Бэла

 
                «Женщина, Ваше Величество…»
                (Б. Окуджава)

Влюблённость.

Сколько про неё сказано, написано замечательных романов и эссе!
Я хочу сейчас сказать про юношескую влюблённость. И влюблённость не в одноклассницу, красота которой ещё не раскрылась в полную силу, а в ту, что постарше… Влюбленность, пьянящую своей потенциальной греховностью, возвышающую тебя в собственных глазах… Кто её избежал в пору открытия для себя этого манящего, загадочного мира женщин?

Наверное, у большинства (если не у каждого) из мужчин отпечатались и живут в памяти нестираемые образы определённого количества учителей-наставников, непреходящие впечатления от которых, по той или иной причине выделенных в те далёкие годы из множества других, ничем не зацепивших. Помимо чисто профессиональных критериев, на что мы подсознательно в юные свои годы откликались, существовали ещё и обыкновенные человеческие симпатии. Впрочем, какие же они обыкновенные?

Потом, по мере более тесного знакомства с прекрасным полом, ровесницами, ставшими старше и, соответственно, женственнее, преклонение перед «бальзаковскими женщинами» стихает. Но на первом, втором курсах, когда тебе шестнадцать, семнадцать…

…Бэла Семёновна Малкина у нас на судоводительском отделении Астраханского мореходного училища преподавала английский язык. Жгучая брюнетка Бэла, с короткими, в крупную волну волосами с добавлением в смоль немного каштана. Несравненная Бэла… 

Бэла была еврейкой: один из старшекурсников, часто ходивший помощником дежурного офицера по училищу, открыл нам, учившимся ещё только на первом курсе, что в телефонной книге она записана как Малкина Берта Залмановна.
 
Задним умом мы сразу «догадались» об этом сами, ведь это было так очевидно. Красивая, гордая и независимая – наверное, не только внешне – мне она напомнила жену двоюродного брата из Лениногорска, в которую я был влюблён ещё двенадцатилетним подростком. Чуть смугловатая кожа, спокойный и уверенный взгляд чёрных глаз с несколько восточным разрезом и… осанка – прямая, статная. Это теперь я понимаю, что и еврейки разные: худые и толстые, горластые и молчаливые – всякие. Но тогда, на первом курсе мореходки, мне было только шестнадцать, и Бэла олицетворяла (знаю – не только для меня) образец женщины, молодой Женщины. И эталон красоты.

Было ей, как я уже намекнул выше, под сорок или около – что тоже полагаю с высоты сегодняшних своих «за шестьдесят». И все мы (нисколько не преувеличиваю) были влюблены в элегантную преподавательницу, даже те, у кого она не вела уроков. Вздыхали тайно, хотя она, наверняка, всё видела и знала. При этом вели себя очень предупредительно, боясь попасть на бойкий и острый её язычок: быть посмешищем у предмета воздыханий – что может быть более трагичным для молодого человека с претензиями, какими мы все являлись! 
 
А оконфузить, поставить в неловкое положение – она ой как могла! Правда, заслуженно. Она вообще могла вдруг быть резкой, могла увлечься. И тогда казалось: всё, сейчас «растопчет» бедолагу! Вогнать в краску не выспавшегося и потерявшего бдительность курсанта-первокурсника было легко. Ну, не выспался! Потому что молодой, пришедший с действующего флота из-за противопоказаний по здоровью наш комроты, ностальгируя по строгим корабельным будням, уж очень  увлекался ночными тревогами. Уронивший голову на руки переросток или, без разницы, маленький, почти мальчик, мечтающий стать настоящим морским волком курсант стоял перед ней и товарищами с красными, сразу почему то распухшими и покрасневшими ушами, и готов был провалиться сквозь пол, выслушивая её остроумные реплики в свой адрес. Но она умела и остановиться у самого-самого края.

– Do you like to sleep, cadet?*
И добавляла что-нибудь ещё, уже совсем далекое от программы.
Не то, чтобы сам потерявший бдительность и заснувший на уроке у Бэлы Семёновны (на каких-то других было можно – понимали сердобольные «старушки»), но и мало кто другой, даже с базой четырёх лет изучения английского в школе мог перевести сказанное. Что уж говорить о тех, кто приступил к овладению «English for Marine schools» («Английский язык для мореходных училищ») после тех же четырёх лет немецкого, или иного.

