Суассо Ф. о роли Геккерна в Дуэльной истории (из нидерландских архивов)
Нидерландский исследователь Суассо Ф. долгое время занимался темой роли посланника нидерландского короля в СПб барона Якова ванн Геккерна в дуэльной истории АСП-ЖШД. Ниже приводятся выписки из его книги «Поэт, дама, дипломат» (1988). Среди выводов его работы есть такой: Н. Я. Эйдельман в 70-е годы предпринял поиск нидерландских документов в советских архивах и опубликовал две статьи, основанные на переписке царя Николая I с нидерландским наследным принцем Вильгельмом; письма были обнаружены им в бывшем архиве Зимнего дворца. Он пришёл к заключению, что поводом для отзыва нидерландского посланника ван Геккерена из Петербурга весной 1837 года послужила не только дуэль Пушкина с Дантесом, но для этого существовали и иные причины.
<…
В Нидерландах имеется в общей сложности четыре архива, где хранятся материалы, которые могут пролить свет на события, связанные с последней дуэлью Пушкина.
Во-первых, это Генеральный государственный архив (Algemeen Rijksarchief), в котором находятся доклады и рекомендации различных министров королю Вильгельму I по поводу усыновления Дантеса Ван Геккереном и о возможных мерах со стороны короля в отношении Дантеса и Ван Геккерена после дуэли. Эти хранения представляются полными. Во-вторых, это Архив Высшего совета дворянства (Archief Hoge Raad van Adel) — органа, который должен был представить королю заключение о возможности зачисления Дантеса в нидерландское дворянское сословие и о последствиях, которые оказала дуэль на его принадлежность к этому сословию. Это хранение также представляется полным. Оба указанных архива являются открытыми. В-третьих, это архив семьи Ван Геккерен — Ван Келл, представляющий собой в основном подборку газетных вырезок, которые делал внучатный племянник нидерландского посланника в Петербурге. Это собрание хранится как частная коллекция в Государственном архиве провинции Гелдерланд (г. Арнем). Оно крайне фрагментарно и содержит главным образом материалы о поместьях, принадлежавших этой ветви рода Ван Геккеренов. В-четвёртых — Архив Королевского дома (Koninklijk Huisarchief), в котором находятся личные бумаги нидерландской королевской династии, в частности личная переписка короля Вильгельма I, его сына — кронпринца, впоследствии короля Вильгельма II, и супруги последнего — Анны Павловны. Ни одно из этих собраний не является полным, но именно здесь хранится, например, собственноручная копия письма наследного принца Вильгельма барону Ван Геккерену. Последние два из названных архивов закрыты для пользования, однако мне удалось получить разрешение Её Величества королевы Беатрикс и семьи Ван Геккерен — Ван Келл на ознакомление с ними.
Во всех четырёх архивах было обнаружено 58 документов, касающихся формальных отношений Ван Геккерена и Дантеса и юридических последствий дуэли. Кроме того, мной была предпринята попытка обнаружить в бельгийских архивах бумаги Альфонса О'Салливана де Грасса, который до 1831 г являлся секретарём нидерландского посольства в Санкт-Петербурге и был знаком с Пушкиным.
Из упомянутых 58-ми документов более 30-ти были ранее совершенно неизвестны. Одно письмо так и осталось ненайденным. Речь идёт о письме Николая I своему зятю кронпринцу Вильгельму от 15 февраля (ст. ст.) 1837 г, содержание которого «не терпело любопытства почты». Эти документы прежде всего проливают свет на «усыновление», процедура которого существенно отличалась от обычной. При этом выясняется, что Ван Геккерен и Дантес не были чересчур щепетильны в отношении закона и истины.
Далее из документов становится ясно, почему нидерландский посланник Ван Геккерен после смерти Пушкина был отозван из Петербурга в Гаагу. Гипотеза Н.Я. Эйдельмана о том, что гибель Пушкина послужила лишь поводом, но не причиной этого отзыва, целиком подтверждается.
В некоторых документах делаются намёки на гомосексуальную связь Ван Геккерена с Дантесом.
