Прошло несколько дней, темных и пустых. Большую часть времени Амитола спала или сидела на койке и куталась в свое пончо, уставившись в одну точку. Дважды в день толстяк Ульрих приносил поесть, и девушке не нравились сальные взгляды, которые он бросал на нее.
В один из таких дней откуда-то сверху раздались отчаянные вопли. Прильнув к окошку в двери, Амитола увидела, как трое солдат, пыхтя и ругаясь, волочат вниз по лестнице закованного в цепи парня; тот чуть ли не визжал от страха и изо всех сил упирался. Его втащили в комнату дознаний и дверь захлопнулась. До девушки доносились голоса — беднягу о чем-то спрашивали, тот лепетал что-то, потом зазвенело железо и снова послышались его душераздирающие крики. Амитола забилась в угол и зажала уши руками, но это не помогало. В конце концов она перенеслась в мир духов и до вечера бродила по мертвым голым холмам, а когда вернулась, было уже тихо.
На следующее утро стражник снова привел Амитолу в комнату дознаний и поставил перед столом, за которым уже сидели Ингерта, отец Курт и старик-писарь. На этот раз он не ушел, а застыл возле дверей, положив руку на рукоять висящей у пояса дубинки.
— Допрос второй. — объявила Блюстительница. — Ведьма, у тебя были несколько дней, чтобы обдумать свое положение и покаяться...
— Мне не в чем каяться.
— То есть ты не сожалеешь о том, что вместе с ведьмой Кэтэри убила отца Леманна?
— Он жив, — покачала головой Амитола. — Скоро ты сама в этом убедишься.
Ингерта приподняла бровь.
— Вот как?
— Я... — она замешкалась, но потом решила, что стоит говорить правду. — В мире духов в нескольких днях пути отсюда живет одно племя. Они называют себя ми-кой. Я выручила их из беды, а в благодарность один из ми-кой отправился к Кэтэри. Когда она узнает, что со мной произошло, то отправит Юргена обратно к вам. Может, он уже по дороге сюда.
— И я должна в это поверить?
— Можешь не верить. Скоро он будет здесь и ты сама увидишь, что его никто не убивал.
Ингерта обменялась взглядом со священником и усмехнулась.
— Я думаю, ведьма, что ты выдумала эту сказку, чтобы избежать необходимости признавать свою вину и отложить пытку... Как бы то ни было, закон Божий обязывает меня сообщить тебе, что сейчас сюда явится свидетель твоего преступления.
— Свидетель?.. — озадаченно переспросила Амитола.
— После того, как он даст показания, я вновь попрошу тебя признать свою вину. Если ты продолжишь отпираться, тебе же будет хуже.
Она вспомнила, как страшно кричал вчера тот парень и почувствовала, как по коже побежали мурашки.
— Что будет, если я признаюсь?
— Тебя казнят, — ответила Ингерта. — Сожгут на костре, как всех ведьм. Только в этом случае сначала тебя удушат и в огонь попадет уже мертвое тело. И, возможно, Господь простит твое страшное преступление и допустит в свое царство. Если же будешь упорствовать и признаешься уже после применения пыток, сгоришь живьем, а после смерти попадешь в вечное пламя Ада. Все довольно просто.
Амитола пошатнулась. У нее закружилась голова, во рту пересохло.
— У нас уже есть доказательство твоего преступления, — продолжала Блюстительница. — Вернее, свидетельство, но оно перевесит любые доводы, которые ты могла бы привести в свою защиту. Одного его достаточно, чтобы отправить тебя на костер. Но по милосердию своему Господь постановил, что нельзя казнить преступника, пока он сам не покается и не признает свою вину. И ты, ведьма, ее признаешь.
Снаружи загрохотали шаги; дверь открылась и в сопровождении двух солдат в комнату дознаний вошел граф Борга. Ульрих метнулся в тонущий в темноте дальний угол комнаты и притащил кресло.
«Ну отлично,» — отстраненно подумала девушка. — «Он-то что здесь забыл?».
Великан обменялся несколькими фразами с дочерью, тяжело опустился в кресло и вперил в Амитолу пристальный взгляд полуприкрытых глаз. Солдаты застыли за его спиной.
— Сейчас даст показания свидетель преступления, — объявила Ингерта. — А затем, как я уже говорила, тебе будет дан еще один шанс признать себя виновной.
Амитола в недоумении огляделась по сторонам.
— Какой свидетель? Здесь же никого...
— Свидетель — по воле Божьей и Его Величества правитель заморских земель Кронланда его милость граф Людвиг Борга.
— Да вы смеетесь! — вырвалось у Амитолы.
— Тихо, ведьма. Говорить будешь потом.
— Вы смеетесь! — повторила она. — Как он может быть свидетелем?! Он в жизни не был...
— Умолкни немедленно!
Граф улыбался уголками губ, сплетя пальцы и не сводя взгляда с девушки.
— Он в жизни не был в нашей деревне! Он меня впервые увидел несколько дней назад! Что за чушь!..
— Ульрих!
Стражник сгреб Амитолу в охапку и зажал ей рот. Она попыталась двинуть его локтем, но Ульрих так крепко прижал ее руки к туловищу, что девушка не могла пошевелить ими.
