Конкурс Копирайта -К2
Автор – Клаус – Роман Оскалофф http://proza.ru/avtor/raskaloff
*
Вступительное слово от К2
Произведение представлено в новом формате «Дружеские посиделки», что подразумевает:
Общение с читателями свободное. Никаких критериев, баллов и обязаловки. Для отзывов используем замечательный ёлочный зелёный цвет. Отмечаем исключительно, что понравилось и удалось, говорим о хорошем. Если автор пожелает услышать и критические замечания, он сам скажет об этом в комментариях.
*
Первое, что бросилось в глаза – нет сигарет. Добрая половина моих любимых актёров и певцов не рождалась. И не добрая щепотка нелюбимых тоже. Советский союз вдруг снова на картах, но не в тех масштабах. Снег всё ещё падает. Воздух такой же грязный. А потом я с ужасом осознал, что никто ничего не знает про Рождество – его не отмечают ни двадцать пятого декабря, ни седьмого января. На площади Парижа не стоит исполинская ель, из радио не доносится «Jolis sapins», и ни одна живая душа даже не слышала, кто такой Иисус.
Эта новость, пожалуй, опечалила меня больше, чем тот факт, что и я тоже никогда не рождался – не то, что сам Клод Франсуа! Не появлялись на свет мои родители. Хотя это было не важно. Мы никогда не ладили. Отец пил и был слишком занят работой, а мать, чернокожая эмигрантка из Алжира, сидела на героине. Когда они разбились на летящем в ночь кроссовере, а я попал в сиротариум, я даже не сожалел. Зато моя жизнь заметно преобразилась. Я заручился поддержкой друзей, таких же сирот, как и я, и впервые провёл Рождество в светлой, по-настоящему доброй атмосфере. С тех пор у меня особое отношение к этому празднику, гораздо более тёплое, чем к с собственному дню рождения.
Я никогда не был религиозным человеком, в жизни не было ни единого момента, когда бы я мог убедиться, что все эти легенды – правда. Но я был человеком науки; имел определённый склад ума, несмотря на всю сложность моего окружения. Пускай я так и не обрёл родителей, но смог поступить в хороший вуз, получил стипендию. А затем мне крупно повезло: меня взяли интерном в ЦЕРН, благодаря чему я и создал – втайне ото всех – то, из-за чего сейчас нахожусь здесь. Небольшое, но крайне эффективное устройство. С его помощью я отправил в будущее огрызок от карандаша и получил его через неделю! Но это будущее, подумал я. Кому оно интересно? Мне захотелось отправиться в прошлое, в самое первое Рождество. Нулевое, получается, если считать в годах, и первое, если – в днях. Это было так волнительно, ощутить силу первого Рождества, отправиться в те самые места и увидеть своими глазами то самое событие!.. Но то ли я побоялся узнать правду, то ли… не хотел разочароваться в ореоле этого монументального мифа… Я сместил остановку на пару веков и отправился в глухую римскую провинцию, в дни самых усиленных гонений на христиан, где подарил немного праздника людям, которые никогда его не знали. Это был один из самых захватывающих моментов в моей жизни.
Но Вселенная, увы, не оказалась такой же доброй, как мои побуждения. Она проводила меня в прошлое, закрыла за собой дверь, а когда я стал звонить и стучать, сделала вид, что ничего между нами не было. И это никакой не эффект бабочки! Я отправился в 315-ый год нашей эры ещё раз и себя там не встретил. Ничего не изменил. А когда вернулся в настоящее, это была уже другая, ещё более другая версия той Вселенной, что я знал. Я повторял эту безумную процедуру снова и снова. Моя плоть горела и воскресала из квантового бульона. Одежда иссыхала и трескалась. Я старел с каждым новым запуском, это убивало меня, изнемогало, но я продолжал. И каждый раз попадал в миры, отличающиеся от предыдущих. Хотя кое-что в них было неизменным – в них не было Рождества. Как и всего христианства, разумеется, но я думал только о Рождестве.
