Ловушка д'Антесу и западня Пушкину =
Письмо д'Антеса Геккерну 17 октября
Письмо д'Антеса Гекерну 17 октября - он в ловушке = кульминация истории дуэли
(разбор полетов по кн. Серена Витале, Вадим П. Старк. Черная речка. До и после. (К истории дуэли Пушкина)
В октябрьском от 17-го числа письме д'Антеса и в записке к нему его условно досрочно приемного отца Луи Якова ван Геккерна четко вырисовывается та кульминационная ситуация, с которой два любящие друг друга барона, оказавшиеся в ловушке собственного изготовления, начали активное участие в устройстве западни для Пушкина и стали исполнителями приговора по Заговору Конгрегации клеветы. Они и до этого были наемниками Штаба этого Заговора. Но к 17 октября Жорж-Шарль д'Антес (ЖШД) оказался на сцене реализации сценария Заговора и Казни жертвы - А.С. Пушкина (АСП) - в ловушке, установленной им самому себе в силу привычки к половому разврату и невоздержанности. Этим кульминационным моментом явилась половая связь ЖШД с сестрой Натальи Николаевны Пушкиной (НН) - его цели для компрометации по заказу заговорщиков!
Это версия. Аргументы в ее пользу четко вскрываются Старком В. в письмах ЖШД.
Рассмотрим полностью статью Старка В. в кн. Серены Витале, Вадима П. Старка. Черная речка. До и после. (К истории дуэли Пушкина)
<… XXIV
Mon cher ami, je voulais te parler ce matin, mais j'ai eu si peu de temps qu'il m'a ;t; impossible de le faire. Hier j'ai pass; toute la soir;e par hasard en t;te-;-t;te avec la Dame en question, et quand je dis t;te-;-t;te, moi seul d'homme au moins pendant une heure enti;re, chez la princesse Viazemski. Далее см. Приложение №1>
Перевод:
[17 октября 1836] [датируется по дате дежурства д'Антеса и содержанию событий]
Дорогой друг, я хотел говорить с тобой сегодня утром, но у меня смог этого сделать. Вчера я случайно провёл весь вечер наедине с известной тебе дамой [* - НН], правда, слово «наедине» означает, что в течение почти часа я был единственным из мужчин у княгини Вяземской. Можешь представить моё состояние; в конце концов я собрал мужество и вполне сносно сыграл свою роль и даже был довольно весел. В общем, я неплохо продержался до 11 часов, но потом силы оставили меня и такая охватила слабость, что я едва успел выйти из гостиной, а оказавшись на улице, расплакался, как дурак, отчего, правда, мне полегчало, так как я задыхался; после же, когда вернулся к себе, оказалось, что у меня страшная лихорадка, ночью я глаз не сомкнул и так страдал душой, что едва не сошёл с ума.
Вот почему я решился прибегнуть к твоей помощи и умоляю исполнить вечером то, что ты мне обещал. Ты обязательно должен поговорить с нею, чтобы я наконец знал, как мне быть.
Сегодня вечером она едет к Лерхенфельдам, так что, отказавшись от карт, ты улучишь минутку для разговора с ней.
Вот моё мнение: я полагаю, ты должен откровенно обратиться к ней и сказать, но так, чтобы не слышала сестра, что тебе совершенно необходимо серьёзно с нею поговорить. Затем спроси её, не была ли она случайно вчера у Вяземских; когда же она ответит утвердительно, ты скажешь, что так и полагал и что она может оказать тебе величайшую услугу; ты расскажешь о том, что со мной вчера произошло по возвращении, так, словно ты был свидетелем: будто мой слуга перепугался и прибежал разбудить тебя в два часа ночи, ты меня долго расспрашивал, но так ничего и не смог от меня добиться, и что ты убеждён, что у меня произошла ссора с её мужем, а к ней обращаешься, чтобы предотвратить беду (мужа там не было). Это только докажет, что я не рассказал тебе о том вечере, а это крайне необходимо, ведь надо, чтоб она думала, будто во всём, что касается её, я таюсь от тебя и ты расспрашиваешь её лишь как отец, принимающий участие в своём сыне; и тут было бы недурно в разговоре намекнуть ей, будто ты убеждён, что отношения у нас куда более близкие, чем на самом деле, но тут же найди возможность, как бы оправдываясь, дать ей понять, что во всяком случае, если судить по её поведению со мной, их не может не быть.
Словом, самое трудное начать, и мне кажется, что такое начало весьма удачно; как я уже говорил, она ни в коем случае не должна заподозрить, что этот разговор подстроен, пусть видит в нём лишь вполне естественное чувство тревоги за моё здоровье и будущее, и настоятельно потребуй сохранить его в тайне ото всех и особенно от меня. Однако будет, пожалуй, куда осмотрительней, если ты не сразу попросишь её принять меня, ты можешь это сделать в следующий раз, а ещё остерегайся употреблять выражения, которые были в том письме. Ещё раз умоляю тебя, мой дорогой, прийти на помощь, я всецело отдаю себя в твои руки, потому что, если эта история будет продолжаться, а я не буду знать, какими она грозит мне последствиями, я сойду с ума.