Отдельные замечания в документах из Архива Высшего совета дворянства дали мне повод более внимательно рассмотреть высказанную Гроссманом ещё в 1929 году гипотезу о том, что Екатерина Гончарова была беременна ещё до своей помолвки с Дантесом. [Гроссман Л. Женитьба дантеса – Красная Нива 1929-№24]. В результате я убедился в том, что Гроссман был прав.
В 1827 году, в возрасте 35-ти лет, Ван Геккерен становится посланником в Санкт-Петербурге.
Протестант по рождению, Ван Геккерен (в неизвестное нам время и по непонятным причинам) переходит в католичество, что приводит к его разрыву с родственниками-протестантами. Вероятно, именно обращением в католичество можно объяснить тот факт, что Ван Геккерен именовал себя Луи. Не исключено, что он крестился вторично именно под этим именем.
До нас дошёл рассказ Александры Араповой о том, что ван Геккерен и Дантес познакомились в Германии. Она пишет: «Проезжая по Германии, Дантес простудился <…>, недуг быстро развился, и острое воспаление приковало его к постели в каком-то маленьком захолустном городе<…>. Поломка дорожной берлины вынуждала его (Геккерена) на продолжительную остановку. Во время ужина, стараясь как-нибудь развлечь или утешить своего угрюмого недовольного постояльца сопоставлением несчастий, словоохотливый хозяин стал ему описывать тяжёлую болезнь молодого одинокого француза, уже давно застрявшего под его кровом. Скуки ради, барон полюбопытствовал взглянуть на него, и тут у постели больного произошла их первая встреча». В ходе знакомства выяснилось, что они дальние родственники: по материнской линии оба вели свою родословную от графини фон Вартенслебен. У них также нашёлся общий знакомый — тогдашний прусский посланник в Гааге. Итак, они решили продолжить путешествие вместе. 8 октября 1833 пароход прибыл в Кронштадт, и Дантес поселился на Галерной улице в Петербурге. Ван Геккерен чувствовал себя в Санкт-Петербурге довольно одиноко, ему не хватало общества, о чём он писал министру иностранных дел Ферстолку ван Сулену, жалуясь в тех же письмах на довольно низкий культурный и интеллектуальный уровень петербуржцев. При этом ему явно доставляло удовольствие общество Дантеса, который довольно скоро, как я полагаю, перебрался в резиденцию нидерландского посланника. Уже 21 дек.1833 отец Дантеса пишет письмо Геккерену и благодарит его за то, что тот принял участие в судьбе сына.
Усыновление
Два года спустя Ван Геккерен решает совершить большое путешествие по Западной Европе. Врачи считают, что ему не очень подходит петербургский климат, и поэтому советуют временно оставить российскую столицу. Пребывание в Западной Европе он использует для официального закрепления своих отношений с Дантесом и принимает решение усыновить его. Для этого он посещает родных Дантеса в Сульце, во французском Эльзасе, где отец Дантеса даёт своё согласие на усыновление.[] Из переписки Жоржа Дантеса с Ван Геккереном мы знаем, что нидерландский король Вильгельм I поначалу противился этому усыновлению.[] Дело в том, что в данном конкретном случае официальное усыновление считалось невозможным, поскольку не соблюдались требуемые законом условия: Ван Геккерен в то время ещё не достиг необходимого для подобного шага пятидесятилетнего возраста. Не удовлетворялось и ещё одно требование: по закону усыновляемый должен был прожить с приёмным отцом не менее шести лет. Король долгое время колебался, не желая связывать себя конкретными обещаниями.[] Однако в конце концов решение было принято, и 24 декабря Ван Геккерен сообщает о полученном согласии.