- Учитель, народ собрался на площади. Ждут тебя. - Девушка склонилась к худому, черноволосому человеку, сидящему на берегу реки, и робко тронула его за плечо. - Учитель!
- Мона, оставь его, - сказал юноша, подойдя к ней. - Он не слышит тебя.
- Что с ним, Эри? - Девушка выпрямилась и схватила юношу за руку.
- Не знаю. С раннего утра так сидит. Я уж и завтрак ему три раза приносил, и предлагал отдохнуть в моём доме - он и пальцем не пошевелил. Как сел здесь на рассвете, так и неотрывно глядит на воду.
- Но там люди... - Мона махнула рукой в сторону деревни. - Они хотят послушать его проповедь. И больных много собралось. Жарко сегодня, тяжко им...
- Так передай им: пусть наберутся терпения, - сердито прервал её Эри. - Или завтра пускай приходят.
- Но...
Мона осеклась - сидящий на берегу поднял голову и, взглянув на неё глазами, полными слёз, проговорил тихим голосом:
- Я жду их здесь.
- Здесь?
- Ты что, не слышала? - воскликнул Эри. - Учитель ясно сказал: он ждёт их здесь. Так что ступай, приведи их сюда.
- Но там больные...
- Если им хватило сил дотащиться до деревни - лишние сто шагов до реки их не угробят. - Эри оттеснил Мону от Учителя и, развернув её, подтолкнул в спину. - Давай, давай, не заставляй их ждать.
Недовольно пробурчав что-то себе под нос, девушка удалилась, а юноша сел рядом с Учителем.
- Ты так и не позавтракал, - укоризненно произнёс он.
- Позже, - ответил Учитель.
- Я боюсь за тебя, ты мало ешь и слишком много молишься.
- А ты много беспокоишься и слишком мало думаешь. Ты ещё молод, милый мой Эри, не можешь отличить землю от преисподней, прошлое от небывшего, будущее от желаемого, а берёшься судить о моих поступках?
- Я не сужу, - пылко возразил Эри. - Я боюсь за тебя.
- Знаю, знаю! Ты ведь любишь меня.
- Да, люблю!
- И, наверное, думаешь: его волосы начали седеть, преждевременные морщины покрыли его лицо, он слаб и совсем не заботится о своём здоровье...
- Да, так я и думаю. Что же в этом плохого?
- Это хорошо, я не спорю! - Учитель обнял юношу за плечи и прижал к себе. - Но поверь мне, Эри, я не враг себе, я знаю, что делаю. Я делал это сто тысяч лет назад, делаю сейчас и буду делать так долго, пока все вы наконец не поумнеете.
Эри вздрогнул и вырвался из объятий.
- Что ты сказал? - Он вскочил на ноги. - Ты хочешь сказать, что стар как мир? Что этот твой облик - всего лишь маска, а под нею - дряхлый старик, давно забывший свою молодость? Это же не честно - казаться не тем, кем являешься по сути, ты сам сто раз говорил об этом...
Учитель рассмеялся.
- Что ты так всполошился? Садись и слушай спокойно. Если такая мелочь способна испугать моего ученика, он же умрёт от страха, увидев высоту Истины!
- Мелочь? - Эри снова уселся и взял Учителя за руку. - Ты говоришь, что жил задолго до появления на свет моего рода и что собираешься жить ещё дольше, - и называешь это мелочью?
- Ты мне веришь?
- Конечно.
- Тогда не спорь со мной и ничему не удивляйся. Отвечаю тебе на вопрос: то, что ты видишь, не маска, надетая на старика, а форма, которую мне угодно было принять...
- Но форма и есть маска!
- Опять ты за своё, упрямый мальчишка! Хорошо, объясню на простом примере: представь себе кувшин, наполненный молоком. Неужели ты назовёшь кувшин маской молока?
- Пожалуй, что нет.
- То-то и оно. Кувшин придаёт молоку форму и удерживает его в ней. Без этой формы молоко растеклось бы по полу и от него не было бы никакого проку. Так и я: чтобы люди меня видели и слышали, я принял такой вид. Кстати, и твоё тело - форма для души, а душа - форма для любви. Теперь понял?
- Понял, - буркнул Эри.
Вдалеке послышался гул человеческих голосов. Юноша встал.
- А вот и народ подходит. Что-то их сегодня многовато. Опять устанешь. - Он сочувственно глянул на Учителя и погладил его по голове.