Если бы ты сумел вдобавок припугнуть её и внушить, что [далее несколько слов неразборчиво !].
Прости за бессвязность этой записки, но поверь, я потерял голову, она горит, точно в огне, и мне дьявольски скверно, но, если тебе нужны будут ещё какие-то сведения, будь милостив, загляни в казарму перед поездкой к Лерхенфельдам, ты найдёшь меня у Бетанкура.
Обнимаю тебя, Ж.де Геккерен
[На полях поперёк страницы:]
Но, впрочем, мне, якобы, и нужды не было рассказывать об этом, ты прекрасно знал, что я потерял от неё голову, доказательством тому были перемены в моём поведении и характере, а значит, и её муж тоже заметил это.
Комментарий Старка В.П.
«Если бы ты сумел вдобавок припугнуть её и внушить, что…» (далее несколько слов не читаются).
Дантес вымарал всю эту фразу, так что с трудом можно разобрать только её начало; приводим его в оригинале: «Tu pourrais aussi lui faire peur et lui faire entendre que…» Возможно, что он так и не закончил свою мысль: сначала он зачеркнул написанное, а потом размазал ещё не просохшие чернила другим концом гусиного пера или маленьким пёрышком. Он так старательно вымарал это место, что теперь уже никакая — даже самая совершенная — техника реставрации старых рукописей не поможет восстановить испорченный текст. Каким именно образом он хотел «припугнуть» Натали? К чему он вёл? К трагическому финалу («я покончу счёты с жизнью») или к низкой прозе жизни, пригрозив, например, «обо всём рассказать мужу»? Этого мы никогда не узнаем, однако для нас не стало бы большой неожиданностью, если бы вдруг подтвердилось второе предположение.
Это письмо Жоржа Дантеса не могло быть написано раньше лета 1836 года. Как известно, Натали вновь встречает Дантеса после большого перерыва: по меньшей мере три последних месяца она не должна была появляться в свете (по случаю траура после смерти свекрови, а затем в связи с рождением дочери). Письмо помечено Петербургом — значит, дачный сезон уже закончился и Пушкины вернулись с Островов в город. Ещё одно обстоятельство (возвращение в столицу Веры Фёдоровны Вяземской после долгого отдыха в Норденрее) отодвигает дату, раньше которой оно не могло быть написано, на последние числа сентября: княгиня распахнёт двери своего салона только в двадцатых числах месяца. С другой стороны, вне всяких сомнений, Дантес пишет письмо до того, как он получил вызов Пушкина. Скорее всего, оно написано в какое-то из его дежурств на Шпалерной. Если бы не долг службы, то никакая сила не смогла бы удержать в тот вечер и в ту ночь Дантеса в казарме: он примчался бы в дом баварского посланника Максимилиана фон Лерхенфельда, где — он знал — будет и Натали. Из всех дней, что Дантес был занят на дежурстве, видимо, следует остановиться на той дате, которая ближе всего к 19 октября, т, к. известно, что 19-го полковой врач дал ему увольнительную по болезни. Зная о том, как легко простужался и часто болел французский офицер, мы вправе понимать его жалобы на неожиданный упадок сил, жар и «страшную лихорадку» не только как описание любовного недуга, но и как симптомы начинающегося воспаления лёгких. Остаётся предположить, что Дантес написал это письмо днём 17 октября: накануне этого дня он вышел от Вяземских и… его легко могло просквозить порывистым ледяным ветром, который дул в тот день с Финского залива, нагоняя воду в Неве.
Так постепенно мы начинаем кое-что понимать: должно быть, ещё в октябре Пушкин предложил Дантесу объясниться, возможно, не обошлось без резкостей, особенно если учесть, что Пушкин наказывал Дантесу впредь не появляться на пороге его дома.
Нечто драматическое и бесповоротное должно было произойти в это время и в отношениях Натали с Дантесом, возможно, это был её отказ — тот самый, о котором Александр Трубецкой рассказывал матери княжны Марии Барятинской. И теперь стоило ему только увидеть Натали, как слёзы сами подступали к горлу, и выглядеть тем беззаботным весельчаком, каким привыкли его видеть в свете, требовало от него неимоверных усилий. Стало быть, с того момента, как он потерял голову из-за жены Пушкина, вся его весёлость была наигрышем, не более чем бравадой.
Кроме того, не следует забывать, что у Дантеса были весьма серьёзные причины, чтобы потерять покой и самообладание: он действительно угодил в чудовищную историю со старшей из сестёр Гончаровых - Екатериной.
