Действие происходит в 1938 — 1948 годах. Пожилой профессор МГУ Леонид Константинович тесно общается со студенткой Галиной, даже когда она переводится в другой вуз, и нанимает её к себе в качестве домработницы. Решив, что у них роман, от профессора уходит жена и забирает с собой сына-школьника. Леонид Константинович сильно тоскует по ним и в то же время понимает, как тяжело ему будет без Галины, которую он прозвал «смугляночкой»...
___________________________________________________
На лекции профессора Леонида Константиновича по физиологии головного мозга собирался весь второй курс физического факультета, без уважительной причины их не пропускал никто. Хотя сам он работал на историческом факультете и только заменял заболевшего преподавателя. Высокий и статный, с большими синими глазами и длинной белой бородой, профессор был очень эрудированным и даже самые сложные темы рассказывал интересно, иногда для разрядки отпускал шутки, бродя по аудитории и беседуя со студентами.
На том курсе среди учащихся были две хорошенькие девушки — смуглая, темноволосая, кареглазая Галина и светлолицая, рыжеволосая и зеленоглазая Тамара. Они подружились, когда Галя только перевелась с биологического факультета, хотя между девушками, казалось, не было ничего общего. Тамара была из обеспеченной семьи, жила с родителями в двухкомнатной квартире почти в центре Москвы. А Галина приехала из Харькова и ютилась в общежитии. Тома всегда хорошо одевалась, каждый день обедала в столовой или приносила еду из дома, красила губы и брызгалась духами. А Галя ходила в старой одежде, часто была голодной и не пользовалась косметикой и парфюмерией. Тамара училась хорошо, была целеустремлённой, физические науки давались ей легко. Галина же поступила на биологический факультет МГУ по настоянию родителей — учёных-биологов, ей эта наука была неинтересна, она перевелась на физический факультет, но и здесь училась с трудом. Дружба между девушками была далеко не идеальной. Тамара часто вела себя высокомерно и капризно, ей нравилось выделяться красотой и хорошими манерами на фоне Галины, которую товарищи считали «серой мышкой».
Профессор рассмешил их вместе со всем курсом ещё на первой лекции. Он рассказывал об австрийском враче и анатоме Франце Галле, считавшем, что у людей с выпуклыми глазами большой мозг, который и давит изнутри на глазные яблоки. Подошёл к парте, за которой один студент уснул, и стал говорить шёпотом. Паренёк проснулся, поднял голову, но профессор лёгким прикосновением руки положил её обратно: спи, мол, дальше. Все в аудитории прыснули от смеха...
Леонид Константинович произвёл на девушек очень хорошее впечатление, и они со всем курсом стали ждать следующего его занятия, надеясь, что он так же будет заменять предыдущего преподавателя. Тамара узнала откуда-то, что профессор живёт в знаменитом Доме на набережной с женой и сыном-школьником.
Он прочитал ещё две лекции, на которые так же собиралось много народа, а потом вернулся прежний преподаватель, строгий и скучный. Но зачёт в конце семестра принимали они оба. И все стремились попасть к Леониду Константиновичу. Тамара ответила ему в числе первых и получила зачёт. А Галина попала к нему уже среди последних. Профессор выслушал ответ девушки на вопросы в билете, заметил, что она рассказывала не совсем верно, сам озвучил ей правильный ответ и поставил зачёт. А другой преподаватель ждал, когда к нему кто-нибудь придёт отвечать, звал студентов, но никто не шёл, и он, прислонившись к стенке, задремал...
***
В следующем семестре студенты с большой радостью узнали, что Леонид Константинович будет заменять у них другого преподавателя — по астрономии. Он снова читал интересные лекции, но теперь уже о планетах, звёздах, кометах, метеорах, о выдающихся астрономах и изучении небесных тел. Однажды вместо лекции он водил студентов в планетарий, договорившись там с кем-то, чтобы их пустили бесплатно. И многие захотели писать у него курсовую работу, даже те, у кого астрономия не была профильным предметом. Он никому не отказывал, консультировал всех по темам их работ, иногда принимал учащихся у себя дома. Две подружки тоже стали писать курсовую у него — астрономия заинтересовала их больше, чем другие предметы. Тамара взяла тему «Астрономия в народном хозяйстве СССР», а Галина — «Самостоятельные астрономические наблюдения».
Однажды девушки отправились к Леониду Константиновичу домой показать черновики своих работ. Вся добротная одежда Галины была постирана, ей пришлось надеть старое школьное платье. Она чувствовала себя уродливой, безобразной рядом с Тамарой, ещё более похорошевшей, в красивом цветастом сарафане. И поэтому шла домой к профессору с большой неохотой. А подруга говорила ей:
— Он влюбился в меня. Ты видела, как он смотрит на меня в последнее время? Точно поставит мне высший балл за курсовую!
— У него жена есть, — ответила Галина.
— Ничего, подвинется, — усмехнулась Тамара.
Все люди во дворе Дома на набережной — и дети, и взрослые, и старики — показались Галине такими нарядными, ухоженными, что она ещё больше застеснялась своего вида и побыстрее прошла мимо них.
Профессор, открывший дверь студенткам, был занят изучением каких-то документов и телефонными переговорами в своём кабинете. В гостиной чинил велосипед его сын Филя — светловолосый мальчик, с такими же, как у отца, большими синими глазами. Леонид Константинович бегло просмотрел черновики курсовых и остался доволен. Но Галина заметила, с каким беспокойством он поглядывал на неё. Когда подруги вышли на улицу, вслед за ними выбежал Филя.
— Подождите! — сказал он и протянул Галине конверт. — Папа велел отдать стипендию...
— Стипендия же завтра... — удивилась она, но мальчик уже убежал.
Открыв конверт, Галина достала и пересчитала деньги.
— Прибавили! Здесь больше, чем раньше было...
— Это, наверное, нам обеим, — сказала Тамара с укором.
— Извини, я не сообразила... — с неловкостью произнесла Галина.
Они поделили деньги пополам, и Тома воскликнула:
— Ура! Теперь я куплю себе красивую беретку, которую видела в одном магазине.
Но на следующий день обеим подругам выдали стипендию в университете. Галина отправилась на кафедру, где находился Леонид Константинович, чтобы рассказать ему об ошибке и вернуть деньги. Но он, выслушав её, ответил:
— Вчера, когда вы с Тамарой пришли ко мне, у тебя был вид, как у затравленного зверька. Ты будто стеснялась саму себя. Тебе что, неловко находиться рядом с этой барышней?
Галина пожала плечами, затем кивнула.
— Я просто захотел тебе помочь, — продолжал профессор. — Чтобы ты тоже купила себе хорошую одежду. Поверь, тебе нечего стыдиться. Ты очень приятный человек.
— Кто, я?
— Конечно. В юности я вообще ходил в залатанной одежде и ничуть этого не стеснялся. Бедность — не порок. Ступай на занятия и больше не занимайся самобичеванием.
Через несколько дней Галина прочитала в газете «Московский университет» статью о Леониде Константиновиче. В ней его младший брат, корреспондент, рассказывал, как во время учёбы в университете тот сменил ряд рабочих профессий, трудился одновременно на двух-трёх работах и почти всю получку высылал в другой город больному отцу и матери, ухаживавшей за ним.
***
Галина купила красивое ситцевое платье в мелкий цветочек и в нём приходила на экзамены. Уже после разговора с профессором она стала чувствовать себя увереннее и начала больше ухаживать за собой. Леонид Константинович поставил «отлично» курсовым работам её и Тамары. Казалось бы, до следующего курса уже рукой подать. Но однажды после экзамена она встретила в коридоре профессора и он сказал ей:
— Галя, у меня к тебе серьёзный разговор. Зайди, пожалуйста, на кафедру.
Они прошли в кабинет, присели за стол, и Леонид Константинович сообщил:
— Я узнал, что ты собиралась стать специалистом в физиологии головного мозга. А теперь занялась астрономией...
— Да, мне стало интересно, и я вслед за Тамарой пришла к вам писать курсовую...
— «Вслед за Тамарой»? Галя, мне кажется, что всё это для тебя временные увлечения — и физика, и астрономия... Ты не собираешься заниматься ими всерьёз. Разве не так? Есть ли профессия, которая стала бы для тебя делом всей жизни?
Он говорил таким доброжелательным тоном, что Галине захотелось рассказать ему обо всём. И она поведала, как в детстве посмотрела фильм «Безрадостная улица» с Гретой Гарбо, попала под обаяние главной героини и с тех пор дома часто примеряла перед зеркалом мамины наряды и шляпы, представляя себя в разных образах. Она твёрдо поняла, что хочет стать актрисой. Родители-биологи были не в восторге от её решения, желая, чтобы она пошла по их стопам, однако сами любили музыку: мама прекрасно играла на пианино, а папа — пел. Сестра любила играть на рояле. Одна тётя увлекалась драматическим театром, а другая — балетом.
— Когда я приехала в Москву, впервые увидела этот огромный город, мне казалось, что впереди будет столько радостного, интересного... — вспоминала Галина. — Но меня здесь не ждало ничего хорошего. Училась без интереса, настоящих друзей не нашла, всё время чувствовала себя такой одинокой...
— Значит, ты до сих пор хочешь стать актрисой? — спросил Леонид Константинович.
— Да, очень... Я готовилась к поступлению в Щукинское училище, но недавно узнала, что идут приёмные экзамены на актёрский факультет ВГИКа...
— Вот-вот, у меня и там, и там есть знакомые...
Профессор взял телефонную книжку и стал искать в ней что-то. Поняв, что он хочет помочь ей в поступлении, Галина сказала:
— Пожалуйста, не волнуйтесь за меня, я смогу поступить сама! Вы уже очень помогли мне...
Она забрала документы из МГУ и подала их во ВГИК. Там на прослушивании читала монолог Сони Мармеладовой из «Преступления и наказания» — очень любила произведения Достоевского. И это проникновенное исполнение так тронуло одного из преподавателей, Льва Владимировича, что он даже прослезился, и Галина тоже стала плакать... Её приняли в институт без экзаменов.