- Устану - отдохну. Хуже тому, кто не знает, что такое усталость после работы, ему неизвестна сладость отдыха.
Наконец люди приблизились к реке и, не доходя десяти шагов до места, где сидел Учитель, остановились. Воцарилось благоговейное молчание.
- Садитесь полукругом, - велел им Эри.
Они расселись. Тогда Учитель поднялся на ноги и, повернувшись лицом к народу, заговорил:
- Вижу, вы пришли сюда послушать слово Истины. Не услышать, а всего лишь послушать! Развлечься немного, отвлечься от нелёгкой своей, скучной жизни. А заодно - исцелить свои телесные недуги. Вы ведь всегда делаете так: стоит пронестись слуху о появлении в ваших пределах кудесника, целителя или пророка - вы спешите к нему в надежде, что он избавит вас от трудностей, болезней и прочих неприятностей. Разве я не прав? - Он умолк и стал вглядываться в лица замерших в ожидании мужчин, женщин и подростков. Но он не ждал от них ответов на свои вопросы, он давно привык, что не решение задач важно для людей, а устранение с их пути любой задачи, избавление от необходимости думать и искать Истину. Только чудес хотят сыны человеческие от Бога, и это ожидание они называют верой.
Учитель ходил туда и обратно вдоль сидящих, время от времени ладонями стирая с лица слёзы.
- Вы ждёте, что я подарю вам счастье, - продолжал он более резким голосом. - Я с радостью преподал бы вам уроки блаженства, однако вы пришли не учиться. Для чего же вы собрались здесь? Или вы думаете, что благодать, которой я поделюсь с вами, пребудет в ваших сердцах навеки? Нет, говорю я вам! Сколько воды ни лей в прохудившиеся меха, хоть это будет святейшая божья слюна, - всё одно она вытечет на землю и будет попрана подошвами суеты.
Учитель поднял руки, и все взоры устремились вверх, он уронил руки, они бессильно повисли вдоль тела, и все глаза уставились на его открытые ладони.
- Вот видите? - усмехнулся он. - Вы так внимательно следите за движениями этих рук, но вы не понимаете, что они хотят вам сказать. А знаете, почему? Потому что вы их не любите. Вам всё равно, кто я и что я. Вам не я нужен, а моя благодать. Так же как не нужны вы друг другу. Вы ждёте друг от друга всяческих благ: ободряющих улыбок, похвальных слов, денег, поддержки, защиты, прощения, - не задумываясь над тем, что ближний твой - это не только то, что он способен дать тебе. - Внезапно Учитель возвысил голос: - Ибо человек - это я! - И снова молча оглядел собравшихся. - А мы, спросите вы у меня, мы разве не человеки? Каждый из вас по отдельности - да, человек. А все вместе вы стая хищников. Как такое возможно? Я сам удивляюсь этому. Вместо людского собрания я вижу сборище разбойников, надевших маски добродетели.
Учитель сел на траву.
- Вы мне не верите? Хотите доказательств моих слов? Хорошо, пусть сегодня будет особый день, особый урок, который кого-то отрезвит, а кого-то озлобит. - Он устало ссутулился. - У кого какие просьбы будут ко мне?
Люди повскакивали на ноги и галдящей толпой стали приближаться к Учителю.
- Стоять! - гаркнул Эри, раскинув руки. Ему на помощь пришли Мона и четверо дюжих пастухов. - По одному, братья и сёстры, уважайте друг друга!
Им удалось восстановить порядок.
Первым к сидящему на берегу Учителю подошёл молодой человек в рваной одежде.
- Что тебе? - Учитель поднял голову и выжидательно воззрился на просителя.
- Я беден, - сказал юноша.
- И ты пришёл ко мне попросить у меня то, чего у меня нет? - горько усмехнулся Учитель.
- Но ты ведь можешь несколько камешков превратить для меня в золотые монеты, - неуверенно возразил юноша.
- Могу, - пожал плечами Учитель, - но не стану этого делать, потому что знаю: незаслуженное золото погубит твою душу. Иди служить к кесарю - и получишь то, что причитается рабу кесаря.
- Но кем я мог бы служить? Я из богатой, но разорившейся семьи и ничего не умею.
- Стань мытарем, это просто.
- Но быть мытарем - стыдно.
- А лентяем быть не стыдно? Поступи в ученики к ремесленнику. Не хочешь работать - иди в горы, леса, в пустыню, живи там как зверь, никому ничего не должный, и тогда не придётся тебе стыдиться.
- Но...
