НАД ПРОПАСТЬЮ ВО ЛЖИ
Часть 1-я
Александре Андреевне уже прилично за девяносто. И всё последнее десятилетие она не в духе. Когда впереди уже ничего, ищешь чего-то достойного позади, а вот с этим – то напряг. Почему? Ведь она всегда была весёлой, не унывающей, хотя и жизнь была - не приведи Господи. И почему-то именно последние годы напоминали жизнь при советах. То же тревожное чувство ожидания беды, дрожание над каждой копейкой и ощущение незащищённости.
Прошло не одно десятилетие после войны, а всё ждали новую, страшную, атомную. Чёрная тарелка на стене денно и нощно вещала о временных трудностях и будущих радостях коммунизма. Иногда веселила. То Русланова своими зажигательными «Валенками». Потом надолго исчезла. Шептались – посадили. Любил народ Тарапуньку со Штепселем. Их тоже посадили за шутку,- Один пожаловался, что на прилавках шаром покати, а другой посоветовал на радио авоську повесить, и тогда полный продуктовый набор получишь. Но тогда часто классическую музыку передавали. Особенно любила Александра Андреевна первый концерт Чайковского. Запирала двери, чтобы какая-нибудь клуша соседка не помешала, грозила пальцем дочери, и без того не шумной, сидела закрыв глаза. Представляла, какая она будет прекрасной жизнь потом, когда-нибудь.
Каждый Новый Год она загадывала, что он будет легче прошедшего. А становилось всё тяжелее и тяжелее. Когда распрощалась с надеждой, отбросила её как что-то ненужное, мешающее выкарабкиваться из нищеты, очередей, унижений, наступила перестройка вместе с ожиданием перемен.
И перемены пришли жёстко, сшибая с ног. Вот такой он ветер свободы и правды. Потом всё понемногу настроилось. Народ повеселел, «свобода всё же лучше, чем несвобода»… До сих пор считает Александра Андреевна, что только благодаря перестройке её внуки выбились в средний класс, как бы сказали сейчас. Только вот последнее время опять заговорили о войне и патриотизме. Жить становится тяжелее. Короче, от чего ушли, к тому и пришли. А от чего ушли?
Санька, так звал её тятя, сбежала из дома до шестнадцатилетия. Списала с письма адрес дальних родственников из маленького городка на Урале. Мысль, что не будет она жить в деревне беспаспортной и бесправной, родилась в её высоколобой головке с той самой поры, как отхлестал её тятя вожжами в первый раз. А дело было так:
Возвращались они с братом зимой, накатавшись на горке. Так замёрзли, что калитку не могли открыть руками. Санька и надоумь младшего брата, - А ты зубами давай… - Тот и приклеился, заорал на всю улицу. Родители, соседи набежали, стали водой отливать. А тятя потом Саньку вожжами учил, дабы неповадно озорничать было. Тоже орала, хотя от озорства так и не избавилась.
Решив сбежать, не о чём не жалела. А чего жалеть? Вечную в работе мать: и по дому, и в огороде, и за скотиной, а ещё и в поле трудодни зарабатывала. Тятя только на печи лежал, падучая у него была. Матерился, когда мать в колхоз работать уходила, валенками в неё кидал, -Жопу власти пошла лизать?- Не мог простить, как всё нажитое у них отбирали. Благо валенки в их семье были. Мать сама катала. В других домах и этого не было. Уже во второй половине жизни Александра Андреевна поняла, работоспособность и смирение матери спасло их от выселения. Помнила как плакала деревня, когда отправляли в неизвестность самых уважаемых хозяев.
А решительно сорвалась Санька из дома после того, как тятя бегал по деревенской улице и швырял в неё всем, что попадало под руку. Виной тому была ябеда Тоська, девка уже взрослая, на выданье. Нажаловалась, что Санька у неё жениха отбивает. Ничего подобного и не было. Просто они с подружкой, обмотавшись простынями, прятались под мостиком и гудели у…у, когда рыжий конюх к мостику подходил. Потом хохотали до упаду, когда тот убегал, сверкая голыми пятками. Нечего к ним в Заречье ходить, так и надо…
С сухарями в кармане, нарядилась в новую фуфайку, надо сказать, что мать была из семьи потомственных портных. Фуфайки от Веры были лучшими в деревне: строгие шовчики, идеальный расклад ваты, аккуратные воротнички и хлястики, в общем – фирма. Уходила, не оглядываясь. При этом чувствовала счастье освобождения, что было с ней всегда, когда проходил очередной этап жизни.