...В последний раз она пришла на физический факультет — проститься с преподавателями и товарищами. Со всеми очень тепло пообщалась, ей пожелали много хорошего в будущем. Но вскоре все разошлись по домам, и даже Тамарка, испугавшись начавшегося дождя, побежала на автобусную остановку. Галина осталась совсем одна. Она пошла по тротуару, оглядываясь на здание и всё больше намокая под дождём. Но вдруг откуда ни возьмись над головой появился зонтик — его держал Леонид Константинович.
— Галя, что же ты тут мокнешь... Я думал, что уже не застану тебя...
— Спасибо вам, Леонид Константинович, за всё, — ответила Галина. — Никогда не забуду, как вы меня поддерживали...
— Не нужно благодарности, — покачал головой профессор. — Пообещай мне только, что каждое утро будешь говорить себе: «Я самая красивая, самая талантливая, у меня всё получится!» И что никогда не будешь сомневаться в себе.
— Обещаю, — улыбнулась Галина.
Они дошли до трамвайной остановки и там простились.
— До свидания, Леонид Константинович! — крикнула она из окошка отходящего трамвая.
— Прощай, моя смугляночка! — ответил он и помахал рукой. — Счастливого тебе пути!
***
Они знали наверняка, что больше не встретятся, но часто вспоминали друг друга. Леонид Константинович с неловкостью думал о последних словах, обращённых к Галине, и ругал себя: как можно было сказать такое — «моя смугляночка»! Что за фамильярность? Разве может так обращаться преподаватель к студентке?
В начале октября Леонид Константинович остался дома один: жена и сын уехали в Новгород на свадьбу шурина. Профессор зашёл во ВГИК поздравить с днём рождения одного знакомого преподавателя и подарить ему свои недавно переизданные мемуары. Они встретились, тепло пообщались и много узнали о теперешней жизни друг друга. Преподаватель рассказал о новых талантливых специалистах и об изданных недавно книгах в институте. Они вместе выпили чаю, вспомнили молодые годы. И попрощались уже поздним вечером. Когда Леонид Константинович шёл по коридору к выходу, он увидел студентку, читавшую возле окна какую-то книгу, и направился к ней.
— Галя, здравствуй! Что ты тут делаешь так поздно?
Удивление и радость мелькнули на лице у девушки.
— Здравствуйте, Леонид Константинович...
— Где ты живёшь? В общежитии?
— Да, но мне нужно выучить монолог, а там очень шумно... Девчата репетируют отрывок из пьесы.
— У меня к тебе есть разговор. Не очень долгий, но важный... Мы с женой ищем домработницу. Нужен ответственный человек. Супруга моя устроилась по специальности в медицинский институт. Мы оба целый день на работе — раньше девяти часов домой не приходим. Нужно, чтобы кто-то убирался в квартире, носил бельё в прачечную, ходил в магазин за продуктами, следил, чтобы Филя делал все уроки. Может быть, ты попробуешь?
Галина посмотрела на профессора, потом опустила голову, некоторое время думала о чём-то и наконец сказала:
— Да.
— По деньгам не обижу, — пообещал Леонид Константинович. — И ещё буду приносить тебе ужины. Завтра после занятий приходи и вымой полы в квартире. Ведро, швабру и тряпку я оставлю в прихожей. Моя жена и сын сейчас в отъезде.
И дал ей ключ. Галина испугалась: вдруг он просто заманивает её туда, чтобы остаться с ней наедине; не начнёт ли приставать? Хотя она довольно хорошо знала его, всё же побаивалась оставаться вдвоём с ним. Но потом стала гнать от себя эти мысли: как может уважаемый человек, преподаватель университета, примерный семьянин позволить себе такое; да и зачем он тогда сказал ей об отъезде жены и сына?
На следующий день она пришла в пустовавшую квартиру, помыла полы в комнатах. Очень устала. Но решила уйти до того, как вернётся хозяин. Присела отдохнуть на диванчике в гостиной, потом легла и незаметно уснула. В прошлые ночи она плохо спала, а здесь был такой мягкий, уютный диван и сны виделись замечательные... И вдруг спросонья увидела Леонида Константиновича, который подложил ей под голову мягкую подушку и укрыл одеялом... Потом стало темно. Полежав ещё немного в полусне, Галина осознала, что это произошло наяву, и вскочила...
Была глубокая ночь. Свет в комнатах потушили. На столике возле диванчика стоял поднос с ужином из столовой. В спальне мирно дремал Леонид Константинович.
...Теперь Галине было совсем не страшно. На следующий день она навела порядок в домашней библиотеке профессора. Здесь были произведения русских и зарубежных классиков и даже роман-эпопея Леонида Константиновича о Рюриковичах. На столике лежало несколько тетрадей Фили с рассказами и повестью о средневековом лорде, украшенной его рисунками.
Леонид Константинович приходил домой поздно, уставший, приносил Галине ужин и говорил:
— Если заканчиваешь работу поздно — ночуй здесь, не ходи по городу в такое время, чтобы у меня за тебя душа не болела...
Но она успокаивала профессора, говорила, что с ней ничего не случится, и бежала к подругам в общежитие.
Эта квартира казалась ей каким-то новым миром, таинственным, не изученным до конца, в который хотелось возвращаться снова и снова... Там она чувствовала себя уютно, в безопасности. И в одиночестве мечтала о том, как сыграет множество интересных ролей в кино и театре и станет известной, и, просматривая книги из библиотеки в минуты отдыха, примеряла на себя образы героинь.
Да и сам Дом на набережной был интересен. Он включал в себя более 500 квартир, столовую, магазин, клуб, кинотеатр, библиотеку, детский сад и ясли, парикмахерскую, механическую прачечную и другие помещения. Галина вживую увидела здесь многих известных людей — политиков, учёных, героев Гражданской войны и соцтруда, писателей и других.
***
И вот вернулись из Новгорода жена профессора Мария Фёдоровна и сын Филя. Он сообщил им, что нанял домработницу. Хозяин и его сын были приветливы и внимательны к Галине, а вот хозяйка — красивая женщина с золотистыми волосами и серыми глазами — почти не общалась с ней и часто поглядывала настороженно.
— Твоя мама недовольна мной? — спросила однажды Галина у Фили.
— Не обращай внимания, — ответил тот. — Она всегда такая.
Однажды Филю сбила машина, когда он перебегал дорогу в неположенном месте. Родители привезли его в поликлинику, и там врачи диагностировали у мальчика сотрясение мозга. Хотели положить в больницу, но он упросил оставить его на домашнем лечении. Ему запретили читать, он должен был лежать в постели две недели и вставать только при крайней необходимости.
— Когда будешь здесь, следи, чтобы он выполнял предписания врачей, — велел Леонид Константинович Галине.
Она приходила уже под вечер, и в это время Филю навещали одноклассники — читали ему книги, делали у него уроки, беседовали с ним допоздна. Так что причин для беспокойства у неё не было. Пробыв дома положенное время и ещё раз проверившись в поликлинике, он вновь стал ходить в школу.
Порой отец был чрезмерно строг к Филе, заставлял его вести общественную работу в школе и контролировал все действия сына. Иногда они ссорились, но с отцом у мальчика отношения были теплее, чем с матерью.
Филя показывал Галине свою красную записную книжку, в которой он кратко описывал каждый прошедший день. В неё были вложены газетные заметки о вооружённых столкновениях и боях у озера Хасан и на реке Халхин-Гол, о заключении пакта Молотова — Риббентропа, о Советско-финской войне и других событиях. Они много говорили о разгоравшейся в Европе войне, об оккупации гитлеровцами Польши, Чехии и других стран.
На Новый год Филя ездил в Ленинград к своему другу Димке, с которым когда-то отдыхал в пионерлагере. Вернувшись, он долго рассказывал родителям и Галине о семье друга и его соседях по коммунальной квартире, об экскурсии по городу и увиденных достопримечательностях.
Иногда после рабочего дня Леонид Константинович приглашал Галину к себе в кабинет, пил с ней чай, показывал семейные фотографии, рассказывал о своих путешествиях в разные уголки земного шара, и она слушала его затаив дыхание...
Теперь, заработав денег, она перестала голодать и начала приносить еду друзьям в общежитие. Однажды, придя в магазин за зимним пальто, увидела Тамару, которая прошла мимо неё, задумавшись о чём-то и даже не заметив подругу.
Так она проработала всю зиму и начало весны.
Однажды, в конце марта, придя к профессору, застала его дома — тот сидел в своём кабинете за столом, обхватив голову руками.
— Что случилось, Леонид Константинович? — спросила Галина после приветствия.
— От меня ушла жена, — ответил он. — И забрала с собой сына.
— Как же так... Почему?
Профессор только пожал плечами.
— Скажите, что произошло? — встревожилась Галина.
— Мы поругались с сыном, и он ушёл жить к моему брату. Потом жена сказала, что я всё время придираюсь к мальчику и он больше не может меня терпеть. Но я ничего плохого ему не сделал, мне хочется только, чтобы он вырос достойным человеком... Маша придумала ещё, что у нас с тобой роман!
— Роман?! — воскликнула Галина. — Так это из-за меня?.. Мне нужно поговорить с вашей женой, объяснить ей всё!
— Они с сыном уехали в Новгород, — ответил Леонид Константинович. — Там живёт человек, которого она любит с юности. Так что дело не в тебе. Наш брак давно уже рушился, мы были вместе только из-за сына...
Галина закрыла лицо руками. Потом, понемногу придя в себя, достала из кармана пальто ключ от квартиры и положила на стол. И вышла из кабинета.
— Галя, что это значит? — спросил Леонид Константинович, взяв ключ. — Ты тоже покидаешь меня?
Он услышал, как хлопнула входная дверь. И понял, что теперь остался совсем один...
