ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
*
Уже прославившийся в Утылве всеобщий племянник – Максим Елгоков – с новыми приятелями отправился порыбачить на Виждай и интересно провел там остаток дня и ночь. Однако двор по адресу Коммунальная, 6 не прекратил быть весьма оживленным местом, и новых происшествий долго ждать не пришлось. Персонажи сменялись согласно очередности. Буханка Николая Рванова отчалила по направлению к Пятигорью, а спустя несколько времени во двор со стрекозиной клумбой въехал – нет, не крутой Лэнд Ровер, но вполне себе приличный (пусть даже происхождением из Таганрога) золотистый Хендай Акцент с тремя пассажирами на борту. Авто с заводским номером известно в городе и принадлежало службе безопасности ТыМЗ.
В кресле шофера едва уместился мужчина выдающихся габаритов, как в длину, так и в ширину. Мудрено не узнать главу СБ Поворотова. Над богатырскими плечами возвышался единый прямой столб – шея и голова. Картофелеподобное лицо – бородавки как глазки и корявины на картошке. Нос – самостоятельный мясистый отросток. Серые веки, причмокивающие губы. На макушке, над гигантским корнеплодом в двубортном сером костюме – то есть, над своеобразными корешками - вершки – жесткие, темные, короткие, словно подрубленные волосы. Примитивная стрижка, никакого креатива. Вообще, откуда креатив на делянке? Костюм явно не приобретался в магазине – размерный ряд, как российский, так и китайский – заканчивался гораздо раньше. Двубортный фасон выбран, чтобы лучше посадить на необъятную фигуру – чтобы избежать впечатления огромного парашюта. На Поворотова шили персонально – не модно и не безупречно, но лучше, чем ожидалось. В шефе службы безопасности всего было много – и этого много как раз хватало. Не только внешне. Тылвинский гигант спокоен, но не заторможен – вполне разумен и не глуп. Сумел же он после скандального эпизода на заводе, когда работяги взбунтовались и ходили к управе требовать справедливости, а Поворотова уволили за недогляд – выставили за ворота – сумел же он вернуться на прежнюю должность. Редчайший факт в директорской практике Варвары Пятилетовой. Да, толстяк – но не простой толстяк – не тот, каким талантливо притворяется. А что же ему еще остается? У Поворотова дома целый выводок спиногрызов – пятеро детей – их надо кормить, поить, одевать, поднимать. Добросовестный отец.
Сейчас Поворотов с кряхтением выбрался из машины, с торопливой услужливостью распахнул двери перед пассажирами. Любопытные тылки не разочаровались красивым зрелищем. Первой пассажиркой очутилась молодая, спортивного типа шатенка. Узкие белые брючки подчеркивали стройные ягодицы. Легкий топик оставлял обнаженной полоску живота – идеально плоского, как у ни единожды не рожавшей девушки. Пышные волосы до плеч. Грациозная линия спины. Модная штучка - пусть не столичная, так кортубинская. За шатенкой последовали еще двое – рослый, крепкий парень в джинсах и симпатичная худышка в шортиках и полупрозрачной блузке в рюшах и лентах.
Поворотов своим видом выражал предупредительную готовность. Дамочка в узких брючках заговорила со светской непринужденностью.
Я вам благодарна. Подвезли нас. А то не знаю, как бы пришлось. Поездом, наверное…
Не благодарите меня лично. Варвара Ядизовна распорядилась. Да разве кто здесь смог бы отказать родственникам самого господина Сатарова? Завод входит в холдинг. В Утылве холдинг главный.
Не разбираюсь в ваших отношениях. Кто кому чего должен… У меня личное дело. Кошмар! Муж пострадал, попал в передрягу…
Не пугайтесь. Жив-здоров племян… простите, муж. И очень даже здоров… Ну, прыгнул – ну, неудачно приземлился, но не в колодец же… Все хорошо, что хорошо кончается. Скоро его увидите и убедитесь. Приехали.
Вы куда нас завезли? Не ошиблись случаем? Максим остановился здесь? вот здесь? Халупы! Ничего лучшего не нашлось?
Мне сообщили адрес – сюда и привез. Это же самый центр Утылвы. Выстроен в 50-е годы. Дома неказистые, но крепкие – стены толстые, лестницы деревянные, подвалы. Мой дом – моя крепость. Саман, усиленный колоннами и железобетоном. В холод тут тепло, в жару прохладно. Экологично – то есть, современно. Десятилетия дома стоят, не рушатся...
Ваши лекции без надобности. Как угодно расписывайте, совковые бараки – ужас, мрак.... Я понимаю сталинский ампир – мы в Кортубине живем в подобном шестиэтажном доме. Но это же трущобы – хоть и не хрущовки.
Сталинки – они разные бывают. У нас вот такие. Не обессудьте…
Из подъезда вход прямо в подвал? Словно в темную нору спускаешься…
Если пожелаете, обеспечим комфортные условия. Вы гости. Рядом с городом – курорт, там новые корпуса. Лифты, бассейн, спа-салон, ресторан, кафе, номера люкс. Все к услугам отдыхающих. Вас подбросить в «Редивей»?
Я сначала с мужем встречусь. В который из бараков идти?
В дом номер шесть. В квартиру вашей родственницы на втором этаже. Схоронили на днях бабушку. Примите соболезнования.
В квартиру покойницы? Еще чего не хватало! Когда же хоронили?.. Невероятно, что Максим согласился… Не знаю я… Подсобите вещи занести. Что успели с собой взять…
Поворотов с тремя большими дорожными сумками нырнул в подъезд. Ему потребовалось нагнуть мощный загривок, чтобы не стукнуться о дверной косяк. Шатенка, поколебавшись, простучала каблучками за ним.
Парень с девушкой жарились на солнцепеке. Брат и сестра – Иван и Влада. Она звала его Вано. Сию минуту морщила очаровательный носик, оглядываясь кругом.
Соизволишь, наконец, войти, сударыня? Вид у тебя недовольный. Чем не угодили? До дверей довезли. С вещами, - начал (или продолжил обмен репликами) парень.
Еще спрашиваешь! Мы словно в гетто окунулись. Все обшарпанное, ветхое. Хоть сейчас военные фильмы снимай – декорации идеальны, как после бомбежки.
Не сгущай краски. Развалин не наблюдается. Бедненько, но починено… Разве что вон барак с дырявой крышей…
Здесь везде краска облезла. Вон на дверях лохмотья… Решетки ржавые. По тротуарам танки буровили – их нет, тротуаров-то, убиты… Прошлый век!
А мне ничего. Колоритные домики. Уютный зеленый двор. И клумба в виде стрекозы из цветных бутылок. Тюльпанчики рассажены…
Скоро узнаем, что туалет во дворе. В дощатой будке с дыркой. Или в стрекозиную клумбу ходить будешь. Поливать тюльпанчики… Нет, главное, что подлинность – как в старину было. Ты, Вано, чужероден тут. Посмотри на себя и вокруг. Стрижка из салона не гармонирует. Надо бы коротко или даже налысо… Кроссовки Армани скидывай – тылвинским работягам не по карману.
Зубоскалишь, да? Слушай, Владка, ты зачем сюда приперлась? В тур по историческим местам? Зря время теряешь. Никакой историей не пахнет. Ты сегодня на дискотеке в Стальконе обещалась быть? Огорчишь кавалеров не долго – свистнут твоих подружек. Вот подружки огорчатся – ты собиралась познакомить их с сыном олигарха. Как только Дэн приедет в Кортубин.
Не свистнут. Я им посвищу!.. Просто не хотела отпускать маму одну. Если с папой несчастье… Ты отсутствовал, когда по телефону сообщили. Мама чуть в обморок не грохнулась. Связалась с Юлией, а уже та все устроила. Юлия может. Она напрямую позвонила дяде Генриху, и сразу закрутилось. Мы собрались махом и в путь.
Да уж. Дяде Генриху не составит труда. Он же волшебник – добрый или злой. По его одному щелчку пальца появился здоровенный толстяк или тылок (местных так кличут). Поворотов. На ковре самолете – или на машине… Называется махом? Набили несколько сумок, чтобы зимовать здесь? Ведь на дворе почти лето…
Так оставался бы дома. Вообще бы не появлялся. Ты загружен днем и ночью чрезвычайно важными делами – не учебой. Вдруг явился и возжаждал ехать в эту дыру. Удивил, братец.
Чисто поразвлечься. Время провести. Сессия в июне, а с зачетами я отстрелялся.
Отстрелялся? или застрелился? Кирдык тебе настал?
Не твое дело!
Не мое… И то, как ты на днях воротился домой под утро – грязный, поцарапанный, глаза дикие. И от тебя не спиртным пахло. Бензином. Когда эдак бензином или керосином шибает, клопы дохнут…
Унюхала? Твои духи еще больше сногсшибательный эффект производят. Ты тоже в девять вечера не в постели. Звездишь? Не забыла, что еще малолетка? Парни у тебя сплошь старшеклассники – лбы здоровые, а подо лбом мозг с орешек – гладкий, без извилин. Если родителям рассказать, как ты веселишься?
Если я расскажу? Я много чего знаю. Секреты свои лучше прятать надо! Куда ты с приятелями шастаешь? с Серегой, Никитой и другими? Чем занимаетесь? Папа думает, что вы по-прежнему в волонтерах. Продукты развозите, хороводы кружите, в хосписе дежурите да в интернате парты красите – короче, волонтеритесь... Ты же с весны свой штаб не посещал. Откололся. А удостоверение?.. Теперь у вас своя компашка. Тайное братство. И номера вы откалываете…
Чья бы корова мычала! До утра на дискотеках отплясываешь, а матери врешь, что у подруги ночуешь? Как вас в Сталькон пропускают? Там же нельзя до восемнадцати. Хотя понятно – сунете сотню, и вам лет больше – только не ума!.. О тебе беспокоюсь. На тусовках всякого дерьма навалом. Помимо людей еще пойло - коктейли, энергетики - и вещи похуже. Впаривают ради кайфа безобидные таблетки, а вы и рады, болванчики!
Я не принимаю!
Нет. Очень надеюсь. Но когда с танцулек приходишь, табаком от тебя разит – от волос, от одежды. Духи перебивает. Сигаретки для форса или для кого?
Ниче не курю. Неправда. Просто там же толпа…
Врешь. Не поверю, что не пробовала. Четырнадцать лет – самый возраст. Тонкие, легкие, суперлегкие – чтобы вам легче начинать. И еще – это же круто!..
По себе равняешь? Курю я или не курю, или закурила уже – у тебя разрешения не спрошу. Вообще, ты кто? надсмотрщик? После того старика в хосписе совсем головой ударился! в стенку… Ну, умер он – ведь старый, и рак у него…
Если бы ты видела, как он умирал, то не балаболила бы… Старый? А сколько молодых и глупых?
И что же? Не пить, не курить, на дискотеки не ходить? Твой старик, вообще, бандитом был. И в своей жизни старик оторвался. Теперь твоя очередь?
Больше на дискотеку ни ногой! Твоим ухажерам я популярно растолкую… Ты ничего не понимаешь. Никотин внедряется в мозг, в обменные процессы. Его воздействие зачастую необратимо.
Знаем! Наслушались лекций. Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет. А в конце все равно могилка. Как у старика в хосписе или бабушки, к которой мы приехали. Надо было выяснить, кто да что, а не трястись прежде по бездорожью. Теперь программа визита поменялась? Отнести цветочки на кладбище, повздыхать, забрать папу и айда обратно? Мы еще дома успеем заночевать – в своих постелях.
