Когда Семен Кузьмич Кутовой потерпел поражение в неравной борьбе с зеленым змием, и, не оставив наследников, совершенно не эстетично замерз в сугробе, в ста метрах от подъезда, его комнату довольно быстро заняли новые жильцы. В бывшепролетарские апартаменты въехала семья Беловых.
Анатолий Михайлович -преподаватель физического факультета МГУ, среднего роста, сутуловатый, с уже намечающейся лысиной, не смотря на относительно молодой возраст. Очень рассеянный, неловкий и, в целом, какой –то несуразный. Про таких обычно говорят, что, мол, и гвоздя вбить не может. В руках он постоянно держал книгу, газету, или научный журнал, читая даже на ходу. Хотя, что удивительно, на работе Белов абсолютно преображался. Куда-то пропадала вся неуклюжесть. Казалось, он даже становился выше ростом. Лекции читал приятным мягким баритоном, причем излагал настолько интересно, насколько вообще может быть интересна физика. Передвигался по коридорам факультета быстрым пружинистым шагом, царственно кивая головой, отвечая на приветствия коллег и студентов. Такими метаморфозами Анатолий Михайлович напоминал морскую черепаху, неуклюжую и неповоротливую на суше и ловкую и быструю в водной стихии.
Его жена, Лидия Максимовна, если и не была его полной противоположностью, то постаралась взять на себя все те бытовые обязанности, которые обычно называют мужскими. Например, вбить все тот же пресловутый гвоздь, разобрать и собрать заедающий дверной замок на комнатной двери, приладить новую петлю на дверцу шкафа. И это именно она соскоблила жуткую грязно-синюю краску, этот дизайнерский изыск Семена Кузьмича, со стен комнаты, и оклеила их светлыми обоями в мелкий цветочек. При всем этом, взглянув на Лидию Максимовну, нельзя было сказать, что это та самая женщина, которая и коня остановит, и в горящую избу войдет. Невысокого роста, миниатюрная блондинка с всегда немного удивленным выражением лица. Эту иллюзию создавал необыкновенный цвет и разрез глаз: светло –голубые, в обрамлении густых темных ресниц, щедро накрашенных самодельной тушью. Да, в эти года в женские косметички не попала еще даже та самая "Ленинградская" тушь, с неэстетичным псевдонимом "плевалка": ее выпуск начался гораздо позже, поэтому модницы экспериментировали с надомным производством из таких составляющих как вазелин, гудрон и сгоревшие спички. Двухлетняя Надюша, дочь Беловых, однажды взяла оставшееся без присмотра мамино творение, и навела себе такой макияж, что отмывали ребенка потом очень долго, причем девочка, скорее похожая на индейца, только черно-белой гаммы, отчаянно сопротивлялась, никак не желая расставаться с такой рукотворной красотой.
Кроме Нади, в квартире подрастали ребятишки Кочетовых –четверо погодок, и сын Кудряшовых –Гриша. Сызмальства серьезный и рассудительный, он был негласным предводителем этой веселой и шумной компании. Будучи самым старшим из всех, вероятно, чувствовал ответственность за всю эту разношерстную компанию, по-своему их оберегал и опекал.
Близился новый, 1939 год.
Родившимся во второй половине 20 века уже трудно представить, что до этого времени при советской власти 1 января был обычным рабочим днем. Да и сам Новый год «вернули» только в 1936 году. До этого новогодние ёлки считались «поповским обычаем», купить их было невозможно, а принести из леса — смертельно опасно. Существовал специальный тематический стишок:
Только тот, кто друг попов,
Ёлку праздновать готов.
Мы с тобой враги попам,
Рождества не надо нам!
Незадолго до праздника, к бурной радости ребятни, Эсфирь Исааковна принесла сказочно красивый набор елочных украшений. Елку ставили одну, на общей большой кухне. Тут же и накрывали стол. Во-первых, застолье не было долгим, наутро почти всем на работу, да и проще убирать, чем возиться каждому в своей комнате.
В большой картонной коробке лежали разноцветные картонные фигурки, «золотые» орехи и шишки, «серебряные» звери и рыбки, слюдяной снег, блестки, мишура, шары, самолетики и парашютисты, а, самое главное, фигурка Деда Мороза, основного символа Нового года.
Дети зачарованно смотрели на это чудо. Даже, обычно бойкие, мальчишки не осмеливались не то что взять, а даже потрогать эту красоту. Наденька широко распахнула и так большие "мамины" глаза, и, казалось, даже не дышала. Фира улыбнулась, и. легонько подтолкнула "предводителя" Гришу к кухонному столу, на котором лежала необыкновенная коробка:
-" Ну, смотрите, не бойтесь! Это же я вам принесла."
Ребята, конечно, раньше видели игрушки. В предыдущие годы елку, естественно, тоже украшали. Дети мастерили рыбок и зайцев из яичной скорлупы, вырезали цветные картинки, клеили поделки из бумаги. Взрослые купили несколько "настоящих" стеклянных шаров. Когда в прошлом году один из шаров разбился - то ли сам упал, то ли ему кто-то помог, у ребятни было вселенское горе. Помогла Мироновна, тогда еще юная Анечка: Завернув осколки в газету, тщательно разбила их молотком практически в серебряную пыль. После чего, взяла кусочки ваты, нанесла на них клей и посыпала получившимся порошком, а потом разложила эти кусочки на елочных лапах.
А теперь все зайцы, бумажные игрушки, и даже чудесный серебристый ватный снег, меркли перед этим великолепием в коробке на столе.
Возможно именно из-за этих игрушек тот Новый год запомнился Наде больше всего.
Патефон, пластинки Утесова, сверкающая елка, стол, накрытый лимонно-желтой льняной скатертью Беловых, а на столе, не смотря на некоторые трудности с определенными продуктами, изобилие: традиционная селедка под шубой, заливная рыба, оливье (куда же без него!), холодец, квашеная капуста с оранжевыми ниточками моркови – так ювелирно шинковать капусту и морковь может только Анечка-, бутерброды со шпротами, всевозможные соленья, большое блюдо с рассыпчатой вареной картошкой, тонкие ломтики белоснежного сала с еле видными розоватыми прожилками.