***
Леонид Константинович с тревогой ждал новостей от бывшей жены и сына из Новгорода. Он позвонил шурину и узнал, что они поселились в общежитии, Мария Фёдоровна устроилась на работу в больницу медсестрой, а Филя стал учиться в новой школе и подружился там со многими ребятами. Но его сверстники вступили в комсомол, а он не хотел вступать. Отец созванивался с ним, спрашивал о причине этого, но сын отмалчивался. Профессор понял, что тот устал от его опеки, и решил оставить мальчика в покое на некоторое время.
И очень тосковал он по Галине. Студенты увидели, что их любимый преподаватель, некогда жизнерадостный, энергичный человек, совсем пал духом, стал грустным и рассеянным. И его звонкий, весёлый голос сменился унылым и монотонным. Теперь ему не хотелось идти домой и он до ночи задерживался на работе. А придя в опустевшую квартиру, долго ворочался на кровати и не мог уснуть. Вставал и бродил по комнатам. В гостиной гладил рукой подушку, на которой Галя когда-то спала. В кабинете вспоминал разговоры с ней за вечерним чаем. Пару раз приходил к общежитию ВГИКа, стоял и смотрел на светившиеся окна, но не решался зайти, не зная, что можно ей ещё сказать...
Филю он видел потом только во время летних и зимних каникул, когда тот ездил к бабушке в Ворошиловградскую область и останавливался у него. В январе следующего года он говорил с сыном о будущем вузе. Филя мечтал полететь в космос или хотя бы сконструировать ракету и собирался поступать в лётную школу. Но отец настаивал, чтобы тот переехал к нему и подал документы в МГУ.
Когда Филя прибыл к нему в начале июня 1941 года, Леонид Константинович, сильно соскучившись, крепко обнял и расцеловал повзрослевшего сына. Тот, не выспавшись в дороге, лёг отдохнуть и сквозь сон почувствовал, как отец осторожно, боясь разбудить, накрывает его пледом, чтобы не продуло сквозняком, и снова целует в щёку.
Филя каждый день ходил на прогулку. Был в парке имени Горького, где шла Всесоюзная выставка советского плаката, в летнем саду «Эрмитаж», где пел Леонид Утёсов, в кинотеатре на фильме «Таинственный остров», в зоопарке. Потом они с отцом, его братом Лукьяном — таким же белобородым стариком — и писателем Серафимовичем ездили на дачу и там парились в бане.
Вскоре после возвращения в Москву Леонид Константинович, прогуливаясь по набережной, вместе с другими прохожими услышал из репродуктора голос Молотова. «Сегодня, в 4 часа утра... без объявления войны германские войска напали на нашу страну...»
***
На следующий день Леонид Константинович провёл на факультете комсомольское собрание. На нём присутствовали участники Советско-финской войны, которые рассказали о своём боевом опыте. Потом студенты заклеивали бумагой окна, опасаясь, что будут бомбить. Все были на факультете до глубокой ночи, и учащиеся приняли резолюцию: «Комсомольская организация МГУ считает себя мобилизованной и отдаёт себя в распоряжение партии и правительства, готовая к выполнению любых порученных заданий...». На улице больше не горели фонари, и света в окнах не было видно — город замаскировали от налётов фашистских бомбардировщиков. И Леониду Константиновичу, когда он шёл домой, всё казалось таким незнакомым...
Филя два раза ходил в военкомат, где было очень много добровольцев на фронт, простаивал длинные очереди, но не был взят из-за возраста. Ему пришла телеграмма от матери: «Филя, приезжай срочно».
— Что твоя мать думает? — рассердился Леонид Константинович. — Вместо того, чтобы самой уехать оттуда, она зовёт тебя к себе!
25 июня в три часа ночи прозвучали гудки сирены и москвичи, проснувшись, выбежали на улицу, некоторые бросились в бомбоубежища. Потом объявили, что это была учебная тревога.
В тот же день Филя уехал обратно к матери. Леонид Константинович с братом Лукьяном проводили его на поезд. Повсюду — и на тротуарах, и на мостовой, и у вокзала — стояли в обнимку мужья с жёнами, парни с девушками, которые должны были расстаться, отцы прощались с детьми... Профессор договорился с сыном, что они с матерью не медля соберутся и отправятся в Москву.
— Папа, ты прости, что я тебя не слушался... за всё прости, — сказал Филя, когда они обнимались на прощание.
Хотя поезда теперь были переполнены людьми, отбывающими на фронт, Филе тоже нашлось место. Когда он с подножки махал старикам рукой, отец увидел, с какой любовью и тревогой сын смотрит на него... Этот взгляд он запомнил на всю оставшуюся жизнь.
***
В конце месяца Леонид Константинович, выполняя постановление правительства, сдал свой радиоприёмник в местные органы связи, и вместо этого у него в квартире установили радиоточку. 3 июля он со студентами слушал в коридоре вуза обращение Сталина по репродуктору: вождь говорил о создании народного ополчения, в которое брали всех, кто не попал в армию. Профессор тоже решил вступить в него. Но студентов отправляли в разные области рыть окопы, противотанковые рвы, и его вместе с одним отрядом, командиром и комиссаром послали в Орловскую область.
Там солдаты уже расставили колышки, вдоль которых нужно было копать рвы. Но студенты, прибывшие в чистое поле, собранные в поездку кое-как, включились в работу не сразу. Первое время не хватало лопат и работали в две смены: одни копали, другие отдыхали. Еды выдавали совсем мало — горсть сухой вермишели и кусочек хлеба одному человеку на целый день. Посуды не было. Студенты выламывали котлы из бань, ходили вместе с Леонидом Константиновичем по деревням, доставая тарелки у местных жителей и покупая в магазинах, соорудили свою пекарню. Профессор отдавал полученную еду в общий котёл, а потом съедал ложку и делал вид, что наелся, заботясь о том, чтобы другим досталось побольше. Но студенты всё равно сильно голодали. Воду брали из ближайшего пруда. За работой они пели песню, сочинённую кем-то неизвестным:
Пусть в желудках вакуум, пусть в мозолях руки,
Пусть не раз мы мокли под дождём,
Наши зубы точены о гранит науки,
А после гранита глина нипочём...
Пришло тревожное известие: немецкие части прорвались вперёд и теперь находились совсем близко. В одну из ночей они стали стрелять из миномётов. Леонида Константиновича и трёх студентов ранило осколками от мин. Рука у профессора была в крови, болела нестерпимо, но он старался не показывать своих страданий, утешал и подбадривал студентов. Раненым вытащили осколки, убедились, что кости целы, и перевязали их найденными у кого-то бинтами.
Утром командир отряда, оставшись наедине с Леонидом Константиновичем, сообщил, что решил отправить домой раненых студентов и тех, кто в письмах жаловался родителям на плохие условия и просил забрать в Москву.
— Я хочу, чтобы вы сопроводили их и сами подлечились...
— Не сердитесь на тех, кто жалуется, — ответил профессор. — Они ещё неокрепшие птенцы, не видевшие настоящей жизни. Эта война многих закалит...
И он отбыл в Москву вместе с несколькими студентами.
***
Леонид Константинович очень надеялся, что его бывшая жена и сын уже приехали к нему домой, и с нетерпением ждал встречи. Но вновь вернулся в пустую квартиру... Ему стало очень тревожно, закололо в груди, и он опустился в кресло... Что же с ними случилось? Почему не приехали? Немцы вот-вот займут Новгород, если уже не заняли...
Теперь продукты выдавали по карточкам, и профессор долго стоял в очередях, чтобы получить хлеб, крупу, макароны, мясо, рыбу, сахар и другую провизию. Москву бомбили уже недели две, и поначалу жители очень боялись и прятались в бомбоубежища, а потом стали привыкать к этим тревогам и не всегда укрывались, продолжая заниматься своими делами. На улицах из освещения были только тусклые лампочки, покрашенные в синий цвет. В центре города поставили нарисованные макеты зданий, а настоящие дома спрятали под полотнища, чтобы на них не сбрасывали бомбы. В небе появились аэростаты.
Леонид Константинович стал ходить на перевязки в больницу. Боль в руке постепенно проходила. Однажды, возвращаясь домой, он увидел на улице знакомую девушку в цветастом платье, и сердце быстро забилось в груди...
— Галя!
Она посмотрела на него настороженно и отвернулась. Он подошёл к ней.
— Здравствуй, смугляночка!
— Здравствуйте...
— А я каждый день тебя вспоминал... Почему ты убежала тогда?
— Потому что не хотела разрушать вашу семью и надеялась, что вы с женой помиритесь. Вы так долго жили вместе и вдруг расстались, когда появилась я...
— Это совпадение!
— На чужом несчастье своего счастья не построишь... Мне надо идти. До свидания.
Галина стала уходить, и Леонид Константинович двинулся за ней.
— Подожди! А для кого это стало несчастьем? Для меня, знавшего, что жена любит другого человека и живёт со мной только из-за сына? Или для неё, жившей с нелюбимым мужем? Да, у нас был кратковременный роман, мы увлеклись друг другом, но это не любовь... На свет появился Филька, и мы терпели друг друга только ради него...
— Зачем вы мне всё это рассказываете? Зачем оправдываетесь? Я вам не жена, не невеста... Леонид Константинович, я за многое благодарна вам, но не ходите за мной больше, пожалуйста...
— Я уже давно изменил жене, — продолжал он, идя за ней. — Не наяву, а в своей душе изменил, когда полюбил тебя! Не говорил ей ничего, но она сама всё видела...
Галина свернула в какой-то дворик, а профессор всё шёл за ней.
— Пожалуйста, оставьте меня в покое! Леонид Константинович, не надо больше этих объяснений...
И тут они услышали звук сирены. Галина бросилась куда-то, скрылась за деревьями, и Леонид Константинович долго не мог её найти. Обежав весь двор, он увидел, что она лежит в канаве, обхватив голову руками. В небе послышалось гудение самолётов. Профессор кинулся к ней и лёг сверху, закрыл собой. Две бомбы взорвались на соседних улицах. Самолёты пролетели и скрылись.