В этот самый день, двадцать пятого декабря, я сменил несколько городских планировок Парижа, десятки границ в атласе, сотни вариантов логотипа кока-колы, пока наконец… в очередном мире не стало кока-колы. Бывало, я возвращался совсем не двадцать пятого числа; в тех мирах кто-то просто не очень дружил с астрономией и не провёл коррекцию календаря, но это всё не важно!.. Рождество не вернулось. Я перепроверил технику, ещё раз отправил в будущее какую-то безделушку и получил её точно в ту секунду, какую и планировал! Никакой неопределённости! Чёткий, слепой детерминизм! Но стоило мне самому побывать в прошлом и затем вернуться в будущее, Вселенная помахала ручкой и отправила в самый скверный вояж в моей жизни. Я стал заложником чудовищной случайности, раз за разом вымащивая себе дорожку в совершенно противоположных направлениях. Единственное, что побуждало меня покидать каждую новую Вселенную – вера в то, что, какой бы кривой не была эта дорожка, в конце она приведёт меня к дому, в котором стоит яркая, цветастая ель, а под ней лежат разукрашенные коробочки с пёстрыми лентами.
Так и закончилось двадцать пятое декабря: я в очередной раз отправился в прошлое, а когда вернулся – машина времени вышла из строя, осветив подворотню искрами, а я, видимо, навсегда остался в мире, где существует Советский союз, но нет Рождества.
В моем доме жили другие люди, мой телефон не ловил здешнюю сеть. Спасибо хоть на том, что язык не особо изменился. В конце концов я решил присесть на холодный асфальт, твёрдо вознамерившись уснуть с обморожением и больше не проснуться. По правде, я надеялся умереть от перемещений во времени, но пришлось импровизировать. Благо, я выбрал самый спокойный вид смерти, во сне. И так бы и произошло, но меня разбудила девушка, чуть старше меня, вернее – по паспорту чуть старше, но меня она приняла за старика. Девушка сжалилась надо мной и вызвала нам такси, чему я, признаться, противился. Я хотел тихо отойти в тот мир, где бы я раз и навсегда убедился в правдивости древних мифов, или не узнал бы ничего. Но девушка посчитала иначе. Наверное, её разжалобил мой внешний вид - со своей безжизненной изможденной физиономией, я был похож на бродягу. Она настояла, а я... я не мог уже сопротивляться. Мне пришло в голову, что я всё равно умру в ближайшие дни от старости, а потому поехал с ней.
Нас везли по совершенно незнакомому мне Парижу, как будто это был… да он и был совсем чужим городом. Большую часть поездки я спал, а когда проснулся – не поверил глазам. Это не была та же улица, всё здесь было другое, но… это здание, один фасад… Он в точности был, как фасад моего старого-доброго сиротариума. Тем сильнее я удивился, когда зашёл внутрь и увидел похожий интерьер, каким я его запомнил. Миллионы… нет, миллиарды всевозможных комбинаций… Но именно эта маленькая песчинка в бесконечном космосе осталась на месте, словно сказала «нет, я никуда не уйду, я врасту в землю и буду ждать, когда он придёт». И я пришёл… Точнее, меня привели.
Девушку звали Мия, она представилась хозяйкой приюта и предложила мне комнату. Я спросил, зачем ей помогать случайному человеку, ведь есть специальные службы и… Она даже не поняла, о чём я, и ответила, что больше этим в городе заниматься некому. Я попросил рассказать немного о её жизни, а когда она рассказала, почувствовал неимоверную грусть. В этом мире практически не было ничего похожего на помощь нуждающимся. Никаких приютов, домов для пенсионеров или бездомных. Всякая подобная идея за две тысячи лет не получала должного развития. Банальная идея осталась в умах отдельных личностей, вроде этой девушка. Она взяла на себя дело её матери – богатой женщины, которая умерла от рака прошлой весной. Взвалила на спину тяжкую ношу, отдав себя одной идее и неся её сквозь мрак и безнадёгу несправедливого мира. Так я думал, ворочаясь от бессонницы, которая вдруг напала на меня после всех случившихся событий. Невероятных, но случившихся.