[] Заручившись поддержкой короля, Ван Геккерен приступает к переговорам со своими родственниками, на часть из которых вся эта история производит весьма странное впечатление, но большинство всё же не возражает. Далее Ван Геккерену надо преодолеть формальные юридические препоны, в связи с чем он обращается к амстердамскому адвокату Брюхману, который придумывает комбинацию, имеющую такие же юридические последствия, что и официальное усыновление. Брюхман составляет два прошения на имя Вильгельма I, которые официально подаются 11 апреля 1836 года. Ван Геккерен и Дантес просят короля не об усыновлении, а о зачислении французского дворянина Дантеса в нидерландское дворянство и о предоставлении ему права носить имя и пользоваться гербом Ван Геккеренов. При этом приводятся два довода: уже давно существующие между Ван Геккереном и Дантесом отношения отца и сына, а также желание Ван Геккерена оставить своё состояние в наследство нидерландскому, а не французскому подданному. Вильгельм I поручает рассмотреть прошения министру юстиции Ван Манену и Высшему совету дворянства. Доводы Ван Геккерена представляются им неубедительными. Уже в то время ходили слухи о его гомосексуальных наклонностях. Один из членов Высшего совета дворянства задаётся вопросом: какие же всё-таки причины могли побудить барона Ван Геккерена предоставить барону Дантесу такие привилегии? [] Некоторые из многочисленных родственников Ван Геккерена, как явствует из семейной переписки, также имеют на этот счёт особое мнение [], однако все они тем не менее дают согласие на усыновление.[] Между тем для отказа не существовало веских юридических оснований. Можно было только затянуть процедуру рассмотрения данного дела. Министр юстиции Ван Манен обращает внимание короля на то, что Дантес не является нидерландцем и что он должен сначала получить нидерландское подданство.[] Высший совет дворянства также не торопится с принятием заключения[], указывая на то, что изменение фамилии нельзя утвердить просто так: по закону родственники в подобных случаях в течение года имеют право на обжалование решения. 2 мая 1836 года Ван Геккерену сообщают, что Дантес сначала должен внести ходатайство о нидерландском подданстве.[] На следующий день Ван Геккерен, без ведома находящегося в Петербурге Дантеса, обращается с соответствующим прошением.[] Теперь министру Ван Манену не остаётся ничего другого, как рекомендовать королю удовлетворить первоначальное прошение с условием, что Дантес получит право на имя и герб Ван Геккеренов только через год.[] 5 мая 1836 года Вильгельм I подписывает соответствующий указ из трёх пунктов:[]
1. Дантес получает нидерландское подданство.
2. Дантес зачисляется в нидерландское дворянство.
3. Дантес получает право на имя и герб Ван Геккеренов.
Последний пункт оговаривался условием, что Дантес сможет воспользоваться сей милостью не ранее, чем через год. Высший совет дворянства высказывает удивление по поводу такого поспешного решения короля. После почти годового отсутствия Ван Геккерен возвращается в Петербург. 22 мая он наносит визит вице-канцлеру и министру иностранных дел Нессельроде, во время которого заходит разговор об «усыновлении». В этот же день он подтверждает имевший место разговор в письменном виде. В противоречии с истиной он сообщает об официальном усыновлении Дантеса и просит впредь во всех официальных документах именовать того бароном Жоржем Шарлем ван Геккереном, поскольку король Нидерландов и Высший совет дворянства предоставили ему такое право. Ван Геккерен, однако, умалчивает об условии, по которому Дантес не может воспользоваться этим правом до мая 1837 года. 12 июня Ван Геккерен получает известие о том, что Николай I удовлетворил его просьбу. Две недели спустя появляется соответствующее постановление Сената.