Тише... Во-первых, не кричи. Никому не понравится слушать… Во-вторых, начистят тебе красивую спесивую мордашку. Церемониться не станут.
Здесь бьют женщин? Дикари!
Какая ты женщина? Пигалица сопливая!..
Развитие весьма красноречивой темы прервано выходом из подъезда спортивной шатенки в брючках.
Мама! Наконец-то. Поехали быстрей отсюда. Где папа?
Придется обождать. Я тут побеседовала с женщиной с первого этажа. Приятная, воспитанная – не похоже, что из тылков. Красивая. Галина Викентьевна, но зовут Дюшей. Она меня в свою квартиру пригласила. Там очень прилично, в восточном стиле.
Мама, когда мы поедем домой?
Извини, Влада. Сегодня не получится. Мне жаль. Ваш отец, судя по всему, пострадал не слишком. Спина побаливает, но он не лежит, не стонет. Поехал с аборигенами рыбачить на какой-то Виждай… Зря мы испугались…
Подожди, мама. Ты хочешь сказать, что нам предстоит здесь ночевать? Ни за что!! Я не согласна. Не променяю свою комнату на этот барак с клопами. Я хочу свою постель! Мама, ты же знаешь, у меня аллергия…
Ты забыла, сестренка, что аллергия на котов, а не на клопов.
Какая разница? И тех, и тех не выношу! Мама, я умру, но не останусь!.. Где папа? Немедленно позвони ему! Пусть возвращается.
Непременно. На сказочных крыльях... Владка, не тупи. Скоро вечер. Ждать надо к утру.
Влада, я уже звонила. Безрезультатно. Меня порадовали, что на Виждае – это озеро – сигнал слабый или даже связи вовсе нет…
Закономерность. Здесь же дикая степь. Без опорных мачт. Ты, когда ехала, много вышек связи узрела? Цивилизация задержалась в Кортубине… Однако, мама, ты еще не все выдала? Догадываюсь, что самое интересное приберегла напоследок?
Мне очень жаль, Вано. Ваш отец остановился в квартире родственницы – той таинственной тети, о которой в нашей семье никто не знал.
Ну, не знали бы дальше. В чем загвоздка? Она умерла? Пусть земля ей будет пухом. Но как нас это касается? Сколько еще родственников отыщется на свете… О, нет! Ты предлагаешь, ночевать в квартире покойницы? – воскликнула Влада.
Отец там поселился.
Да? Папа на рыбалку сбежал, лишь бы не там… Добрая женщина Дюша – соседка, правильно? У нее большая квартира?
Три комнаты. Просторно. Евроремонт. И насколько я поняла, жильцов двое – хозяйка и ее сын. Дюша приглашает на ужин.
Как она любезна. Спасибо. Говоришь, красавица? И не старая – бальзаковского возраста. Папу она тоже приглашала? Подозрительно, что он торчит здесь уже три дня. Удерживает мечта о рыбалке? Да он терпеть не мог рыбу ловить! а уж червяков насаживать…
Глупости, Влада. Дюше под шестьдесят.
Хорошее вино от выдержки только прибавляет. Как коньяк… Нередко престарелые красотки предпочитают молодых жеребчиков. Наш папа – мужчина… В каком возрасте женщина начинает предпочитать молодых мужчин, мама? Теоретически…
Прекрати свои инсинуации!
Не буду, не буду. Твоя бабушка – соседка Дюша, а не та, которая умерла – образец нравственности… Тогда не согласилась бы она нас приютить? На одну ночь. Мы бы заплатили… - тон у Влады умоляющий.
Про приютить она не заикалась. Хотя очень любезна. Сразу отдала ключи от квартиры на втором этаже. Что мне оставалось делать, как не поблагодарить? К сожалению, мы поговорили с Дюшей до того, как я поднялась и обомлела…
Мама, там же недавно покойница лежала. Я до ужаса боюсь. И ты боишься.
Поверь, Влада, это не самое ужасное. В квартире, поистине, разгром. Жил старый человек, и его ничто не заботило… Очевидно, последние пятьдесят лет не заботило… Серая побелка на стенах и потолке. Мебель из коммунхоза – не ведаю, что означает этот термин – просто на ум пришло. Убожество. Как быть?..
Вспомнила! Толстяк-верзила Поворотов предлагал номера в курортном комплексе. Здесь есть курорт? Тогда почему нет вышек связи?
Горно-лыжный. Название – «Редивей», красный цветок. Недавно построили. Встречалась реклама.
Превосходно! Дождемся папу, встанем на лыжи и закондыбаем. Ты, Вано, впереди лыжню прокладываешь… Как в старину говорилось – где должен быть командир? впереди, на лихом коне. Или на танке. Две борозды можно гусеницами пробуровить даже в твердой породе – не в граните, конечно…
Дети! Замолчали! не то переругаетесь… Надо потерпеть. Дождаться папу. Влада, не ужасайся – да, неприятность, хотя не смертельная…
Не смертельно? Ты молчишь, Вано? Нравится? Мало кортубинских приключений, когда вам хвост прищемили? Не смертельно ведь! Или как? или для кого?.. Борцы за правое дело! Но я-то в справедливость не играла, киоски не трогала – почему должна страдать?
Я не против. То есть, против, чтобы ты страдала, бедняжка. Действительно, останемся, переночуем как люди. Отдохнем. До Кортубина гнать не близко.
Как люди?!
Да. Именно. Если ты заметила, Влада, кругом люди. Даже в Утылве. И нас они слышали.
На этой нравоучительной ноте беседа между братом и сестрой прервалась. Иван настоял, чтобы Влада поднялась с ним в бабушкину квартиру.
Кончай ломаться! Иди! принцесса или даже императрица. Владка, слишком мнишь о себе…
В подъезде они прижались по стенкам – навстречу спускался Поворотов уже без вещей. Приблизившись, начальник СБ ТыМЗ состроил льстивую гримасу на лице:
Ваша мама сказала, что вы переночуете здесь. Не дворец, естественно… Если потребуется помощь, я оставил телефон. Предложение о курорте в силе. Звоните. Всегда готов!..
Под слоновьими ногами деревянная лестница не то, что заскрипела – жалобно распелась: пощадите, люди добрые… Влада критично, не без издевки, оценила риск – лестница-то древняя. Иван предупредительно приложил палец к губам. С чувством исполненного долга Поворотов удалился. Брат и сестра промолчали. Дальше у Влады буквально опустились руки. Кивнув на облезлую бабушкину дверь, она трагически заломила бровь.
Ну, и как тут жить?!
После прохода троих Елгоковых в квартиру, снизу хлопнула другая дверь. Очевидно, любопытная соседка (опять же Дюша). Она выждала минут десять и вторглась к гостям, окинула острым взглядом обстановку.
Влада стояла в центре большой комнаты, не желала зайти никуда больше – ни в спальню, ни в кухню. Не желала ни до чего дотрагиваться. Она вся съежилась, вдавила ноготки в ладони, выпятила брезгливо нижнюю губу. Словно с потолка сыпались ядовитые пауки, на полу валялись кучи рыжей шерсти, а внос ударял резкий и кислый запах. Застывшая скульптура негодования. Нет, ее не заставят!..
Тая, исчерпав разумные аргументы, наупрашивавшись и откричавшись, решила не трогать дочь. Однако потакать ей тоже нельзя. Сегодняшний каприз превысил все рамки. Девчонка обнаглела! Очень бы пригодилась Юлия с ее ежовыми рукавицами, но Юлия в Коммуздяках.
Словоохотливая Дюша попыталась разрядить напряженную атмосферу.
Дорогие гости, надеюсь, не помешала? Я на минуточку… Не отчаивайтесь так. Верно, квартира запущена. Бабушка болела, да и одна она… А я помогу, помогу!.. Это ваши детки, Таисия Евгеньевна? Какие взрослые. Дочка – ну, просто красавица, в маму. Сын же… это ваш сын?
Иван. Сын. Что, не похож?
Почему? Похож. На отца. Еще повыше и пошире. Самостоятельный мужчина… Тогда вот что. Понятно, вы не в восторге. Покойница – не миллионерша – лишь учительница. Жила скромно. Вещи не копила. Только на книжки не жалела учительской зарплаты. Целый шкаф. Русская классика – что в местном кагизе можно было приобрести. Хотя сейчас кто читает книжки? У детей гаджеты. У моего Костяни смартфон.
Мордочка у Влады страдальчески вытянулась.
Мама, о чем она? В том шкафу пылищи – зачихаешься… И похоже, кошкой пахнет…
Ведь можно проветрить. Гвоздь отогнуть и окно распахнуть. Все старые запахи улетучатся, - подал голос Иван.
Тая коротко и сурово ответила дочери.
Не выкаблучивайся. Лучше сделай чего-нибудь. Не стой столбом!
Я прибиралась после похорон. Не стерильно, но большую грязь вывезла. Вещи совершенно не нужные выкинула. Почти чисто. А что бедно… - Дюша щебетала до приторности.
Нормально, - ответила Тая.
А будет еще лучше. Я говорила Максиму, и вам скажу. Кровать бабушки не занимайте. Большой комнаты хватит, чтобы удобно устроиться. Я дам вам две раскладушки – они крепкие. Для мужчин. Дам одеяла, подушки, белье – у меня этого добра… Все приготовлено. И вы же ненадолго – сами решили, что на ночь…
Я принесу раскладушки, - предложил Иван. – А вы с Владой спите на диване. Владка, не изображай мировую скорбь!
Пока прошу ко мне. Ужинать. Я как чувствовала – наготовила на бригаду. Знала, что вы приедете. Ой, не слушайте меня, дуру старую… Прошу, прошу к столу, гости дорогие!
**
В нашей истории (на данном этапе) звезды сошлись чудесато - совершенно по-разному даже для близких и родных людей. На берегу Виждая старший Елгоков сидел возле костра и вел странную дискуссию о цене счастья для всех (самого благородного человеческого желания!), о лицемерии и неблагодарности наследников. Горькая тема и горькие плоды, которые Максим принужден вкушать, а новый друг Килька только подбавлял горечи. Старший Елгоков горевал и даже плакал. Тяжелая ночь для него. Примерно в то же самое время – когда вечер наступил окончательно и зачеркал окна снаружи, младший Елгоков – Иван - вышел на улицу подышать свежим воздухом. И мысли его, пребывавшие доселе в пучине гнева и горечи, впервые устремились в мечтательную сторону. Странное действие оказывало Пятигорье – и близко (на Виждае), и дальше (в кашкукском дворе).
Неспешной походкой Иван приблизился к стрекозиной клумбе. Его взгляд рассеянно бродил всюду. Во дворе не было никого – или ему только почудилось? Неожиданно сбоку – на темном фоне шелестящей зелени - замаячило маленькое светлое пятно. Что там?
В углу двора – рядом с кустами и на расстоянии от цветочной стрекозы – торчал пенек от спиленного тополя. На пеньке сидела девочка аборигенка. Что же у нее сказочно светилось? Не желтый сарафан, точно. Неподвижное лицо, его тонкий розовый теплый покров – словно изнутри теплился красный огонек и расцвечивал кожу. Иван удивился – уже ночь, и девочка была одна. Она сидела на пеньке, подоткнул сарафан, и совершенно не боялась. Подняла русую головку и посмотрела на незнакомца через плечо.
Только не пугайся, - предупредил Иван. - Девочка, что ты делаешь здесь в столь позднее время? Дети дома должны спать. Ты еще ребенок. Мама знает?