Под елкой подписанные свертки, перевязанные ленточками, - детские подарки. Правда, читать Надя еще умела плохо, как и Нина, младшая из ребят Кочетовых. Гриша тогда, сосредоточенно сопя, нашел их имена среди прочих и отдал девочкам подарки.
Потом была радостная возня с рассматриванием презентов, и применение их тут же на практике. Надя помнила, что тогда очень-очень хотела дождаться полуночи, чтоб встретить праздник по-настоящему, в момент его фактического наступления, но... девочку сморил сон, как и остальных товарищей по играм.
Это был последний Новый год детства, по крайней мере она так считала. В следующий, 1940 и, тем более, в 1941, уже не было той праздничной и непринужденной атмосферы праздника. Хотя взрослые смеялись и шутили, но дети чувствовали какую-то фальшь этого нарочитого веселья. А потом... потом был 42 и 43, проведенные в эвакуации в Ашхабаде, куда были переведены факультеты МГУ. Приход 1944 года Надя с родителями отпраздновали в восстановленном клубе при МГУ на Моховой: отцу не удобно было отказать декану факультета, который пригласил преподавательский состав с семьями. А потом... потом в конце декабря 1944, когда две Лидии - Кочетова и Белова, запыхавшиеся и румяные с мороза, внесли в квартиру Бог весть где взятую ёлку и позвали ребят помогать устанавливать и украшать, средний из сыновей Кочетовых, Федор, насупился и угрюмо пробормотав: - "Никакого Деда Мороза нет, и весь ваш Новый год дурацкий, а подарки вон, в мешке в чулане за кухней, я видел!!!" – убежал в комнату.
-"Фёдор!!" – раздался грозный окрик его матери, но мальчишка уже скрылся за дверью.
-"Вот сорванец!"-Лидия начала расстегивать заснеженное пальто-" Совсем от рук отбился, пока батька на фронте."
Новость, что, возможно, никакого Деда Мороза нет, ошеломила детей. И, как назло, рядом не было Григория, самого старшего среди них, который, несомненно, перевел бы все это в шутку и успокоил собравшихся уже разреветься девочек: он в очередной раз был пойман на вокзале при попытке сбежать на фронт добровольцем, и уже второй день почти не выходил из комнаты.
Настроение у детей пропало. Каждый из них не хотел сам себе в этом признаваться, но было заметно, что уже не так весело наряжать елку: исчезла какая-то тайна праздника, ушло то неуловимое волшебство, которое витало в воздухе. Опускавшийся на город снег за окном уже не казался сказочным и искрящимся, а стал обычным будничным снегопадом.
Прошли года. Многое изменилось в их дружной коммунальной квартире. Нет, доброе, человечное отношение друг к другу так и осталось. Но произошли другие, как хорошие, так и печальные события. Из хорошего- У Эсфири Исааковны родилась чудесная дочка. Обаятельная малышка была любимицей всех жильцов, даже обычно строгий Николай Иванович, муж Варвары, расплывался в улыбке, когда Машенька забиралась к нему на колени. Он утыкался носом в кудрявую макушку, с хвостиком и розовым бантиком, и шутливо говорил девочке, что сейчас съест ее, потому что она пахнет пряниками и конфетками. Маша заливисто хохотала и говорила, что ее есть нельзя, она еще ручки не помыла.
Через некоторое время после рождения Машеньки, у Григория Кудряшова, того самого, что пытался сбежать нам фронт, и его жены Зинаиды, родился сын. Надо же было так подгадать, чтоб родиться в день смерти Отца народов. У всех горе, а у Кудряшовых радость. И не повеселиться, не отпраздновать как следует. Кстати, за это время случилось в их квартире аж три свадьбы: Вышла замуж Эсфирь Исааковна, женились Григорий и Фёдор.
А вот теперь о печальном: Из всей некогда большой и дружной семьи Кочетовых один Фёдор и остался. Старший, Евгений, подорвался на мине вскоре после войны. Поехали в Тульские леса по грибы с отцом. Лидия как чуяла, все наказывала- далеко не заходить, так, с хоженого краешка побродить. И вот на тебе. Алексея, мужа, тоже задело, правда только посекло немного осколками. А Женька погиб почти мгновенно. После случившегося вскоре ушла и Лидия. После смерти первенца у нее будто перегорело что-то внутри. Таяла, как свеча. Почти перестала есть, все больше лежала. И, вскоре, под Покров, и отошла. После похорон Алексей совсем лицом почернел. Все на кладбище ходил, на могилку. Говорили ему и Прасковья Ивановна, и Мироновна, что, мол, не гоже так часто туда ходить. Все равно не слушался. И все одно, туда. Бутылочку прихватит, и сидит, с Лидой да Женей разговаривает. Корит себя. Что сына и жену не уберег. Так и нашли его, там, на лавочке. Пришли на соседние могилки люди убираться, смотрят, мужчина сидит. Одет прилично. Сначала внимания особо не обращали, ну сидит и сидит человек у родных могилок. Потом подозрение закралось: странно сидит, не двигается, и смотрит все в одну точку, улыбается. Подошли, а он уже и неживой.
В 1955 году официально началось строительство Красноярской ГЭС. Для масштабного строительства было создано специализированное строительно-монтажное управление. Комплектация строительными кадрами, оснащение необходимыми механизмами, строительство временного жилья, складов, дорог и ЛЭП – все это входило в подготовительный период возведения станции. Тайга, бездорожье, сибирская глушь. Туда и уехала одна из сестер Фёдора, Галина. Там и пропала. Что случилось, никто так и не узнал. Заблудилась ли в тайге, напал ли медведь (там они частенько захаживали, приходили на запах пищевых отходов). Искали - искали, да никого и не нашли. Ни живую, ни мертвую. Позже, еще один несчастный случай унес самую младшую, Нину.