Самым ярким впечатлением от дороги было приключение. Она сидела на корме парохода, когда услышала, - И откуда ты такая рыженькая, хорошенькая? – Я не рыжая, у меня волосы русые,- Санька сбросила платок. Мягкие волосы рассыпались по плечам. -И правда,- незнакомец сел рядом, - а веснушки тебе идут. – Провёл рукой по волосам и неожиданно поцеловал прямо в губы. Да как поцеловал! Видно был мастер по этой части. Санька поплыла… вокруг пароходная суетня, кто собирает узлы выходить, толкается, кто-то прибывает, устраивается… А они целовались, целовались, целовались. Не знал нахальный незнакомец, что после его поцелуев, Санька всячески избегала поцелуев губами, так как не встречала больше такого умельца. Видно редкий дар – талант целоваться.
Златоуст – название небольшого городка, музыкой звучало в ушах. Казалось, что в таком городке и люди должны быть приятными во всех отношениях. Однако дядя Фёдор, сторож на местном кладбище, и родная тётка Глафира особого восторга не выразили. -Явилась, значит, не запылилась,- строго покачал головой,- значит так, паспорт тебе сделаем, пойдёшь работать. За угол будешь платить. А пока тётке по дому помогай.- Выделили ей топчан в чулане, а Санька и этому рада. Дома-то не лучше. А работы она не боялась, в отца быстрая да ловкая была. Тот таким до коллективизации был.
В деревообрабатывающем цехе оценили сообразительную девчонку. За полгода освоила все станки. К девятнадцати годам уже была бригадиром. Доставала комсомольская ячейка,- В комсомол надо, плохой пример молодёжи подаёшь, с должности снимем.- Бригадирша уклонялась старательно. Не могла забыть и простить, как вот такие же активисты выгребли из дома все запасы. И как потом умирал её любимый братик Мишенька. Бледненький, лежал на лавке. А она, семилетний ребёнок, отдавала ему свою краюху, - На, поешь Мишутка…- он только головку отвернул, и струйка крови изо рта потекла. Чудом тогда выжили. Нет, не любила Санька комсомольцев. Голубоглазая, с правильным носиком, высоким лбом, который она тщательно маскировала модными тогда буклями, не знала она недостатка в кавалерах. Только вот тест, на проводы по кладбищу с танцев, никто почти не проходил, что её очень забавляло.
Когда через много лет с подружками смотрели фильм «Дикая Бара», и подружки восхищались смелостью героини, плавающей ночью по затопленному кладбищу, она пожимала плечами,- Подумаешь, я на кладбище жила. Ничего страшного. Живых бояться надо…-
С субботы на воскресенье местная молодёжь устроила гулянье за городом. Праздник удался. Танцевали, пели, прыгали через костёр, миловались пары. Возвращались под утро. Городок встретил странной, напряжённой тишиной. Война!!! Появились вербовщики в областной центр на завод Металлоконструкций. Санька записалась одной из первых. Большой город манил новыми возможностями. Начался новый этап жизни.
Челябинск встретил вербованных дымом и шумом цехов. Жить определили в общежитие, работать пока только учеником контролёра. Выдали карточки на хлеб. Ох, уж эти карточки. Именно они перевернули Санькину судьбу. Что такое в войну потерять карточки? Именно такая беда случилась с ней, через полгода после переезда. Она рыдала, отойдя от прилавка хлебного магазина. Слышала сочувствующие вздохи Неожиданно к ней подошёл худенький брюнет и протянул свои карточки. А как же вы? – испуганно спросила. – Ничего я местный, с голоду не умру. Давайте я вас провожу, а то опять потеряете…- Так познакомилась с будущим мужем.