Нет. И я не ребенок!.. Я вечером легла, как всегда. Сестры тоже легли. Даже Тамарка сегодня дома ночевала – не с Сережкой, женишком своим… Ну, и папы не было – его часто не бывает. Рыбачит на Виждае.
Где? И как же ты очутилась в этом дворе? если говоришь, спала у себя… Нисколько не боишься? А вдруг злой человек? или… или…
Или ворпань? Нет, не боюсь. Я нарочно дождалась, когда все заснули, тихонько встала и ушла. Я рядом живу – по улице через дом. Вон за детсадом пятиэтажка. Номер восемь… А злой человек – это ты? нет? Поэтому не нужно тебя бояться. Я и не боюсь.
Никого не боишься? Смелая девочка. Ни людей, ни…
Ни нелюдей. Не только из сказок. Разные у нас тут бывают… люди. Есть те, кто как мы – лица, ноги, руки. И даже – Ирэн рассказывала - итальянские рубашки. Дорогущие… У тебя какая рубашка?
Что? Я рубашки не ношу. Неудобно. На мне футболка…
Но ведь в рубашке или в футболке ты – это ты. Или в другой одежде или обличье… Это ты?
Кто? Я?.. Да, это я.
Иван постарался убедительно ответить и даже для пущей убедительности повторил про себя, дернул зачем-то на груди свою не итальянскую футболку. Тут же мелькнула дикая мысль: а действительно? это еще я или уже не я? Кто же тогда? Столько произошло и перевернуло жизнь. Прежнего Ивана нет – уверенного, честного, справедливого мальчика, студента, ярого общественника, волонтера – знающего абсолютно точно, как правильно поступать. Чтобы сделать счастливыми всех. Теперь конец. Это даже не бульк! Ничего исправить нельзя. Новый блестящий танк – не металлолом типа БТ или ГР, а никак не хуже Арматы – что пер прямиком к благородной цели, не сворачивая, теперь валялся на обочине гусеницами вверх. Катастрофа. Танк лежит, а вокруг простирается весенняя степь, которая полнится жизнями тысяч и тысяч существ (сказочных и не очень), звенит многоголосьем, достигая голубых небес. В броню стучат зеленые ветки, сыплются синие лепестки. Положение поистине ужасно. Пахнет резко – бензином и сожженным пластиком и также характерным ароматом, смешанным из алкоголя, пищевых концентратов, кондитерки (дешевым набором палаточной торговли), но перекрывает запах какой-то противной кислятины. Последние запахи из прошлой жизни Иван еще помнил, но зрительные образы улетучились из памяти, словно заслонка упала на глаза. Последние кадры перед своеобразной амнезией – огненный столб, бегающий, орущий, после катающийся по земле от боли… Нет! пусть будут цветочки! так себе, синенькие… Иван стиснул зубы, снова переживая кошмар. Невозможно. Нельзя остаться прежним. Девочка вопрошает: это ты? И ты автоматически отвечаешь: да, это я… Неправда! Ее, неправды-то, много больше вороха синих лепестков. Поездка в Утылву выдумана как бегство. Далеко, как можно дальше от огненного столба – в сказочное Пятигорье. В сказке действует волшебство – взять и вернуться обратно во времени, чтобы столб огня не вспыхнул, и обыкновенный мир не рухнул. И чтобы больше никогда дурацкий танк не пер напролом. Он и его друзья – Серега с Никитой – хотели как лучше, как правильно должно быть. Не по тем несправедливым правилам, установленным мудро и подло, когда умирает несчастный старик бомж, а ты получаешь грамоту за волонтерские старания; или ты оплакиваешь чужого старика, а не родную (двоюродную) бабушку Лиду, у которой кроме тебя нет внука. Слишком жестоко, подло. Иван не чувствовал в душе ничего. Лишь ожесточение. Мир устроен несправедливо! Надо вмешаться, все исправить!
Ждать смирения напрасно –
Наш упертый пунктик – сказка.
Смешная странная девочка что-то спрашивает – она способна понять бездну, куда рухнули чувства Ивана? Эта бездна гораздо глубже подземного дворца ворпаней.
Но ведь в рубашке или в футболке ты – это ты. Или в другой одежде или обличье… Это ты?
Вот про обличье – не про рубашки или футболки - вопрос. Оно все то же. Глаза, лицо, тело, старая одежда (джинсы и футболка), а за прежней оболочкой тебя уже нет. Словно кто-то чужой вместо Ивана поселился внутри – хмурит брови, хрустит пальцами, сорится с сестрой, ест, спит и т.д. Чужак принял Иваново обличье – оказывается, перевоплощаться могут не только ворпани. Не требуются итальянские рубашки поверх рыжей шерсти. Все равно это уже не ты, если перешел черту.
Автор позволит себе малюсенькую ремарку. Разве подобная ужасная метаморфоза случилась с единственным Иваном Елгоковым? А с вами нет? Жизнь диктует свои правила - мы им подчиняемся или протестуем. Тогда прадед Ивана – великий и ужасный Гранит Решов - может, был не ужасней ворпаней, но уж точно перестал быть хуторским пареньком Грицаном Решетниковым. Пора начать понимать – быть прежде всего честными. Как девочка Маша, что просто спросила и выстрелила – попала в цель, в терзания и сомнения Ивана.
Так это ты?
Кто? Я?.. Да, это я.
Иван вздохнул глубоко. Зря он сюда приехал – так согласно думали все тылвинские гости, в том числе семейство Елгоковых. Между тем странная беседа продолжалась.
…реально обмануться. Например, Леськин одноклассник – Лешка. Уже бывший одноклассник – в кортубинский лицей перешел. Умный, но когда мальчишки влюбляются, они глупеют. Хи-хи… У Лешки распрекрасная синеглазая шмара. К нему бегала, приманивала сладкоречиво. Она к нему, а не наоборот… С нашего балкона их балкон видать - дома же рядом... Специально волосы распустит, юбку покороче наденет, смеется так грудью. Смех ее колокольчиком серебрится… Задурила Лешке голову. Он послушный стал… По обличью не рыжая ворпань. Вот что может быть хуже? то и есть!
Хуже? Для кого - для Лешки? Только для него? Если этот ваш ворпань нападет и что-нибудь сотворит? Извини, я не пугаю… Ты же девушка…
Я девушка. Хи-хи… А ты интересный. Большой и сильный. Как Тамаркин Сережка…
Благодарю за комплимент (кто такой Сережка? ворпань - это он?).
Чего? Я не говорила комплимент. Паньке не понравится. Жутко ревнивый. Его здесь нет. Но если появится, ты не бойся – он тебя палкой, а ты отвечай!
Ладно. Последую ценному совету. Звездану, так и быть. Панька – мальчик? твой бойфренд?
Хи-хи…
Выходит, ты сидишь и дожидаешься Паньку? У вас свидание? Куда мама смотрит?
Ясно куда. На любимую дочку – на Томку. Мы с Леськой нелюбимые… Вообще, я глупостями не занимаюсь – на свиданки не хожу. Хи-хи, свиданка и Панька. Стишок…
Послушай, ты тоже интересная… Чересчур смелая для ночных прогулок. Тебя, наверное, уже ищут. Даже полицию вызвали.
Отстань! Ты прям как моя мама. Не бойся, она не ищет. Дрыхнет. Мне же не спится.
Предлагаешь не бояться полиции? Как тебя зовут? Меня Иван. Можешь – Вано.
Машутка… Маша Кулыйкина. И не разговаривай со мной, как с маленькой дурочкой… Просто человек! вот не просто… Да известно, кто вы. Не считайте тылков дураками. Елгоковы. Родственники из Кортубина. Слетелись точно воронье. Ты – сын бабылидиного племянника? Твой же отец говорил, что отказывается от квартиры? А сам занял, и уходить не собирается. Спит на синем диване. А Кефирчика выгнали.
Отец правду говорил. Не нужна ваша халупа. Слава Богу, мы в областном центре живем. И я не представляю здесь ни отца, ни маму – ни тем более Владку. Ее корчить начало даже от перспективы единичного ночлега в Утылве. Трудно сестренке… А какой кефир вы тут гоните? делаете, то есть? скисаете? Свое хозяйство у вас? Корова, молоко, масло, сливки… кефир? Я не употребляю молочное. У меня непереносимость казеина – молочного белка. Спасибо, но кефир пить не стану.
Не кефир, а Кефирчик. Кот.
Странные коты. И что он? Бабушка умерла, а кот наследует, что ли? Почему его нельзя из квартиры выгнать? Пусть бегает, охотится на мышей, ворон. Зверю лучше на воле.
Кефирчик всегда у бабы Лиды жил. Это его дом. У человека должен быть дом, а у кота нет?
Извини. Чушь собачья – или кошачья… Хорошо. Или не хорошо. Как ему помочь? Что предпринять? Я же человек – не кот. Бывший волонтер. Но ради кота…
Чушь – не чушь, а Кефирчик умирает. Ничего нельзя сделать. Ты же не волшебник – и даже не племянник. Ворпани погубили Кефирчика злым колдовством. Они все его силы выпили.
Вот я и говорил. Выпили. Кефир пьют. От чего же его надо спасать? от выпивания?
От смерти!!.. Сперва баба Лида умерла, после ее кот. А вам теперь квартира достанется. Радуйтесь!
Ну, мы-то порадуемся. Зато ты уревелась вся. Вон даже на щеках красные полосы. Обидел кто? Панька?
Никто меня не обидел. И реву я не потому… У меня кот умирает. Ты глухой?
Кто умирает? Кот? Правда?.. Тьфу! а я думал…
Думал? А кот, значит, не человек?.. Ой, да. Не человек. Но тоже живое существо. Никому умирать не хочется.
Это как же? Сколько коты живут? Не триста лет – они не вороны. И не ворпани…
Кефирчик – особенный кот. Другого такого нет в Утылве. Вообще, нигде нет. Я не вру. Тут он. Кефирчик. Вон в траве. Посмотри, если не веришь.
И посмотрю. Куда?.. Ага.
Машутка подбежала к указанному месту, присела на корточки. Под желтым сарафаном торчали коленки – детские острые, сбитые. Девочка сунула худую руку в траву. Только сейчас Иван разглядел в густой зелени что-то большое, белое, пушистое и неподвижное.
Что это?
Как что? Как что? Бедный Кефирчик…
Иван сильно заинтересовался. Он тоже присел рядом с Машуткой, отвернул на сторону зеленые листья, открыв белое тело кота. Осторожно погладил вдоль шерсти. По тому, как он не удивился и не отдернул руку, можно заключить – Кефирчик жив, и да, состояние его плачевное, но обыкновенное. Кот как кот. Или нет? Под шелковистой шерсткой вздымалась теплая плоть – дыхание тихое, мерное. Слабо билось сердце. Пальцами Иван ощутил явно не бездушное чучело. В этот момент Кефирчик сразил зрителей наповал: приподнял голову и открыл глаза – незамутненная, сияющая голубизна осветила, прорезала темноту как прожектором. Иван зажмурился. Но руку не убрал – продолжал гладить. Белые шерстинки мягко потрескивали и покалывали кожу – не больно, а приятно. Кефирчик неотрывно смотрел на Ивана и заурчал. Машутка вытаращилась от изумления. С трудом подбирая слова, проронила:
Э-это… Кефирчик тебя не цапнул? Он не любит чужаков – не подпускает к себе. И большинство знакомых тоже. Гордый, умный, обидчивый. Смотрит вот так пристально и мысли читает.