Надя часто думала, что жизнь очень непредсказуемая. Вспоминала Кочетовых такими, какими они были в ее первых детских воспоминаниях. Смешливый дядя Леша, приветливая и добрая Лидия, всегда норовившая угостить Надю чем-то вкусным. Хотя, у самой то было аж четверо ребятишек. Бывало, испечет пирог, пять минут, и только крошки остаются. Она только и смеялась- "Вот, галчата, не прокормить мне вас!". А все равно, то подушечек Наде в карман положит, то самодельным печеньем угостит.
Все их четверо детей были очень дружны между собой. Да и с другими тоже. Женя и Федор почти не участвовали в уличных мальчишеских драках. Был у них особый талант- решать все споры словами. Особенно преуспевал в этом Женька. Федор- тот все же несколько раз приходил с разбитым носом, губой, или синяком под глазом.
И всегда, мысленно, Надя возвращалась в тот довоенный Новый год, когда еще никто не знал, как нелепо и страшно погибнет Женька, как высохнет от горя его мать, как вскоре после этого уйдет отец, а потом Галина и Нина. А тогда, они все счастливые, улыбающиеся, сидели за праздничным столом, и не знали, какое будущее им уготовано судьбой.
А еще Надя вспоминала канун другого Нового года. Когда из-за Федора ушла сказка. И мир вдруг стал обычным. Многие люди не могут сказать точно, в какой момент они повзрослели. Детство уходит как-то незаметно. Просто наступает момент, когда уже понимаешь, что оно ушло, а когда? Куда? Надя же совершенно уверенно определила свое взросление. И, дело было не только в Деде Морозе, хотя и в нем тоже. В тот момент она очень четко увидела недоумение в глазах взрослых. Их застали врасплох слова мальчика, и к такому повороту событий, они, взрослые, еще не были готовы. И этим, сами того не желая, подтвердили, что никакого волшебства не существует.
Все это время, хотя Надя уже давно выросла, она ждала волшебства. Какого-то чуда, которое спугнул Фёдор. Но жизнь была обыденна и даже скучна. Все было как у всех. Учеба, уроки, каждое утро (кроме выходных) будильник, зарядка, завтрак, школа. Позже- институт и работа. Только шторы на окне в комнате стали синие, вместо старых, цвета сливочной помадки. И светлые обои в мелкий цветочек сменили на новые, голубоватые. А ходики на стене все те же, и стол под кружевной скатертью, и плюшево-бархатный гобелен с оленями на стене, и даже вязаный круглый прикроватный коврик, кажется тот же самый, хотя мама исправно резала на тонкие длинные лоскуты уже негодную одежду, и периодически вязала новые коврики.
Но, все мы знаем, что, если мы чего-то ждем, то это обязательно случится. Пусть не сразу. А особенно "это" любит случаться тогда, когда о нём перестают думать.
Постепенно Надя смирилась с мыслью, что во взрослой жизни чудес не бывает. Да, это печально, но ситуацию просто надо принять, и жить дальше. Живут же как-то мама и папа и остальные.
Был обычный сентябрьский вечер. Такой же, как и вчера, и позавчера. Надя не спеша возвращалась с работы. Она поддевала туфельками желтые листья, лежавшие на бульваре, и думала о том, как бы ей купить новое осеннее пальто, вместо этого старого, которое сейчас на ней. Конечно, можно попросить маму перелицевать его, но оно все равно останется тем самым старым пальто, невнятно коричневого цвета, немного старушечьего фасона. А хотелось то другое, которое она видела сегодня в модном журнале у Лильки, подруги с работы. Пусть это были не фотографии, а лишь рисунки, но у Нади перед глазами так и стояла эта нарисованная точеная фигурка манекенщицы, изображенная в изящном пальто в мелкую черно-белую клетку, с круглым воротником и большими пуговицами. Карманы с клапанами и пояс делали пальто милым и веселым. Надя вздохнула, и украдкой окинула взглядом свое пальто. Манекенщица с картинки в ее воображении, криво усмехнулась, и кокетливо поправила свой нарисованный воротник.
Придя домой, и войдя в комнату, она увидела не очень обычную картину. Почти всегда, когда она возвращалась вечерами, то заставала отца, сидящего за столом, и что-то пишущим –это мог быть план предстоящей лекции, конспект какой –либо статьи из журнала, или наброски очередного научного труда. Мать, как правило, сидела в кресле за вязанием, или чтением книги. Но в этот раз они оба сидели за столом и что-то эмоционально обсуждали, при этом отец держал в руке исписанный листок. При виде Нади отец оборвал фразу на полуслове, крякнул, и чтобы скрыть смущение, нарочно громким и бодрым голосом сказал:
-"Вот и Надюша пришла, а мы тебя с мамой ужинать ждем!"
Во время ужина за столом царила напряженность. Надя видела, как отец с матерью переглядываются, показывают друг другу какие-то знаки, при этом мама делает "страшные" глаза. Надя отложила вилку, подперла щеку рукой и спросила:
-"Родители, что у вас за тайна?"
-" Да какая тайна, доча…" -начал было отец и осекся, видимо под столом мама наступила ему на ногу.
-"Значит так…"- Начала Лидия Максимовна-"Ты уже у нас девочка взрослая, и, в свете произошедших событий мы должны тебе кое-то рассказать".
Слова "кое-что" мама произнесла более громко, при этом выразительно посмотрела на мужа. Анатолий Михайлович вздохнул, почесал кончик носа, снял очки, сложил дужки, снова их раскрыл и водрузил очки обратно. Было видно, что отец нервничает. Лидия Максимовна закатила глаза с видом "О, Господи", и откинулась на спинку стула. Анатолий Михайлович опять вздохнул, потом достал из кармана брюк сложенный вчетверо листок, исписанный мелким, но четким почерком и протянул Наде:
-"Вот!"
