В редакцию газеты «Ленинский призыв», которая в начале восьмидесятых теснилась в половине старого, как тогда говорили, «щитового» дома ( другую половину занимало ЖКХ) в Лукашевке, я пришел отнюдь не безусым юнцом. У меня за плечами был приличный (целых полтора года!) стаж литсотрудника суджанской районной газеты с не менее пламенным названием «За коммунизм». Я там сельское хозяйство «освещал», меня уважали, хвалили. Так что чувствовал себя своего рода спецом. И здесь, я был уверен, пойдет также.
Однако не пошло. Блеснув вначале пару-тройкой неплохих статеек, я забуксовал. Редактор Иван Семенович с обманчиво- мягкой фамилией Сонькин, долбил меня по полной программе. Мои материалы зверски черкались и летели в корзину. Я страдал, я уже ночами не спал, а товарищ Сонькин, лев журналистики,- седовласый, отутюженный, хищнически поблескивавший золотым зубом, лишь снисходительно улыбался. Ему на мои переживания было нахчать. Вынь да положь согласно графику в нужный день и в нужный час материал на определенную тему ! Будь то экономика, трудовая дисциплина, или выступление доярки , «организовывать» которые я терпеть не мог).
Где брать? У кого брать? – я понятия не имел, не успел еще осмотреться, освоиться. Но материалы надо было гнать в номер беспрерывно. Это не то что сейчас – все «забито» телевизионной программой да рекламой. Тогда надо было потопать изрядно, журналисты строчили как пулеметчики. Двести пятьдесят строчек в номер - где хочешь, там и бери. Я называл это так: «Пойди туда - не знаю куда, найди то – не знаю, что, но - чтоб было!»
Моим коллегам в городе крутиться было полегче. А по полям и фермам особо не разбежишься. Машину редактор мне не давал. Жалко ему было гонять по бездорожью старенький уазик, молодого же – ничуть. Я добирался на чем придется.
Дело осложнялось еще тем, что в колхозах меня – худенького, интеллигентненького, поначалу не воспринимали всерьез. Все сравнивали с моим предшественником – разудалым, своим в доску мужичком, с которым и самогонки можно всласть попить, я потрепаться почем зря. И писал он лихо, мне его в пример ставили. Задаст всего два- три вопроса, а статью такую накатает! А то мог вообще в колхоз не ездить. Передерет прошлогоднюю статейку, другие цифры подставит, и готово. «Учись!» - наставляли меня колхозники.
Однако после одного случая все стало потихоньку меняться…
Отправили меня в колхоз «Заря». Там вроде как плохо подготовили фермы к зиме. Надо было «раскопать», что и как, ну, и, соответственно, «пропесочить». Мне, мальчишке двадцати с небольшим лет предстояло провести работу и следователя, и судьи, и прокурора. И уже на следующий день сдать материал.
Поеживаясь от обжигающего крученого ветра, хожу я вокруг молочной фермы, что на центральной усадьбе. Пытаю доярок, скотников: как тут у вас, все ли в порядке? Молчат как партизаны. Все у нас хорошо, вроде как, слава Ленину, слава партии. Только вижу – не все тут ладненько. Почему надои низкие? В чем причина? Не сознаются, боятся свое начальство прогневать. Журналисту-то что, а они в подчинении. Доярки озабоченно туда- сюда бегают, скотники с хмурыми лицами тяжко вилами ворочают. Все словно сговорились не выдавать военную тайну. Да и как тут откроешь рот, когда бригадир как надсмотрщик неотступно за мной следует, на своих подчиненных грозно очами сверкает.
Ну, все, думаю. Ничего не « раскопал, «песочить» некого. Будет меня редактор на планерке чистить почем зря.
Хожу, дую на руки. Смотрю, и доярки все кутаются, лица синие, прямо замороженные. А коровы мычат, ко мне тянутся, словно что-то подсказать хотят. Да я уже и сам начал потихоньку кумекать. Температура что в коровнике, что на улице, околеешь. У меня ноги чуть ни отниматься стали, на бетонном-то ледяном полу в ботиночках не очень… Какие уж тут надои. Тот корм, что коровам дают, все на согрев уходит. Как говорится, не до жиру, то бишь, до молока, быть бы живу.