Мои мысли он не прочтет, девочка… Если бы сейчас кота не видел, не поверил бы… Но такое диво – такой котик… Диво дивное. А ты, выходит, хозяйка кота? Дивья девочка?.. Погоди, а чего он лежит? заболел? Ран у него не вижу. Съел чего-нибудь? У вас в городе имеется ветеринар? Назначил бы лекарство.
Никто не станет лечить Кефирчика. Он не дается. Просто он не кот – не просто кот…
Склонен согласиться. Все выглядит весьма… Тогда что остается?
Ничего. Если сумеет сам себя вылечить… Еще недавно лапами не двигал, и хвост упал как веник, когда мы его с площади тащили… А перед тобой внезапно ожил. Надо же…
Не совсем ожил. Лежит ведь. Давай перенесем его.
Куда? Мама запретила брать Кефирчика домой. У него шерсть лезет…
Логично. У сестры аллергия на кошек.
Я про мою маму говорю. Она не переносит моих друзей – Кефирчика и Паньку. На порог не пустит.
А к бабе Лиде?.. Гм, там сейчас мы. Нас трое, отец четвертый. Тесновато.
Кефирчик не пойдет. Если к тебе он смягчился – гладить позволяет, не щерится – то твоих родичей покусает или поцарапает. Он твоему отцу спину раскровил. Кошачьи раны больные…
Да, и Владка… Но не оставлять же бедное животное на улице. Негуманно. Мои друзья зоозащитники не простят. Надо пристроить кота. Я его потащу. Куда?
Уже придумала. К нам нельзя. К вам – то есть, к бабе Лиде – тоже нельзя. Пойдем к Мобуте. Он добрый. Не откажет. Правда, его сейчас нет дома. Но у него всегда открыто. Дверь нараспашку – заходи, кто хошь. Мы и зайдем.
***
История продолжается. И для двора по улице Коммунальной, 6 подоспела следующая очередь событий. Автомобили один за другим. Начиная с похорон бабушки. Но если взять вчерашний день строго по порядку – сначала буханка Н. Рванова с рыбаками, потом золотистый Хендай Акцент с кортубинскими гостями. А по истечении ночи, едва стало светать, опять Рвановская буханка. Круговорот в природе.
Из буханки вывалились наружу незадачливые рыбаки. Про улов никто не вспомнил. Бледные, небритые, грязные, в старых Дюшиных свитерах и каких-то разбитых калошах. Натурально, бомжи. Самый приличный из компании – Мобутя. Он выглядел обыкновенно, даже аккуратно – не похоже, что сидел и спал ночью на своем плаще. Крепкий брезентовый плащ – еще одно наследство совка. Такие плащи очень могли быть и пуленепробиваемыми. Все возможно. Возможно, Мобутя – или вернее, майор Агап Нифонтов – носил этот плащ еще в армии… Гм, вальсировал в плаще на танке на сопках Манчжурии – а сопки там не ниже, чем в Пятигорье. И что же? Возможно, Мобутя в старом плаще всю жизнь от родной советской власти бегал? И теперь вот надел на рыбалку на Виждай – привычно, удобно, тепло. Спокоен Мобутя был как танк – и это ему привычно.
Зато Максим с Килькой излиха натерпелись. Только не они одни. Дело в том, что буханка накануне уезжала на озеро с тремя пассажирами, а вернулась – очередное чудо – с четырьмя. Кто же четвертый? Все прояснилось быстро на месте. Николай Рванов высадил последним паренька – Лешу Имбрякина, который (как теперь стало ясно) участвовал в жестоком инциденте на обратной дороге с Виждая, когда Максима похитили, приняв его за Петьку Глаза.
Разъяренный Николай тащил Лешку за плечо – тот не сопротивлялся.
Ты! все ты!.. Ну, Лешка! ну, как же тебя назвать после всего? Да знаю я, кем назвать! Просто язык не поворачивается… С кем связался, дурень! Последнее пропащее дело! Мозгов нет? От папашки Имбрякина ничего не передалось? В цифирьках и формулах шарить – не значит в жизни разбираться… Или наоборот, решил, что слишком умный? Типа рыжие зверьки у тебя будут навроде домашних песиков? Посылаешь, а они бегут, виляя хвостами – то бишь, ушами... Они-то повиляют, а ты прохлопаешь! ушами…
Рванов тряс парня за грудки, выкрикивал возмущение в лицо, жарко дышал. Но добиться ответной реакции не удалось. Сообщник ворпаней абсолютно индифферентен. Когда шофер выплеснул эмоции и обессилел, то отпустил парня. Лешка чуть не упал – сделал несколько неуверенных шагов назад, все так же молчал – он язык не поворачивал, а проглотил его.
Сцена получилась шумная, но за ней – за сценой-то – произошло нечто другое, оставшееся незамеченным. Мобутя увидел нового Машуткиного приятеля (парень с девушкой скоротали ночь в Мобутином бараке, ухаживая за котом, и под утро вышли) и замер как вкопанный. Иван выразил лицом максимальную приветливость, но Мобутя продолжал смотреть во все глаза. И не отвечать приветливо. Странный старик. Какой-то доисторический – до нынешней светлой демократической эры. Этот его плащ, белая борода и звание майора – все до нашей эры.
Это он, - Машутка повторила загадочные слова, подвигнувшие недавно Ивана к весьма грустным размышлениям.
Я вижу, - буркнул Мобутя. – Но как же…
А никак… Папа! – Машутка со всех ног побежала к отцу, уткнулась в него. – Фу! дымом пропах…
А как же. Мы ночью у костра… Ты здесь, егоза? Меня встречаешь, что ли?
Я из-за Кефирчика…
Опять сало утащил? Нажаловались люди? Есть же на свете жлобы… Котика караулила, доча? Доброе у тебя сердечко…
Какое сало, папа? Кефирчика едва ворпани не сгубили. Он с обеда лежал без сил. Вечером лишь пошевелился. Я так боялась, так боялась… Нет, мама не разрешила бы. Я без позволения.
Будем надеяться, что мама не узнает. Хотя такой шум поднимается… Эй, потише! Чего орешь как оглашенный, Колька? Не тебя же похитили… Ты сам не Поворотов, но и твою тушу с места сдвинуть…
Килька, ты о чем бормочешь? Кого похитили? Имбрякинского мальчишку, что ли? По виду не в себе он… - уже раздались вопросы со стороны.
Да не его! Он же тут… И не похитили – только пытались…
Зря на парня наезжаешь, Николай. Ты же его заклевал… Твой Серега тоже мог кого-нибудь похитить. Вот приспичит ему…
Кого? Мой Серега?! – в праведном гневе Рванов обратился к тылкам, начавшим стекаться на шум во дворе. Его в ответ не поддержали.
И его приятели. На митинге на площади толпились пьяной оравой. Бутылки кидали. Подстрижены коротко – под братков. Прям банда!.. Как совсем без денег останутся. Как мы все останемся. Будет как на Западе. А че? Уже есть! При СССР рассказывали, что там похищение за деньги обыкновенно. Похитили, а когда заплатили, то и вернули. И всем хорошо. Киднеппинг называется.
Ах, ты, пиндос тупой! Мы не в Америке.
Как ты меня назвал?! Пиндос? Да я тебя…
Американец, то есть. А киднеппингом называется похищение детей. Официальный термин, - поспешил объяснить Килька.
Где здесь дети? И не дай Бог, чтобы детей… Племянник-то зрелый дядька. С животом – потому его с Петькой Глазом перепутали.
Сестры Имбрякины, наспех одевшись, прибежали на разборку в соседний двор. Их никто специально не звал, но Ларисе, наверное, материнское сердце подсказало. Она по своему обыкновению залилась слезами, но сына защищала.
Коля! Коленька! Не трогай его. Пожалуйста…
Он ни в чем не виноват! – Ирэн вторила старшей сестре. – Он в первый раз видит этого племянника. Зачем же его похищать?
Мой сын – хороший мальчик. Он не способен на злодейство… Люди! Скажите! Вы Лешу с рождения знаете. И отца его, и нас. Мы – нормальные люди. Не ворпани. Мобутя подтвердит – он же родственник…
Подтверждаю, - Мобутя махнул белой бородой.
Наш Леша еще несовершеннолетний. Отвалите от него! – Ирэн повысила голос. – Какое похищение?! Сдурели?
Ведь не избежать. К тому идет. Звериный оскал капитализма. Будет у нас до кучи – безработица, мафия, похищения… - со знанием дела вещал ветеран Цыбин.
Ни черта! У нас своя доморощенная мафия покруче. Рыжие ворпани.
И я подтверждаю, - хмыкнул Максим. – Схватили и потащили. Денег не требовали.
Зачем ворпаням деньги? Они скорее хомутами возьмут. И лошадьми в придачу. Или наоборот. Лошадь в придачу к хомуту. Хотя наши ворпани на черном Лэнд Ровере…
Я не лошадь! Благодарю за сравнение. Вот накатаю заяву в милицию… Доржетесь тогда! – племянник погрозил запачканным кулаком.
Совести у тебя хватит, Максим? Жизнь мальчишке испортить, просто походя. Так ты меня отблагодаришь? – глаза Ирэн разгорелись недобрым огнем.
Мне благодарить не за что!
Ой ли?! Ну, ты в милицию к Жадобину, а я к твоей жене. Слезно пожалуюсь.
Чего не ляпнешь сгоряча… Тебя там, на озере, не было. Ты не пострадала.
Максим, вы про что говорите? Кто эта женщина? – жена Таисья с трудом смогла вымолвить.
Про несправедливость, дорогая. Про страдания. Похищения при капитализме. Везде политика. Твой муж ведь политиком собирается стать… Иначе ноги моей не было бы в Утылве!
Посильный интеллектуальный вклад в дискуссию внес Мобутя. На озере он молчал, но здесь же дело касалось его родственника.
Не додавили в свое время гадину. Мы-то старались, а вот вы… Наследнички! Свое наследство не уберегли. На тлетворный Запад побежали. Вас там ждут!.. Счас учился бы парень в институте – и не важно, есть ли у мамки деньги. Важно, чтобы мозги были!
А у тебя, Мобутя, мозги того… склероз не поразил? наповал? Метким выстрелом из танка.
Это вы скоро все забудете. Что вам Сталин дал. Да, Сталин! Школы, заводы, города, целые комбинаты! Не то Лешка сидел бы на хуторе, как мы – как нас четверо босяков… Козопасом на Кашихе – все образование…
Дед, Сталина не приплетай. Своих личных заслуг не умаляй. Не Сталин, а ты тогда воевал на горе Баян-Цаган (правильно называю? не оскорбишься, как за пиндоса?). Награды твои заслуженные. И главная награда – всю жизнь бегать. Сталин помер давно, а ты бегал и прятался. Вот чего тебе Сталин дал! Друзей твоих наградил – кого расстрелял, кого посадил… кого напугал…
Зато теперь свобода! Жри – не хочу… Не на что жрать будет. Уже в долгах. Все клиенты ДеньДжина.
Не нравится, что дед говорит? Он правду-матку режет! Молодежь наша – непуганые идиоты. Они отцов и дедов иначе как совками не кличут. Не ценят, чего раньше добились. Вот Лешка. Его отец Вениамин Имбрякин – башка - этот, как его, супермозг, специалист высшего класса на заводе. А сын его в киднеппинги подался… Позор!
Мда-а, будешь за завод горой, а в награду геморрой… И Мобутю наградили… Все хорошо, что хорошо кончается. С похищением тоже. Все живы – здоровы. Жертв нет.
Хорошо? А ты племянника спроси! Вот скажи! каково это, когда тебя как мешок волокут и бросают? Тут до инфаркта недалеко, - Рванов не мог угомониться.