-"Что это?" – Надя удивленно подняла брови: это не был почерк родителей: отец писал крупно и размашисто, с нажимом, а мамин был тонкий, летящий, с немного уходящими вверх строчками.
-"Это письмо твоего двоюродного деда"- тихо произнес отец, глядя перед собой.
-" Деда?"- недоуменно переспросила Надя- "Но ты же никогда... ты же говорил, что... "- девушка осеклась.
-"Правильно, папа никогда тебе не рассказывал ВСЮ правду, и на это были ВЕСКИЕ причины. Как ты знаешь, принадлежность к некоторым слоям общества у нас не приветствуется в последние десятилетия"- вступила в разговор Лидия Максимовна-" Но, теперь ты, в силу возраста, и некоторых открывшихся обстоятельств, думаю, готова к подобному разговору.
Отец встал, подошел к двери, открыл ее и выглянул в коридор. Хотя у них в квартире никто не грешил подслушиванием под дверями, кроме Зинаиды, да и та, не то что бы специально стояла, просто любила замедлить ход если соседские двери были приоткрыты. За дверью никого не было. Анатолий Михайлович вернулся обратно, сел, придвинулся к столу, и, наклонившись ближе к дочери начал рассказ.
Чем дальше продолжал отец, тем удивленнее становилась Надежда. Дело в том, что в их семье никогда не поднимались темы про родню отца. Семейный альбом почти полностью был заполнен фотографиями маминых многочисленных родственников. Среди снимков было лишь два, на которых были запечатлены Беловы-старшие. Надя смутно помнила образ дедушки, а бабушка умерла еще до рождения внучки. Исходя из того, что никаких других фотографий не было, Надя была уверена, что по линии отца никого не осталось. А теперь оказалось, что все совсем не так.
Давно, еще в прошлом веке в Москву приехал некий Белов Герасим Иванович. Он занимался кожевенной торговлей, и весьма в этом преуспел, так как через несколько лет у него было уже две лавки на Остоженке, а в начале 80-х он открыл «Кожевенный магазин Белова» по адресу Остоженка 6, который просуществовал в этом помещении до 1917 г. Герасим Иванович, купец 2-й гильдии, владел двухэтажным каменным домом на Остоженке 4, а также двумя двухэтажными каменными и одним деревянным домами в Большом Воздвиженском переулке.
У супружеской четы Беловых родилось тринадцать детей, из которых выжили пятеро (четверо сыновей и дочь); все они получили хорошее образование. Естественно, после революции жизнь семьи кардинально изменилась. Смерч революции для них оказался фатально разрушительным. Больше всего повезло, если можно так сказать, Герасиму Ивановичу: он умер в 1908 году, и не увидел, как было разрушена вся та стабильность, которую он создавал для жены и детей.
Герасим Иванович родился в д. Ермолино казенной Добринской волости Боровского уезда Калужской губернии в большой крестьянской семье. Все его братья были грамотными, поэтому, когда Герасим осел в Москве и стал успешно развивать свое дело, то позвал их к себе в помощники. Оно и понятно, чем чужих нанимать, лучше взять людей уже проверенных. Братья от предложения не отказались, приехали. Через какое-то время все женились, правда не так удачно, как Герасим: тот взял невесту из зажиточной крестьянской семьи Корчевского;уезда, которая издавна занималась отхожим сапожным промыслом, содержа в Москве артели и лавки. Дети братьев Беловых были дружны между собой. Постоянно крутились в лавке, выполняли мелкие поручения. Особенно сдружились сын Герасима- Павел и сын одного из братьев- Михаил.
Для Анатолия, на данный момент, осталось загадкой, почему случилось так, что, казалось бы, крепкая дружба, внезапно прервалась, да и, собственно, знал он об этом факте крайне мало. Отец Анатолия Михайловича уже практически перед смертью, весьма скупо обмолвился, что, мол, есть у тебя дядька тут, в Москве, адрес там в записях моих есть. Будет время, напиши пару строк, что так и так. Помер, мол, Мишаня, брат твой и приятель.
Через пару месяцев после смерти отца, Толя решил съездить по адресу, который нашел в отцовой записной книжке.
Не без труда нашел нужный дом и подъезд. Поднялся на нужный этаж. Среди табличек возле двери коммуналки нашел "Белов Три звонка" Дверь открыла неопрятного вида старуха, которая выслушав робкого молодого человека, пробурчала:
-" Сейчас дома его нет, но я все передам"- после чего собралась закрыть дверь. Толя все же упросил ее подождать минуточку и быстро написав на клочке бумаги свой адрес положил записку в хищную крючковатую руку старухи, с просьбой передать Павлу Герасимовичу, как тот появится дома, добавив к своим словам еще и купюру. Старуха хмыкнула и закрыла дверь. Лязгнул изнутри замок.
Молодой человек склонялся к тому, что вряд ли старуха исполнит его просьбу, и был искренне удивлен, когда спустя некоторое время на пороге его дома оказался сам Павел Герасимович.
Когда Толя впервые увидел гостя, то еще до того, как визитер представился, понял, что это и есть брат отца. Кроме достаточно явного фамильного сходства, было еще что-то было неуловимо похожее. Осанка? Взгляд? Да, возможно такой же как у отца взгляд с немного хитроватым прищуром. Высокий лоб, гладко зачесанные назад волосы.
-"Вы сын Михаила?"
Толя кивнул. От неожиданности он лишился дара речи.
-"Я –Павел Герасимович Белов!"- незнакомец протянул узкую длинную ладонь. Чтобы сделать ответный жест, Толе пришлось выйти за порог квартиры: он вспомнил, что через порог здороваться не принято. Да и примета плохая. Шагнув, оказался нос к носу с гостем и совсем смутился, поняв, что надо было сначала пригласить человека войти.
Спустя время, Павел Герасимович сидел в комнате племянника на черном кожаном диване с круглыми валиками, и, откинувшись на жесткую спинку, внимательно слушал все, что рассказывал Анатолий.
