Основная тактическая и учебная единица Ракетного училища – курс какого-либо из пяти факультетов (например, третий курс радиотехнического факультета, второй курс механического факультета, пятый курс факультета электроники и т. п.). Курсы факультетов 3-его (радиотехнического) и 5-го (радиоэлектроники) многочисленные - по 150 чел, на других (готовящих инженеров-электриков, -механиков и -по электронике) курсантов в полтора раза меньше.
Казарма – обычно старый казенного назначения дом. Крепкий, кирпичный, в два-пять этажей. Курс занимает один или два этажа. Перегородок минимум, потолок подпирают парные четырехугольные колонны, вверху которых труба для подтягиваний, подъемпереворотов и т. п. Ширина либо 9-10 м, и тогда все койки стоят по одну сторону от коридорного прохода (он же – главное место внутренних построений), или метров 15, в этом случае - два ряда коек справа от прохода и два ряда – слева. Располагают повзводно; скажем, слева от прохода, в конце казармы, пятнадцать коек в первом ряду, у окна, и пятнадцать коек во втором ряду, у прохода-кубрик какого-нибудь четвертого взвода.
В Ракетном училище взводы называются классными отделениями, и, вообще, здесь пехотных названий и порядков не любят.
В офицерском общежитии, особенно если офицеры из разных подразделений и сохраняют между собой поведенческую дистанцию, есть перечень нежелательных действий и табу. У курсантов же ракетного таковых минимум. Запросто в присутствии других залазят в чужую тумбочку, шарят по карманам шинелей. Окликнешь его: "Чего тебе там надо?" – "Зубная паста закончилась" – "Ну, так, попроси" – "Его же нет" – "У меня попроси" – "Да, ладно!"
Дневальные, оставаясь одни в казарме или учебной комнате (классе, аудитории), прошаривали, помимо тумбочек, карманы сложенной на табуретке у кровати формы, портфели, ящики столов, классные шкафы. Таковых "любителей" было вроде немного: из тридцати человек классного отделения человек 6-8, но на самом деле это запредельное количество; даже если бы их было столько же на двести человек, то все равно один из аспектов спокойствия и комфорта оказывался грубо нарушенным. Приходилось подстраиваться: либо не иметь ничего ценного и пользующегося спросом в казарме (одеколон и крем после бритья, зубная паста в красивом тюбике, приятно пахнущее мыло, запасные носовые платки, нейлоновые носки, иностранные лезвия, новая неразбитая и не перемотанная изолентой электробритва), либо носить с собой в портфеле и планшете. За три года казармы у меня пропадало: раз восемь тюбик с зубной пастой, три раза одеколон "Шипр", семь раз художественные книги (запомнились названия: Евтушенко. Отцовский слух, роман-газета "Ветер в твои паруса", Герман. Про Жмакина, Вильям Козлов. Солнце на стене, "Уфимская авантюра Колчака"), раз двенадцать учебники, взятые из училищной библиотеки, раз пять пружина из фуражки и хлястик от шинели, один раз форменные ботинки и один раз шинель. Ботинки я нашел и отобрал у курсанта из другого отделения, хлястики и пружины выдал старшина-прапорщик, за книги в училищной библиотеке рассчитался аналогичными приобретенными в городском книжном магазине. На счет шинели первоначально поднял бучу, обвинив курсовое начальство, что никто ни за чем не следит, что в казарме воровство, нет порядка. Майором и тремя капитанами заявление было воспринято стоически, а, вернее, на него вовсе не обратили внимания, лишь на строевом смотре факультета зам. начальника факультета по строевой части, приятель нашего начальника курса, увидев меня без шинели, лениво изрек: "Ищи, где хочешь, иначе получишь взыскание". Шустрые ребята свели меня с какими-то мазуриками с другого факультета, согласовали условия: шинель должна быть не краденая, без вытравленных надписей, без следов перешивания и т. п., а я плачу сразу по поставке восемь рублей.
Правило ночной тишины старались соблюдать, хотя постоянно в каком-нибудь углу весьма громко разговаривали. Усталые курсанты засыпали мгновенно.
Вежливое и корректное обращение. И существовало и не существовало. Человека три в классном отделении обеспечивали уважительное отношение к себе не умением надлежаще держаться в коллективе, а угрозой силы. Физическая сила в армии – фактор очень значительный.