Да и как ветрам - холодам не гулять, если на ферме кругом дыры – прорехи словно после ядерной войны. Так и свищет, так и задувает. Лето красное пропели, а теперь вот зима нежданно-негаданно накатила.
Но это мое мнение. А что по этому поводу скажет бригадир? По непреклонному журналистскому правилу надо обязательно выслушать мнение «обвиняемого», иначе нельзя.
Я – так и так. Почему?
Бригадир (не помню имени, фамилии) – плотный краснолицый мужичок в лохматой басмачьей шапке и объемном кожухе, от которого прямо-таки пар валил, невинно заморгал глазами.
- Дык… ык…
- Я ему – на дыру- пропасть, через которую зияло небо и за шиворот сыпался снежок: что это?
-Бригадир крутнулся юлой.
- Гм...
Потом вдруг встрепенулся, замер на месте. Глаза радостно заблестели, лицо расплылось в хитрой улыбке.
- Дык…- Хлопнул себя по лбу.- Это ж так вот так…
И пошел, и пошел,- не остановить.
Оказывается, каждый год (и сто, и двести лет) ветер всегда дул с одной стороны. Ну, а колхозники – народ практичный, смекалистый. Раз дует с одной стороны, зачем другую заделывать? Заткнули дыры, с которой свищет, и все дела. Без особых хлопот и забот. Это ж какая экономия родному колхозу.
- А в этом году,- блеснул на меня по-лисьи из- под лохматой шапки бригадир, - ветер подул с другой стороны. Вот…
Вконец распарившись от повествования о разбойно повернувшем ветре, ни с кем не согласовавшим свою линию поведения, бригадир снял шапку и чуть ли ни хлопнул ею об навозный пол. Так ему досадно стало за невольную промашку, так обидно. Вроде как не вели казнить, не за что. Ветер-злодей виноват…
- Ветер, значит, не с той стороны, говорите?
- Не с той, товарищ журналист. Ой, не с той…
Я понимающе развел руками.
Бригадир облегченно прижал шапку к груди. Вроде как прошло… Журналист молоденький, глупенький. Откуда ему знать про розу ветров и вообще про деревенские штучки. Молоко еще на губах не обсохло. Он-то бригадирствует столько лет, разных проверяющих видел-перевидел. Сколько самогонки им споил, сколько мясца в сумки наклал. Проносило. А этот журналистик не пьет, не берет. Что, ж, пришлось с другой стороны… Вроде как похлопал глазенками, поверил, дурачок.
Тогда же, на автобусной остановке, у меня родилось название статьи – «Ветер не с той стороны».
После публикации на очередной планерке она была признана лучшей за неделю. Редактор, одобрительно сверкнув золотым зубом, принародно пожал мне руку :
-Можешь, можешь… Я верил в тебя…
Пару недель спустя мне вновь пришлось побывать в колхозе «Заря». В конторе столкнулся с бригадиром той самой фермы. Ну, все думаю, пропал. Я ж его так вывернул в газете… Наверняка влетело ему по первое число. Особенно по партийной линии, что было тогда самым страшным наказанием. По крайней мере, здороваться точно не будет, как пить дать.
Однако бригадир подлетел ко мне с распахнутыми полами своего мохнатого кожуха как на крыльях, дружески хлопнул по плечу.
- Ветер не с той стороны… Надо же… Гы-гы…
Его лисьи глаза блестели одобрительно и приветливо. Он хлопнул меня что было силы еще раз.
- Не с той стороны… Молодец… Ха-ха-ха…
Он так заразительно хохотал, что и я не удержался. Мы оба закатились, невзирая на удивленные взгляды конторских. Хлопали попеременно друг друга по плечу, в промежутках на разные лады повторяя одно и то же: «Ветер не с той стороны… Ветер не с той стороны… »
- Пойдем ко мне домой, журналист… - вытирая рукавом слезы, потянул меня бригадир.
С тех пор мы стали с ним друзьями.
И дела в газете у меня пошли на лад.