Обязанности Ван Геккерена в Петербурге
Обязанности Ван Геккерена в Петербурге сводились к двум основным задачам. Во-первых, он в качестве своеобразного «семейного дипломата» был призван оберегать династические интересы. Наследник нидерландского престола Вильгельм был женат на Анне Павловне — сестре императоров Александра I и Николая I, с которыми поддерживал самые тёплые отношения. Во время битвы при Ватерлоо Вильгельм был заместителем Веллингтона, командовавшего англо-голландскими войсками. Брат нидерландского короля, принц Фредерик, был женат на сестре российской императрицы. Вторая задача касалась официальных нидерландско-российских отношений, основным вопросом которых в то время являлся факт провозглашения независимости Бельгии от Нидерландов. Когда в 1830 году Бельгия подняла восстание против Северных Нидерландов, король Вильгельм I обратился за помощью к державам, создавшим в ходе Венского конгресса 1815 года Королевство Нидерланды, объединив в нём Нидерланды и Бельгию. Июльская революция в Париже и восстание в Бельгии создали большие проблемы для Николая I. Он был уже готов отдать приказ о вооружённом вмешательстве, однако натолкнулся на возражения Нессельроде. Кроме того, началось польское восстание, в России вспыхнула эпидемия холеры, и король Нидерландов уже не мог ожидать от Николая военной помощи. Пришло время сказать своё слово дипломатии. В Лондоне была созвана конференция великих держав, на которой Россия продемонстрировала наибольшее понимание нидерландской точки зрения.[] Потребовалось немало времени, прежде чем в апреле 1839 года раздел Нидерландов и Бельгии был официально урегулирован. Всё это время Нидерланды держали крупные военные силы на бельгийской границе, и нидерландский кронпринц Вильгельм находился на юге страны в качестве главнокомандующего, проявляя всё меньше интереса к придворной жизни. В середине 1830-х годов разлад между Вильгельмом и Анной Павловной достиг предела. Семейные неурядицы Анны и Вильгельма не являлись государственным делом — Анна писала о них напрямую брату Николаю и обсуждала с ним с глазу на глаз создавшуюся ситуацию во время встречи в Богемии.
Само собой разумеется, что 22 мая 1836 года, во время первого разговора Ван Геккерена с Нессельроде, обсуждался и бельгийский вопрос. Нессельроде дипломатично упрекнул Нидерланды в неготовности к уступкам. После этой беседы Ван Геккерен был приглашён к императору в Елагин дворец, где Николай высказал несколько весьма критических замечаний по поводу брака кронпринца и своей сестры Анны. «Вильгельм и Анна не должны больше ссориться в присутствии детей, — сказал император. — Это подаёт плохой пример». После аудиенции у царя Ван Геккерен был принят императрицей. Этот уже третий в течение одного дня разговор окончательно разрешил все сомнения. Из сказанного императрицей Ван Геккерен понял, что нидерландская внешняя политика последних шести лет потерпела неудачу. Императрица сказала: «Зачем вы держите такую большую армию и такой большой генеральный штаб на границе? Это ведь больше совершенно не нужно». И добавила: «Разве только для того, чтобы доставить удовольствие кронпринцу, который, видимо, тяготится пребыванием в Гааге».
Фактически Россия уже давно приняла решение больше не поддерживать Нидерланды в конфликте с Бельгией. В мемуарах Бенкендорфа мы читаем: «Голландский король оттягивал дело, в надежде разрыва между первостепенными державами, а с ним всеобщей войны, полезной для личных его интересов. Протоколы писались один за другим, противоречили между собой, не вели ни к чему, а между тем заставляли Голландию, Бельгию, Пруссию и Францию держать войска на военной ноге. Император Николай уступил просьбе прусского короля и общему желанию, решился сделать попытку склонить короля голландского к меньшей настойчивости и на этот конец отправил к нему графа Орлова. Но король, отличавшийся упорным нравом и всё надеявшийся, что возгорится европейская война, воспротивился всем убеждениям нашего посла. Тогда граф Орлов приехал в Лондон, где двор, министры и публика приняли его со всем почётом, подобавшим великому монарху, которого он являлся представителем, и личным качествам самого графа, привлёкшим к нему без различия все партии. После этой попытки наш государь предоставил времени решение голландско-бельгийского вопроса, как не состоявшего ни в каком непосредственном прикосновении к выгодам и пользам России».
Скандал №1
Беседа с императрицей не оставила Ван Геккерену возможностей для иных выводов, чем те, о которых писал Бенкендорф. Ван Геккерен не мог не поставить в известность министра иностранных дел о столь серьёзном развитии событий.[] Его секретная депеша попала в руки кронпринцу, который в конце сентября 1836 года пожаловался своему шурину Николаю на императрицу.[]
В понедельник 23 ноября, вскоре после получения сердитого письма от Вильгельма, император дал аудиенцию Александру Пушкину. Принято считать, что во время этой встречи Пушкин сообщил царю о поведении Ван Геккерена и Дантеса.