Портянками не пахло. Помещение постоянно проветривали (обычно по команде старшины или дежурного сержанта "открыть окна"). К окнам почему-то подходили редко, хотя на улице за забором гуляли красивые девушки, можно было окликнуть, помахать рукой. Сидели или лежали в сапогах на кроватях поверх серых солдатских одеял. Дела находились всегда: подшить новый подворотничок, постирать х/б, сделать комплекс силовых упражнений (турник, брусья, полуторапудовые гири все тут же), написать письмо, почитать газету или книгу. Учебники не читали, потому что, во-первых, для это есть класс и часы самоподготовки, во-вторых, чтобы не подумали, что тупой – каждый старался делать вид, что любая наука дается ему запросто.
В казарме постоянно дежурили курсовой офицер (номинально) и наряд по казарме(сержант и четверо дневальных). Офицер, подождав, когда масса офицеров уйдет домой, тоже уходил, наказав для очистки совести старшине курса (из курсантов) на что обратить особое внимание. Дневальные бесконца подметали лестницы, центральный проход казармы, протирали мокрыми тряпками коридорные панели и подоконники, время от времени мыли умывальник и туалет, принимали в столовой столы и "пайку", убирали территорию перед казармой, стояли по очереди у тумбочки перед входом в казарму, а также вызывались дежурным по казарменному городку для разных общих работ и поручений.
Зимой в казарме было прохладно, градуса на два ниже санитарной нормы, но вполне терпимо. Летом жарко. Причем в старых казематного типа помещениях климатические перепады переносились лучше.
Горячей воды в казармах не было (ни на периферии, ни в Москве).
Примечательности казармы.
Расширитель (что-то вроде небольшого холла) с постоянно включенным телевизором, возле которого сидели обычно два-три человека.
Две каптерки и канцелярия. Туда ходу не было. Обычно даже каптеру не разрешалось там находиться после ухода из казармы прапорщика и курсового офицера.
Бытовка и сушилка. В бытовке зеркала на всех стенах, четыре гладильных стола и четыре электрических утюга. Можно погладить носовой платок или носки, которые только что постирал, или парадку перед увольнением. В сушилке сушат только массовые партии. Например, пришли с полевых учений, промокли под дождем до нитки – переоделись в подменку, а все с себя на горячие батареи в сушилку. Индивидуально сушились, развесив вещи в своем кубрике, в зоне видимости – чтобы не сбросили на пол, не украли.
Ружейная комната с автоматами курсантов. Ключ от комнаты у дежурного по курсу. Сигнализация двери выходит на дежурного по училищу. Если желаешь, чтобы прибежал наряд из главного корпуса, потряси дверь или решетку "ружейки" и пять минут не бери трубку телефона.
Ленкомната столов на пятнадцать, с большим бюстом Ленина, с подшивками газеты "Красная звезда" и журнала "Коммунист Вооруженных сил". Иногда подписывались на журнал "Советский воин". Подобная литература не вызывало ни малейшего интереса. В "Советском воине" печатали много цветных фотографии: солдаты с воодушевленными лицами якобы сообщали о своих профессиональных достижениях и о нерушимой дружбе между народами СССР. Иногда в Ленкомнату передавали из какого-то кабинета старую сборку БСЭ. Я иногда заходил, чтобы почитать отдельные тома и статьи. Подобно герою О'Генри, можно было прослыть эрудитом, читая лишь одни справочные статьи Энциклопедии, но на долго сиденье в Ленкомнате не хватало терпения.
Обязательная хроника казармы.
Подъем в 7 часов. Строились в коридоре и уходили строем бегать в парк.
Примерно в 8-10 строем шли в столовую. Затем забегали за портфелями и уходили почти на целый день (сначала на общеучилищный развод на занятия, затем в учебные классы и полигоны). Отдельные группы (классные и строевые отделения) появлялись казарме после занятий, вскоре строились и следовали на обед в столовую, откуда опять заходили в казарму, но вскоре уходили в учебный корпус на самоподготовку.
После ужина были самые приятные "казарменные" бдения: день прошел, можно передохнуть, расслабиться.
Без десяти десять вечерняя прогулка, по приятной прохладе, с песнями, шутками. В десять пятнадцать вечерняя проверка. "Иванов" – "Я!" - "Петров" – "Я!" - "Кузнецов" – "В наряде в главном корпусе" - "Яковлев" – "В карауле" - "Сидоров" – "Я!"...
В 23-00 дежурный кричит: "Отбой!". Дневальные дублируют команду и выключают все выключатели.
Чифир, в отличие от солдат, не делали. Вино в казарме в будние дни не пили. В игры не играли. Телевизор смотрели мало. Сексуальных аномалий не наблюдалось. Иных внеслужебных дел и занятий не имели.