Леонид Константинович поднял голову и прислушался. Самолёты затихли. Вдалеке раздавались крики людей. И вдруг еле слышно просвистело что-то, и он почувствовал резкую боль в спине и потерял сознание...
***
Он долго приходил в себя. Видел, что лежит на кровати в какой-то палате с другими больными, к нему подходили врачи и медсёстры, осматривали, ощупывали, слушали через трубочку, что-то говорили... Как в тумане он был, когда его кормили и поили. Потом опять наступало помутнение.
Однажды утром, очнувшись, он попытался подняться, но медсестра опустила его на подушку.
— Лежите-лежите, вам нельзя сейчас вставать, вы ещё очень слабы.
— А что случилось?
— Вы потеряли много крови. Были ранены осколком от зенитного снаряда. Сейчас от них много людей калечится и погибает на улице, поэтому надо прятаться в укрытия... Большой оказался осколок, вы просто чудом выжили... Вам сделали операцию, и сейчас нужен только покой.
Он поначалу не мог вспомнить ничего. Потом в голове стало проясняться. Много событий из жизни, с самого детства, вернула ему память. И вдруг он встревожился:
— Сейчас идёт война?
— Да, враг прорывается всё дальше, — ответил кто-то из больных. — Фашисты мучают, убивают пленных и мирное население, не жалеют ни стариков, ни детей...
Леонид Константинович долго лежал и глядел в потолок. Потом спросил:
— А Новгород? Слышно ли что-нибудь о нём? Там у меня жена и сын...
— Нет, неизвестно, — ответили ему. — Говорят только в сводках, что идут бои на Новгородском направлении...
— Может быть, они уже здесь?.. Ко мне не приходили женщина с пареньком?
— Нет, приходила только молоденькая девушка, — ответила медсестра. — Она и вызвала нас, когда вы были ранены...
— Какая девушка?
— Галина.
И тут он всё вспомнил: и как шёл за ней до какого-то дворика, и как прозвучала сирена и они укрылись в канаве...
— Она не ранена?
— Нет.
Он успокоился и задремал. Потом сквозь сон увидел, как в дверях появилась Галина. Она говорила о чём-то с медсёстрами, и глаза у неё были мокрые от слёз.
— Не плачь, смугляночка, — сказал профессор. — Живой я. Сколько войн было на моей памяти, и эту переживу...
Он поднялся на кровати и, когда Галина подошла к нему и села рядом, обнял её, прижал к себе.
— Зачем вы укрыли меня? — спросила она. — У вас и так была ранена рука, мне уже здесь сказали...
— Рука заживёт, ничего с ней не случится. Я хотел спасти самое дорогое — тебя... Расскажи, как ты живёшь, чем сейчас занята?
— Мы с подругой Ниной пытались уйти на фронт — не взяли. Скоро я должна ехать на первые съёмки. Будет военный фильм-концерт. Только я не могу вас оставить...
— Почему? Я и так вот-вот поправлюсь. А ты езжай. Очень хорошо, что тебя берут сниматься в кино, не упускай такую возможность.
На следующий день Галина вновь навестила Леонида Константиновича, и они попрощались на время её отъезда. Она принесла еду в узелке, но у профессора почему-то совсем не было аппетита, он с трудом съедал и то, чем кормили в больнице.
Вскоре к нему пришёл брат Лукьян. Тот должен был эвакуироваться из Москвы вместе с редакцией газеты, в которой работал.
— Я возьму тебя с собой, — сказал он.
— Нет, нет, езжай и не беспокойся за меня, — ответил Леонид Константинович. — Я позже эвакуируюсь. Мне надо дождаться Машу и Филю...
— Нет никаких новостей от них?
— Нет. Как в воду канули...
И Лукьян с тяжёлым сердцем покинул Москву. Теперь, когда враг подходил к столице, люди уезжали на восток целыми семьями...
***
Пролежав ещё несколько дней в больнице, Леонид Константинович выписался. Вернувшись домой, он достал из шкафа всю свою одежду, выбрал самую хорошую, сложил её в чемодан, отнёс в тот госпиталь, где лечился, и оставил раненым бойцам и другим больным. И каждый день приходил в эту и другую больницу, где ему перевязывали руку, и сам помогал медсёстрам делать перевязки. Он вызвался дежурить по ночам на крыше вместе с другими мужчинами своего дома. Когда туда прилетали зажигательные бомбы, брал их длинными клещами и опускал в бочку с водой. Так и стал жить: с утра был в госпиталях, к вечеру возвращался домой и ложился спать на два-три часа, а потом шёл на дежурство.
В начале октября он ходил в кинотеатр на тот самый фильм-концерт «Мы ждём Вас с победой!». В нём исполнялись военные песни и частушки. Галину показывали мало, но Леонид Константинович был рад за неё, считая, что это только начало и её ждёт великое будущее.
***
Немцы подходили к Москве. Они взяли Минск, Киев, Смоленск и другие крупные города, блокировали Ленинград. Красная армия, героически сражаясь с ними, всё же пока вынуждена была отступать перед их натиском. Сотни тысяч бойцов попали в окружение под Вязьмой и Брянском. Леонид Константинович заметил, что, когда немцев на какое-то время останавливали, москвичи храбрились, говорили, что закидают их шапками, а когда те снова прорывались вперёд, пугались. Он понял, что теперь не увидится с женой и сыном — те остались в оккупации, если, конечно, не уехали куда-нибудь ещё.
Из Москвы эвакуировалось в Куйбышев правительство; Сталин решил не уезжать. Поезда, автобусы, автомобили, переполненные людьми, отбывали из города. На восток двигались в вагонах предприятия и учреждения. На заводах и фабриках происходили беспорядки и забастовки из-за того, что работникам не выдавали зарплату, некоторые начальники даже бежали с деньгами.
В ночь на 16 октября Леонид Константинович во время дежурства видел с крыши дома, как люди идут по улицам — одни с сумками, другие налегке. Враг был уже совсем близко, и они уходили в восточном направлении.
Рано утром к профессору домой пришли его студенты, не попавшие на фронт и собиравшиеся эвакуироваться — двадцать с лишним человек. Они рассказали, что достали машины и теперь могут отбыть в Горький, и стали просить его ехать с ними. Потом пришла Галина, сообщила, что один её товарищ достал грузовую машину, они с друзьями собираются ехать во Владимир и хотят взять с собой Леонида Константиновича. Но он, выслушав всех, ответил:
— Ребята, спасибо вам огромное. Я очень тронут вашей заботой. Но уехать сейчас не могу. Дорогие мои... В этом доме осталось совсем мало людей — кто-то ушёл на фронт, кто-то эвакуировался, — и я должен каждую ночь дежурить на крыше. Но через день-два и я эвакуируюсь, так что не беспокойтесь за меня, пожалуйста.
— Тогда я тоже останусь, помогу вам, — сказала Галина.
— Не надо, работа эта нетрудная, в одиночку я очень хорошо справляюсь, — успокоил её Леонид Константинович. — Езжай со всеми.
Когда ребята уходили, он решил проводить их. Попросил у Галины позволения понести её чемодан и в подъезде незаметно положил туда кулёк крупы, который получил по карточке. Выйдя на улицу, попрощался со своими студентами. И, отдав чемодан Галине, заметил, что она очень встревожена.
— Не падай духом, — он притянул её к себе и поцеловал. — Смугляночка... Помни, что всё закончится хорошо. Враги столько раз покушались на Москву, но не получили её. Так будет и теперь.
...Большинство людей уходило в направлении Горького. По улицам двигались толпы с сумками, чемоданами и узелками. Народ стягивался к Заставе Ильича и далее плотным потоком шёл к Дауэнгаровке и Балашихе. Разные начальники и «советская элита» медленно прорывались вперёд на автомобилях. И те, кто оставался в городе, нападали на них и грабили. Заграждали им путь, открывали двери, багажники и забирали всё, отнимали вещи, даже били стёкла.
Грузовик, в кузове которого ехала Галина с товарищами, не тронули. Но при ней разбили машину одного чиновника, и он с женой и дочерью вынужден был идти дальше пешком.
— Тамара! — крикнула Галина, разглядев его дочь.
Та посмотрела на неё.
— Галя, ты?
— Ребята, это моя однокурсница, мы с ней дружили, — сказала Галина. — Возьмём их?.. Поднимайтесь к нам!
И юноши с девушками помогли Тамаре и её родителям забраться в кузов.
Долго двигались толпы людей на восток, и казалось, что не будет им ни конца ни края...
Стемнело. Леонид Константинович, убедившись, что оба госпиталя, в которых он работал, эвакуированы, возвращался домой по опустевшим улицам. Трамваи не ходили, метро не работало, магазины были закрыты. Двери некоторых складов, заводов, магазинов были взломаны — их разграбили, взяли всё, что могли унести. И профессору подумалось: «Если наши устроили такой погром, то что же сделают немцы, когда придут сюда?!» И сердце сжалось от страха. Но он тут же пристыдил себя: «Что, немцев испугался? Трус! Хорошо, что сын тебя сейчас не видит! А ещё уважаемый человек, профессор...»
Придя домой, он вынул из тайника старый-старый револьвер, почистил его, зарядил и сунул за пояс. Почувствовал себя немного спокойнее: так хоть не погибнет напрасно, успеет забрать с собой на тот свет кого-нибудь из немцев...
В этот день он не спал ни минуты. И ночью во время дежурства его сильно клонило ко сну. Он снял фуфайку, остался в одной рубашке. Начал ходить туда-сюда по крыше. Сделал зарядку. Умылся водой из бочки. Держался как мог. Но ближе к утру задремал, сев и прислонившись к трубе. И во сне услышал крик Фили: «Папа!».
Очнувшись, он увидел упавшую рядом зажигательную бомбу. И тут же поднял её и бросил в бочку с водой. На душе стало тревожно. «Филя... Сын мой... Что с тобой случилось? Где ты сейчас?»