Николай даёт понять Ван Геккерену, что более не настаивает на его присутствии в Петербурге.
Уже 30 января, через день после смерти Пушкина, Ван Геккерен просит Нессельроде дать ему от имени императора письмо, оправдывающее его поведение в дуэльной истории. «Оно мне необходимо для того, чтобы я мог чувствовать себя вправе оставаться при императорском дворе», — пишет Ван Геккерен.[] В среду 3 февраля Нессельроде сообщает, что ещё не успел переговорить с царём и что лучше бы отложить прошение об отставке до субботы.[] Ван Геккерен отвечает, что, по всей видимости, поздно, так как прошение он уже отправил.[] Но он всё же надеется получить письмо от Нессельроде до субботы. Николаю в тот же вечер становится известно о поданном прошении. Он пишет брату Михаилу: «…и кажется, что каналья Геккерн отсюда выбудет».[] В понедельник 13 февраля Ван Геккерен уведомляет Ферстолка ван Сулена, что готовится к отъезду, «необходимость которого ему продемонстрирована».[] В воскресенье 12 марта, почти сразу же после этого письма, Вильгельм I поручает Ферстолку ван Сулену отозвать Ван Геккерена.[] Через два дня министр исполняет поручение короля.[]
В своих депешах нидерландским властям о роковом происшествии посланник не упоминает, что Дантес находится в России на военной службе. Король Вильгельм I узнаёт об этом из газет. Он велит выяснить у министра иностранных дел, почему нидерландский подданный Дантес, направляясь на государственную или военную службу за границу, не испросил разрешения []. Поступивший подобным образом автоматически теряет нидерландское подданство. Ван Геккерен незамедлительно приносит извинения за это упущение.
Однако когда Дантеса высылают из России, он использует паспорт, предоставленный ему французским послом Барантом.[] Ван Геккерен решил не рисковать и не выписывать Дантесу нидерландский паспорт.
В Нидерландах случившееся наделало много шума. Король возмущён, дворянство негодует. Власти вынуждены предпринять какие-то шаги. Но какие именно? Между королём, министром иностранных дел, министром юстиции, а также Высшим советом дворянства завязывается дискуссия, продлившаяся до февраля 1838 года. С юридической точки зрения, вопрос состоял в том, утратил ли Дантес нидерландское гражданство, поступив на службу в русскую армию, или он никогда его и не имел. В последнем случае, если он не являлся подданным Нидерландов, то и последние два пункта королевского указа относительно Дантеса не могли иметь законной силы, то есть Дантес никогда не принадлежал к нидерландскому дворянству и не имел права носить имя и пользоваться гербом Ван Геккеренов. В этом случае не требовалось предпринимать никаких дальнейших шагов. Если же он имел и утратил нидерландское гражданство, то это не означало, что он так же автоматически лишался принадлежности к нидерландскому дворянству. В таком случае вопрос сводился к тому, соответствует ли поведение Дантеса понятиям чести. Если нет, то он мог быть объявлен лишённым дворянского звания. Министр юстиции и Высший совет дворянства заняли жёсткую позицию. Министр иностранных дел принял сторону Ван Геккерена и Дантеса. В итоге дело было вынесено на рассмотрение Государственного совета — нидерландского конституционного суда, который пришёл к заключению, что король не обязан принимать никаких специальных мер, и вот по какой причине.
Дантес утрачивал нидерландское гражданство в соответствии с законом, то есть автоматически. При этом не требовалось принятия специальных мер королём. С момента появления королевского указа прошло более года, и за истекший период никто из родственников Ван Геккерена не высказал возражений против изменения Дантесом своего имени. Поэтому речь шла о деле, которым следовало заниматься не королю, а обычному суду. Вопрос же о принятии Дантеса в нидерландское дворянство оставался открытым. Совет рекомендует ничего не предпринимать, поскольку вероятность того, что Дантес когда-нибудь воспользуется в Нидерландах своим дворянским дипломом, равна нулю.