Граф заговорил низким, рокочущим голосом.
— Несколько недель назад, ночью, я увидел сон. Мне явилось лучезарное существо, из света состоящее и свет источающее. "Людвиг«,- обратилось оно ко мне. «Людвиг, раб Божий! Я прислан к тебе от престола Господня, чтобы рассказать о подлости и злодействе, которое дьяволопоклонники сеанти учинили над святым отцом Юргеном Леманном. Он пришел в их деревню и кротко проповедовал святое слово, увещевал этих дикарей отречься от нечистого. Но две ведьмы, Кэтэри и Амитола, обманом заманили святого отца в свое жилище и умертвили с помощью богомерзкого колдовства.» Посланник Божий объявил мне, что отец Леманн, представ перед престолом Господа, простил своих убийц, но гнев небес возгорелся против дьяволопоклонников и Бог требует, чтобы мы отомстили за невинно убитого святого отца. После этих слов я проснулся.
Священник старательно переводил его слова. Амитола смотрела на него широко распахнутыми глазами, будто не веря в то, что слышит. Когда граф замолчал, Ингерта встала и придвинула к нему толстую книгу в темном переплете.
— Ваше сиятельство, поклянитесь на «Законах войны Господней», что все, что вы рассказали сейчас, правда.
Ее отец встал, шагнул к столу, положил тяжелую ладонь на книгу.
— Подтверждаю и клянусь именем Господним и своей бессмертной душой, что все было так, как я рассказал. — произнес он.
Амитола сдавленно захихикала в зажимающую ее рот потную ладонь стражника. Блюстительница кивнула ему и он отпустил девушку.
— Ты слышала свидетеля, ведьма. Готова ли ты признать себя виновной?
Амитола не могла говорить от внезапно разобравшего ее смеха. Из глаз брызнули слезы. Она сумела лишь помотать головой. Сон! Ее обвиняют в убийстве и грозятся сжечь лишь потому, что графу приснился сон! И хорошо бы, если приснился, а не был выдуман... А решать ее судьбу будет дочь сновидца!
Ингерта и отец Курт переглянулись. Граф Борга продолжал сверлить девушку взглядом и мрачно улыбался.
— Готова ли ты признать свою вину? — вновь спросила Блюстительница. Не дождавшись ответа, она заключила: — Я вижу, ведьма, что Дьявол закрывает тебе уста и не дает покаяться. Милостью Божьей я дам тебе последний шанс облегчить свою участь. Возвращайся в камеру. Мы продолжим этот разговор позже.
Ульрих схватил Амитолу за плечо и выволок вон; сквозь звук собственного смеха она услышала приглушенные голоса людей, оставшихся в комнате дознаний. Стражник отпер дверь ее камеры и толкнул девушку внутрь; она не удержалась на ногах и покатилась по ледяному полу. Со скрежетом повернулся ключ в замке и Амитола осталась одна. Вскоре ее смех перешел в хихиканье и тихие всхлипы. Через какое-то время стихли и они, лишь слезы продолжали бежать по ее щекам.
Ей снились змеи — большие маслянисто-блестящие змеи с желтоватой чешуей, ползающие по ее телу. Они обвивались вокруг шеи, скользили по груди и ногам. Амитола застонала и свернулась калачиком, пытаясь укрыться от мерзких тварей, но те не отставали. Она почувствовала, как одна из змей старается протиснуться между бедер и инстинктивно сжала ноги.
— Нет...
Дргугая змея заползла под штанину и обвилась вокруг икры.
— Нет... Отстаньте... — пробормотала Амитола, но твари все терлись горячей чешуей о ее кожу.
Девушка открыла глаза. Змеи никуда не делись.
Змеи?
Амитола закричала от отвращения и ужаса. На нее навалилось тяжелое тело, рот зажала чья-то ладонь. С трудом повернув голову, она увидела нависшее над собой круглое лицо Ульриха. Его глаза остекленели, на лбу и жирном подбородке блестели капли пота, щеки горели как у больного лихорадкой.
— Руигес, — дрожащим голосом пробормотал он. — Руигес, медхен...
Амитола заколотила стражника по плечам, попыталась вцепиться ногтями в лицо, но он только уворачивался и скалил зубы. Его рука скользнула под пончо, под рубашку и сжала грудь девушки. Она приглушенно закричала, снова рванулась...
— Руигес... руигес... — повторял Ульрих, стараясь раздвинуть ее ноги коленом.
Амитола вонзила зубы в горячую скользкую ладонь, зажимающую ей рот. Стражник взвизгнул, выругался, а в следующее мгновение его кулак обрушился на ее лицо. Перед глазами Амитолы поплыли круги, но она продолжала бороться; ей удалось разодрать ногтями щеку толстяка, прежде чем ее оглушили еще несколько ударов в лицо. Девушка услышала, как что-то рвется, снова ощутила отвратительные липкие прикосновения на своем теле...
— Ульрих!.. — раздался возмущенный женский голос. У горла стражника возник узкий длинный клинок и тот застыл, в ужасе выкатив глаза.