Итак, есть доказательство того, что Дантес «руководил всем поведением» посланника, а не наоборот. Это Дантес подстроил так, чтобы тот сводничал, упросив «отца» поговорить с «небезызвестной Дамой», выведать её чувства и намерения, растрогать её и помочь тем самым одолеть её непреклонное сопротивление. Без тени смущения он обращается с просьбой замолвить за него слово перед женщиной, которую ни за что не хочет потерять, к мужчине, который любит его. И этот мужчина потворствует ему, он становится герольдом его безудержной страсти, которая причиняет ему самому и мучения, и страдания, и вообще должна быть для него оскорбительна. Однако он не бескорыстен, отнюдь. Он прекрасно понимает, что пока молодой человек не добьётся своей строптивой красавицы, никакой «спокойной жизни» не будет, а там — как знать! — со временем… не обратится ли этот юношеский пыл и на него. Но всё же он действует не только по расчёту: невыносимо видеть, как твой «сын» болеет и душой, и телом, как он вот-вот сойдёт с ума, и Геккерен готов на всё, даже на то, чтобы, взявши за руку, самому вести Наталию Николаевну к постели больного. При встрече он нашёптывает ей со слезой в голосе, что Дантес умирает, он погибает от любви к ней, в бреду он повторяет только её имя и просит, как о последней милости, только об одном — увидеть её.
Пушкин в известном своём письме к Геккерену хотел предстать пред ним искусным дипломатом, хорошо осведомлённым о том, «что делается у других»: « Le 2 de novembre Vous e;tes de Mr. votre fils une nouvelle qui vous fit beaucoup de plaisir. Il vous dit… [далее идет неразобранное слово, оканчивающееся на it;], que ma femme cragnait… quelle en perdait la t;te…» («Второго ноября Вы получили от вашего сына известие, которое доставило вам большую радость. Он сообщил Вам что моя жена боится [нрзб], что она теряет голову…»).
Но не содержание анонимных писем и не их внешнее оформление указывали на причастность к ним Геккерена, а три факта, названные Пушкиным в трёх строчках, которые он потом зачеркнул, но всё же не так тщательно, чтобы не задать работу нашему воображению. Вторую часть зачёркнутого придаточного предложения можно реконструировать с некоторой долей правдоподобия следующим образом: «que ma femme cragnait un scandale [un ;clat, une histoire] au point qu’elle en perdait la t;te» («что моя жена до такой степени боится скандала [или же чего-то подобного: "шумихи", попасть в "историю" и т. п.], что теряет от этого голову»). А может быть, именно «v;rit;» (правда, истина) скрывается за обломком слова, которое нас занимает? И тогда нам придётся принять самую простую версию этой фразы: «Он сказал вам, что я догадывался о правде, что моя жена боялась скандала до такой степени, что потеряла голову».
Даже в рассказе мужа Наталия Николаевна предстает женщиной, которая готова слушать Геккерена — «бесстыжую старуху», загоняющую её в угол, чтобы рассказать о любовных чувствах Дантеса. Почему она сразу же не прервала, решительно и сухо, эти тягостные и щекотливые беседы и не сообщила о них мужу? И зачем — когда, где, как? — Геккерен пытался толкнуть на «опасный путь» жену Пушкина? Вот что писал об этом посланник в письме к Нессельроде от 13 марта 1837 года: «Я якобы подстрекал моего сына к ухаживаниям за г-жою Пушкиной. Обращаюсь к ней самой по этому поводу. Пусть она покажет под присягой, что ей известно, и обвинение падёт само собой. Она сама сможет засвидетельствовать, сколько раз предостерегал я её от пропасти, в которую она летела, она скажет, что в своих разговорах с нею я доводил свою откровенность до выражений, которые должны были её оскорбить, но вместе с тем и открыть ей глаза; по крайней мере, я на это надеялся. Если госпожа Пушкина откажет мне в своём признании, то я обращусь к свидетельству двух особ, двух дам, высокопоставленных и бывших поверенными всех моих тревог, которым я день за днём давал отчёт во всех моих усилиях порвать это пагубное общение». (Щёголев П.Е.)
Перед глазами возникают две сцены, исполненные прямо противоположного смысла:
- коварный совратитель подталкивает молодую супругу к пропасти адюльтера;
- мудрый советчик пытается удержать молодую женщину, безрассудно ступившую на край этой пропасти, и не останавливается даже перед самыми жестокими оскорблениями — лишь бы не дать ей совершить свой гибельный прыжок.
XXV. 6 ноября 1836 д-Антес пишет: Mon Dieu, je n'en veux pas ; la femme et je suis heureux de la savoir tranquille, mais c'est une grande imprudence ou folie que, du reste, je ne comprends pas ni quel ;tait son but. (Далее — см. Приложение №2)
Перевод: Мой драгоценный друг, благодарю за две присланные тобою записки. Они меня немного успокоили, я в этом нуждался и пишу эти несколько слов, чтобы повторить, что всецело на тебя полагаюсь, какое бы решение ты ни принял, так как заранее убеждён, что в этом деле ты станешь действовать успешней, чем я.
Бог мой, я не сетую на женщину [НН] и счастлив, зная, что она спокойна, но это страшная неосторожность либо безумие, которого я к тому же не понимаю, равно как и того, какова была её цель. Пришли записку завтра утром, чтоб знать, не случилось ли чего нового за ночь, кроме того, ты не пишешь, виделся ли ты с сестрой [ЕН] у тётки и откуда тебе известно, что она призналась насчёт писем. Доброго вечера, сердечно обнимаю, Ж. де Геккерен Во всём этом Екатерина — доброе создание, она ведёт себя восхитительно.