Один из доводов, приведённых в ходе упомянутой выше дискуссии, побудил меня ещё раз обратиться к известной статье Гроссмана 1929 года «Женитьба Дантеса». Снукарт ван Схаубюрх, один из четырёх членов Высшего совета дворянства, пишет: «Если в отношении самого Дантеса встаёт вопрос о принадлежности к нидерландскому дворянству, то нельзя же на основании поведения отца лишать дворянского звания его детей». Возникает и ещё один вопрос: к каким последствиям для потомков Дантеса приведёт объявление недействительным решения об изменении фамилии. Ван Схаубюрх продолжает: «Предположительно, госпожа Дантес произвела на свет одного или, может быть, двух детей, и её муж носит фамилию Ван Геккерен. Эти дети записаны в книге рождений под фамилией Ван Геккерен, а их отец будет именоваться просто Дантес».[] Двое детей через год после свадьбы? На основании чего вообще могло возникнуть подобное утверждение?
По мнению Гроссмана, из семейной переписки Дантеса можно сделать заключение, что Екатерина ещё до замужества носила в себе его ребёнка. Гроссман ссылался при этом на письмо от мая 1837 года, в котором упоминался ребёнок. Впоследствии выяснилось, что письмо следует датировать не маем 1837 года, а маем 1838 года, и, таким образом, казалось бы, все аргументы отпадают. Однако Гроссман полагал, что существовали и другие письма, которые свидетельствовали о беременности Екатерины ещё до замужества.
Посмотрим, какие доказательства могут быть приведены в пользу этого.
20 марта 1837 г Екатерина пишет Дантесу, который после высылки из России находится в Кёнигсберге, что она чувствует, как ребёнок шевелится у неё в животе.[] С медицинской точки зрения, подобное движение плода свидетельствует о сроке беременности не менее 16—20 недель.
Обратимся теперь к письму Ван Геккерена от 2 февраля, то есть через три недели после свадьбы.[] Он понимает, что ему не суждено остаться посланником в Петербурге, и просит министра иностранных дел не отзывать его в Гаагу, а назначить посланником в какую-нибудь другую страну, объясняя свою просьбу следующим образом: у него слишком мало денег, жалованья посланника едва хватает на жизнь. Кроме того, он вынужден теперь содержать также семью своего приёмного сына, а состояние его невестки таково, что «расходы не замедлят ещё увеличиться». Иными словами, уже через три недели после свадьбы Ван Геккерен знает, что Екатерина беременна. На основании обоих писем можно сделать вывод, что ребёнок был зачат до декабря. Серена Витале обнаружила ещё одно письмо Дантеса к Екатерине, в котором речь идёт о «картошке», как они, вероятно, называли между собой будущего ребёнка. Это письмо было написано между 12 и 27 декабря 1836 года.
На первый взгляд может показаться, что предположения о добрачной беременности опровергаются официальной датой рождения первого ребёнка Екатерины и Дантеса. Согласно записи в книге актов гражданского состояния города Сульца, ребёнок появился на свет 19 октября 1837 г. При сравнении всех «за» и «против» аргумент физиологический — Екатерина чувствовала движение плода и была, таким образом, по меньшей мере на пятом месяце беременности — берёт верх над аргументом бюрократическим — Матильда Евгения была зарегистрирована в Сульце как родившаяся 19 октября. Единственно возможным объяснением всего этого представляется то, что Дантес при регистрации дочери дал ложные сведения. Обращает на себя внимание тот факт, что при рождении трёх других детей заявление Дантеса скреплено подписью местного врача, доктора Веста. При регистрации же первого ребёнка имя врача отсутствует, зато в книге записей стоит подпись Ван Геккерена. К тому же известно, что Дантес и Ван Геккерен и раньше неоднократно сообщали официальным властям ложные сведения, как это было, например, в случае с Нессельроде при так называемом усыновлении.