- Довольно! Ты пришёл попросить у меня денег, чтобы открыть дело, сознавая, что ничего не умеешь. Ты ведь не глуп, а поступаешь как последний дурак. И ждёшь, что в решете твоей души будет храниться капризная, текучая удача. Ступай, мальчик, и хорошенько обдумай мои слова. Ты можешь найти Истину, если решишь наконец, что тебе нужно.
Следующей была шестилетняя девочка. Она держала в руках цветочный горшок с увядшим кустиком розы.
- Он высох, - сквозь слёзы прошепелявила она.
- Да, - кивнул Учитель, улыбнувшись. - Ты лежала больная, а твоя мама, заботясь о тебе, забыла его поливать. Он тебе очень дорог, ведь это подарок твоего покойного отца.
- Ты всё знаешь, - сказала девочка.
- Да, ты права, малышка, я знаю всё. Я даже знаю, что твоё дыхание обладает волшебной силой. Эй, люди! - обратился Учитель к толпе. - Запомните: дети - настоящие волшебники, ибо их дыхание может пробудить увядшую любовь даже в пропащей душе. Послушай, малышка, дунь на свой цветок, покажи этим маловерам, на что ты способна!
Девочка набрала полные лёгкие воздуха и стала дуть на кустик - и тот ожил: расправил поникшие ветви, покрылся зелёными листьями и ярко-красными цветами. Толпа ахнула и заволновалась, а девочка, поставив горшок на землю, обняла Учителя. Он поцеловал её и, держа её на руках, поднялся на ноги.
- Она более взрослая, чем вы, - сказал он, обведя собравшихся укоризненным взором. - Видели, как она оживила розу? Но она так мала, волшебных сил в ней недостаточно, чтобы оживить вас!
Затем к Учителю подошли двое с носилками, на которых лежал мальчик лет тринадцати. С ними была и женщина. Мужчины поставили носилки перед Учителем, а женщина обратилась к нему:
- Мой сын...
- Да, твой сын смертельно болен, - сказал Учитель, положив ладони женщине на плечи. - И ты отчаялась. И пришла ко мне. Но не у меня должна искать ты исцеления для своего чада.
- А у кого? - пролепетала плачущая мать.
- В своём сердце.
- Но там не осталось ничего, кроме нестерпимой горечи.
- Послушай меня внимательно! - Учитель сел на землю и усадил женщину напротив себя. - Ты родила этого ребёнка от нелюбимого мужчины, а когда муж умер, занималась только собой и поисками нового супруга. Наконец нашла - и что изменилось? Да ничего! Ты стала во всём угождать ему, а о сыне забыла. А когда он заболел, вспомнила о том, что ты всё-таки мать. Лучше бы ты не вспоминала об этом, легче было бы тебе пережить его смерть.
- Ты хочешь сказать, что я сама виновата в его болезни?
- Да, и ты, и они! Вы все виноваты! - возгласил Учитель, указав рукою на толпу. - Никто из вас не обращал внимания на этот цветок, хотя многого он от вас не просил - всего лишь любви и участия. Вы засушили его одинокую жизнь. А теперь ты ждёшь от меня чуда исцеления? А себя исцелить ты не хочешь? Ведь, если я верну ему здоровье, он вынужден будет по-прежнему страдать в болотных испарениях твоего равнодушия, и если не тело его, так душа обязательно заболеет и умрёт.
- Спаси его, - прошептала женщина, прикрыв ладонями лицо.
- Он поправится, но при условии если ты отдашь его на воспитание своей бездетной сестре. Или откажись от мужа, который обижает твоего сына, уходи далеко, туда, где тебя никто не знает, и начинай жизнь заново, заботясь о мальчике. Так что у тебя два пути. Выбирай.
- Это жестоко, - сказала женщина.
- Да, ибо жестоко то, что ты сделала со своим ребёнком. Теперь пришла пора искупления. Но я не налагаю на тебя слишком тяжкого бремени. Ступай и помни: у тебя всего три дня. Либо ты погубишь сына, либо хотя бы раз в жизни пожертвуешь ради него своим удобством.
***
В хижине было тихо и тепло. На столе горела масляная лампа. В углу, за сундуком, печально стрекотал сверчок. Учитель лежал на жёстком ложе, покрытом овчиной, а Эри сидел на сундуке.
- Ты сегодня не совершил ни одного чуда, - сказал юноша.
- Не я должен совершать чудеса, а эти несчастные.
- Но они не умеют.
- Они не хотят.