На следующее утро меня накормили сытным завтраком, переодели в приличную одежду и провели небольшую экскурсию по местам, которые я сразу узнавал. Здесь жили маленькие дети, подростки, пожилые люди и… в общем-то, здесь были и люди среднего возраста; здесь жили все. За обеденным просмотром какой-то интеллектуальной передачи я познакомился с парочкой здешних стариков. Мимоходом я стал расспрашивать об их отношении к религии. В ответ они возмутились и даже подняли меня на смех. «Никто уже в эти бредни не верит», говорили они мне. «Кроме того сбрендившего старикашки, Птолемея, это к нему духи из огня приходят по понедельникам, читают ему пророчества, а по четвергам они по небу гуляют, звёздами в гольф играют... Сыграем в уно?» предложили они мне. Я отказался и спросил, нет ли тут покера или блек-джека? Они удивлённо покосились на меня, не разобрав ни слова. Чудная вселенная.
А Птолемей этот и вправду оказался старикашкой… своеобразным. У него было что-то вроде невроза, и голова его была полна странных идей. Однажды он украл у офицера полиции револьвер и на заднем дворе приюта расстрелял дюжину бутылок дорогого вина. Сказал, что это жертва за наши грехи, но не сказал, откуда он взял эти вина. Да, как и сиротариумы, психбольницы в этом мире не в нужде. Я стал расспрашивать его про этих огненных духов, а он вдруг возбудился, приставил меня к стенке и сказал: «Они ждут нас в лесном заповеднике. Там, где последняя ель стоит спомеж дубов». Прежде чем я успел спросить, что значит «спомеж», он убежал.
День я провёл в компании унылых лиц и пустых взглядов. Детей, которых заметил утром, я не застал. Будто испарились. Я не придал этому значения и принялся за изучение этого мира, записывая подробности в блокнот. Телефонов, чтобы узнать быстрее, в приюте не было, лэптопов – тоже. Мия сказала, что это «будет вредить нашему маленькому обществу». Хотя компьютер в приюте был, у неё в кабинете. Как и интернет… Вообще, удивительно, что интернет здесь успели изобрести, а открыть нужный для перемещения во времени химический элемент – нет. Один единственный элемент. Я стал чинить устройство чёртовой отвёрткой и плоскогубцами, но толку-то… Нужных схем нет и не будет. Я бы и мог потратить годы на то, чтобы добавить в таблицу Менделеева всего-то самый важный элемент в истории человечества, но… посмотрите на меня, мои дни сочтены. Что мне оставалось делать?
Я вспомнил про «одинокую ель» Птолемея, заинтересовался этой темой. Ближе к полуночи пробрался в кабинет Мии и зашёл в местный интернет, в окружении мрака, если не считать свечение от монитора. Чуть не сказал «загуглил», но гугла в этом мире нет, так что… Я стал искать информацию про заповедник с дубами и елью и нашёл: «Последняя живая ель в Европе». Прямо тут, под Парижем. Интересно, старик где-то когда-то об этом прочитал, или… Это было знамение свыше? Не успел я подумать над этим, в комнату вошла Мия, окатив меня светом из коридора. Я извинился за незваное вторжение и… предложил прогуляться. Не знаю, почему я так сказал, но она, к моему удивлению, согласилась. Не по моей просьбе, нет! Ей нужно было сходить в аптеку, пройтись пешком, ведь машина была в ремонте. Кому как не мне, разлагающемуся сморщенному куску воска, следовало сопровождать девушку в аптеку?
Мы шли по промерзшим улицам незнакомого города. Он не был украшен, как это обычно бывало в знакомой мне реальности, в канун нового года. Я спросил у Мии, собираемся ли мы готовиться к новому году? И выдохнул, услышав ответ. Эта традиция здесь всё-таки есть. Но как это всё отмечают? Как всё будет проходить? Она, разумеется, удивилась моим вопросам, поэтому тактично спросила о моей жизни. Я вкратце рассказал про детство, про научную деятельность. Пришлось приврать, сказав, что проект не удался и всех нас вышвырнул на улицу проклятый капитализм, так я оказался здесь, на холодном асфальте. Капитализм и в этом мире пришёлся на этот век. Что ж, прав был Маркс, но толку-то от его подхода – Рождества он не предполагал.
Я спросил о детях, куда они пропадают, но она ничего про это не знала, и не хотела знать. Они ночуют в приюте, а днём уходят, куда хотят – это не её проблема, добавила она. Эти её слова немного смазали моё о ней мнение, но в то же время заставили меня подумать о важности Рождества, как семейного, объединяющего праздника. Об этом я думал, стоя на выходе из аптеки и поглядывая сквозь замутнённое стекло на Мию.