...Он говорил другим, что скоро эвакуируется, чтобы они не волновались за него. Но сам не собирался уезжать. Ему казалось, что покинуть теперь город, в котором прожито столько лет, — это всё равно что оставить в беде близкого человека. И ещё он до последнего надеялся на скорое возвращение жены и сына...
***
Немцы так и не вошли в город. И в последующие дни он вновь «ожил». Сталин велел восстановить работу транспорта, открыть магазины. Из Куйбышева по его приказу доставили самолётом деньги для выплаты рабочим московских предприятий.
Оставшихся в городе москвичей мобилизовали на оборонительные работы, которые проходили и в пригородах, и в центре. Они возводили баррикады, ставили надолбы и ежи, копали противотанковые рвы. Даже молодые, здоровые люди сильно уставали. Леонид Константинович, работавший со всеми, проявлял необыкновенную выносливость. Руки у него были очень сильные и крепкие, так как в молодости приходилось много трудиться. Но, вернувшись домой, он сразу падал на кровать и засыпал мёртвым сном. Из-за этих работ отменилось ночное дежурство профессора, теперь он отсыпался дома. В конце месяца Москву опять сильно бомбили и рабочим приходилось укрываться в выкопанных ими рвах.
Однажды поздним вечером, когда он только вернулся домой, в дверь позвонили. Профессор открыл. На пороге стояла Мария Фёдоровна. По её бледному и заплаканному лицу он понял, что случилось несчастье, и спросил:
— Маша... что с тобой? Где Филя?
— Наш сын погиб... — ответила она и снова заплакала.
Леонид Константинович стоял словно громом поражённый. Потом ему стало плохо и он схватился за дверной косяк, чтобы не упасть. Мария Фёдоровна довела его до дивана, уложила и присела рядом.
— Маша, как же так... — прошептал он, заливаясь слезами. — Филенька... Что с ним случилось?
Но она продолжала плакать и не могла ответить. Только чуть позже, придя в себя, рассказала всё.
Летом Мария Фёдоровна ухаживала в госпитале за ранеными бойцами, Филя с одноклассниками помогали ей. 15 августа после тяжёлых боёв гитлеровцы заняли город и навели в нём свои порядки. Партийных деятелей, активистов и простых рабочих, отказавшихся служить им, арестовывали, пытали и казнили. Лечившиеся под их надзором пленные советские солдаты, медработники и вчерашние школьники создали подпольную группу, которую возглавили учитель Валерий Петрович и Филя. 25 августа они приняли партизанскую клятву.
Подпольщики связались с партизанской бригадой Николая Васильева и стали получать от неё задания. Они обеспечивали раненых солдат едой и одеждой и переправляли их за линию фронта, в госпитале тайно принимали по радио сообщения Совинформбюро, записывали и распространяли по городу, добывали оружие. Ребята доставали лекарства для госпиталя у своих родственников и знакомых, резали на бинты простыни, тряпки и одежду. Мария Фёдоровна ещё до начала войны развелась со вторым мужем, который изменял ей. Во время оккупации он стал полицаем у немцев. И однажды, выслеживая партизан в лесу, был убит ребятами из отряда Фили.
Весь сентябрь подпольщики спасали раненых солдат, уводя их из города. Немцы знали, что в городе действует подполье, и искали его, всюду устраивая засады. На последнем собрании группа решила уходить из города по два-три человека, пробираться к линии фронта. Но вскоре Валерий Петрович и два солдата нарвались на засаду, их арестовали. В ночь на 17 октября Филя увёл мать из города, оставил её в избушке лесника и двинулся обратно за забытыми документами. Уже почти дойдя до дома, в тёмном переулке он наткнулся на немецких офицеров и солдат и погиб в перестрелке с ними. Один из раненых советских солдат выдал немцам подпольщиков. Почти всех их арестовали, страшно пытали и публично повесили на городской площади. Среди них был и двоюродный брат Фили Гена, с которым он близко дружил. Мария Фёдоровна вернулась за сыном и узнала от соседки, что он погиб и уже был похоронен на кладбище. Посетив могилу сына и увидев своими глазами казнь подпольщиков, находясь в толпе народа, она ушла из города и смогла перейти линию фронта.
...Леонид Константинович вспомнил ту ночь, когда погиб сын. Как раз тогда ему послышался во сне голос Фили, как будто предупреждая об опасности...
— Он прожил жизнь достойно и погиб достойно... Маша, ты приляг, отдохни, сколько ты настрадалась, сколько испытала... Моя милая, хорошая...
Она отдала ему какое-то письмо, и он уложил её спать здесь же, на диване, а сам ушёл в кабинет. В руке у него было послание Фили ко всем людям Земли, написанное незадолго до его гибели, в котором сын сообщал, что не боится умереть за их счастье и спокойствие и что его любовь к ним не пропадёт. «Я по-прежнему буду с вами», — писал он. Леонид Константинович едва дочитал письмо — слёзы застилали глаза...
Проснувшись рано, Мария Фёдоровна стала прощаться с ним — она уезжала к своей матери.
— Не знаю, как сообщу об этом маме, — сказала она. — У неё два внука погибли... Что с ней будет...
— Скажи всё как есть, — ответил Леонид Константинович. — Первое время будет очень тяжело, очень...
Она уехала. Старик вновь остался один. Он сильно ругал и мучал себя, считая, что сам виноват в гибели сына: если бы не влюбился в Галину, то и жена с сыном остались бы с ним и не попали в оккупацию...
7 ноября на Красной площади прошёл военный парад. Выступивший перед войсками и всем народом Сталин отметил: «Главные цели немецкой операции «Тайфун» достигнуты не были, взять стремительным наступлением столицу фашистам не удалось». Потом под музыку оркестра по площади проходили курсанты разных училищ, полки, стрелковые, кавалерийские и танковые части, батальоны... Некоторые уходили с парада прямо на фронт. И каждый помнил слова Сталина: «Война, которую вы ведёте, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!».
***
Леонид Константинович часто видел сына во сне. То игрался с ним, ещё маленьким, то они вместе где-то путешествовали, то Филя просто смотрел на него с такой же любовью и тревогой, как при расставании... В этих снах вспоминалось всё, что было на самом деле, счастливая часть жизни, связанная с любимым сыном...
Проснувшись, старик долго лежал и смотрел перед собою, понимал, что Фили уже нет и не будет, и не мог смириться с этим. «Может быть, соседи ошиблись? — думал он. — Маша ведь не видела сына мёртвым... Может, похоронили не его?» У него до последнего оставалась надежда, что сын жив...
Потом он уехал на дачу. Не мог оставаться в квартире, где каждая вещь напоминала о Филе... И на даче прожил всю зиму. Сначала читал книги, потом нашёл старый радиоприёмник, о котором давно позабыл, и стал слушать сводки. Однажды сообщили, что советские войска по всему московскому фронту перешли в контрнаступление. Он не знал, где находится линия фронта — никаких боёв рядом с посёлком не было, и немцы не приходили. Но однажды, отправившись с санями к роднику за три километра, увидел там немецких солдат, набиравших воду в бидоны. Подошёл, подождал, пока они уйдут, набрал воды в свою флягу, погрузил её в сани и двинулся обратно. Потом ещё несколько раз ходил туда, дважды видел немцев, а после их, видимо, отогнали.
В начале апреля он ненадолго приехал в Москву. Врага отбросили от столицы на две сотни километров, и она почти вернулась к мирной жизни. Авианалёты стали редкими и не такими разрушительными. Много людей возвратилось из эвакуации. На улицах ещё были укрепления и баррикады, а в небе — аэростаты. Соблюдался комендантский час. Но в ночь на 5 апреля он был снят и москвичи широко отметили Пасху, в храмах было много народа. Леонид Константинович тоже сходил в церковь и помянул сына.
Он вернулся на дачу, но через несколько дней был вызван по телефону в Москву. 16 апреля вышел указ о награждении участников новгородского подполья. Леонид Константинович думал сначала, что здесь какая-то ошибка, ведь Новгород ещё не был освобождён, как же стало известно о подполье? Потом понял, что могла сыграть свою роль разведка. Он узнал, что в Москву прибыла одна выжившая подпольщица и соседи, похоронившие Филю. Леонид Константинович встретился с ними и за всё поблагодарил. Он понял, что погибший был точно его сыном — соседи сразу узнали его, хотя парень и был весь в крови, подобрали, обмыли, сколотили гроб из досок и похоронили на кладбище. Посмертную награду Фили — орден Красного Знамени — отдали отцу вместе с Грамотой о награждении и письмом М. И. Калинина. В Грамоте говорилось, что Филипп автоматной очередью уничтожил большинство членов немецкого штаба.
Леонид Константинович вновь собрался ехать на дачу, где теперь было много дел. Он написал письмо бывшей жене в Ворошиловградскую область, которая была под угрозой оккупации — просил её и тёщу эвакуироваться к нему. Но так и не дождался их. Перед отъездом он долго гулял по городу, греясь под весенним солнцем, представляя, как скоро деревья и кусты оденутся в листву, зазеленеет трава и Москва будет так прекрасна в этом наряде — любимая, родная, великая... В одном журнале профессор нашёл стихотворение Марка Лисянского «Моя Москва», которое очень полюбилось ему, особенно слова:
Никогда врагу не добиться,
Чтоб склонилась твоя голова,
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!
***
По приезде на дачу Леонид Константинович выкопал колодец: вода в колонке стала мутной, а до родника путь был неблизкий. Потом посадил картошку и другие овощи. Летом он ухаживал за огородом, собирал урожай, закручивал его в банки. А зимой — запасался дровами, убирал снег, делал кормушки для птиц. Каждый день по приёмнику слушал сводки: немцы двинулись в южном направлении, но были разгромлены в Сталинградской битве и в битве на Курской дуге. Часто вспоминал он Галину, беспокоился за неё. Знал, что их пути уже давно разошлись, у каждого своя жизнь, но не мог забыть её...