-" Значит только перед смертью рассказал?" –Задумчиво произнес Белов-старший-"Жаль, не пришлось свидеться, пока жив был". В комнате повисла тишина.
-"Да, Анатолий, скажите, а Аделина… Аделина Петровна, Ваша мама, она жива?"
Толя удивился: он же не называл гостю имени своей матери. Павел Герасимович улыбнулся.
-"Понимаете ли (он никак не мог перейти на "ты", хотя и понимал, что перед ним совсем не чужой человек, все-таки племянник. Родная кровь.) я знал, Аделину Петровну, невесту, а, впоследствии и супругу Михаила. Мы…были дружны. давно...
-"К сожалению, мама скончалась три года назад".
По лицу гостя скользнула тень. Между бровей на несколько секунд обозначилась глубокая складка: Было видно, что это известие его сильно опечалило.
-"Могу ли я узнать, где похоронен мой брат? Хотел бы побывать на его могиле"
-"Да, конечно, он... то есть они, с мамой, на Пятницком. Я объясню, как всё найти. Свою компанию не предлагаю, думаю Вам хочется побыть там одному."
Гость рассеяно кивнул. Его взгляд упал на оставленные Лидой Наденькины вещи. На стуле лежала розовая детская курточка и клетчатый шарфик.
-" У Вас есть ребенок?"
-"Да, дочка, Надя. Они сейчас с мамой гуляют."
Взгляд Павла Герасимовича слегка затуманился:
-"Дети — это прекрасно. Я всегда хотел дочку. Но... как-то не сложилось. Впрочем, не будем о грустном."
Побыв еще немногим более десяти минут, гость поспешил откланяться: "Не хотелось бы надоедать своим присутствием. Если позволите, я как-нибудь еще нанесу Вам визит? Хотелось бы познакомиться с дочкой и супругой."
Но, с тех пор Анатолий больше никогда не видел Павла Герасимовича. Правда, тот, вероятно, часто бывал на могиле родителей молодого человека. Когда бы Анатолий не пришел на Пятницкое, все было убрано, а у памятника лежали цветы, по всей видимости принесенные не так давно: уже увядшие, но не превратившиеся в совсем безжизненные. Хотя, года два назад все прекратилось. Мужчина подумал, что, к сожалению, скорее всего, Павел Герасимович ушел из жизни.
И вот сегодня, Анатолий Михайлович получил письмо, которое пришло из Дмитровского дома инвалидов от некоего Клима Трофимовича Свирина. В письме было сказано, что он, отправляя это письмо, исполняет волю ныне покойного Белова Павла Герасимовича, который просил после своей смерти отправить данное вложение по указанному адресу. В плотный серо-бежевый конверт был вложен конверт поменьше, подписанный другим почерком, и адресованный так же, Анатолию.
Отец передал в руке дочери двойной листок из ученической тетради, исписанный мелким, но достаточно разборчивым почерком с закругленными буквами. Строчки, не смотря на разлинованные страницы, все равно слегка съезжали вниз, из чего было понятно, что писавший или не очень хорошо видит, или расположился для письма не очень удобно. Надя обратила внимание, что самая начальная буква письма оформлена в стиле буквицы, большой и затейливо изображенной первой буквы текста, которая всегда была важной частью искусства украшения книг.
"Анатолий, если Вы читаете эти строчки, это значит, что меня уже нет в живых. Как странно осознавать сей факт, когда я еще, может не вполне здоровый, но по крайней мере очень даже живой, вынужден писать эти слова. Вообще жизнь штука довольно странная. И, как оказалось, очень быстротечная. Думается, что только буквально днями я возился в талой воде, запуская по ручейкам кораблики под присмотром строгой Василины, и вот, я уже практически немощный старик на койке в домке инвалидов. Я долго размышлял над тем, стоит ли вообще ворошить прошлое, и писать Вам, тем более уж я-то знаю, что иногда написанное может обернуться и для писавшего и для адресата совсем не во благо. Но сейчас, я чувствую, дни мои сочтены, и, наверно пришло время Вам узнать некоторые подробности прошлого. Я все же надеялся, что успею все рассказать сам лично, но, как видите, не получилось. Но я допускал вариант, что такой исход возможен, поэтому нашел способ все-таки передать нечто, и оно, полагаю, принадлежит Вам по праву. Единственное неудобство: понадобится поехать на Пятницкое, и в верхнем правом углу цветника углубиться сантиметров на 30-40. За сим прощаюсь и надеюсь, что это письмо попадет к Вам в руки.
Ниже стояла красивая размашистая подпись. Пускай выведенная не твердой рукой, но привлекающая своей необычностью.
Прочитав, Надя подняла глаза на отца:
-"Я только не совсем понимаю, почему ты мне это никогда не рассказывал. Я же уже не маленькая, и конечно бы не побежала рассказывать, что мой достаточно близкий родственник бывший московский купец. Ты мог бы рассказать... если не все, то хотя бы что-то... "
-"Что именно?"- Анатолий Михайлович задумчиво крутил в руках конверт.
-"Ну, например, про двоюродных братьев твоего отца... из всех родственников с твоей стороны я знаю только про бабушку и дедушку, и то, очень мало. А оказывается, у Герасима Ивановича было аж пятеро детей. Представляешь, сколько у тебя может быть троюродных братьев и сестер? "
-"Представляю!"-Анатолий Михайлович обеими руками взъерошил остатки шевелюры
В ближайший выходной семейство Беловых в полном составе поехало на Пятницкое. Перед этим несколько дней велись жаркие споры о том, надо ли ехать вообще.
-" А если кто увидит, как я делаю раскопки в цветнике? Позора не оберёшься! Еще из партии попрут, кто знает, что там прикопано" – сетовал Анатолий Михайлович.
-"Кому какое дело, что ты делаешь на своей могиле?"- громким шепотом, чтобы не услышали вездесущие соседи, отвечала ему Лидия Максимовна.