Настоящее письмо было написано в разгаре событий, развернувшихся в начале ноября 1836 г и создавших дуэльную ситуацию, которая разрешилась браком Дантеса и Екатерины Николаевны.
2 ноября (по всей видимости) состоялась подстроенная Идалией Полетикой встреча Наталии Николаевны и Дантеса, положившая начало новому витку интриги против Пушкина. Тайный враг поэта, влюблённая в Дантеса, о чём явно свидетельствуют позднейшие её письма к нему, родственница Наталии Николаевны через графов Строгановых, Полетика приглашает её к себе, сговорившись с Дантесом, который также приезжает в её дом. Вот как вспоминает об этом княгиня В. Ф. Вяземская (по записи П. И. Бартенева) со слов самой Наталии Николаевны, которая приехала к ней тотчас от Полетики «вся впопыхах и с негодованием рассказала, как ей удалось избегнуть настойчивого преследования Дантеса»: «Мадам N по настоянию Гекерна пригласила Пушкину к себе, а сама уехала из дому. Пушкина рассказывала княгине Вяземской и мужу, что, когда она осталась с глазу на глаз с Геккерном, тот вынул пистолет и грозил застрелиться, если она не отдаст ему себя. Пушкина не знала, куда ей деваться от его настояний; она ломала себе руки и стала говорить как можно громче. К счастью, ничего не подозревавшая дочь хозяйки явилась в комнату и гостья бросилась к ней». Покинув предательский дом, она отправилась первым делом за поддержкой и советом к Вяземским, а затем домой. Судя по происходящему далее, Вяземские не советовали Наталии Николаевне рассказывать Пушкину о подстроенном свидании.
Сообщая брату Андрею о преддуэльных событиях, Александр Карамзин писал: «Старик Геккерн сказал госпоже Пушкиной, что он умирает из-за неё, заклиная её спасти его сына, потом стал грозить местью; два дня спустя появились анонимные письма. (Если Геккерн автор этих писем, то это с его стороны была бы жестокая и непонятная нелепость, тем не менее люди, которые должны об этом кое-что знать, говорят, что теперь почти доказано, что это именно он!).
За этим последовала исповедь госпожи Пушкиной своему мужу, вызов, а затем женитьба Геккерна…» Это письмо писалось 13 марта 1837 года, по свежим следам трагедии, писалось человеком, поддерживавшим в описываемое время тесные отношения как с Пушкиным, так и с Дантесом.
Предыдущее письмо Дантеса подтверждает то, о чём пишет А.Н. Карамзин, вплоть до угроз, осуществление которых и началось 2 ноября. По утренней почте 4 ноября Пушкин и его ближайшие знакомые получают анонимные письма на его имя, извещающие, что он избран заместителем великого магистра Ордена рогоносцев и историографом Ордена. После этого происходит объяснение Пушкина с женой; она показывает ему письма к ней Дантеса и рассказывает о подстроенном свидании. Вяземский писал: «…письма анонимные привели к объяснениям супругов Пушкиных между собой и заставили невинную в сущности жену признаться в легкомыслии и ветрености, которые побуждали её относиться снисходительно к навязчивым ухаживаниям молодого Геккерена; она раскрыла мужу всё поведение молодого и старого Геккеренов по отношению к ней; последний старался склонить её изменить своему долгу и толкнуть её в пропасть. Пушкин был тронут её доверием, раскаянием и встревожен опасностью, которая ей угрожала». Вечером того же дня Пушкин посылает по городской почте вызов на дуэль на имя Жоржа Геккерена, как того уже стали именовать в Петербурге. Утром следующего дня Пушкина посетил Геккерен-старший, сообщивший, что его сын находится на дежурстве по полку, а он в его отсутствие якобы по ошибке распечатал письмо с вызовом на дуэль. Он просит отсрочки на 24 часа, на что Пушкин даёт своё согласие.
К утру 6 ноября и относится публикуемое письмо Дантеса. Оно косвенно подтверждает уже нам известное — что Наталия Николаевна показала письма и записочки Дантеса мужу, т.е. совершила шаг, которого Дантес понять не может. Неблаговидной оказывается, судя по письму, и роль Екатерины, которая обо всём происходящем в доме на Мойке сообщает Геккеренам. Из текста письма ясно, что между Дантесом и Геккереном уже состоялся обмен записками по поводу вызова. К этим запискам примыкает письмо Геккерена, сохранившееся в архиве III отделения, с подробностями относительно содержания пасквиля.