В ночь на 6 августа 1943 года в доме раздался телефонный звонок. Леонид Константинович уже отвык от этого звука и поначалу не сообразил, что это такое. Потом поспешил взять трубку.
— Слушаю вас...
— Лёнечка, дорогой, здравствуй! — прозвучал знакомый голос. — Я уж и не знал, где тебя искать. Только потом вспомнил про твою дачу...
— Лукьян, это ты? — обрадовался профессор. — Здравствуй, братишка... Ты что, вернулся из эвакуации?
— Да, ещё несколько дней назад. В Куйбышеве был. А здесь, в Москве, вот только давали салют: наши освободили Орёл и Белгород. К тебе приехала Анна Степановна, но, так как ты сейчас не дома, остановилась у меня...
— Кто? Анна Степановна?
Услышав имя бывшей тёщи, Леонид Константинович насторожился. Неужели что-то случилось и с Марией Фёдоровной?!
— Что произошло, Лукьян?
— Ничего. Она хотела побывать на могиле у Фили, думала, что Новгород скоро освободят, ведь линия фронта проходит близко к нему, и собиралась поехать туда с тобой. Я сам только вот узнал о его гибели. Бедный мальчик...
— А Маша? Что с ней?
— Она работает медсестрой на фронте.
Профессор схватился за сердце: если с ней что-то случится, он не переживёт...
На следующий день он приехал в Москву и встретился с братом и бывшей тёщей. Анна Степановна сильно постарела с тех пор, как они в последний раз виделись четыре года назад, лицо её покрыли морщины. Леонид Константинович повёз её к себе на квартиру.
Дома он расспросил старушку, как они с дочерью жили всё это время. Узнал, что после известия о гибели двух внуков она тяжело заболела и думала, что тоже умрёт, но Мария Фёдоровна своей заботой и поддержкой вернула её к жизни. Когда немцы подошли к Ворошиловградской области, Анна Степановна не захотела бросать хозяйство и эвакуироваться и они с дочерью остались дома. Оккупанты забрали у них весь урожай с огорода и молоко, много пьянствовали, один приставал к Марии Фёдоровне, уговаривал ехать к нему на родину, когда закончится война. Потом они уехали, оставив вместо себя полицаев.
Мария Фёдоровна устроилась на работу уборщицей в электромеханические мастерские, где сложилось подполье. В нём состояли десятки взрослых людей, юношей и девушек, и организация называлась «Молодой гвардией». Подпольщики нападали на немецкие машины, писали и распространяли листовки, помогали семьям красноармейцев, освобождали военнопленных, устраивали диверсии на шахте и в мастерских, сорвали угон населения в Германию поджогом биржи труда, собирали оружие. Но из-за предательства одного участника организация была раскрыта. Большинство молодогвардейцев арестовали, страшно пытали и казнили: одних расстреляли, а других сбросили в шурф шахты. В живых осталось лишь несколько человек, которые смогли скрыться от палачей.
— Маша не состояла в подполье, но помогала участникам, — вспоминала Анна Степановна. — И Филя знал многих ребят из «Молодой гвардии», встречался с ними, когда приезжал ко мне.
Они с Леонидом Константиновичем поехали к нему на дачу и там стали заниматься хозяйством, ухаживать за огородом. Когда профессор позже приезжал в Москву, он видел в газете «Правда» статью о награждении молодогвардейцев и портреты пятерых из них, удостоенных звания Героя Советского Союза — Ульяны Громовой, Ивана Земнухова, Олега Кошевого, Сергея Тюленина и Любови Шевцовой.
Однажды за обедом Анна Степановна сказала:
— Когда Маша жила со вторым мужем, я очень тревожилась за неё — он был пьяницей и гулякой. Хорошо, что они расстались... А все те годы, что она жила с тобой, я была спокойна и радовалась, что у неё такой муж — ты ведь очень добрый человек, надёжный... Может быть, когда она вернётся, вы снова сойдётесь?
— Нет, нет, об этом не может быть и речи, — покачал головой Леонид Константинович. — Если вы будете в чём-то нуждаться — помогу, но жить с ней больше не стану.
— Я понимаю, что моя дочь слишком гордая, но вы так хорошо заботились друг о друге раньше... Ты уже немолодой, одному жить трудно...
— Я сам о себе позабочусь. И не говорите больше об этом. Если нас и общий сын не удержал, то зачем нам теперь быть вместе?
И профессор встал и ушёл, не доев обед.
Однажды они приехали в Москву, Леонид Константинович оставил Анну Степановну дома и ушёл в какой-то магазин. Вскоре в дверь позвонили. Старушка открыла и увидела на пороге темноволосого паренька, потом пригляделась и поняла, что это коротко подстриженная девушка.
— Здравствуйте...
— Здравствуйте.
— А Леонид Константинович дома?
— Нет, он уехал.
— Мы с ним не виделись два года. Он был моим преподавателем. Когда я уезжала в эвакуацию, он оставался в Москве, но говорил, что тоже уедет. Всё это время я беспокоилась о нём... Передайте ему, пожалуйста, когда вернётся, что приходила Галя.
Анна Степановна застыла от удивления. Дочь когда-то рассказывала ей об этой девушке...
— Галина, он насовсем уехал. Не ищите его больше тут. Они с женой вновь сошлись и уехали неизвестно куда. Теперь здесь живу я. У них ведь сын погиб...
— Филя?!
— Да.
Галина опустила голову и прошептала:
— Простите, я не знала...
И, попрощавшись, быстро ушла.
***
Леонид Константинович вернулся на работу в университет, но пока не читал лекции студентам, а руководил ремонтом нескольких аудиторий.
Анна Степановна ещё несколько раз пыталась заговорить с ним о том, что им с Марией Фёдоровной нужно вновь сойтись. Но он отмалчивался или уходил.
20 января 1944 года Новгород был освобождён от оккупантов. Однако Леонид Константинович из-за многочисленных дел в университете смог поехать туда вместе с Анной Степановной и Лукьяном только в марте. Сразу по прибытии в город он посетил могилу сына, на которой был деревянный крест, возложил на неё цветы и сказал:
— Ты так любил жизнь, столько хорошего мечтал сделать... Но многое не успел. Проклятая война забрала тебя... Спи спокойно, дорогой, мы помним и любим тебя...
Он долго стоял возле могилы, и слёзы катились по его лицу. Анна Степановна и Лукьян тоже плакали.
Потом они пришли на братскую могилу отряда Фили — в ней были похоронены одиннадцать человек, повешенные немцами на городской площади 28 октября 1941 года. В их числе был и Гена — двоюродный брат Фили.
Гостей приютила у себя его мать Наталья. Её муж Матвей (сын Анны Степановны) был на фронте. А дочь Тоня теперь училась в восьмом классе. Они встретились и с Дашей — выжившей участницей подполья, одноклассницей Фили. В те страшные дни, когда предатель назвал немцам имена подпольщиков, она ухаживала за больной матерью дома и он не видел её, не знал про неё. Девушка провела гостей по улицам города, рассказала, где что происходило.
Когда они пришли в один узенький переулочек, Даша указала на старенький трёхэтажный домик:
— Здесь жили Филя с мамой. В этом переулке он погиб ночью. Наткнулся на немецких солдат и офицеров, возвращавшихся с какого-то застолья, те пытались арестовать его, но он начал стрелять в них и сам был убит.
Потом они были на площади.
— Здесь повесили наших ребят и взрослых. Они вели себя очень мужественно. Горожане, которых сюда согнали, волновались, кричали что-то немцам, пытались прорваться к виселицам, и солдаты еле сдерживали толпу... Валерий Петрович сказал, что немцы всё равно не испугают советских людей пытками и казнями, не сломят их дух, что оккупантов всё равно прогонят... Его, командира отряда, повесили первым. Потом — ребят. А после них — взрослых подпольщиков...
Гости были в школе, где учился Филя, общались с учителями, пионерами, комсомольцами. И все, кто был знаком с ним и Геной, вспоминали их добрым словом.
На могилу Фили поставили гранитный памятник с его фотографией, на которой он так светло, по-доброму улыбался...
Затем путники вернулись в Москву и разъехались кто куда: Леонид Константинович — на дачу, Лукьян — к себе домой, а Анна Степановна — к себе, в Ворошиловградскую область.
***
Прошло несколько месяцев. Леонид Константинович вновь стал читать лекции в своём университете. На фронте погибли многие преподаватели и учащиеся, и каждое известие о смерти он тяжело переживал... Советский Союз был полностью освобождён от немецко-фашистских захватчиков, бои шли уже на территории Польши. И профессор со студентами были уверены, что в наступающем году война закончится.
Однажды, идя по улице, Леонид Константинович увидел афишу нового фильма «Зоя». Девушка с короткими волосами, изображённая на ней, показалась ему очень знакомой, но он не мог вспомнить, где её видел. И, зайдя в кинотеатр, купил билет на этот фильм. Зал был переполнен зрителями, и профессор еле отыскал своё место. Когда на экране появилась главная героиня, его словно током ударило. Это была она! В фильме рассказывалось о детстве, школьных годах, партизанской деятельности, пытках и казни Зои Космодемьянской. Он понял, как сильно соскучился по Галине, которая исполняла эту роль — по её голосу, взгляду, по общению с ней... И был рад тому, что ей досталась такая хорошая роль, главная в фильме... Он заметил, что Зоя получилась слишком правильной, идеальной во всём. Но, наверное, так и было нужно, ведь с неё станут брать пример другие ребята, другие поколения...
Профессор решил найти свою зазнобу или хотя бы узнать, как она живёт. Он пришёл во ВГИК, встретился там со знакомым преподавателем, они поговорили о своей жизни, потом — о фильме «Зоя». И Леонид Константинович узнал, что Галина окончила ВГИК и вышла замуж за какого-то режиссёра.
— Они хорошо живут вместе? — спросил он.
— Вроде да, — ответил преподаватель.