Поскольку мы теперь можем утверждать, что Екатерина была беременна до вступления в брак, то возникает вопрос, было ли известно об этой беременности в октябре или ноябре 1836 г и явилась ли беременность действительной причиной женитьбы Дантеса? Почему Дантес посватался к Екатерине в ноябре 1836 г? Может возникнуть и вопрос, почему заключение брака затянулось до января, в то время как беременность Екатерины должна была бы ускорить этот процесс? Ответ лежит на поверхности: во время рождественского поста ни католические, ни православные церкви не заключают браков. Кроме того, для бракосочетания между представителями разных религий требовалось разрешение обеих церквей, а это не могло не занять некоторого времени.
Ван Геккерен так и остался крайне противоречивой фигурой в нидерландской истории, хотя ещё лет двадцать пять назад он считался самым крупным нидерландским дипломатом девятнадцатого века. В хвалебных оценках отмечался его острый аналитический ум, а также тот факт, что ему в своё время удалось благополучно разрешить несколько сложных дипломатических проблем. В 1842 году Ван Геккерен был назначен посланником в Вене, где он и оставался до конца своей карьеры. Вильгельм II неоднократно использовал его для деликатных дипломатических миссий во Франции. Когда возникли планы назначить его посланником при Ватикане, последовали резкие возражения папского представителя в Гааге. Вместе с тем у Ван Геккерена были и почитатели. Его имя неоднократно упоминалось в числе претендентов на пост министра иностранных дел. Однако протестантские политики рассматривали его обращение в католичество как измену и неоднократно препятствовали его назначению.[] Если сейчас почитать отчёты Ван Геккерена из Петербурга и Вены, то довольно трудно понять, чем он вызывал такое восхищение. В своих депешах он нередко отстаивал позицию стран, в которых был аккредитован, а эта позиция могла противоречить нидерландской. Его, например, более устраивала политика Нессельроде и Николая, чем Ферстолка ван Сулена и Вильгельма I.
Вильгельм и Анна Павловна помирились, в 1840 г они стали королём и королевой Нидерландов. Пребывание их на троне продолжалось до смерти Вильгельма II в 1849 году. Анна пережила своего супруга на 16 лет и скончалась в Гааге в 1865 г.
Дантес стал французским сенатором. Его супруга Екатерина скончалась при рождении четвёртого ребёнка.
Их сын Жорж прославился во Франции как известный дуэлянт. [Vaux baron de. Les duels c;l;bres. Paris 1882]
Дантес, а позднее и его потомки, ещё не раз видоизменяли свою фамилию. В 1843 году суд города Кольмара дал ему разрешение также и во Франции носить фамилию де Геккерен. Одновременно он ходатайствовал перед королём Луи-Филиппом о возможности пользоваться во Франции титулом барона, «который ему пожаловал король Нидерландов». Более века спустя, в 1950 году, некоторые из его потомков получили разрешение другого французского суда на новое изменение: теперь вместо фамилии де Геккерен они стали носить фамилию де Геккерен-Дантес.
В ежегодники нидерландского дворянства на протяжении последних лет неизменно включается французский род де Геккерен-Дантес.[] Родовой дом в Сульце был продан и позднее переделан в гостиницу.
Франс Суассо
…>
Относительно нашей темы можно сделать следующие выводы из исследований Ф. Суассо:
- ван Геккерен и Дантес не были чересчур щепетильны в отношении закона и истины; проще говоря, они не гнушались быть мошенниками;
- в архивных документах делаются намёки на гомосексуальную связь Ван Геккерена с Дантесом; их совместная жизнь началась сразу после прибытия Дантеса в Россию на дипломатической квартире Геккерна;
- недовольство императора Николая 1 посланником возникло до дуэльной истории с АСП и было вызвано как изменением отношений дворов двух стран, так и позицией посланника, его репутацией и ошибочными провокационными акциями;
Прим. в этой связи можно предположить, что Геккерна могли умело втянуть в скандальную дуэльную историю с Пушкиным и его семьей, чтобы дискредитировать и сделать автоматически невозможным его дальнейшее нахождение в СПб.
- Екатерина ещё до замужества носила в себе ребёнка Дантеса; попытка двух баронов решить «проблему Екатерины» одновременно с «проблемой ННП» привела к столкновению их с Пушкиным и развитию дуэльной истории.
merci beaucoup pour votre attention