-"На какой МОЕЙ, ты с ума сошла?"
-"Ну не на твоей личной, а на могиле родных! Например, цветы посадить тебе никто запретить не может!"
-"Цветы! Сентябрь на дворе! Больше подойдет картошку копать."
-"Чеснок сажать! Родители, что вы как маленькие, в самом деле!"- Подала голос Надежда, уставшая слушать родительские пререкания-"Кто там что увидит?"
Примерно такие же дебаты велись еще несколько дней, пока у Лидии Максимовны лопнуло терпение, и она сказала, что если отец ехать не желает, то поедет вдвоем с Надей. И точка.
В итоге, главе семейства пришлось, скрепя сердце, согласиться на поездку.
Купив несколько красных гвоздик, Беловы вошли на территорию Пятницкого кладбища, в полумрак старых развесистых кленов, еще только начинающих терять золотистые пятипалые листья. Через несколько минут семейство уже стояло перед небольшим серым памятником с белой мраморной табличкой в центре. Позолота надписи была почти не видна, хотя каждую весну Анатолий Михайлович исправно подкрашивал буквы.
Вынув из внутреннего кармана плаща завернутый в газету небольшой металлический совочек, которым обычно жена рыхлила землю в кадке с домашним фикусом, Белов присел на корточки и начал раскапывать нужный угол цветника.
-"Господи, ты бы еще ложку взял!" –рассердилась Лидия Максимовна.
-"Смотри лучше по сторонам, не идет ли кто"- зашипел в ответ муж.
Совсем скоро металл совка звякнул о какой-то предмет. Анатолий Михайлович, копнув еще несколько раз, засунул руку в выкопанную ямку и вытащил оттуда небольшую толстостенную стеклянную банку, плотно закрытую такой же пробкой, на манер графина, в которой находилось нечто, обернутое в темную ткань. Наскоро обтерев находку от налипшей земли, он достал из кармана плаща большой клетчатый носовой платок и завернул находку как мог. После чего, обернув сверху еще и газетой, положил в матерчатую черную сумку.
-"Пойдем!"- коротко бросил он жене и дочери.
-"А совок?" – Лидия Максимовна брезгливо, двумя пальчиками, подняла с земли орудие труда. Анатолий Михайлович беспомощно посмотрел по сторонам, словно ища, во что бы можно было его завернуть, ведь газетой он уже обернул банку. Надя взяла совок из руки матери:
- Пойдем уже, сейчас что –нибудь придумаем."
Почти у выхода стояла большая ржавая бочка, где можно было летом набрать воды для полива цветов. Наудачу Надя повернула кран. Полилась тонкая струйка. Держа совок правой рукой под водой, она указательным пальцем левой руки аккуратно смыла с него грязь, и положила в сумку отцу.
-Вообще, конечно, твой Павел Герасимович молодец, нашел где спрятать. С кладбища домой нельзя ничего приносить! – ворчала Лидия Максимовна, пока муж стелил газету в углу комнаты, чтобы вытряхнуть содержимое банки.
-Так ты мне все уши сама и прожужжала, поедем да поедем, разве не так? Знала же, КУДА ехать надо, и то, что надо ЭТО забирать, тоже знала! - стал закипать Анатолий Михайлович. Надо сказать, он почти никогда не позволял себе повышать голос на домашних. Видимо сказалось нервное напряжение последних дней.
-"Ладно, угомонись. -Лидия Максимовна успокаивающе похлопала мужа по спине- давай лучше, открывай свой клад.
Анатолий Михайлович присел на корточки и аккуратно вытряхнул на газету содержимое банки. То, что было обернуто в синюю ткань, не громко и деликатно стукнуло о доски пола. От падения ткань развернулась. В ней оказался небольшой ключик на тонкой цепочке и свернутая в трубочку записка.
Аккуратно развернув ее, мужчина прочитал следующее:
… Анатолий, заранее прошу прощения за то, что я смалодушничал. Все было бы намного проще, если бы тогда, в свой визит, я нашел в себе силы и рассказал Вам всю правду. Но, к своему стыду, я не смог этого сделать тогда, не могу и сейчас. Уверен, что когда-нибудь этот ключ попадет к Вам в руки. Все, что будет нужно сделать, это приехать по адресу Остоженка (перечеркнуто, и сверху написано Метростроевская) 6 кв. 63. К Бобровой Екатерине Никифоровне. Покажите ей этот ключ и записку. Еще раз прошу прощения, что доставил Вам неудобства.
Внизу стояла такая же затейливая подпись, как и в письме.
В комнате воцарилось молчание.
-Надеюсь, что Екатерина Никифоровна до сей поры пребывает в здравии-нарушил тишину голос Лидии Максимовны. Она стояла у окна, и, глядя куда-то вдаль, машинально постукивала указательным пальцем по подоконнику.
Боброва оказалась из тех, про которых говорят "женщина без возраста". Конечно, было понятно, что ей совсем не восемнадцать, и даже не сорок пять, но Лидия Максимовна была больше чем уверена, что до сих пор многие мужчины с восхищением оглядывались этой женщине вслед. На удивление Екатерина Никифоровна сразу узнала автора записки, лишь только бросила взгляд на текст.
- Павел Герасимович обладал просто каллиграфическим почерком, а уж его подпись всегда была просто вершиной изящества.
Женщина поправила очки, немного съехавшие с переносицы, и, словно предупреждая назревающий вопрос, произнесла:
- Мой отец был в свое время в услужении у семьи Беловых. Работал скорняком в принадлежавшей им мастерской по выделке кож. А вот в этом самом доме располагался до 1917 года " Кожевенный магазин Белова". К чести их семьи могу сказать, что люди они были порядочные. Впрочем, не буду Вас утруждать пересказом событий полувековой давности, скажу лишь что по стечениям обстоятельств мы не потерялись после революции и, по иронии судьбы, прислуге пришлось где-то помогать бывшим хозяевам.