- Но почему ты не научишь их?
- А чем я, по-твоему занимаюсь? Только и делаю, что учу. Не зря же они зовут меня Учителем.
- Неужели они такие глупые ученики?
- Они не глупые, а упрямые. Избалованные дети, вот кто они такие. Им говоришь: «любите друг друга», а они возражают: «а вот в Законе написано то-то и то-то».
- Получается, всё, что ты делаешь, зря?
- Иногда я сам так думаю. Эх, если бы ты знал, сколько раз они побивали меня камнями, пронзали копьями, распинали, сжигали, даже отрубали мне голову...
- И ты не опустил руки?
- И рад был бы всё бросить, вот только... - Учитель запнулся.
- Ты любишь их, ведь так?
- Да, люблю так сильно, что порою вздохнуть не могу - так грудь сжимает от сострадания к ним.
- Значит, всё дело в том, что они не хотят любить?
- А в чём ещё? Нет других причин, приводящих человека в ад, только эта одна.
- Так упроси Бога отменить эту причину.
- Глупенький! - рассмеялся Учитель. - Бог может отменить только то, что сам создал. Знаешь, Эри, что я скажу тебе: Всевышний, вдувая в глину разум, на самом деле вдунул в неё свою любовь. Поэтому всё, что создаёт человек без любви, разваливается: и семья, и государство, и башни, и храмы.
- Но если, как ты говоришь, Бог наделил людей любовью, почему же они не хотят её?
- Я же говорю: у них есть книги, которые сильнее разума. Дети ещё на что-то способны, потому что не читают этих книг, но они вырастают и вынуждены подчиняться Закону, а любовь оставляют в небрежении. Ведь Закон - враг Любви. Как известно, железный нож, оставленный без применения, покрывается ржавчиной. Так люди создали свой собственный мир, где правит насилие, где, чтобы любить, надо сражаться с Законом или бежать от него в пустыню. Вот так, мальчик. Некому разорвать порочный круг.
Внезапно дверь распахнулась, и в хижину вбежала Мона.
- Там... - запыхавшимся голосом заговорила она, прижимая к груди дрожащие руки. - Там... в деревне... Они совсем взбесились! Учитель, они говорят, что ты своим колдовством убил племянницу старосты, ту девицу с сухою рукой! Она умерла... И старуха Клео, у которой больные ноги, после того как ты поговорил с нею, совсем слегла... А в сыновей торговца, близнецов, которые постоянно ссорились друг с другом, ты вселил бесов, и один убил другого...
- И что из того? - прервал Мону Эри. - Пусть себе болтают...
- Но они хотят идти сюда! Собирают камни.
- Оставьте меня одного, - сказал Учитель, даже не шелохнувшись. - Пришло время распрощаться с этой формой. Опять мне ничего не удалось...
- Нет, мы не оставим тебя, - твёрдо заявил Эри. - Они убьют тебя.
- Меня, но не вас. Неужели вы не поняли, что я нарочно настроил людей против себя? Они должны убить меня, чтоб хотя бы немногие ужаснулись и, осознав свою вину перед Богом, начали меняться. На этот лукавый род действуют лишь громкие преступления. А вы - уходите!
- Нет! - Мона подошла к Учителю.
- Пошли вон, безмозглые волчата!
- И не подумаем. - Эри встал и приблизился к Моне.
- Вот упрямцы, - сердито произнёс Учитель. - Вы что, хотите героически умереть?
- Да, - сказал Эри, - умереть, если не сможем спасти тебя.
- Ну что ж, - Учитель поднялся с лежанки, - похоже, вы сделали свой выбор. Придётся мне подчиниться ему. Я вынужден спасти вас от побивания камнями, а заодно и себя. - Он переводил строгий взгляд с девушки на юношу и обратно. - Вы готовы скитаться со мною по горам, лесам и пустыням?
- Готовы, - ответила Мона.
- Мы будем скитаться с тобой хоть по дну морскому.
- Значит, вы готовы к тому, чтобы я служил вам поводырём, отцом и наставником?
- Мы и сами будем служить тебе.
- Ладно, тогда отправляемся в путь, дети мои! - Учитель обнял их и прижал к груди. - Похоже, времена меняются. Если б вы знали, как я вам благодарен! Теперь мне будет легче, ведь нас уже трое. Эх, если бы тогда, много лет назад, в том суетливом городе, нашёлся хотя бы один человек, подобный вам, готовый идти со мною на смерть, меня бы не распяли!