Да ты как бык здоровый…
Я не в претензии. Кто я такой, чтобы судить о порядках в вашей Утылве. Тем более о заслугах самого Сталина… Форменное сумасшествие! Рад, что не живу здесь… - у Максима скривились губы.
А если бы тебя ворпани в нору затолкали? Не нашли бы даже твои белые косточки!
Говорю же, я не в претензии. Не участвую в ваших играх. Перепутали нас – меня и мальчика Петьку Глаза. Все объясняется просто. Я не такой толстый. За что меня похищать?.. Ну, и дела! совсем хреново. Даже похищать не за что… Я ничтожество! ноль без палочки. Не герой танкист. Кандидат наук, а наукой никогда всерьез не занимался. Вот отец мой был ученым, а я папенькин наследник – фамилия только Елгоков… Наука сейчас не престижна, новые игрушки есть – не война, а бизнес, политика. Полез в грязь и вляпался. Тут и дедушка, и все… Дожил! даже для ворпаней не сгодился. Они меня бросили как… как… ты прав, как мешок дерьма! Пацан Петька им нужен, а я нет… Это оскорбление! Финиш… Дальше. Моя семья меня ни во что не ставит. Дочь крутит-вертит, веревки вьет. Супруга учудила – постриглась и не говорит, почему. Юлия считает это дурным знаком. Женщины! Я, вообще-то, с косами жену брал... Сын не доверяет, отдалился. Кстати, привет, Вано.
Здравствуй, отец. Мы волновались за тебя. Приехали вот. Дядя Гера помог.
Дорогие мои! Как же я вас люблю! Но вы не честны со мной. Утаиваете от меня… Мы – не одна семья, а каждый по отдельности. Не зря Юлия велела ехать к черту на куличики – в Утылву… Все ваша Утылва! Красная черта – не входи, убьет током… или палкой… Ладно, со мной эдакое сотворить! сколько страданий… Но я не позволю, чтобы с моей семьей… Иван, где вы остановились?
Где? У тебя – в бабушкиной квартире. Дюша нас на ночлег устроила. Владка, естественно, разворчалась, но выхода нет. Обе спят на синем диване. Нам с тобой раскладушки.
Мы не спим. Мы здесь.
Кашкук окончательно пробудился. Бурная сцена подняла людей с постелей – уже второй раз за минувшие дни – сперва в гостинице Мара, теперь вот здесь, на улице Коммунальной. Хотя в соседних двухэтажках спало мало жителей. Самым густонаселенным в Утылве считался Новый Быт, а старый Кашкук редел, кашкукские бараки потихоньку признавали аварийными, из них народ уезжал. В таком ветхом бараке нашел приют скиталец Мобутя – в комнатке снизу, а наверх небезопасно подниматься – деревянный пол сгнил и вспучился, сквозь худую крышу по ночам видно звездное небо. Нет газа, воды, канализации. Но Мобутя неприхотлив. По любому поводу не высказывался. Однако сегодня не сумел сохранить привычный нейтралитет, ведь изначальный объект бурного обсуждения – равнодушный парень Леша Имбрякин – его потомок. Мобутя подошел к парню, успокоительно приобнял его.
Никто тебя пальцем не тронет.
Верно, никто не тронул. Пока общее внимание привлекла горькая искренность племянника. Его жена и дочь стояли в толпе. Обе в красивых шелковых пижамах, которые захватили из дома – готовились ухаживать за главой семейства дня два – три, потому сумки были неподъемными – не для гиганта Поворотова, естественно. Помимо пижам в сумки набилась другая необходимая одежда – а что женщины считают необходимостью? Много чего. И как сейчас спать при громких криках во дворе?
Вы в порядке? – у Максима в голосе появился надрыв.
Да, да! А с тобой? Тебя похитили? – женщины уже не сдерживались, отвечая с плачем.
И со мной. Посчастливилось уцелеть. Чудо. Вы не представляете, что со мной было. Дурдом, и даже хуже… Но теперь мы вместе. Вы не представляете, как это важно – вместе, семьей, родней. Человек не должен быть один. Тем более старый человек. Я виноват, виноват. Нет оправдания. Моя тетя… Боже, как жаль…
Максим, ты ужасно выглядишь. Бледный – пребледный… И что за тряпье на тебе? Ограбили?
Ну, еще бы! Я не жертва киднеппинга. Не ребенок.
Папа, тебе плохо. Давай уедем отсюда домой. И все забудем. Чтобы как раньше – до покойной бабушки. Еще до всего…
Доченька, как раньше уже никогда не будет. При въезде в Утылву пре… пересеклась черта. Мир перевернулся. Я кажусь себе подонком… В зеркало смотреть противно. А у них тут не зеркала – наваждение…
Брат! понимаю… - это встрял Килька. – Да, я сам мерзавец… Ты да я – да мы с тобой…
Ну, ну, - успокоила здравомыслящая Дюша. – Все не то, чем кажется. В зеркале Виждая. Не заморачивайтесь. Ты, Килька, опохмелишься и снова как огурчик. Снова начнешь толкать свои дикие теории. Про упадок.
Папа не пьет, - открыла Машутка. – Он так тоску избывает.
Надоели ваши мудрствования, Галина Викентьевна. Помолчите. Я с женой разговариваю. А ты, девочка, иди домой. Завтра в школу… А разве у тебя, Влада, уроки отменили?
Вот и поговорите. Друг с дружкой, обстоятельно. Идите в дом и разбирайтесь. В ваших бедах баба Лида не виновата!
А я виню не ее – себя.
Харе! прекращай себя прилюдно кнутом охаживать, племянник, - Рванов снова вскипел. – Кого ты там винишь… Умерла бабушка! конец… Мы забыли, о чем говорили. О-о… Вот этот вон того похитил! Из моей буханки прямо на дороге. А перед тем стакнулся с ворпанями. И они сообща! Видано ли!!..
Коля! неправда. Не могло… Леша, Леша – он… - застонала Лариса.
Ясненько. Бабские вопли. Ах, сыночек, детонька… Под два метра детонька – чуток пониже… Он машину тормознул и мое внимание отвлекал. Целый план разработал... Ты на чью сторону переметнулся. Лешка? на вражескую? Молчишь как партизан на допросе? Ногти рвать и носы!
Все они такие! Лбы! Лешка с Петькой! Да вот такой же стоит! в джинсах, с синей челкой до губы. Приезжий. Едут и едут сюда... Твой, что ли, племянник? Ну, сочувствуем…
Килька, он с твоей дочкой ночью общается. Ты же пьешь без зазрения совести! Еще отцом называешься!
Машутка больно шустрая. Хоть на мордашку не очень. Прабабка ее Калинка тоже не красотка, а парнями вертела. Мобутя подтвердит. Он сегодня что угодно подтвердит, лишь бы Лешку выручить.
Я своего Сережку (тьфу, не Лешку!) учил! Не многому научил, - Рванов ожесточенно расчесывал толстую красную шею, затем затылок. - Горбатишься, жилы из себя рвешь, сутками за баранкой, чесотку, видно, в рейсе подхватил… а в ответ эдакое сказочное хамство... Значит, с ворпанями заодно, Леха? Раскатал губу-то! подрежут и ее, и нос твой как Тулузе. Уж на что уголовник крутой, а теперь еще и безносый… Ворпани останутся такими, как есть, а тебя скоренько приберут, да еще скорее утопят как тот хомут в Негоди. Сбулькаешь, умник! И уже не всплывешь больше… Матку твою жалко…
Ты ему кто? Отец? - Ирэн не помедлила огрызнуться. - Иди своего воспитывай. Всегда с пивом, в веселой компашке. Хулиганят! Серегиных друганов уже с завода погнали, а их станки пилят и на металлолом возят. Сукин с Тулузой стараются. Теперь на водку перейдут – парни, а не станки... Наш мальчик учится… учился. Пивом не наливается. Трудности у него – а у кого их нет. Это временно. Осенью опять в лицей поедет. Да, Лешенька?
На какие шиши? На вас кредит висит – для кого брали? опять же для него! Не стыдно, парень? Мать все глаза проплакала, у соседей назанимала, к Сукину кровососу ходила кланяться… Ларка, для тебя скажу. Иринка слушать не станет. Что-то надо делать. Поздно словами воспитывать. Лучшее средство – взять ремень и всыпать по первое число. Чтобы долго сидеть не мог. Полежал бы, поохал, намотал сопли на кулак… И после работать, работать!! посылай. Труд сделал человека обезьяной. Э-э… нет… Чтобы мысли вредные в голову не лезли. Все горе от ума. Эк я сказанул – точно в граните начертал… А если у кого мозги тяжельше гранита, то лечить ремнем! Если сама не способна – зови, помогу! от чистого сердца…
Ну, вы!! Заткнитесь, - сильный юношеский голос прорезал общий гвалт.
****
На общей сходке во дворе бабылидиного дома молчавший доселе Леша Имбрякин стряхнул с себя оцепенение, выпрямился. Оттолкнул Мобутю. На Лешкиных щеках вспыхнули красные пятна. Начал говорить отрывисто, как откусывая слова и бросая в толпу, затем речь полилась складно, ярко. Долго в Утылве пересказывали, перевирали, удивлялись. К Лешке всегда относились серьезней, чем к его другу Петьке.
А почему мне должно быть стыдно? Что это, вообще, такое? Глупые понятия – от них пахнет залежалым старьем. Кому в наше время стыдно? Только мешает жить – особенно жить хорошо. Вы знаете, как сейчас люди живут? Нормальные люди - не тылки в дикой Утылве – да хотя бы в Кортубине. Торговые центры, рестораны, казино, шикарные машины – вот как директорский Мерседес или Лэнд Ровер. Все миллионы стоит, а мы здесь над копейками трясемся, прозябаем, при любом случае вспоминаем хомуты… И поделом нам! Скорее гора Марай покажется, чем найдется выход… Нет выхода – нет будущего. Каждый сам за себя. Вот и я за себя буду. Никому не обязан. Ну, только тебе, мама – тебе и Ирэн. Вы меня вырастили, спасибо. А дальше я уж справлюсь…
Ларка, твоего переклинило. Миллионы и хомуты? Один хомут был!..
Кто сильней, тот и прав, - воодушевился Лешка. - У кого глаз острей, когти крепче. Слабаки проигрывают. Ворпани честней – они за красивыми словесами не прячутся. Люди как звери – неважно, рыжие или нет. Честно и ясно.
Опять подтверждаю. Какие там словеса! Выволокли без слов из буханки и потащили. Я и охнуть не успел, - Максим вклинился не к месту, взгляд сына Ивана его предостерег.
Про отца – это в воспитательных целях было? Я вырос! Отец всю жизнь на заводе – и умер, на нем числясь. Общее дело! общее благо! Сказки это. Надо быть сильным, чтобы урвать свое. Просто так никто не даст. Лучшие куски давно распределены и даже съедены. Я выбраться хочу. И жить не хуже вот того – внука бабы Лиды. Эй, ты! Знаю я тебя. Среди первокурсников вас сразу отличишь. Избалованные детки родителей начальников или бизнесменов. Разъезжают на авто, торчат в клубах, ресторанах. Пачки денег – вы их не считаете, папанька еще отстегнет. Ему же совесть не мешает – и мне тоже... У вас свой клуб. Клуб избранных!.. На все пойду! дабы выкожилиться и выкарабкаться! Не слабак.