Письмо Якоба ван Геккерена Жоржу Дантесу - с подробностями относительно содержания пасквиля [6—14 ноября 1836] – перевод:
Если ты хочешь говорить об анонимном письме, я тебе скажу, что оно было запечатано красным сургучом, сургуча мало и запечатано плохо. Печать довольно странная; сколько я помню, на одной печати имеется посредине следующей формы «А» со многими эмблемами вокруг «А». Я не мог различить точно эти эмблемы, потому что, я повторяю, оно было плохо запечатано. Мне кажется, однако, что там были знамёна, пушки, но я в этом не уверен. Мне кажется, так припоминаю, что это было с нескольких сторон, но я в этом также не уверен. Ради бога, будь благоразумен и за этими подробностями отсылай смело ко мне, потому что граф Нессельроде показал мне письмо, которое написано на бумаге такого же формата, как и эта записка. Мадам Н. [жена Карла Нессельроде – Мария Дмитриевна] и графиня Софья Б.[Софья Александровна Бобринская] тебе расскажут о многом. Они обе горячо интересуются нами. Да выяснится истина, это самое пламенное желание моего сердца. Твой душой и сердцем.Б. де Г. Почему ты спрашиваешь у меня эти подробности? До свидания, спи спокойно.
Это письмо было впервые опубликовано во французском оригинале А. С. Поляковым в его книге «О смерти Пушкина» (1922). Публикатор пишет при этом: «Письмо доставлено, на наш взгляд, Геккереном графу Нессельроде в числе тех пяти документов, которые он отправил ему 28 и 30 января 1837 г. и которые должны были убедить Николая, во-первых, что „барон Геккерен был не в состоянии поступить иначе, чем он это сделал”, а во-вторых, чтобы получить оправдание Императора: „Оно мне необходимо для того, чтобы я мог себя чувствовать в праве оставаться при императорском дворе; я был бы в отчаянии, если б должен был его покинуть…”».
П. Е. Щёголев высказал своё мнение по поводу этого письма: «Мы не можем разделить мнение А. С. Полякова о том, что эта записка служит доказательством непричастности Геккерена к пасквилю, полученному Пушкиным 4 ноября 1836 года. На нас эта записка производит странное впечатление какого-то воровского документа, написанного со специальными задачами и понятного только адресату».
Попробуем разобраться в этих специальных задачах.
Из письма ясно, что оригинал пасквиля был ван Геккерну показан графом Нессельроде и пасквиль по формату совпадает с данным письмом, адресованным Дантесу. Только из этого письма стало известно, что у Нессельроде был экземпляр пасквиля. Само упоминание в письме Геккерена имён Нессельроде и его супруги служило формой скрытого шантажа в адрес канцлера, от которого Геккерен добивается нужного решения своей судьбы. Это письмо не было, как и ещё два неизвестных нам документа, представлено Следственной комиссии и осело в секретных архивах. Со стороны Нессельроде это письмо могло вызвать только гнев, свидетельства которого мы находим в позднейших отзывах канцлера о Геккерене.
Прежде всего, необходимо датировать это письмо или, точнее, записку. Традиционно, как само собой разумеющееся, она относится ко времени суда по поводу дуэли, когда Дантес содержался под арестом. Только Поляков относил это письмо к ноябрю, ко времени первой дуэльной истории. Запиской Геккерен косвенным путём оправдывал себя и предостерегал Дантеса от необдуманных поступков. Очевидно, что она послана Дантесу тогда, когда он был в разлуке с Геккереном, то есть, как и в случае с публикуемыми нами двумя последними письмами, она написана в день, когда Дантес был на дежурстве. Наряженный приказом командира полка генерала Гринвальда от 4 ноября на пять внеочередных дежурств по полку, он отбывал их через день, заступая 6, 8, 10, 12 и 14 ноября с 12 до 12 часов дня. Судя по тому, что никакие другие вопросы в записке не поднимаются, они уже были разрешены в переговорах Геккерена с Жуковским и Пушкиным: дуэль 6 ноября была отсрочена на две недели и Дантес уже об этом знал из других, до нас не дошедших записок.
Письмо, как из него явствует, является ответом на письмо Дантеса с вопросами по этому поводу, до нас не дошедшее. Геккерн задаётся вопросом: «Почему ты спрашиваешь у меня эти подробности?» Скорее всего, у Дантеса возникли какие-то соображения относительно авторства анонимного пасквиля, инспирированные, по-видимому, разговором с кем-то. Геккерен предположил то же самое, раз он подаёт совет: «Ради Бога, будь благоразумен и за этими подробностями отсылай смело ко мне, потому что граф Нессельроде показал мне письмо, которое написано на бумаге того же формата, как и эта записка».
Последняя фраза, как, впрочем, и всё это письмо, остались до сих пор неоткомментированными. Между тем очевидно, что Геккерен высказывает свои соображения, имея в виду какой-то определённый источник.
Возникают два на первый взгляд не связанных между собою вопроса: чьё письмо на бумаге «такого же формата» показал ему Нессельроде и с кем связано пожелание отсылать за вопросами по поводу пасквиля к нему?