Возвращаясь домой, профессор мысленно ругал себя: «Перестань уже бегать за ней! Она молодая, красивая, известная. Зачем ты, старый дурак, ей нужен?» Но долго ещё вспоминал о ней. И студенты на переменах обсуждали этот фильм, и при каждом упоминании имени Галины он начинал волноваться...
***
Анна Степановна долго не получала писем от дочери. Сильно переживала, и ей думалось уже самое плохое. Но в начале весны Мария Фёдоровна вернулась домой. Когда они обнимались при встрече, мать заметила, что у дочери округлился живот.
— Маша, ты что, на сносях?
— Да, мамочка, будет у тебя ещё один внук...
Анна Степановна осторожно погладила живот дочери.
— Как же это... А отец кто?
— Ваня, солдат, с которым мы познакомились в госпитале в Минске. Нам вместе было так уютно, легко, мне казалось, что я знаю его всю жизнь... Мы хотели пожениться после войны. Но он, вылечившись, снова ушёл на фронт и недавно погиб при освобождении Познани. Меня отправили домой, так как срок уже большой... Так хочется порой заплакать, но боюсь, что ребёночку могу навредить... Это единственная память о Ване...
— Доченька... — мать снова обняла её. — Сколько ты натерпелась... Ничего, вырастим малыша... Я-то хотела, чтобы ты снова сошлась с Лёней...
— Всё это уже в прошлом, мама, — ответила Мария Фёдоровна. — Он очень хороший, но мы не подходим друг другу. Раньше, в молодости, я радовалась, что вышла замуж за такого успешного, знаменитого человека, что этот брак даст мне много возможностей, о которых раньше не могла и мечтать! Но потом поняла, что не в этом счастье. Главное — это любить и быть любимой... Леонид не был мне противен, но и он упрямый, и я своенравная, мы ссорились и никак не могли прийти к согласию...
— Ну, вам виднее... — вздохнула Анна Степановна. — Зря я в вашу жизнь полезла, хотя и с благими намерениями...
Через два месяца, в канун Дня Победы, у Марии Фёдоровны родился мальчик, которого назвали Васей. С фронта вернулись два её брата, израненные, но живые.
***
Советские войска дошли до Берлина и взяли его, и над Рейхстагом был поднят красный флаг. Из верхушки III Рейха Гитлер и некоторые другие покончили жизнь самоубийством, чтобы не попасть в руки правосудия, а остальные предстали на Нюрнбергском процессе в качестве обвиняемых и затем были повешены. 24 июня на Красной площади состоялся парад Победы, на котором знамёна фашистской армии были брошены как трофеи у стен Мавзолея.
Леонид Константинович искренне любил свой народ, восхищался его мужеством и в то же время жалел, зная, что почти в каждой семье кто-то погиб...
***
В начале декабря 1946 года к профессору ненадолго приехала Мария Фёдоровна с симпатичным русоволосым малышом Васей. Бывшие супруги целый вечер разговаривали, рассказывали друг другу о себе. Хотя они и жили вместе не по любви, но теперь скучали по тому светлому времени, когда с ними был Филя...
— Он недавно мне снился, — сказала Мария Фёдоровна. — Будто лежит в колыбельке, ещё совсем младенец, перебирает ручками и ножками... Помнишь, как он в шесть лет подарил мне свою поделку — цветок из бумаги? Я так боялась испортить, помять его...
— Да, он сохранился у меня, — ответил Леонид Константинович. — Я ничего не выбрасывал из вещей Фили.
Он нашёл в шкафу этот цветочек и отдал Марии Фёдоровне.
— Бери себе на память. Хорошо, что ты снова родила. Да, от нашего горя никуда не денешься, но у тебя теперь началась новая жизнь, новые заботы и радости... Если в чём-то будете нуждаться — обращайтесь, я обязательно помогу.
— Спасибо... А ты так и не виделся с Галиной? Я смотрела фильм, в котором она играла Зою Космодемьянскую. Теперь её имя у всех на слуху...
— Нет, не виделся. Она ведь давно замужем... Хотя я всё так же люблю её.
— Мне нужно кое-что рассказать тебе. Три года назад, когда моя мама приезжала сюда и как-то осталась одна в квартире, приходила Галина, спрашивала про тебя, но она сказала, что ты снова сошёлся со мной и уехал насовсем. Не сердись на неё, пожалуйста, она хотела помирить нас с тобой...
Леонид Константинович тяжело вздохнул и закрыл лицо рукой.
— Что теперь сердиться... — ответил он. — И не исправишь уже ничего. Она замужем.
***
Незадолго до Нового года профессора пригласил в театр на спектакль один знакомый артист. И тот, одевшись в старый, но хорошо сохранившийся костюм, прибыл туда.
Сдав пальто в гардероб, он собрался идти в зал, но его окликнула какая-то женщина в белой блузке:
— Леонид Константинович!
У неё были длинные тёмные волосы, карие глаза и очаровательная улыбка...
— Не узнали? Это я, смугляночка...
— Галя... Как же ты изменилась, ещё больше похорошела... Совсем другая стала... Ты что, тоже на спектакль идёшь?
— Нет, я здесь работаю. Но сейчас собралась идти домой.
— Да, теперь у тебя семья, муж...
— Мы с ним расстались.
Леониду Константиновичу нечего было терять, и он рассказал ей всю правду — о том, что не сходился с бывшей женой и никуда не уезжал.
— Анна Степановна просто хотела помирить нас с Машей. А ты не огорчайся — найдёшь ещё мужа, теперь у тебя поклонников много!
— Да, человека многие начинают любить, когда он становится знаменитым, уделяют ему столько внимания... А когда я была никому не известной студенткой, бедной, неказистой, застенчивой, кто меня здесь любил? Только одному человеку была нужна. Он столько раз меня выручал, поддерживал и наставлял, чтобы я любила себя и никогда не сомневалась в себе...
Галина стала утирать рукой глаза.
— Не плачь, — Леонид Константинович подошёл к ней и своим чистым платком вытер ей слёзы. — Не могу видеть, как ты плачешь...
— Это ведь не от горя... Плачут не только от горя или радости...
Он обнял её, крепко прижал к себе. И так они стояли, не слыша ни голосов людей, ни звонка на спектакль...
— Галя, я скоро выхожу на пенсию, — сказал профессор. — Решил встретить Новый год на даче со своими коллегами и студентами. Поедешь с нами?
— У меня столько репетиций... Только тридцатого вечером освобожусь.
— Значит, тридцатого и поедем.
Они договорились встретиться здесь, возле театра, условившись со временем, и попрощались. Галина получила пальто в гардеробе и ушла.
А Леонид Константинович долго ещё стоял в коридоре, думая, что всё это происходит не наяву и сейчас он проснётся у себя дома...
***
Они благополучно успели на поезд и доехали до нужной станции. Возле неё находился ёлочный базар, и Леонид Константинович купил небольшую ёлочку.
На даче он поселил Галину в зале, где был широкий, удобный диван, а сам устроился в спаленке на кровати.
Весь следующий день они готовились к празднику. Наряжали ёлочку новыми игрушками — шарами, звёздами и цветами с фосфором, светящимся в темноте. Готовили блюда — картофель отварной, салат «Столичный», жареного судака; Галина сварила украинские галушки — блюдо из детства, которое получалось таким вкусным у её мамы... Леонид Константинович достал из погреба малосольные огурцы, помидоры и капусту. За этими приготовлениями они рассказывали друг другу о том, как жили во время разлуки.
Тогда, в октябре 1941 года, Галина с друзьями уехала во Владимир. А оттуда ребята месяц добирались до Алма-Аты — пешком, пароходом по Волге, на перекладных, поездом. Там встретились с преподавателями и другими студентами, эвакуировавшимися ранее. Все жили в помещении местного техникума, где не было отопления, и очень мёрзли. Потом Галина переболела брюшным тифом — болезнью, косившей многих, — но выжила. Она сильно похудела, коротко подстриглась. Стала посещать актёрскую мастерскую Бибикова и Пыжовой, разместившуюся в одной гостинице. Там её заметил ассистент режиссёра, собиравшегося снимать фильм про Зою Космодемьянскую: Галина была похожа внешне на эту героиню. Её сфотографировали, пригласили на пробы. Потом утвердили на роль — её выбрала из числа претенденток мать Зои, Любовь Тимофеевна.
— Режиссёр видел в Зое прежде всего искреннюю девочку с доброй душой, сострадавшую людям, самоотверженную и способную ради них на подвиги, — вспомнила Галина.
На съёмках старшие актёры жалели её. Виктор Добровольский, игравший одного немца, в перерывах между съёмками одевал Галину в шубу. Ростислав Плятт, исполнявший роль другого немца, который пытал Зою, не мог даже ударить её — воспитание не позволяло. Сцену повешения снимали в Семипалатинске. Потом Галина ездила в Киргизию, навещала родителей и сестру, эвакуированных туда. Пришло распоряжение возвращаться в Москву и снимать фильм с самого начала под надзором Центрального комитета. Туда Галина ехала сначала в одном поезде, с ранеными солдатами, ухаживала за ними, и они называли её сестрёнкой. Плыла на судёнышке по Иссык-Кулю, всю ночь шла через степь. А потом добиралась в другом поезде, с актёром Николаем Черкасовым, хотела спать, и он уступил ей свою верхнюю полку, а сам сидел внизу скрючившись, будучи ростом под два метра.
— Наши, советские, люди не только сильны духом и храбры, но и добры, — сказала Галина. — Поэтому мы победили в войне.
По возвращении в Москву съёмки велись в поле рядом с ВДНХ и в одной подмосковной деревне, были построены декорации на «Союздетфильме». Товарищей Зои играли студенты и школьники. В павильоне было очень холодно, но ребята были закалёнными и терпеливыми. Сцена повешения, снимавшаяся в деревне, была для Галины самой неприятной. Местные жители снимались в массовке и, когда она обращалась к ним с последними словами Зои, плакали... Актриса глубоко вжилась в образ и очень сострадала своей героине. Из-под неё выбивали табурет, и она повисала на тоненькой страховке. Так сделали два дубля, и всё смотрелось очень естественно.