Ларка, это же законченный преступник! Вырастила мать…
Ярлыки не навешивай, Цыбин! – Ирэн разъярилась. - Леша ничего не переступил. А если каждому за его заслуги статьи присуждать, то и ты не безвинен! Ага, знаем, как вы у себя в Совете ветеранов деньги распределяете! И внук твой Юлик в незаконном митинге участвовал! Мобутя, подтверди, что политическая статья гораздо серьезней, чем уголовная!
Подтверждаю, - борода у Мобути от беспрерывных киваний разлохматилась.
Искренняя Лешкина ария отнюдь не была близка к завершению.
Эти, которые нам про честность да про любовь к Родине толкуют – им ничуть не стыдно. Набили мошну, а теперь им честные рабы понадобились. Чтобы их состояния приумножали, а себе ни копеечки не утянули – воровство ведь! Смешно – вор у вора дубинку украл, а тут не дубинку – прутик, что на земле валялся… И не о Родине они заботятся, а о сохранении порядков, что им выгодны. Надо же, со всех экранов льется – да заглотнись!.. Спрашивается, чего мне в Утылве ловить? Я, дурак, попробовал, как учили. Наши учителя – Агния, баба Лида. Одна коммунистка, другая – ну, не столь упертая, но безнадежная – у нее ничего нет, а ей и не надо, а книжки ее – сказки Пятигорья и другие - вообще, никому не нужны.... А я хотел! Хотел как отец. Но, видно, рылом не вышел. Хотел на бюджет пробиться, однако даже на год в лицее денег не хватило. У матери больше денег нет, долги лишь… Мы – быдло, и уготована нам участь быдла. Тылвинское быдло по рангу ниже кортубинского… Сколько мне могла дать мать? После года учебы – да нисколько! Я работу поискал, но у нас в общаге строгие порядки – пропускной режим, воспитатели – мы же еще несовершеннолетние. Государство на воспитателей денег нашло, а студентам на прожитье… Обучение бесплатно, кормить должны родители. Мать не может. Ее с завода сократили, и завод скоро закроют. Всю Утылву закроют! А вы сидите, терпилы! В луже… Что скажете в оправданье?
Ответить захотел лишь один – такой же молодой, порывистый, оскорбленный. Иван Елгоков немногим старше Леши Имбрякина.
Э-э… Алексей? Все, что ты говорил, обличал… Я понимаю. Ты не поверишь, но я не такой! Не бездумный прожигатель папиных денег. И не терпила.
Конечно, не такой! - воскликнул Максим. - Мой сын – хороший, умный, честный. Не хуже вашего Лешки. Чего греха таить, я бы мог позаботиться о поблажках, однако Вано всегда отвергал… Он помешался на справедливости! Я и Юлии сказал… или Юлия мне сказала… Вано честно поступил в институт на бюджет. Да, я готов был заплатить… Гм, наверное, несправедливо. Но почему я должен чувствовать вину? Я – состоятельный человек, хотя не олигарх…
Да, мой отец не олигарх. И я не наследный принц. Это дядя Генрих – олигарх, у него свой сын - Дэн…
Который олигарх? и который сын? Запутались…
Дядя Генрих – это Генрих Прович Сатаров. Неужели не знаете? А мы – Елгоковы.
Это что? это как? – толпа живо зароптала. – Получается, вы не только бабе Лиде родня, но и самому Сатарову? Охре…ть! Кто к нам в гости пожаловал!.. Тогда Гранита Решова девать куда, а?
Чтобы решить куда девать – затем приехали и ловчат. Гранит-то неудобный предок для нынешних капиталистов. Гранит против капитала воевал! И после выжигал каленым железом. В лагеря сажал эксплуататоров и олигархов. Герой!
Я не олигарх! Я ученый!
Кто такой Гранит, отец?
Я тебе объясню, Вано… Но это не отрицает факта, что мой сын – честный и порядочный. Он не прожигает жизнь! он прилежно учится. А еще он волонтер! добросовестный бескорыстный помощник. Мой сын! Можете костерить меня, но не сына!
Отец, я уже не волонтер. Вышел весь.
Ой, как интересно! Слушайте, слушайте… Вот как бывает. А вы на нашего Лешку ополчились. Да он же котенок в сравнении с ними, - всплеснула руками Ирэн.
Лешка тоже немало наговорил. Пусть сгоряча, но он же действительно думает…
Думает! И беда в том, что ты ему думать не запретишь. Котелок варит и булькает. Лешка много правильного сказал. Нельзя не согласиться.
Где неправда в моих словах? В чем я соврал?
Народ в ответ безмолвствовал. Глупо обсуждать очевидные вещи, разбивать иллюзии. Глупо доказывать, что ты не лох, что все мы не лохи. Мы не рабы - ой, не лохи - лохи не мы. ПРАВИЛЬНО?!.. И тут в тишине заиграл негромкий смех. Словно рассыпались ячейки серебряной цепочки, мелодично позванивая. Кто же уронил?
Правильно, Лешенька. Ты все сказал правильно.
Ведь так случается, что даже объяснить сложно, а вот почувствовать… Сейчас во дворе люди говорили, спорили, кричали до хрипоты – да, многое друг на дружку вывалили. Но это ничего. Утро вечера мудреней. Вечер убыл в туманную даль, ночь погрузилась в воды Виждая, и утро непременно расцветет во всей ясной красе. Скоро. Сумасшествие закончится. Или нет?..
Серебристый смех волной накатывал от дальнего угла двора – от глухой стены заброшенного барака. Там шуршало целое царство сочной, толстой крапивы. Но не крапива пахла отвратительно, кисло. На светлой стене – на уцелевших кусках штукатурке – заплясали тени, которые затем сгустились в женский силуэт с соблазнительными извивами. Толпа напряглась: вот оно! а что оно-то?.. Из тени вышагнула загадочная фигура. Незнакомка с чудным синим взором. Да, незнакомка, поскольку в таком дерзком обличье тылки не видели ее никогда. Одета просто, по-девчоночьи. Джинсовая куртка, синяя юбочка до середины бедра, открытые босоножки. Красивые загорелые длинные ноги. На лице яркие мазки косметики – все в блестках – веки, щеки, губы. Молодежная стрижка. Нет дорогих украшений – бриллиантовых серег, цепочек, браслетов. Яркая пластмассовая бижутерия. Жвачка во рту – она надулась пузырем и лопнула – чпок…Тылки дружно раскрыли рты, не последовало ни от кого комментариев. Ведь это была она – Варвара. И вместе с тем не она – не директорша. В удивительном преображении очень умело использованы нарочитые штрихи вульгарности, эпатажа. Оценить уровень мастерства способна лишь Ирэн (или еще одна – или две - особы женского пола: госпожа Елгокова с дочкой), остальные зрители наивны – легкая добыча для синеглазой сирены.
Ирэн ощутила, что уязвлена – здесь она не вправе надеяться на легкую победу, а ведь в Утылве Ирэн отродясь не встречала конкуренции. Многое изменилось за время, потраченное в Карловых Варах. В любом случае сейчас перед толпой (и перед Ирэн) продемонстрирован в древнем искусстве обольщения высший пилотаж. Цель диктует методы и средства. Варвара поймала – залучила в свои сети – Утылву, и еще насадила наживку для молодого глупого карася (Лешка оскорбится, если услышит так про себя). Ей удалось – старательно прикармливала (ночами под балконом) и подсекла карасика! Эй, Лешка, будешь трепыхаться?
Это же… это же… - толпа в ошеломлении.
Да, это я. Ну и? Чего уставились? Три ноги увидели или рыбий хвост, как у вашей дурочки Калинки? Убедитесь – нет ничего. Все как у людей – у вас, то есть.
Варвара Пятилетова (теперь абсолютно ясно) отлепилась от барачной стены и, позванивая пластмассовыми клипсами в ушах, вышла на свет. Распахнула колдовской синий взгляд. Красавица нежно улыбнулась Лешке Имбрякину. Снова надула и лопнула жвачку.
Чпок! Теперь ты убедился? Наконец-то, Лешенька. Ты повзрослел. Стал мужчиной. А они все – твои тылки – смешны и жалки. Лепечут про стыд. Про прочие глупости. Назойливо учат жизни. Сидят в луже, которая скоро пересохнет… Мир вокруг – не безопасная лужа, где главные прожоры – личинки стрекоз. В мировом океане с кишащими хищниками найдутся и покруче корыльбунов. Еще какие! Попадаются уникальные экземпляры. Твердокаменные. И неважно откуда – даже с хуторов – из самой, что ни на есть грязной лужи… Всегда одни служат пищей для других – и первые не обязательно мелкие, хотя уж точно самые глупые. Ведь ты не глупыш, Лешенька? Ты умный и сильный! Мир для таких, как ты. Не тушуйся. А уж если сделаешь, что мне обещал… Чпоки - чпок…
Скандальный молодой оратор тоже улыбнулся – вернее, попытался, словно чужие пальцы раздвинули ему губы. Он подался к синеглазке, отпихнул цепкого Мобутю.
Не мешай, дед!
Ирэн, переводя глаза с племянника на Варвару и обратно, осатанела – подобные фокусы она выучила наизусть и сама не раз проделывала. Прокусила губу до крови.
Вот, значит. Вот кто твоя любовь… Под балконом, значит… Я здесь, Инезилья, стою под окном… О! вот дурак, идиот клинический! Стой! Стой, тебе говорю! Не смей к ней идти... О чем это я… Да-а, сели мы в лужу. Лешка, одумайся! Ты же для нее бездумная личинка. Она тебя чпокнет, плевком перешибет…
Ирэн, не твое дело. Я мужчина.
Кто?!!
Лешенька, ты куда? К ней? к этой… – запричитала Лариса, прижав руку к сердцу. – Не пущу! О-ох! ох… Не могу я… Темно, не вижу…
Лариса начала медленно оседать. Рванов ругнулся и подхватил ее подмышки.
Ларка! Эй, ты чего! Глаза-то не закатывай. Рано помирать. Тебе мозги детоньке вправлять надо. Пропадет без матери. Съедят хищники-то… чпокнут…
Ирэн суетилась возле сестры, заглядывала ей в лицо – та побледнела, похолодела, под трепещущими ресницами блестели одни белки.
Ларочка, не пугай… Успокойся, дорогая… Это сердце у нее замирает. Есть у кого таблетки? – Ирэн почти закричала.
У меня. Нитроглицерин. Поможет? – Цыбин трясучими пальцами вытащил пузырек, принялся откупоривать, сыпать таблетки на ладонь.
Дай! – Ирэн словно коршун кинулась на добычу. – Долго сопли жуешь!
На… вот бери. Сразу две под язык. Высосать надо. Дай я сперва, ик… - Цыбин сунул в рот и от волнения проглотил. - Полегчает. Должно полегчать… И мне…
Не слушая старика, Ирэн ловко пропихнула таблетки между Ларисиными вялыми губами. Она и Рванов пристально наблюдали за розовеющим потихоньку лицом бедняжки. Выждав минуту и трубно выдохнув, Рванов громыхнул, не раздумывая:
Ты будешь стоять и смотреть, паразит? Мать умирает!
Мамочка! – Лешкин голос взлетел до высокой детской ноты. – Мамочка, что с тобой? Мамочка, не умирай! Я все, все… я на все… Я же не только себе – я и для вас… Ирэн, надо немедленно врача! У нее же никогда не было с сердцем…
Было. Последний год началось. Ты в лицей поступил, а она за тебя волновалась. Тут на заводе неприятности, и кредит на твою учебу, и я уехала, чтобы заработать… Лешка, ты помягче с мамой. Не похищай больше никого, пожалуйста. Черт с ними, с деньгами… Лучше уж черт, чем эта…
Кто я? – с суровой угрозой спросила Варвара.