Григорий был старше её на девять лет. Жил в частном секторе с матерью. Поженились тихо, без помпезности. Моя жена не должна работать,- сказал, как отрезал. Привёл в дом. Где их встретила свекровь с поджатыми губами. Не понравился ей выбор сына. Умница, уважаемый специалист, начальник и какая-то безродная нищенка из общежития. Узелок свой убогий принесла, видите ли… Время военное, сын больше на работе, а мать не на шутку взялась сноху изводить. Никакие Санькины старания угодить свекрови не действовали. Работы по дому и в огороде ни в проворот, а от свекрови только придирки и скандалы. А тут ещё соседка по дому нашептала по-секрету - Отравить тебя хочет.- Через много лет Александра Андреевна будет вспоминать этот свой период жизни, как страшный сон.
Однажды она всё же сказала мужу,- Давай уйдём, снимем жильё.- На что супруг пожал плечами,- Жён у меня может быть много, а мать одна.- Саньке второй раз повторять не надо, понимающая. На следующий день, когда Григорий ушёл на работу, собрала нехитрые свои пожитки, отправилась на железнодорожный вокзал. Села на свой узелок, задумалась. Куда? Обратно в деревню? Ни за какие деньги. В Златоуст? Никто её там не ждёт.
-Шура, ты? – перед ней стояла соседка по общежитию. В общежитии Саньку звали Шурой, - Ты чего здесь делаешь? – Не знаю,- искренне призналась, - Вот думаю, что делать… - А мы все так тебе завидовали: замуж вышла за местного, обеспеченного..- Всё рассказала Санька, как есть.- А знаешь, поехали со мной. Брата на войну забрали. Дом пустой. С завода я ушла по состоянию здоровья. Устроимся, не пропадём…-
Так Александра оказалась в Коркино. На работу вместе с приятельницей устроились в столовую при угольном комбинате. А как стало её тошнить при виде мяса, расстроилась, с начинкой от мужа уехала. И что только не делала, хотела избавиться. И мешки тяжёлые таскала, и баки столовские ворочала, и даже хину пила по совету поварихи. Девочка родилась преждевременно слабенькой и тихой. Некстати эпидемия тифа началась. Пока была в беспамятстве, девочка в казённых пелёнках на окне тифозного барака валялась. Чуть встала, шатаясь, на ноги, вручили ей ребёнка со словами,- Здесь у нас не похоронное бюро…-
Вернулась в дом, свёрток положила на печку. Стали с подругой думать, как похоронить дешевле. Денег-то кот наплакал. Утром девочка голос подала, видно отогрелась на печке. К соседям за молоком сбегали, покормили. Живучей новорожденная оказалась. Правда, врач хрипы в лёгких услышал, завести козу посоветовал. Что и было сделано. Козу Галькой назвали. Поставили девочку на ноги, года не было, как ходить начала.
Опять умная повариха стала капать на мозги,- Говоришь, муженёк твой бывший при должности? Надо на развод подавать и алименты требовать. Езжай-ка, милая, в Челябинск. Проблемы решай. Там ясли есть. Постарайся туда на работу устроиться и ребёнка пристроишь. Прислушалась к совету, а почему не послушать знающего человека. На суде Григорий попытался в отказ уйти, - А я не знаю, где она больше года была. Может и не мой ребёнок?- Судья рассмеялась. Ребёнок на руках матери тут же был… Копия папаши. Назвала девочку Валей.
Работать поступила нянечкой в детские ясли. Девочка на круглосуточной группе. Жильё всё та же койка в общежитии. Здесь научилась играть на гитаре, тогда это было модно. Почти все девчонки курили, не отстала и Шура. И ещё один талант в себе открыла, здорово получалось у неё гадать на картах. Если бы знала тогда, что гаданием можно прогадать жизнь.
Кроме неё в комнате проживали строгая дама Полина, повар из тех же дет.яслей. Терпеть не могла мужиков. И полная противоположность Валька, миниатюрная, хорошенькая, как бы её сейчас назвали, девочка с пониженной социальной ответственностью. Она научила Шуру играть на гитаре. Сама играла и пела да так. что всё общежитие сбегалось послушать. Когда в их комнату зачастил Михаил, Шура так и решила, у Валентины новый ухажёр.