За этот фильм Галина получила Сталинскую премию I степени и потратила её на новые платья.
— Я думала, что, раз не попала на фронт, должна сыграть героиню в кино, — рассказывала она. — Хотела внести этим свой вклад в Победу. И, когда играла Зою, чувствовала, что делюсь со зрителем самым сокровенным... Потом сомневалась, стоит ли мне дальше сниматься? Маленькие, эпизодические роли играть не хотела, комедийные — тоже. Даже отказалась от предложения сняться в одной комедии. Думала, что после Зои уже нельзя появляться в таких ролях... Ко мне на улице подходят люди, говорят восхищённые слова, я благодарю их, но понимаю, что это обращаются прежде всего к светлому образу Зои, вечно живому…
Потом она вспомнила прошлогоднюю поездку в Болгарию в составе делегации советской молодёжи. Гости проехали на машинах через всю страну, и повсюду их встречали со слезами, объятиями, словами благодарности. В каждом городе висели афиши фильма «Зоя», везде его показывали. Галина много выступала перед зрителями, голос у неё садился, а люди звали выступать снова и снова, скандируя: «Зо-я!»
А недавно она была в составе первой советской делегации на Первом Каннском фестивале вместе с Михаилом Калатозовым, Сергеем Герасимовым и Мариной Ладыниной. В конкурсе участвовало девять советских кинокартин. Лучшие фильмы отмечались призом «Гран-при». Фильм «Зоя» смотрели со слезами. Но в победители вышла советская лента «Великий перелом». И западная публика, и пресса очень заинтересовались Галиной — первой увиденной ими советской кинозвездой. О ней много писали в газетах, её фотография попала на обложку французского журнала «Cinema».
— Там столько отелей, ресторанов, кафе и магазинов! — вспоминала она. — И всюду толпы людей. Мы с Мариной Ладыниной жили в огромном номере отеля с видом на море, с двумя спальнями и гостиной. Фестиваль шёл целый месяц. Было очень интересно... У меня дома много фотографий, сделанных там. Когда вернёмся в Москву, покажу их вам.
...Вечером Леонид Константинович и Галина встречали гостей в образах Деда Мороза и Снегурочки: он был в красном колпаке, она — в синем. Прибыли коллеги профессора — пожилые преподаватели, его выпускники — состоявшиеся учёные-историки, аспиранты и студенты. Всего человек тридцать. Все знакомились с Галиной, проходили в дом, размещались за столом, накрытым в зале. Они привезли с собой добавку к новогоднему столу — бефстроганов, лангет и винегрет. Из напитков у хозяина был только чай и яблочный кисель, а гости привезли ещё шампанское и глинтвейн.
Приближалась полночь. Все наполнили бокалы шампанским, и гости попросили Леонида Константиновича сказать тост. Он поднялся со стула.
— Дорогие мои... Нам пришлось пережить тяжёлое, страшное время. Война принесла непоправимое горе. Но все сплотились, поддерживали, спасали друг друга и вместе шли к Победе. Мы многое потеряли в этой войне. Но у нас осталось тепло души и любовь друг к другу. И нам надо сохранить это в себе...
И все чокнулись бокалами, провожая старый год. А вскоре стали бить настенные часы и все встретили новый 1947 год.
Потом ели, пили, вспоминали весёлые истории из университетской жизни. И Галине было так хорошо, уютно с новыми знакомыми... По их просьбе она подарила всем экземпляры своей фотографии, которые нашлись у неё в чемодане, с подписью и словами: «Я так же, как и Вы, люблю киноискусство». Затем все слушали пластинки со старинными романсами на патефоне, пели под гитару, танцевали... Так пролетела новогодняя ночь.
Под утро все стали ложиться спать кто где: на диване, на кровати в спальне, на раскладушке, на полу... Леонид Константинович увидел, что Галина начала убирать со стола, но её клонило ко сну. Он принёс из спальни матрас, уложил её спать на нём и укрыл одеялом, а потом сам вынес тарелки и приборы на кухню и помыл.
***
Днём гости уехали. Леонид Константинович, зная, что Галина любит кататься на лыжах, нашёл в чулане старые Филькины и отдал ей. И отправил её на прогулку, а сам стал готовить обед. Вернулась она бледная и вялая. Потрогав её лоб, профессор испугался: тот был горячим...
Он стал её лечить. Положил на диван, растёр медицинским спиртом и завернул в одеяло. Потом прошёлся по посёлку, спрашивая людей, нет ли у кого молока. Достал его у одного старого знакомого, с которым они выручали друг друга. Стал готовить молоко с мёдом и чай с малиновым вареньем и поить её. Температура то понижалась, то повышалась. Потом наконец её сбили совсем.
Леонид Константинович, ухаживая за Галиной, перебрался в зал и устроился на матрасе. Она, чувствуя себя неловко, предлагала поменяться местами, но он отказывался. Перед сном они любили поговорить. О бывшем муже Галина ни разу не упоминала, и профессор не спрашивал её. Как-то она рассказала о том, что её тревожило:
— Мы с Любовью Тимофеевной, мамой Зои, сильно сблизились. Когда снимали фильм, она не требовала полного сходства и не придиралась к деталям, понимая, что фильм посвящён не только Зое, но и всем девочкам и мальчикам, погибшим в войну… Я приходила к ней домой, и она показывала мне фотографии своих детей. У неё был ещё сын Саша, он погиб на фронте в конце войны. Её часто приглашают на мероприятия, она выступает перед людьми. Очень мужественная и благородная женщина... Но недавно наша общая знакомая сказала, что она хочет меня удочерить. Как же так? Моя родная мама жива, я не могу поменять её на другую...
— Вряд ли до этого дойдёт дело, — успокоил её Леонид Константинович. — А если она и станет говорить об этом, расскажи о своём детстве, о маме, о том, как ты сильно её любишь. Я уверен, что Любовь Тимофеевна поймёт тебя.
***
Они встретили Рождество, и Галина стала собираться в Москву — впереди у неё были репетиции и спектакли. Она пригласила Леонида Константиновича на первый спектакль и перед отъездом сняла с него мерки, чтобы заказать в ателье хороший костюм, в котором он должен был прийти на представление. Он одел её в свои ватные штаны и свитер, проследил, чтобы она повязала тёплый платок и шарф. И, провожая на станцию, велел позвонить ему по прибытии. Вечером они созвонились и долго разговаривали. Галина была совершенно здорова и в хорошем настроении, и это радовало Леонида Константиновича. Всего через три дня они должны были встретиться...
Но в то утро, которого профессор ждал с нетерпением, его арестовали. Он шёл с чемоданом к станции и увидел, как трое пьяных мужчин мучают щенка. Тот скулил и пытался вырваться от них, но ему вывернули лапы. Леонид Константинович узнал в одном из мужиков жителя посёлка Рюхина — алкоголика, жестокого человека, избивавшего свою жену и детей. Профессор подошёл к нему и дружкам и попросил оставить щенка в покое. Те, бросив его, начали ругаться с заступником, ссора перешла в потасовку. Леонид Константинович был уже сильно поколочен, когда достал из кармана револьвер, чтобы припугнуть живодёров. Те попытались отобрать у него оружие, и он случайно нажал на курок... Рюхин был убит, его дружки убежали. Профессор пошёл сдаваться в милицию.
Его арестовали и привезли в Москву, поместили в следственный изолятор. Два месяца он ждал суда. На следствии профессор и дружки Рюхина рассказали, как всё произошло. Во время судебного заседания адвокат упирал на то, что это было непредумышленное причинение смерти, и просил, чтобы подсудимому из-за преклонного возраста дали условный срок. Но его приговорили к двум годам колонии-поселения.
Поездом доставили профессора в один из посёлков Читинской области. Там разместили в хорошей избе с печкой. Строгого надзора за ним не было. И ему казалось, что он не отбывает наказание, а просто поменял дачу. Только вот Галины здесь не было... Несколько раз он брался за письмо ей, в котором сообщал, что попал в колонию на небольшой срок, просил жить спокойно дальше и не тревожиться за него. Но так и не закончил его, не отправил. Не хотел портить ей жизнь. Надеялся, что она поищет его и успокоится, заживёт своей жизнью.
Заключённые вместе с нанятыми рабочими строили новые дома в посёлке. И Леонид Константинович присоединился к ним, стал выполнять подсобные работы. Стройматериалы им привозил на грузовике высокий, худой парень, которого почему-то прозвали Коржиком.
Так профессор прожил там весну, лето и осень. В конце ноября начальник колонии сообщил, что его хотят амнистировать из-за возраста, огромных заслуг в научной и преподавательской деятельности и помощи фронту в годы войны — должны будут отпустить уже в январе. Вскоре пришло письмо от Лукьяна: они с Галиной искали Леонида Константиновича, с трудом узнали, где он находится, и собирались навестить его. В ответном письме он попросил их не приезжать, так как скоро вернётся сам.
Однажды, в середине января, Коржику понадобился помощник, чтобы погрузить в машину материалы в другом посёлке, и Леонид Константинович вызвался поехать с ним и получил на это разрешение начальника колонии.
Грузовик стало заносить в сторону на ледяной дороге, когда он поехал под гору. Вдали показалась автоцистерна, двигавшаяся навстречу. Коржик пытался ехать прямо, и сначала это ему удавалось, но потом он потерял управление. Заскользив влево, грузовик врезался в автоцистерну и протащил её несколько метров. Раздался один взрыв, потом — другой, от которого содрогнулась земля, и обе машины охватил гигантский клубок пламени...
Когда люди добрались до них, там были уже только чёрные груды металла с обугленными останками погибших; ветер гнал по земле пепел... Мужчин опознали по личным вещам, которые не сгорели. Коржика и водителя автоцистерны забрали для погребения их родственники. А Леонида Константиновича похоронили на местном кладбище.
Буквально через пару дней из Москвы пришло распоряжение об амнистии для него, но отпускать на свободу было уже некого…