Злодейка она! - ляпнула Машутка, но только совсем не ожидала, что в толпе ее услышат. - Ведьма синяя, ядовитая. Распускает свой цвет, околдовывает, воли лишает. У Лешки вашего голову откусит…
Варвара нависла над девчонкой. Разительный контраст. Машутка – щуплая, нервно гримасничающая, в мятом сарафане с пришитой лямкой – едва доходила директорше до плеча (и это лишь при условии, что вытянется на носках, елико возможно). И Варвара – высокая, фигуристая секс-бомба, хоть и в подростковых тряпках. Она презрительно хмыкнула:
Мелюзга. С откушенной головой и без рыбьего хвоста, как уже было. Дохлый номер... А рыбину-то кот слопал или сдохла? Где это мавкающее чудовище?
Не скажу, - Машутка аж посерела от ужаса, но произнесла раздельно. – Не доберетесь вы до Кефирчика!
Позвольте, мадам, - встревожился Килька. – Принужден вмешаться… Дочь моя не виновата. Привязалась к котику.
Твоя дочь. Ты виноват. Допился до чертиков. Сам же себя мерзавцем называешь. Лукавишь.
В философском смысле…
Ах, в философском? – Варвара приблизилась вплотную. Накатил резкий кислый запах. – Не морщись!.. В философском смысле, говоришь? Давай попробуем в физическом. Чего уж проще…
Внезапное неуловимое движение (прям как ворпани на мосту). Варвара двумя пальцами зажала Килькин нос и поводила им из стороны в сторону. У тылвинского философа от боли слезы брызнули.
Радуйся, что с носом, а не без него! Алкаш несчастный! Что ты там бормочешь про упадок? Тебя разве спрашивают?!
Прекратите издевательство! – в безотчетном порыве Иван шагнул вперед и загородил собой отца и дочь Кулыйкиных. – Я не позволю. Неважно, кто вы.
Вот и защитник материализовался. Через портал? Ишь какой – или не такой как все. Не терпила. Студент, бывший волонтер, правнук Гранита. Великолепно! Животных любишь? котов? А людей?.. Помог девчонке котика спрятать? Найдем и приспособим подо что-нибудь. Под приличный воротник. Мне пойдет белый цвет. Или не пойдет? Тогда можно бензином облить и поджечь. Весело горит! После не замавкает…
Да что же это за-а… А-а! скорую надо вызвать! Сестре плохо, они же треплются…Пусть директорша, пусть хоть кто…
Ира, Ира, не шуми. Мне уже… уже лучше. Отпустило… Лешенька, мальчик мой ненаглядный!
Мама, прости. Прости меня, идиота.
Пойдем домой, сыночек. Там посидим, отдохнем. Ты же не завтракал. И дома не ночевал… Я зажарю яишню, как ты любишь. Чайку попьем.
Мама, дома ты сразу ляжешь. Возражать не вздумай!.. Ты идти сможешь?
И-и, Лешенька. Дойду сама… Вот только…
Леха, смотри. Если требуется, дотащим с тобой на пару. Давай, я ее подхвачу. Нетяжелая у тебя мамка.
Спасибо, дядя Коля.
Семейная троица – Лариса посередине, а Ирэн с Лешкой по бокам – двинули к своей пятиэтажке. Сопровождающие следили, чтобы не слишком быстро. Но Ларисе действительно стало лучше. И все бы ничего, но уходя из бабылидиного двора, Леша украдкой бросил взгляд на синеглазку, сделал незаметный прощальный жест.
Имбрякины ушли, а Варвара все еще стояла перед толпой. Ее ничего не смущало – учиненная ею скандальная выходка, или что мужчины видят ее голые коленки (и любуются ими), дружная женская враждебность. Варвара была бестрепетна и безмятежна. Кто-то не утерпел и, спрятавшись за спины, крикнул:
Что? съела? Ведьма!..
Съела, - Варвара красивой бровью не повела, только звякнула клипсами. – И не подавилась ни разу. Вы меня не жалейте. Вы о себе думайте. Неужели весь бред, что вы здесь несли, заслуживает иного звания, нежели полного бреда? Как вы, вообще, собираетесь… ну, вообще…
Толпа закаменела. Лица суровые, неприветливые. Наконец-то первый серьезный вопрос – кратко и по существу.
Завод закроют?
Ого!.. Сложная ситуация. Пока решается на высоком уровне. Решают власти и холдинг. В холдинге сейчас все сложно – не только у вас в Утылве. ТыМЗ генерирует одни убытки. Объективно.
Тогда нам куда?
Вы взрослые люди. Не личинки – так никто не считает, уже вы особенно... Тогда вы, взрослые и независимые, ответственны за себя и свои семьи. У нас не совковый зоопарк – корыльбунов в клетках не держим. Все свободны… Завтра – уже сегодня, через час - начинается рабочая смена. Опоздальщиков и пьяниц сразу на выход. Лично проверю.
Варварин голос ровен – словно звучит из директорского кабинета. Выразила, что хотела (не больше, но и не меньше). Вроде подвела черту. Указала тылками на их место. Однако в синеглазой ведьме напоследок взыграло озорство – следуя своей неожиданной роли, она картинно выплюнула жвачку в крапиву.
Чпок. Расходитесь по домам. Пьеса сыграна. Спасибо за внимание. Все свободны. Все на выход.
Словно повинуясь гипнотическому приказу в ее глазах, народ стал расходиться. Сборище в бабылидином дворе быстро редело. На проигранном поле боя воплотилась изначальная диспозиция. Известные участники - девчонка в сарафане, рыбаки и родственники олигарха Сатарова – семья Елгоковых. В Пятигорье начинался новый прекрасный день.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
*
Весть об утреннем сборище в Кашкуке разнеслась по городку. Оживленно обсуждали театральную выходку Варвары Пятилетовой. Уже экс-главе Утылвы Владимиру Игнатьевичу Щапову все было доложено в первую очередь. Тылки же на идиоты, а директорша, предчувствуя близкую победу, буквально на раз сбросила маску – умным достаточно.
Оказалось, чувства тоже доступны Варваре – ну, или хотя бы предчувствия. Нахождение среди людей (особенно тылков) повлияло. А Варвара уже несколько месяцев разруливала здешние дела. И она ведь не соврала толпе – ситуация в холдинге Наше Железо, куда входил и ТыМЗ, действительно, тяжелая. ТыМЗ, подобно другим заводам в городах и поселках Кортубинской области, превратился в обременение. Ну, в Пятигорье же вечно кто-то (или что-то) превращается. Станки в металлолом, ворпани в топ-менеджеров, властная директорша в вульгарную девицу, озеро Виждай в дивье зеркало, представитель уважаемого семейства Елгоковых во внука ужасного Гранита Решова. И даже сам Гранит… о нем позже – или наоборот, о нем все время. Да, еще нормальная жизнь превратилась непонятно во что – не только в Пятигорье, но и в стране. Если же попробовать понять и разобраться?
Разбирательство потихоньку идет. Украденные Петькой Глазом из гостиничного номера бумаги пригодились. Естественно, для несведущих это китайская грамота – и таких, почитай, вся Утылва за единичным исключением. Кого же исключаем – или наоборот, включаем в разбирательство? Владимир Игнатьевич Щапов. Интересная личность. Бывший комсомольский функционер и советник в Афганистане, бывший городской начальник, бывший коммунист. Эпитет «бывший» прилагался везде. Бывший нерядовой совок. Давайте вспомним бывшие стереотипы. Бывший СССР. Брежневская номенклатура – это когда мозги жиром заплыли и склерозом поражены. Торжествует застой. Идеи исчерпали себя. На важных постах сидят сплошь карьеристы, конформисты, сытые мудаки. Все счастливы. Были. Владимир Игнатьевич из тех благополучных, канувших в Лету времен. Опасная вещь – стереотипы (плохие или даже хорошие). Щапов был коммунистом последней формации. Искренним, великолепно образованным. Закончил Московский финансово-экономический институт, готовивший на протяжении десятилетий профильных специалистов для народнохозяйственного комплекса страны. Укладывается ли это в стереотипы, что раньше, при тоталитарном режиме, существовали лишь партаппаратчики, идеологи, гэбисты с диссидентами, космонавты и деятели культуры (как без них? без культуры пропадем в любые времена)? Вообще, свободной жизни не было!
Насчет того, что было, а сейчас нет – или же никогда не было. Нынешней отечественной элите не откажешь в уме и изощренности – кругозор свой расширила, премудростями рыночной экономики овладела, узнала цену благам современной цивилизации, мимикрировала – сколько всего проделала… И как достоинство подчеркнуть - исторический опыт не отвергла, ощутив притягательность (и пользу) собственных традиций – всему этому мессианству и византийщине. Ясно, что это родной воздух, которым Россия дышала всегда. Туземные (тутошние) вожди в соболиных шубах уже не готовы отдавать сокровища своего племени за стеклянные бусы – ой, извините, за демократические идеалы. А наиболее продвинутые из них не готовы даже за личное благосостояние (так мелко уже не плавают).
Ах, если жить под тыщу лет
Довольно и богато –
Но так не будет круто – нет!
Совсем не чудесато.
Положение, как говорится, обязывает. Также историческое наследство давит. Демократический статус единодушно одобрен, советские бороды сбриты, каракулевые папахи сносились, портреты членов Политбюро содраны, самобичевание исполнилось. Путеводная звезда – Европа. Туда мы идем - как всегда, когда у нас ноги подкосились, и начинает закрадываться мысль, какие мы дремучие и сиволапые, а соседи с вежливым сочувствием подтверждают. Но только стоит малость оклематься, поворочать мозгами, и снова золотая аура самовластья завораживает. Дворцовые палаты, царская шапка и бармы, скипетр и державное яблоко. Блеск бриллиантов, сапфиров, изумрудов, отполированного золота. Избранный президент и элита страны – сенаторы и депутаты, судьи, министры и губернаторы, олигархи и пр. – царь, князья и бояре, окольничьи, стольники, дворяне... Собольи шубы, горлатные шапки…
Откуда в российской элите после катаклизмов ХХ века - его достижений и трагедии, подлинного триумфа России (или СССР – НЕВАЖНО) – да, триумфа! сперва идей, а потом государства – такое нечеловеческое (хуже, чем у ворпаней) презрение к людям? Причем складывается впечатление, что чем выше власть, тем больше ее носителей это презрение буквально иссушает, разъедает изнутри. Как же они нас презирают!! Как мы их (и они нас) зае…
Утылва – малая частичка России. Не самая продвинутая. Совсем не героическая. Сиволапая. Отношения областной центр – Тылвинское МО или холдинг Наше Железо – ТыМЗ есть в миниатюре все тот же внутрироссийский тип отношений. Мудрое руководство и сиволапый народ – здесь все уже устоялось, заматерело. Не президенту, а царю Петру I приписывается выражение «подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». Вполне вероятно, Петр этого не изрекал, хотя очень мог бы. Современный вариант: ты начальник, я дурак – я начальник, ты дурак. Абсолютная ясность. Как замерший красный диск над Пятигорьем… И это в бывшем СССР и со всеми нами – бывшими. Что ж, пеняйте на себя. С бывшим В.И. Щаповым так нельзя.
Продолжим нашу сказку. Про наследство. Про царей и президентов, про святых и инсургентов. Ах, нет, святых трогать не будем – на то они и святые. Что-нибудь попроще. Например.