Михаил был инвалидом. Но прыгал на костылях так, что дюжине двуногих мог фору дать. Всегда аккуратный, наглаженный, начитанный. Даже коменданта, которого все девчонки боялись, на место сумел поставить. Как стал перечислять все статьи, которые тот заработал на своей должности, гроза девчонок сразу уши поджал и не высовывался из своей каморки, как только слышал стук костылей по коридору общежития.
И вдруг Михаил предлагает Шуре переехать к нему. –У меня ноги не достаёт, у тебя довесок,- Кивнул, тряхнув белокурым чубом в сторону дочки, играющей в углу. Глаза у него были шальными, умными. Чем-то напоминал он того паренька с парохода.
В барачной комнате, куда он привёл Шуру, жили мать, набожная старушка, сестра Надя, девушка красивая и немногословная. – А это,- Михаил тряхнул чубом в сторону детской кроватки, - Всё её достояние.- В кроватке сидела белокурая девочка Соня, Валькина ровесница, только не ходячая. Рахит – детская болезнь войны. Соня умела плеваться и материться, что Вальке очень нравилось, Она даже пыталась подражать, но получила по губам от матери.
Немного обжившись, Шура принялась каждый вечер ставить ножки Сонечки в ведро с тёплой водой, где растворялась пачка соли. Так она вылечила ребёнка, за что и Надя и бабушка были ей благодарны всю жизнь. В их семье был культ хозяина. Сам большой аккуратист, за любой непорядок гонял домашних почём зря. Особенно, если выпивши. Не боялась его только Шура. Спрячет костыли, тот побеснуется и успокоится.
Однажды в их перенаселённую комнату явилась власть в виде участкового. Почему-то обратился к Шуре.- Извиняюсь, мужа вашего очень даже уважаю, он мне много помог… - смутился милиционер,- Скажите ему. придут за ним… скоро…- По такой уважительной причине Михаил поселился в сарае у знакомого, а Шуре наказал принести бумаги и чернил. Там он написал несколько прошений, разъяснил кому, куда отправить и только после этого пошёл сдаваться. Бухгалтером работал, недостачу нашли. А Шуре выделили комнату на подселение, благодаря заявлениям Михаила. Грамотный был товарищ.
Квартира, в которой Шуре предстояло начать новую жизнь, была на 2-х хозяев. На втором этаже, двухэтажного дома. Большую комнату занимала семья из трёх человек. Не молодая пара и мальчик немного старше Валентины. Видно поздний ребёнок. Шура – открытая душа, постаралась наладить отношения. Если что-то покупала или вкусненькое готовила, обязательно угощала мальчика, да и родителей не забывала. К тому времени дочка уже ходила в детский сад, а сама она работала завхозом в детских яслях, стала правой рукой заведующей. Алименты получала неплохие по тем временам. Жизнь налаживалась. Появились обновки, «прибарахлилась», слово из тех времён.
Участковый пришёл к ней на работу. –Донос на тебя, голубушка, пришёл. Живёшь не по средствам.- И кто же у нас такой бдительный? – поинтересовалась насмешливо. – Соседка твоя по коммуналке. -М..м… понятно… Так вот я работаю и алименты хорошие получаю. Вопросы есть?- Вопросов не было. После ухода власти, прикусила губу, - Что же я за дура! Второй раз на те же грабли…-
Когда на заводе решили завести собственное подсобное хозяйство, искали человека, умеющего работать на сепараторе, чтобы из молока сметану делать, творог, масло сбивать. Шура всё это умела, в деревне ведь выросла. Вот и послали на лето, обучить кадры. Рядом с её домом семья жила многодетная и голодная. Жаль было маленьких. Вот она иногда и давала для детей то молока, то творога, а то и сметаны. Эти люди и написали на неё донос, чтобы хлебную должность заполучить. Хорошо начальство спустило дело на тормоза, незаменимым специалистом была тогда. Видно жизнь ещё не научила…