Мы двинулись обратно, и я заговорил о необходимости праздника, поднимающего всем настроение, вселяет в сердца людей надежду и заставляет поверить в лучшее. Она посмеялась, сравнив меня с Гринчем. Позже я узнал, что в этом мире Гринч не похищал Рождество, а пытался его… эм-м… предложить? Не конкретно его, но… Не важно… Мия сказала, что за таким праздником должно что-то стоять. Ведь не станут же люди верить пустым обещаниям. А что в этом мире может заставить их обрести надежду? На этом вопросе, запавшем мне прямо в душу, мы вернулись в приют. Она улыбнулась и пожелала приятных снов. Но я не спал. Я впервые в жизни задумался о том, что стоит за этим праздником, за этой елью, за пузатым бородачом в красно-белом костюме, за этими гирляндами, улыбками и смехом. Как мы к этому пришли? Не знаю, почему я раньше не задумывался над этим. Возможно, мой мозг так же постарел, и я стал думать о вещах, которые раньше просто не могли прийти в голову инфантильному юноше? Но всё же… Как мы к этому пришли? Ведь не было такого, что сначала придумали кока-колу, цветастую мишуру и сани с оленями? А этот банкет, это пиршество в сочельник? Не они же заставляли первых людей, выделивших этот день из ряда прочих, улыбаться и нести надежду?.. Традиция, которую я полюбил ещё в детстве за уютную светлую атмосферу, не могла иметь в своей основе бренды и желание наесться от пуза… Но я вырос в этой среде, я… мне не позволили считать иначе? или я просто не хотел видеть больше того, что посчитал достаточным для заполнения внутренней пустоты?..
Первым делом я не заметил отсутствие церквей. Я не подумал о Пасхе, о… какие там ещё праздники? Вот именно! Я не знаю! А ведь я теперь единственный человек на всей грёбанной планете, который помнит, что это всё было!.. Но который ничего не знает?
Я испытал что-то вроде панической атаки, я вдруг понял, что скоро развалюсь в труху, так и не передав никому суть Рождества. Я ощутил всю важность этой великой миссии. Но я не мог рассказать о Рождестве, не рассказав о христианстве. Я обязан был вспомнить всё, что нам рассказывали на воскресных сборах в сиротариуме. Все эти притчи, эти поучения… на которые мне было по большому счёту наплевать… О, Боже…
Услышав шум за окном, я спешно встал, стараясь не разбудить сожителей, и слегка отодвинул занавеску. Парочка грязных оборванцев возвращались в приют, перелезая через забор. Они выглядели так, словно весь день провели на каких-то мусорных свалках (так и было, как я узнал позже). Их внешний вид только усилил мои чувства. Я решил, что проведу всю ночь в тщательной подготовке к реконструкции христианства… И уснул.
Весь следующий день я пытался собрать эту картину воедино. Без Библии за пазухой, без нужной статьи на википедии, без всякого человека, который мог бы… Ох, был всё-таки один. В тревоге и отчаянье я подумал о Птолемее. Помнится, был какой-то огненный дух в ветхом завете или что-то в этом роде. Может быть, это как-то связано? подумал я. Может быть, старикашка способен чему-то научить меня? Тогда была пятница, поэтому я, осторожничая, поспрашивал его, как прошла прогулка по небу? В ответ он снова взвинтился, но вскоре мы нашли общий язык. Язык двух умалишённых.
Бог мой, каким же странным выдался этот день. Я вспоминал отдельные отрывки из нового завета, какие мог помнить из поп-культуры, а Птолемей… Он рассказывал, как видел город, спускающийся с небес. Пока духи играли звёздами в гольф, на землю опускался город из чистого света, что уже не было видно ни духов, ни звёзд. И в этом городе Птолемей нашёл облегчение, будто не было больше ни печали, ни проклятия. Я так вдохновился этим рассказом, что по-быстрому накрапал самую короткую Библию в истории. Короче детской. Это был краткий пересказ краткого пересказа, но начало было положено, подумал я.