— О, нейн, нейн, — мягко произнес кто-то.
Лезвие врезалось глубже в кожу стражника, вынуждая того подняться и отступить в сторону. Амитола забилась в угол койки, обхватила руками плечи и только сейчас позволила себе разрыдаться. Сквозь застилающие глаза слезы она с трудом могла разглядеть своих спасителей. Одним из них оказалась сама Блюстительница; несмотря на свою хрупкость и небольшой рост она, казалось, нависала над трясущимся Ульрихом и отчитывала его спокойным, ледяным голосом. Второй, юноша с коротко остриженными волосами и светлой бородкой, одетый в отороченную мехом черную куртку, брюки и гетры, убрал клинок в ножны на поясе и, скрестив руки на груди, наблюдал за ними.
Амитола моргнула и утерла слезы. Эти двое были похожи друг на друга. Тонкие черты лица, глаза цвета синего льда... Скорее всего перед ней были сестра и брат.
Ульрих упал на колени, заламывая руки и что-то лепеча, но, видимо, это не произвело на Ингерту никакого впечатления. Она прошипела что-то и резким жестом указала на дверь. Стражник затрясся еще сильнее и замотал головой. Тогда парень взял его за шиворот, рывком поднял на ноги и выволок прочь. Ингерта бросила взгляд на Амитолу, поджала губы, но ничего не сказала и вышла из камеры, заперев за собой дверь.
Через некоторое время снаружи послышались приглушенные хлопки и жалобные стоны и причитания стражника. Потом опять заскрипел замок и в дверях появился спасший ее парень. Он прислонился к косяку и, скрестив руки на груди, оглядел камеру. Потом перевел взгляд на Амитолу, брезгливо поморщился, достал из-за пазухи платок и протянул ей.
— Вытри лицо.
Амитола растерянно замигала.
— Ч... что?..
— Вытри лицо, — терпеливо повторил парень. — Оно у тебя все в крови. И хватит уже плакать. Господи... Ненавижу, когда женщины плачут.
Он говорил на каком-то странном диалекте с сильным акцентом, но Амитола хоть и с трудом, но поняла его. Она утерла глаза и разбитые губы и несмело протянула платок его владельцу. Тот скорчил гримасу.
— Оставь себе.
— Спасибо... Ты...
Из комнаты дознаний выглянула Ингерта, сжимая в руке плеть. Она укоризненно взглянула на парня и что-то сказала. Тот закатил глаза и захлопнул дверь камеры.
— Сестренка боится, как бы ты не сбежала, — пояснил он. — Наш милашка Ульрих не успел толком ничего сделать, так ведь?
Амитола покачала головой.
— Сейчас Герта вправляет ему мозги, чтобы о работе думал, а не о плотских утехах. Хотя вряд ли после такого он здесь задержится. — парень усмехнулся. — Ульрих клялся, что ты его соблазнила и околдовала, но надо отдать сестренке должное, она ему ни на секунду не поверила. Честно говоря, выглядишь ты сейчас не очень соблазнительно.
— Ну спасибо, — пробормотала Амитола. Внезапно и совсем не к месту ей стало обидно. — Извини уж, не знала, что сегодня будет столько гостей, иначе бы привела себя в порядок.
Парень приподнял брови и рассмеялся.
— А ты за словом в карман не лезешь, а? Я Рикерт. Герта притащила меня взглянуть на знаменитую ведьму.
— Я не ведьма. — наверное, уже в тысячный раз произнесла девушка.
— А отец и сестренка уверены, что да. Последние несколько недель только и говорят о том, как ты и та, как ее... забыл имя... убили нашего священника.
— Он жив.
— Герта говорит, что ты уже призналась, что водилась с бесами и чуть ли не с самим Дьяволом, — продолжал Рикерт. — Правда, если я знаю сестренку, она и безногого заставит признаться в том, что он бегал наперегонки с лошадью и победил.
— Что это за диалект? — спросила Амитола. — Тот, на котором ты говоришь? Я тебя понимаю, но еле-еле.
— Это луни, — ответил Рикерт. — Жило тут такое племя, еще когда наши предки только пришли из-за моря. Строили хижины на берегу, собирали моллюсков и черепашьи яйца. Их в два счета обратили в нашу веру и переселили в деревни подальше вглубь материка или в город. В детстве у меня был слуга-луни, у него я и научился их языку.
— Но твоя сестра...
— Герта? Она большую часть жизни провела в Кронланде, в семинарии. Вернулась сюда только пару лет назад, когда получила сан. Она ваших наречий не знает.
Будто услышав его, в дверях камеры появилась Блюстительница. Ее щеки раскраснелись, верхняя пуговица глухого платья была расстегнута. Они о чем-то заговорили, потом, казалось, принялись спорить. Рикерт несколько раз указал на Амитолу; та, недоумевая, оглядела себя и только сейчас заметила, что во время борьбы стражник разодрал ее пончо почти надвое. Ингерта скривилась и неохотно кивнула; Рикерт стащил с себя куртку и бросил ее Амитоле. Она пробормотала слова благодарности, но брат и сестра, продолжая беседовать, вышли из камеры и девушка снова осталась одна.