 Бэла Семёновна обучала всех с нуля, с азов, с постановки языка для произнесения этих непокорных [;] и [;] звуков, обозначаемых одинаковым буквосочетанием th.

Конечно, настоящего успеха можно добиться только лишь при интенсивном изучении языка уже самостоятельно. Стимулом же в дальнейшем совершенствовании была карьера – все капитаны-загранщики, хочешь – не хочешь, должны были овладеть им чуть не в совершенстве. И овладевали. И владели.

Уже по окончанию первого курса после каникулярного отпуска нам предстояла трехмесячная плавательская практика на учебно-производственном судне с заходом в загранпорты.

– Give me, pleas, one cigarette**, – козыряли мы между собой.
А если кто из встречных в посещаемых судном портах спрашивал: «Do you speak English?»***, – отвечали поспешно: «So-so»****.

На этом наш запас в основном истощался, во всяком случае, та его часть, из которой не стыдно было что-то произнести вслух. Гаванским докерам на Кубе про Сталинград «рассказывали» больше жестами, тем более, что они говорили по-испански.

Но вернёмся к Бэле Семёновне. К работе своей она относилась серьёзно, и когда чувствовала, что её дополнительное участие пойдёт на пользу какому-то курсанту (только не лоботрясу), не скупилась собственным временем. Дополнительные консультации давались обычно в отведённое для самоподготовки время в учебном корпусе, куда она должна была приезжать на трамвае в личное время, но могли быть и исключения. Так, например, когда мы были уже на третьем курсе, она пригласила для сдачи зачёта к себе домой моего друга – дело было срочное: мы уезжали на длительную полугодовую плавательскую практику, и «хвосты» надо было ликвидировать в сжатые сроки.

Проживала Малкина в старинном деревянном районе Астрахани – знаете, такие выстроенные каре замкнутые дворики с домами, расположенными «лицом друг к другу». Таких дворов много в Одессе – это колоритно и запоминающе показано в сериале Сергея Урсуляка «Ликвидация», а я потом видел живьём, с сюжетом и озвучкой. Астраханские же дворы проиллюстрированы в фильме Леонида Гайдая «Не может быть» 1975 года.

Приглашены были двое – мой друг был вторым в очереди и поднялся в квартиру, когда сокурсник уже вышел на улицу. Его пригласили в зальную комнату с фортепьяно. Бэла Семёновна была в домашнем, но роскошном платье – на ней всё всегда выглядело роскошным. Они сели за стол, на котором были разложены английские лоции и карты. Зашел, постоял в рассеянности муж, что-то вспоминая, и ничего не сказав, вышел. Следом в дверном проёме показалась дочь-старшеклассница – мать кивком позвала её.
 
- Инга, сыграй нам что-нибудь, – попросила Бэла Семёновна.

Девушка села к инструменту и негромко стала «попуррить» что-то из немецкой классики, пока мать «пытала» курсанта.

Слушая эту идиллическую историю, я и тогда, и сейчас просто физически ощущал себя в той милой, уютной обстановке.
 
«…Домой приеду – гость считаюсь.
Мать суетится: Сыночек, ты так похудел!..
А я как зверь на угощение кидаюсь:
Я так давно домашнего не ел…»

Это оттуда, с третьего курса.

Уже после первого курса мы возвращались в училище повзрослевшие, возмужавшие, набравшиеся жизненного опыта, в том числе и опыта общения с девушками. И с каждым последующим годом на многое мы уже смотрели иначе. Конечно, видение и значение личности Бэлы Семёновны также менялись. Но вот преклонение перед этой замечательной женщиной, разбудившей во многих юношеских сердцах интерес к Женщине, остался. И остаётся – во мне, во всяком случае – до сих пор.
Спасибо, Бэла Семёновна, что Вы были в нашей судьбе. Спасибо Вам подобным: благодаря таким, как Вы, среди моих товарищей не было и нет сволочей. 


*Вы любите поспать, курсант?
**Дай мне, пожалуйста, сигарету.
***Вы говорите по-английски?
**** Так себе.