Очевидно, что кто-то, с кем Дантес разговаривал во время своего дежурства, проявил интерес к пасквилю или же вызвал его подозрения как причастный к нему. Поскольку Дантес находился на дежурстве в казармах Кавалергардского полка, то доступ к нему был ограничен только сослуживцами по полку. У кого из однополчан Дантеса и с какой стати мог возникнуть интерес к тому, как выглядел пасквиль? Только у того, кто заподозрил третье лицо и потому обратился к Дантесу. Таковым офицером прежде всего мог быть Александр Михайлович Полетика, муж Идалии Полетики. Письма Идалии из архива Геккеренов, находящиеся в нашем распоряжении, наглядно свидетельствуют о её страстной влюблённости в Дантеса, а также о романе, существовавшем между ними. В июле 1839 г. Идалия пишет Екатерине: «Я по-прежнему люблю Вас… Вашего мужа, и тот день, когда я смогу вновь Вас увидеть, будет самым счастливым в моей жизни». В феврале 1837-го ещё находящемуся под арестом Дантесу Полетика пишет: «Бедный друг мой, Ваше тюремное заточение заставляет кровоточить моё сердце… Мне кажется, что всё то, что произошло, — это сон, но дурной сон. Я больна от страха». А позднее, 3 октября 1837 г., она пишет: «Я ни о чём, ни о чём не жалею». За всеми этими фразами из писем Идалии Полетики, опубликованных частью П. Е. Щёголевым, частью в наше время С. Б. Ласкиным, с их недомолвками, двусмысленностями, скрывается явно нечто большее, чего никак нельзя объяснить одним лишь чувством любви. Известна жгучая ненависть её к Пушкину до самой смерти. О чём она не жалеет? Не о том ли, что, снедаемая ревностью, именно она написала анонимный пасквиль? [Бартенев: Есть довод думать – Пушкин оскорблял Идалию Полетика и она из мести была сочинительницей анонимных писем]
За какое благородство по отношению к его семейству граф Строганов благодарит Дантеса в письме, отправленном ему вослед?
Ответы на все эти вопросы могли дать только непосредственные участники этой подлой интриги, затеянной против Пушкина, но они предпочли промолчать. Нам остаётся искать ответов между строками их писем.
= II =
Анализ текста
1. ЖШД после встречи 16.10 и объяснения с НН у Вяземских (тема объяснения не уточняется = либо это настойчивая просьба отдаться и сделать НН более управляемой, либо ЖШД просит НН помочь решить проблемы его залета с ее сестрой!) просит 17.10 отца Якова Геккерна срочно встретиться с НН и добиться её согласия также срочно встретиться с сыном и, отдавшись ему, затем в благодарность сообщить нужные для решения «проблемы сестры» сведения. Он педалирует, умоляя «отца»: < …если эта история будет продолжаться, а я не буду знать, какими она грозит мне последствиями, я сойду с ума>.
Ясно, что это история с сестрой. Шашни с НН ему пока ничем не угрожали: АСП хоть и ревновал, но принимал популярную игру салонов и ждал ее развития. Однако ситуация с сестрой совсем иная: <… он действительно угодил в чудовищную историю со старшей из сестёр Гончаровых, Екатериной>.
В силу привычки к половой невоздержанности, сексуальной распущенности, развращенности и многосторонней секс-ориентации 24-х-летний нахал и повеса ЖШД сам себе устроил ловушку или, скорее всего, угодил в ловушку Ручки от Метлы – фрейлины ЕНГ!
Это была кульминация его обожания сестрами!
У гей-пары Геккернов не было иного выхода, кроме полной компрометации всей семьи Пушкина путем интриг и клеветы … То была подлинная завязка дуэльной истории. Попав в собственную ловушку, проходимец ЖШД стал копать яму другому – тому, кто пустил про него и «отца» слух = они педерасты!
2. Старк В.П. предполагает: должно быть, ещё в октябре Пушкин предложил Дантесу объясниться, возможно, не обошлось без резкостей, особенно если учесть, что Пушкин наказывал Дантесу впредь не появляться на пороге его дома.
3. Судя по всему разговор Геккерна старшего с НН не дал ожидаемого для заговорщиков результата
и у них созрел подсказанный Идалией Полетика план: завлечь НН в казармы, оставить ее наедине с ЖШД, там с божьей помощью покрыть, вызвать готовых понятых и потом шантажировать. В начале ноября это свидание удается устроить, но … далее тайна, кроме одного = кто-то более хитрый вмешался в реализацию сценария плана и… известил самого муж-кокю о случившемся …
4. 4-го ноября явился миру конверт с дипломом Пушки - муж-кокю и член ордена рогоносцев в выс. ранге коадьютора. Более того, в центр любовного треугольника ушлый некто поставил самого Царя!
Всё. Свершилось. Интрига амура НН-ЖШД-ЕН сделала вираж и понеслась необратимо в ранее непредвиденном никем из них направлении, сделав почти всё необратимым …
Пушкин добился от женки признаний о сводничестве гей-отца и домогательствах сынка и, заподозрив сгоряча авторами Геккернов, посылает вызов на дуэль д'Антесу.