Екатерина Никифоровна вдруг внимательно посмотрела на Надю:
- А Вы действительно похожи на Аделину Петровну. Я же помню ее как раз такой, примерно в Вашем возрасте. Может чуть помладше. Конечно, я видела ее всего несколько раз…но черты лица, взгляд, даже поворот головы... надо же как интересно.
Увидев удивленные лица гостей, хозяйка квартиры спохватилась:
- Ах да, вы же, скорее всего, ничего не знаете. Ну тогда мне придется все-таки рассказать одну историю. С точки зрения посторонних людей, в ней нет ничего особенного, обычная жизненная ситуация. Но когда речь идет о родственниках, любая, даже заурядная, мелочь приобретает иной смысл.
Екатерина Никифоровна указала приглашающим жестом гостям на диван, сама же села на плетеный стул у окна. Вздохнув, и немного помолчав, словно собираясь с мыслями, женщина начала свой рассказ
В детстве два двоюродных брата, Павел и Михаил Беловы, не смотря на некоторую разницу в возрасте, были очень дружны. Про таких говорят: "Не разлей вода". Всегда вместе. Если Мишанька здесь, то и Павлуша где –то рядом обязательно. Сначала Миша, на правах старшего, верховодил в их дружбе, но, спустя время, эта разница в возрасте потихоньку сгладилась. Все было замечательно до поры до времени, пока отец Миши не решил, что сыну пора бы остепениться, подумать о женитьбе. И невесту ему присмотрел, дочь купца Васильева, Аделину.
Узнал Павел, что брат жениться собирается. Сначала любопытно стало, а как невесту увидел, тут и пропал совсем. Дошло до того, что ночью стала сниться. Будто стоит рядом и улыбается. И из-под ресниц, полуопущенных нет-нет, да и взглянет. Да так взглянет, что даже во сне жаром обдает. И ревность появилась. Понимал мальчишка, что нельзя так, нехорошо, неправильно, но ничего поделать не мог. На свадьбе сидел мрачнее тучи. И как-то у них потом с братом разладилось немного. Хотя Михаил всегда в гости звал. Павел отказывался, ссылаясь на нехватку времени. Если доводилось где-то невзначай столкнуться с женой брата, пытался незаметно скрыться из вида. Позже, окончив Императорское Московское коммерческое училище, стал помогать матери- Герасим Иванович к тому времени скоропостижно скончался. Надо было продолжать дело отца.
А потом началась первая мировая, и Павел как-то легко ушел на фронт. От себя ушел. От Аделины, от любви своей безответной. Вернулся через три года, в феврале 1918. С орденами: Св. Анны 2 степени с мечами, Св. Анны 3 степени с мечами и бантом, Св. Анны 4 степени с надписью: «За храбрость», Св. Станислава 3 степени с мечами и бантом, Св. Станислава 2 степени с мечами.
Вернулся, а тут новость: Михаил пропал без вести. И стыдно Павлу: ведь первая мысль была об Аделине. Свободна! Потом обругал сам себя последними словами. Брат пропал, может нет его уже на этом свете. А я тут радуюсь. Несколько дней места себе на находил. Потом все же решился. Купил кольцо с россыпью бриллиантов и крупным сапфиром. Из- под полы купил, правда через проверенных людей. В городе все с ног на голову встало. Кто был никем- враз стал всем. Хорошо мать кое-что припрятать успела. Конечно лишь небольшую часть, но и то хоть что-то. Хотел Аделине сначала кольцо из сохраненного матерью золота выбрать, да все не то. Массивные украшения, грубоватые. У Аделины кисть тонкая. Изящная. Тут и выручил Никифор, скорняк из бывшей мастерской. При новой власти он выбился в небольшие начальники. Мол, батюшка Ваш ко мне добр был, и я добром отплачу. Отплатил. И с жильем помог, и с кое-какими делами. Конечно пришлось расстаться с небольшой частью матушкиных запасов, зато появилась хоть какая-то уверенность в завтрашнем дне.
С замиранием сердца подходил Павел к дверям квартиры, где жила Аделина с ребенком. Мудрый Пётр Васильев, отец девушки, добровольно отдал практически все нажитое новой власти (конечно же, возможно, что –то и утаил, но не нам его судить). Главное, что не тронули ни дочь, ни внука, разрешив остаться в крохотной квартирке доходного дома, принадлежавшего раньше целиком Васильеву.
-"Кто там?"- раздался из-за двери тихий женский голос.
Господи, Она! Здесь! Их разделяет только эта дверь! Пытаясь справиться с волнением, Павел как можно более спокойным и ровным голосом произнес:
-Аделина ..Аделина Петровна, это Павел Герасимович Белов, брат Михаила.
Дверь распахнулась. На пороге стояла его мечта. Какой бы усталой и измученной она не показалась, для Павла это была самая красивая женщина во всем мире. Да что там в мире! Во всей вселенной. Словно издалека до него донесся слабый голос:
-" Что-то о Мише, да?"
Глаза Аделины смотрели с такой надеждой, что вот именно сейчас Павел понял, что никогда не сможет встать между ней и Михаилом. Сжимая в кармане пальто коробочку с кольцом, Павел нашел в себе силы улыбнуться.
-"Аделина Петровна. К сожалению, у меня нет новостей о Михаиле. Ни хороших, ни плохих. Я пришел Вам сказать, что... Вы всегда можете рассчитывать на меня и мою помощь. В любой ситуации.
При этих словах он достал из внутреннего кармана пальто маленький блокнотик и карандаш. Быстро и отрывисто что-то записал и вырвав листок, передал его женщине.
-"Вот мой адрес. Если будет нужна моя помощь, Вы всегда найдете меня тут.
Аделина взяла протянутый ей листок и встретилась глазами с Павлом. После чего быстро, двумя руками обхватила его ладонь.