Вечером того же дня я стоял на кухне и крутил в руках сгоревшую машину времени, думая о том, как буду презентовать целую новую религию. Не поверил бы, узнав об этом ещё пару дней назад. Но пришло время поверить, подумал я.
По телевизору показывали новости, это был идеальный момент занять внимание всех, кто собрался в гостиной. Там были надутые старики и… Мия. Какой же номер их ждал. Мы с Птолемеем разыграли полу-импровизированную постановку. Начали благой вестью, продолжили Рождеством, и вот дальше всё начало сыпаться, превращаясь в фарс… Я забывал фабулу, Птолемей пустился в какое-то язычество… Распятие мы уже не потянули… Старики смеялись; те, кто помоложе – уходили с равнодушными лицами. Мия покинула комнату, хлопнув дверью. Я бросился следом, нашёл её на кухне и попытался объяснить ей, в чём дело. И сказал ей правду. Да, я из другой реальности. И вот машина времени, которая… очевидно, не работает, но… это точно она! А ещё на меня возложена великая миссия спасти людей на этой планете, подарив им Рождество… Вот так, сумбурно, нелепо, просто чудовищно. Я ждал от неё хоть какого-то ответа. И я его получил. Она назвала меня идиотом, безумцем. Сказала: «Твоё Рождество просто никчёмно! У твоего бога было две тысячи лет, чтобы, бляха, родиться заново. Но он этого не сделал! Где было его сострадание? Где была его надежда? Либо ему плевать на нас, либо ты просто фантазёр и дурак. Никто уже в эту срань не поверит». Кратко и… я подумал, что – справедливо.
Я сидел на крыльце приюта и размышлял над её словами. Неужели слишком поздно? «Никто уже не поверит». Слова человека, который решился потратить свою жизнь, помогая убогим. Кому как не ей дать объективную оценку. Мои жалкие попытки воскресить Рождество её просто взбесили. Другим же это показалось просто забавным представлением… Я не мог их осуждать, я… Эх…
Незаметно ко мне подкрались беспризорники, которых я видел прошлой ночью, и присели рядом. Спросили, не холодно мне? Да, было холодно. Было страшно. Было… так всё равно… И тут я заметил у высокого парнишки по имени Агвид брелок на шее, маленькую пластиковую ёлку. Слёзы подошли к глазам, но я сдержался, я… принял решение. В голову мне пришла странная, наистраннейшая идея в моей жизни. Страннее, чем изобретение машины времени. Я спросил мальчишек, могут ли они помочь мне с одним делом? Дело было амбициозное и безумное. Я дал себе обещание, что проведу это Рождество – хотя бы для себя, раз никому в этом мире нет до таких вещей дела. И раз уж это будет последнее Рождество в моей жизни – отметить его нужно с размахом. А какое же Рождество без настоящей ели?
Я задумал выкрасть последнюю живую ёлку в Европе. Срубить её нахрен. Пробраться в заповедник и срубить. Для этого мне нужна была машина. Водитель, который будет ждать нас в ней. И проворные, юркие лазутчики, которые помогу отвлечь внимание – в представление они не нуждаются. Я спросил у Птолемея, не знает ли он, что за машина у Мии, которая сейчас в ремонте? Это оказался внедорожник вроде пикапа, который идеально бы помог нам перевезти эту не слишком большую ель. Самого Птолемея я назначил водителем, объявив, что мы исполним пророчество и с гордо поднятой головой встретим своих духов. А затем стал продумывать план ограбления.
Вот так проходило первое Рождество в этом мире. Исполненное обидой за потраченную возможность. Сугубо эгоистическое. Морально убитое. Это был мой плевок в пустоту. Но это меня по-настоящему вдохновляло. Я вспомнил, как отметил тот день с охмелевшими галлами, подарил им шариковую ручку и ветвь омелы. Говорил на кривой латыни. Мы пели песни и танцевали у костра… Его больше нет. Этого дня. Он исчез из реальности, перезаписался, а с ним – и каждый последующий день. Выходит, что я убил их всех? Я убил всё наследие Иисуса? Или оно ещё где-то есть? В других Вселенных? У него было две тысячи лет, но он не удосужился посетить эту Вселенную? Как Бог вообще вяжется с мультивёрсом?.. Ответа я, наверное, не получу. Но оторваться напоследок должен, подумал я. Втайне от Мии мы забрали её пикап из ремонта. И в ночь на тридцатое декабря отправились за город, в национальный заповедник, рубить последнюю живую ель в Европе.