5. Геккерен ситуацию с пасквилем знает лучше оторопевшего сынка. Он называет слегка, кодируя имена посвященных и осведомленных в пасквиль-акции, = это Карл и Мария Нессельроде, а также Софья Бобринская – советчица АФ по делам блудуара. Намеки ведут на самый верх. Стоя на краю пропасти, Геккерн пытается шантажировать Карла и дает сов.секр. инфо сынку, а тот трезвонит в полку. Увы, тут Яков Луи переборщил и выкопал себе яму – он прогневил и Карла, и Никса1, и бестолковую, но практичную НН.
Далее = дело техники опытнейших заговорщиков и мастеров интриги. У них на крючке и наемный жиголо д-Антес и вся семья ненавистного Пушкина! Ату их!
= III =
Версия событий начал Дуэльной истории
/в ее узком смысле (см. пост с часовым «Введение в тему»)/
Разовьем то, что было в намеках оробевшего Старка В.П, до одной из вероятных версий событий начала реальной дуэльной истории ноябрьского цикла:
1. ЖШД увлекается осенью 1835 женой Пушкина, к осени получает доступ в ее дом и, теряя терпение молодого самца в гоне, начинает откровенно домогаться плоти НН
2. Но влюбленная в него сестра его пассии - ЕН – смогла перехватить любвеобильного кавалергарда, отдаться ему и слегка забеременеть (они назвали плод своих кувырканий – картошкой)
3. Когда картошка подросла и потребовал, чтоб ее пропололи, окучили и приготовили мешки и ясли, ЖШД понял – он залетел и это ловушка. Возникла проблема сестры любимой женщины» = проблема ЕНГ.
4. Пока он чесал репу и паниковал, НН заметила изменение девичьих привычек у сестры и ее особо радостный вид. Она добилась признания и дала обещание решить проблему, не сказа правда как…
5. НН дает ЖШД дает любимому, но предавшему, поворот от подола ворот – не дает, когда стал безумно хотящим и опасным. Жорж понимает причину и просит любящую помочь отделаться от сестры любым способом. НН отказывается – ей страшно.
6. ЖШД и ЯГ принимают решение шантажировать НН с целью решения проблемы ЕН
7. В ответ НН рассказывает мужу о связи сестры ЕН с ЖШД и высаженной ими картошке в поле
8. АСП пытается вначале «разрулить» ситуацию с самой ЕН. Но хитрющая Ручка от Метлы сама идет на шантаж: а я скажу всем, что ты с Александриной и со мной = ребеночек мой картофельный – твой!
9. АСП объясняется с ЖШД и требует жениться. В ответ ЖШД просит разрешить советоваться с НН, просит отсрочки и извещает, что ответ пришлет поштой или нарочным
10. АСП решил не ждать ненавистных ему Геккернов и пишет пасквиль, пытаясь им сорвать банк и убить выигрышем нескольких зайцев. Затем он сразу пишет вызов д'Антеса на дуэль, четко и справедливо полагая, что этого не допустят, а Жоржа прогонят. Эта игра стала его последней. И тоже проигрышной.
11. Штаб Заговора и устройства Западни громко смеялся и … сделал ЖЩД свояком АСП, приблизив его к НН до предельно близкого расстояния члена семьи и заставив АСП под диктовку написать отзыв вызова, что и стало его роковой ошибкой …
12. Геккерны под управлением Штаба Заговора шантажировали АСП этим вызовом, добились его психоза, вывели на заранее подготовленные стрельбы в сумерках и хладнокровно умело убили
Приложение №1 <… XXIV
Mon cher ami, je voulais te parler ce matin, mais j'ai eu si peu de temps qu'il m'a ;t; impossible de le faire. Hier j'ai pass; toute la soir;e par hasard en t;te-;-t;te avec la Dame en question, et quand je dis t;te-;-t;te, moi seul d'homme au moins pendant une heure enti;re, chez la princesse Viazemski. Tu peux te figurer mon ;tat, enfin j'ai pris mon courage et j'ai assez bien jou; mon r;le et j'ai ;t; m;me assez gai. Enfin j'ai tenu bon jusqu'; 11 heures, mais alors mon ;nergie m'a abandonn; et il m'a pris une telle d;faillance que je n'ai eu que le temps de sortir de la chambre et, arriv; dans la rue, je me suis mis ; pleurer comme une grande b;te, ce qui du reste m'a beaucoup soulag; car j';touffais, puis rentr; dans ma chambre, je me suis trouv; une fi;vre de cheval et je n'ai pas ferm; l';il de la nuit et j'ai souffert moralement ; en devenir fou.
Aussi suis-je d;cid; ; avoir recours ; toi et ; te supplier de faire ce soir ce que tu m'as promis. Il faut absolument que tu [lui] parles et que je sache d;finitivement ; quoi m'en tenir.
Elle va ce soir chez les Lerchenfeld et, en renon;ant ; la partie, tu trouveras le moment de lui parler.
