Для меня укус мухи связан с ощущением полной беспомощности. Это первое впечатление, которое я могу припомнить. Мухи садятся на лицо и больно кусаются. Я не могу отогнать их, потому что туго спеленат. Вокруг летний день, много света, стрекочут кузнечики, пахнет дымом далеких пожаров, - в год моего рождения летом горели леса. Коробицыно, где жила бабушка, место высокое, но и туда ветром навеивались дымы.
Жужжат ли те мухи? Наверное, жужжат, но это не так важно, по сравнению с мельчайшими ожогами от них. Я лежу на спине и не могу пошевелиться. Я родился в апреле, а первое воспоминание относится к лету, значит мне всего несколько месяцев. Позже уже никогда я не был так беспомощен, как в то лето. По крайней мере, мог рукой отгонять мух, садившихся на лицо. А потому, обретя движение и став мушиным королем, позабыл, что они кусаются. Даже выученное в четыре года стихотворение про "Муху-цокотуху", которым я поражал окружающих, ничуть не напомнило мне то первое время, когда мухи безнаказанно могли кусать за нос и щеки.
Черные хтонические твари, сверкающие на солнце зелеными бликами брюшек. Пишут, что это были не простые комнатные мухи, а мухи-жигалки, берущие прозвище от глагола "жечь": так болезнен их укус, как ожог. Ближе к осени они становятся злее, поскольку предчувствуют свою скорую погибель. Так в самой ранней точке моих воспоминаний встречаются беспомощный младенец, едва родившийся на свет, и крылатые вестники смерти, предчувствующее посреди лета неминуемый конец всего живого.