- "Пашенька, милый, хороший. Я же знаю, я догадываюсь, почему ты пришел. Но, пойми, я люблю ЕГО. Я не знаю, где ОН сейчас и что с ним. Но я буду ждать ЕГО всегда. Зачем я тебе. Я старше тебя. У меня сын от НЕГО. А ты, Паша, очень хороший и добрый человек. Ты найдешь себе достойную невесту и жену и будешь воспитывать СВОИХ детей. Я желаю тебе только счастья. А сейчас иди."
Павел хотел было что-то возразить, но она прижала палец к его губам:
-Тс-с-! Не надо. Ничего не говори. Пока слова любви не прозвучали, их вроде бы и нет. Прощай!
Аделина медленно отступила вглубь квартиры и потихоньку закрыла дверь. И никто никогда не узнал, ни Михаил, вскоре вернувшийся после тяжелого ранения, ни Павел, ни, тем более, Екатерина Никифоровна, о том, что за дверью она опустилась в беззвучном плаче на колени. Ей было невыносимо мучительно делать больно этому молодому человеку, но поступить иначе и дать надежду Павлу Аделина не могла.
Павел медленно спустился по лестнице. Каждый шаг давался ему с трудом. Теперь он знал, что ощущает тот, кому обрезали крылья.
Екатерина Никифоровна замолчала. В наступившей тишине было слышно, как тикают часы.
-А что было потом? – Надя первой нарушила тишину.
- А потом... Потом Павел Герасимович как-то пришел ко мне и отдал вот эту шкатулку.
Екатерина Никифоровна поднялась со стула и подойдя к комоду, достала оттуда коробку с лекарствами. Беловы непонимающе переглянулись.
- Ну не могу же я ее хранить на комоде или в шкафу. - женщина хитро прищурилась- Туда воры лезут в первую очередь. Сейфа у меня нет. А Павел Герасимович всегда хотел, чтобы эта шкатулка и ее содержимое достались тому, кому должны принадлежать по праву.
-"По какому праву?..- Начала было Лидия Максимовна, но осеклась. В руках Екатерины Никифоровны оказалась извлеченная из-под вороха лекарств небольшая деревянная шкатулка.
-Ну, давайте ваш ключик!
Анатолий Михайлович суетливо протянул женщине ключ. Щёлк! И под откинувшейся крышечкой все увидели россыпь мелких бриллиантовых искр и ленивый всполох густо-синего благородного сапфира. Глубокая синева и необычная огранка наделяла камень поистине гипнотическим свойством.
- "Боже мой! - поднесла руки к губам Лидия Максимовна. Это... это оно? То самое?
-Да! - Кивнула головой Екатерина Никифоровна. Когда Павел Герасимович узнал, что в семье сына Аделины растет девочка, то не раздумывая решил, что отдаст это кольцо ей в память о бабушке. Он перебирал массу вариантов: как поступить лучше и правильнее. В том смысле, как именно преподнести подарок. Да так и не решился. Вернее, когда он наконец собрался это сделать, немного изменились обстоятельства. И в итоге я оказалась хранительницей сапфира "Аделина", как, грустно шутя, называл это кольцо Павел Герасимович. В Индии существует легенда, что сапфир является ничем иным, как эликсиром, дающим вечную жизнь – aмpитoй. Согласно древним сказаниям, творец этой чудодейственной жидкости сделал так, чтобы она окаменела и не досталась простым смертным. Конечно, это не более чем красивая легенда, но, согласитесь, звучит таинственно."
Повисла какая –то растерянная и, вместе с тем, благоговейная тишина. Про такие моменты говорят "ангел пролетел". Увидев, что все семейство застыло в глубоком ступоре, Екатерина Никифоровна мягко, под локоть, подтянула к себе Надежду:
-Ну, бери, милая, это теперь твоё!
Надежда нерешительно протянула руки, чтобы взять шкатулку, и вопросительно посмотрела на мать. Та кивнула головой.
Шкатулка, хоть и деревянная, оказалась совсем невесомой. Прочитав удивление на лице девушки, Екатерина Никифоровна кивнула:
-Это дерево бальса или как еще говорят, бальза. Его древесина почти самая легкая в мире. Павел Герасимович любил необычные вещи.
-Сколько же может стоить такое кольцо? - Лидия Максимовна посмотрела на мужа и сразу же поймала его возмущенный взгляд.
-Лида, даже и не вздумай. Это память.
-Ну да, положи эту память под подушку и дрожи всю жизнь- украдут-не украдут! - тут же вспыхнула жена и обиженно поджала губы.
-Мам, ну не все в жизни надо измерять деньгами. Ты лучше посмотри, какое оно…космическое!
Надежда положила кольцо себе на ладонь. От света электрических лампочек в люстре бриллиантовые искорки заиграли сильнее. Сапфир стал как будто ярче. Безупречная завораживающая синева словно затягивала в омут. На какое-то мгновение, всем показалось, что украшение, вынужденное долгое время томиться в темноте и тесноте маленькой шкатулки, пусть и редкого дерева, наконец то увидело свет и обрело возможность заиграть всеми своими гранями.
Сапфир "Аделина…"- грустно улыбнулась Надежда. Ей было очень жаль того юного мальчишку, влюбленного отчаянно и безнадежно, пронесшего сквозь всю свою жизнь негасимое пламя этой любви. Он остался верен своей Аделине: так и не смог соединить свою судьбу ни с одной из женщин, хотя, интересный внешне, нравился многим из них. Долгие годы Павел продолжал любить ту единственную, ответа от которой не переставал ждать до самого ее ухода. Несчастный счастливый человек. Да, именно так: несчастный, потому что так и не сказал ЕЙ о своих чувствах и неимоверно счастливый, ведь любить — это находить в счастье другого своё собственное счастье.
И что это, если не обыкновенное чудо, держать сейчас на ладони эту маленькую галактику, с яркой звездой цвета ультрамарин, услышав невероятно пронзительную и трогательную историю нерастраченной любви.
Каждого из нас где-нибудь и когда-нибудь непременно ждет нечто невероятное – если вашей мечты окажется достаточно, чтобы его заполучить.