Voil; mon avis: je crois que tu dois t'adresser franchement ; elle et lui dire, de mani;re ; ce que la s;ur ne t'entende pas, que tu as absolument besoin de lui parler s;rieusement. Alors demande-lui si, par hasard, elle avait ;t; hier chez les Viazemski; et quand elle t'aura dit que oui, tu lui diras que tu t'en ;tais dout; et qu'elle pouvait te rendre le plus grand service; tu lui diras ce qui m'est arriv; hier, comme si tu avais ;t; t;moin de tout ce qui m';tait arriv; hier en rentrant, que mon domestique s';tait effray; et ;tait venu te r;veiller ; deux heures du matin, que tu m'avais beaucoup questionn; et que tu n'avais rien pu obtenir de moi et que tu avais ;t; persuad; que j'avais eu une altercation avec son mari, et que c';tait pour ;viter mon malheur que tu t'adressais ; elle (le mari n'y ;tait pas). Cela prouvera seulement que je ne t'ai pas donn; de renseignements sur la soir;e, chose qui est excessivement n;cessaire, car il faut que vis-;-vis d'elle, je me cache de toi et que ce n'est que comme un p;re qui prend int;r;t ; son fils que tu l'interroges, alors il ne serait pas mauvais que tu fasses entrevoir dans la discussion que tu crois qu'il y a des rapports beaucoup plus intimes que ceux qui existent, car en se disculpant, tu trouveras l'occasion de lui faire entendre qu'il devrait au moins en exister d'apr;s sa conduite avec moi.
Du reste, le difficile, c'est de commencer et je crois que ceci est tr;s bon car, comme je t'ai d;j; dit, il ne faut pas qu'elle se doute nullement de ce coup mont;, et qu'elle voie cette d;marche comme un sentiment tout naturel qui doit t'inqui;ter sur ma sant; et sur mon avenir, et tu dois lui demander imp;rieusement le secret vis-;-vis de tout le monde et surtout vis-;-vis de moi. Cependant il serait prudent de ne pas tout de suite lui demander ; ce qu'elle me re;oive, tu pourrais faire cela la fois prochaine, et prends garde aussi de ne pas te servir des phrases qui pourraient se trouver dans la lettre. Je te supplie encore une fois, mon cher, de venir ; mon secours, je me remets enti;rement entre tes mains car, si cela dure sans que sache o; cela doit me mener, j'en deviendrai fou.
Tu pourrais aussi lui faire peur et lui faire entendre que [quelques mots illisibles].
Je te demande pardon du d;cousu du billet mais je t'assure que je n'ai pas la t;te ; moi, elle me br;le comme du feu et j'ai mal de chien, cependant si les renseignements ne te suffisent pas, aie la charit; de passer ; la caserne avant d'aller chez Lerchenfeld, tu me trouveras chez B;tencourt.
Je t'embrasse,G. de Heeckeren [En marge de la feuille, transversalement:]
Que du reste je n'avais pas besoin de le dire, que tu savais tr;s bien que j'avais perdu la t;te pour elle, que mon changement dans ma conduite tant que dans mon caract;re te le prouvait et que par cons;quent son mari s'en ;tait aper;u aussi.>
Приложение №2
XXV. Mon bien cher ami, je te remercie des deux billets que tu m'as envoy;s. Ils m'ont un peu calm;, j'en avais besoin et je t';cris ces quelques mots pour te dire encore [que] je m'en rapporte enti;rement ; toi quelle que soit la d;termination que tu prennes, assur; d'avance que tu agiras mieux que moi dans toute cette affaire. Mon Dieu, je n'en veux pas ; la femme et je suis heureux de la savoir tranquille, mais c'est une grande imprudence ou folie que, du reste, je ne comprends pas ni quel ;tait son but. Un billet demain pour savoir si rien de nouveau n'a eu lieu pendant la nuit, tu ne me dis [pas] non plus si tu as vu la s;ur chez la tante, et comment sais-tu qu'elle a avou; les lettres.
Bonsoir, je t'embrasse de c;ur,G. de Heeckeren Dans tout ceci Catherine est une bonne cr;ature qui se conduit admirablement. [6 ноября 1836]
Приложение №3
Si c'est de la lettre anonyme dont tu veux parler, je te dirai qu'elle ;tait c;chet;e avec de la cire rouge, peu de cire et mal c;chet;e; un cachet assez singulier, s'il m'en souvient, un a au milieu de cette forme «A» avec beacoup d'embl;mes autour de A; je n'ai pas pu distinguer exactement ces embl;mes, car, je le r;p;te c';tait mal c;chet;; il me semble cependant, qu'il y avait des drapeaux, canons etc. etc., mais je ne m'en suis pas s;r. Je crois me rappeler que c'est de plusieurs c;t;s, mais aussi sans en ;tre s;r. Au nom de Dieu, sois prudent, et cite-moi hardiment pour ces d;tails, puisque c'est le Comte Nesselrode qui m'a montr; la lettre qui est ;crite sur un format de papier comme celui de ce billet.
Mme de N. et la Comtesse Sophie B. te font dire bien des choses, elles s'int;ressent toutes lex deux ; nous et chaudement. Puisse la v;rit; ;tre mise au grand jour, c'est le v;u le plus ardent de mon c;ur.
A toi d';me et c;ur.B.d H. Pourquoi me demande-tu tous ces d;tails? Bon soir, dors tranquille. [6—14 ноября 1836]