. Чего тебе не живётся в том модном журнале?!. Колумист ты хороший, писатель - дрянь.
Вот за этим я тебя и ждал. Дрянь. Разбудить злость, а значит силу. Растворить поганым ртом стагнацию. Моя Карма, моя гусыня.