У нас действительно вышло. Да так вышло, что за нами гналась не только охрана заповедника. За нами увязалась полиция. Ель, накрытая брезентом, тряслась в открытом багажнике и царапала заднее стекло. Беспризорники, сидевшие рядом с елью, горели от адреналина. Птолемей похихикивал за рулём. Я был словно во сне. Убрать хвост не получилось, мы въехали в Париж с длинным эскортом из мигающих купе, скандалящих «Остановите машину!». Праздник в самом разгаре.
И вот мы доезжаем до приюта. Сзади нас догоняют знакомые авто. Спереди путь перекрывают незнакомые, но настроенные не менее враждебно. Птолемей резко тормозит. Дети спрыгивают с багажника и дают дёру, перелезая через забор. Я думаю, что это конец – номер не удался, Рождество провалено, и никаких подарков нам не светит. Птолемей с коварной ухмылкой выходит из пикапа, достаёт револьвер и стреляет в воздух, озадачивая полицейских. А что ещё он достаёт? Он достаёт бутылку крепкого спиртного. Почему я решил, что это было крепкое спиртное? Да потому что этот безумный старикан разбивает её о багажник, смачивая последнюю уже не совсем живую ель в Европе, и поджигает к чертям зажигалкой. Ель вспыхивает моментально, сжигая меня изнутри. Я выскакиваю из машины, в надежде спасти хоть что-то. Старикан награждает меня ударом костлявого кулака в висок. Я падаю на припорошенный снегом бордюр. Уши заложены. Сирена, крики, все звуки приглушены. А рядом трещит огонь, охвативший последнюю уже совсем не живую ель в Европе. Птолемей кричит: «Исполнено!» и бросается на кузов, поджигая и себя тоже. Кольцо полицейских сужается. Безумный дед, превратившийся в живой факел, бросается им навстречу…
Может, я все ещё сижу на холодном асфальте, а этот жар от огня – это то, как я переживаю гипотермию? подумал я. Меня никто не забирал в приют. Эти пять дней я не старался понять суть Рождества. Я просто тихо умер, в наказание за то, что побоялся узнать правду, не отправившись в нулевой год… Но нет. Иначе бы я не рассказывал эту историю вам, мои дорогие сокамерники. Знаете, что я увидел последним, прежде чем провалился в забытье? Я увидел того высокого парнишку по имени Агвид. Он стоял за оцеплением, вдали. И в руках он держал одну уцелевшую еловую ветвь. Видимо, на память забрал, когда улепётывал. Меня это так тронуло, что я уснул с улыбкой. А проснулся уже тут, на больничной койке в сизо. Встретил новый год. Стал рассказывать эту невероятную историю вам. Дальше вы знаете.
Вернее, кое-чего вы ещё не знаете. Я оставил письмо на своей кровати. В надежде, что Мия или кто-то ещё найдёт его и… Выкинет или прочитает – честно, всё равно. Я написал там, что сожалею о проваленной миссии. Мои дни на исходе, и бороться за большее я бы всё равно не смог. Но кто-то ещё сможет. Я оставил машину времени в своей тумбочке. Там же хранятся наброски сгоревших схем. Если нужный элемент когда-нибудь откроют, у человека, который разбирается в науке, не будет проблем с починкой. Возможно, этот кто-то, прочитав мою самую короткую Библию в истории, будет более смел, чем я, и отправится-таки в тот самый год и в то самое место, чтобы раз и навсегда осознать, что же означает этот праздник на самом деле… А, может, этот Птолемей уже всё осознал и без всяких путешествий во времени? Его огненный дух вряд ли был героем моего скверного апокрифа, но он обещал ему город из света, спущенный на землю, дарующий облегчение. И Птолемей, думаю, получил его.
В тот день город в его глазах действительно светился, сверкал до слепоты. В день его первого Рождества…
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2022
Свидетельство о публикации №222011502069
Комментарии http://proza.ru/comments.html?2022/01/15/2069