Таёжная терапия!

Воробьёв Леонид Михайлович
          
Река Мама,приток Витима. Восточная Сибирь.



              День закончился неприятностью. Река,  перехваченная сильными морозами на перекатах не раз, и не два, поднималась, замерзала, прорвав замерзшую ледяную плотину, опускалась вновь, до прежнего уровня. Опасность хождения по такой реке, была в том, что образовывались воздушные полости подо льдом, а ниже вода, сама река. В одну из таких и провалился в конце дня по пояс. И всё бы ничего, но камусные, широкие охотничьи лыжи, завалило сверху кусками льда и снега, и я не мог их снять, добравшись до крепления. И выбраться из воды не мог,лыжи не давали.
              Пока разгрёб вокруг себя это ледяное месиво, стоя  в ледяной воде, промок основательно. Размокли и лыжи,  камус,  приклеенный  клеем из рыбных костей, начал отставать от поверхности лыж.  Камус, это плотный мех с ног оленя или сохатого,  направленный в одну сторону, что бы подклеенные им лыжи не сдавали назад, при ходьбе в гору.
             Сказывалось и долгое нахождение в ледяной воде, благо зимовье было в трёх километрах. Но воспалившееся горло и температура, заставили остаться в зимовье. Да и высохшие возле печки лыжи, к утру выглядели совсем жалко. Словом, надо было ремонтироваться и самому и лыжам!  День тоже, судя по всему,  не предвещал ничего хорошего,  но сидеть в зимовье без дела, всегда  было зазорно.
             Часть камуса на лыжах была прибита мелкими гвоздями, и я остриём ножа выдергивал их, придерживая лыжу другой рукой. Видно, не заладилось всё ещё вчера, в речке, сорвавшийся со шляпки гвоздя острый нож срезал глубоко кожу до кости, и кровь хлестала из порезанных сосудов. Как всегда в таких случаях не знаешь, что делать и что  где искать!
           Напарник, не торопясь, вытащил из топившейся печки раскаленный уголь и размял его на моей ране. Кровь зашипела от температуры. Напарник так и держал мой палец в своей руке с углём. Дымилась и его кожа на ладони. То, что и ему было больно,  я видел. Но показывать, что больно и верещать было делом не  мужским.  Потому эта процедура прошла при общем молчании.
          Затем напарник, также молча, бинтом примотал пригоревший  к ране уголь. Кровь остановилась, да и боль утихла. Только тогда на лицах появилось нечто, похожее на улыбку!  До утра  простуда с горлом уже были на втором месте. С боязнью,  через день, я снял повязку. Рана в  пять сантиметров затянулась и не кровоточила, и местами даже зажила в виде белой полоски.
           Может быть судьба, иногда, останавливает нас от наших дел. Что бы мы могли подумать, остановив свой бег, от возможных более крупных неприятностей!? На четвёртый день палец уже работал, лыжи починены. Организм после серьёзной встряски быстро пришёл в норму, и таёжные будни замелькали, как взлетающие из под снега куропатки,  потревоженные неугомонным соболем на их ночёвке!
           Не забуду, как напарник вытаскивал у меня из глаза соринку, от которой сильно болел глаз, и слёзы ручьем бежали. Не предупреждая меня, он сунул мне в глаз язык, и быстро провёл его  между веком и глазным яблоком. Боль была, что – то,  с чем – то! Но соринка, шершавым языком, из глаза была удалена!
           Этот опыт у напарника был от предков. Охотников во многих поколениях. Жаль, что многое мы утеряли безвозвратно и навсегда.
          С тёплыми, даже "горячими" воспоминаниями о днях, проведенных  на таёжном промысле с людьми, связавшими свою судьбу с Тайгой, своей малой Родиной, повествую  тебе, дорогой читатель, и эти не хитрые  истории из таёжного быта!