Однажды бог Энгру решил позаботиться о зверях. Чтобы тепло и надежно им стало. Прибежал к нему кот и получил белую пушистую шубу, а ворпани опоздали – им после всех только рыжий облезлый мех достался, звери еще посмеялись: зачем вам? в темных норах не разглядеть. И возненавидели ворпани кота.
Или. В молодости потерял на кладбище свою вещь (узел с рыбой или еще что), а перед смертью возвращаться пришлось – вещь лежала и дожидалась.
Или еще вот. Решил холдинг закрыть убыточный завод в маленьком городке. Никому не нужно и не жалко производство, отставшее на полвека. И наплевать на Утылву и тылков. Для очистки совести (которой нет, поскольку это хрупкое свойство губится презрением на один раз – или на бульк…) кинут местному быдлу пособия. И все. Остальное НЕ ВАЖНО. Что они ТАКИЕ ЖЕ ЛЮДИ. Холдинг ничуть не волновала реакция аборигенов – чего они там хотят. А уж думать, осмысливать быдло не способно в принципе. Пойдут, куда погонят. Персонал ТыМЗ – за ворота.
Опять ремарка от автора (задолбал уже?): думается, что в других странах, по сути, так же. Только шубы мехом внутрь носят, чтобы людям глаза не мозолить. И вместо царей – президенты или премьеры… А ведь у нас могло быть по-другому…
Варвара и ее коллеги в Стальинвесте не допускали вероятности, что кто-то им помешает. Им – проницательным, современным, умудренным в главной науке – науке делать деньги. Отрастившим острые когти и рыжие волосья ворпаней. А здешние – эти заводские механики, технологи, конструкторы, плановики, бухгалтера и др. – безнадежно отстали, закапсулировались в совке. Вместо технических справочников, стандартов по металлорежущему инструменту и станкам, теории механизмов и машин, основ конструирования, и т.д. – всей этой чепухи – рулят рыночная экономика, бизнес-процессы, трейдинг и т.д. Что в этом понимают аборигены? Цель завода – производство прибыли, а не пресс-ножниц. Вот так!
Что ж, пусть будет так. Только посмотрим, как оно будет…
Наш рассказ не прервется ни разу. Тем же самым утром супруги Щаповы устроили посиделки на улице, в летней беседке. В этом году в первый раз, и погода очень способствовала. Привечали дорогого гостя – экс-директора ТыМЗ Васыра Бориса Сергеевича.
Щапов и Васыр знакомы были с самого начала – с бюро горкома, когда состоялось назначение нового секретаря. Владимир Игнатьевич поселился в Утылве, и нельзя сказать, что эти двое прониклись друг к другу симпатией – чай, не юные институтки, а зрелые мужики. Оба представляли местную власть – разные ее ветви. Щапов – партийную, а Васыр – хозяйственную. И как бы никто не горел желанием подвинуться. Но еще они отличались разумом, сдержанностью, были научены нелегким опытом обращения с людьми. Их работа – у каждого на своем посту – сцепилась и продолжилась в тесном сотрудничестве. 90 годы - крах государственных институтов и производственных связей, новые правила (а точнее, беспредел) - укрепили отношения. Это не дружба – подружились они годы спустя, пришлось пройти через многое и руководить Утылвой. Дж. Рокфеллер - акула капитализма и враг коммуниста Щапова - изрек мудрую мысль: дружба, основанная на бизнесе, предпочтительнее, чем бизнес, основанный на дружбе. Если заменить у Рокфеллера бизнес на работу, то мудрость применима и здесь. Всю жизнь занимавшиеся реальными делами, друзья теперь в отставке, но покой им приелся быстро. Решили тряхнуть стариной. Хотя оно им надо? власть, завод, деньги, акции. Суета сует.
Нынешние демократические порядки допекли тылков. Недовольство зрело давно – при череде директоров, которых холдинг присылал на завод после ухода Васыра. Наблюдая эту свистопляску (и в ней вынужденно участвуя) тылки дивились – на их примитивный взгляд директор есть директор, хозяин. Как может директор исполнять? быть исполнительным директором? Нечестная игра. Ни один из посланцев холдинга не сравнился со старым директором. Васыр, как говорится, на производстве собаку съел. Следом за ним пошли пустышки – должность имели, но заводчане их в грош не ставили, ТыМЗ жил и работал сам по себе, а его сменяемые и исполнительные директора сами по себе в высоком кабинете. Предпоследний случай всех поставил в тупик, когда в руководящее кресло посадили человека с первым профильным образованием биолога и даже в звании кандидата наук. Уже чересчур кандидатов в Утылве. Биолог, правда, успел поучиться в столичном институте бизнеса и делового администрирования – эй, тылки смельчаки! съели? или вы только Варваре кричите, спрятавшись за чужими спинами? Не только Максим Елгоков захотел заняться прибыльным делом – политикой, бизнесом. Биолог продиректорствовал недолго и покинул кабинет, не оставив ни дурной, ни хорошей памяти. Сейчас на его страничке в интернете вывешена заслуженная характеристика: управленец и предприниматель с подтвержденным опытом развития бизнес-активов. Солидный опыт работы в частных компаниях в сферах машиностроения, химии, ритейла и недвижимости. Сфера машиностроения – это про Утылву? ахти нам!.. Потом появилась госпожа Пятилетова.
Проницательная Варвара быстро разобралась в неформальном соотношении сил в городке – кто чего стоил. Про Васыра она, естественно, слышала и не обрадовалась его возвращению из Германии. Но по степени опасности планам холдинга и своим личным планам (есть и такие) выделяла Щапова в качестве наиболее опасного противника. Она не ошибалась в двух отставниках – ее ошибка в другом. Уже говорилось, что наши власти (неважно, в парламентах или министерствах, в компаниях, на производстве и пр.) поражены опасным недугом – презрением к людям. Даже собираясь что-то сделать для людей, они их (нас!) презирают. Самая легкая форма недуга – мы (власти) знаем, что для вас лучше. И про макарошки – милая шутка. Варвара тоже знала. Искусная манипуляторша и интриганка – много народа попалось на ее удочку, хотя история с обиженным мальчиком Лешей Имбрякиным и впрямь из ряду вон. Люди – не куклы, не насаженные корыльбуны и даже не пойманные караси. Перед толпой в бабылидином дворе Варвара позволила себе откровенность. Еще поплатится за свое презрение. Тылки возмущены не на шутку. Замять не получится. В ушах у всех зазвучал лязг невидимых танковых гусениц, в сладком майском воздухе поднялся ядовитый синий дым, натянуло гарью. Из глубин генной памяти возродилось вот это – противостояние, война, сшибка. Противники готовятся.
Да, Варвара – директорша, но кто в ее команде? кто будет воевать в ее войске? Рыжие братья Клобы верны, кто же еще? Это Варваре предстояло выяснить. Потому она собирает совещание сегодня после обеда в управе. А еще до обеда – с утра пораньше – мини совещание устроили Щапов с Васыром в непринужденной домашней атмосфере – в беседке на Щаповском участке в Кашкуке.
**
Калерия Арвидовна Щапова усердно готовилась к приему гостя. Напекла, нажарила, напарила, словно не для завтрака собирала, а для праздничной трапезы. Кушанья у хозяйки – пальчики оближешь и даже их съешь. Густые сливки в белом фарфоровом кувшинчике. Кулебяка из дрожжевого теста, начиненная капустой, луком и яйцом, горбуша собственного соления, топленый с маслом в духовке творог из козьего молока. В заварочном чайнике тягучий темно-коричневый чай, аромат которого усиливал домашний травяной сбор. Все свежее, соблазнительное донельзя. Женщина исхлопоталась, расстелила скатерку на стол, вопросительно взглянула на мужа – тот, поняв ее без слов, отрицательно мотнул головой: не надо!.. Ну, не надо – так не надо. Обошлись сегодня без спиртного, хотя думалось на прошлогоднюю рябиновую настойку с лимоном и шиповником – опять же фирменный рецепт супруги Владимира Игнатьевича.
Наконец-то! Везде тебя встречают, а до меня до сих пор не дошел, - приветствовал хозяин долгожданного гостя.
Да иду, я иду… Пришел, видишь… - отозвался Васыр.
Снимай плащ. Тепло, а ты как в доспехах… Садись за стол.
Воевать будем или вкушать? Наготовила ты, Калерия Арвидовна. Тут же на роту солдат.
На роту? На двух здоровых мужиков. Я давно хочу накормить тебя, Борис Сергеевич. Ты после похорон худой, черный, грустный - прегрустный…
Схуднуть ему есть с чего. Лидочка его умерла. А он и раньше поесть забывал. Как из Германии вернулся, отстал от их свиных сосисок. В квартире один. Твоя домработница хоть заботится, готовит? Ты деньги платишь и не замечаешь ее присутствия или отсутствия.
Готовит. Первое, второе, третье. И компот… Спасибо, Игнатич я с утра вроде как не голодный.
Пробежку по Утылве совершил, и аппетит не проснулся? Слышать не желаю. Сиди! Сейчас от запахов слюнки потекут... Сдаешь ты, Боря. Не вовремя – по причине того, что мы задумали.
Неправильно, Игнатич. Я хоть куда. В хорошей форме.
Зубы не заговаривай. Давай. Чайку горячего налью. Угощайся.
Кха, кха… С мятой чай? Спасибо, сахарку положу… Вот кусочек с удовольствием…
На здоровье! – Калерия Арвидовна расплылась в улыбке.
Женщина недолго посидела за столом – выждала, пока мужчины насытятся. Затем убрала грязную посуду. Снова вскипятила в кухне чайник, принесла, заодно выставила малиновое варенье. Владимир Игнатьевич конфет не любил, да и варенье особо не ел. Зато Васыр сразу потянулся с ложкой. Пристрастие к сладкому на его худобе не сказывалось никак. Облизывая малину с губ, начал разговор.
Слышал, что у нас в Кашкуке было, Игнатич? Прям что ни день – то сюрприз… Боязно становится.
Все слышали. Кто их первых уст, а кто после от первых слышальщиков…
Сегодня утром директорша отожгла при скоплении народа. Без стеснения! в клипсах и короткой юбке… А стеснялась ли она когда? Чтоб в наше время…
Клипсы – пустяк. Не из-за клипсов ведь… Борис, ты в нынешнее время хочешь вернуть завод. Какие претензии к Варваре? Она вольна вне работы… чудить… Очень неглупая женщина. Ей поставили задачу, она выполняет. Как нам раньше – выполнить пятилетку в три года. Задание партии и правительства.
Смешно? Еще смешнее, что ты по партийной линии обязан это проконтролировать и обеспечить.
Верно. Но ведь выполняли. Разумеется, не в три года вместо пяти. Чудес не бывает.
Оно так… ТыМЗ – не флагман в родной отрасли, но свое отрабатывал. Смежников не подводили. По всей стране и за рубеж продукцию отправляли. И снова от них заказы шли – значит, довольны нами и нашими ножницами. Тылки никогда на чужой шее не сидели!
Ты мне кричишь, Борис Сергеевич? Я не оглох на старости лет. ‘Это правда. Можем вдвоем покричать. Что? Ах, вот. Хотим справедливости!..
Многого хотим. Ни денег, ни богатства – а справедливости. Раскатали губу-то… Ворпани не зря губы – или носы – режут… А еще благими намерениями (и хотелками) дорога в ад вымощена.
Гм, про ад… Как начиналось в 90 годы, помнишь? Энтузиазм! и наив широко прет – навроде паровоза. Всему верили! Пересаживаемся на новые цивилизованные рельсы. Наш паровоз вперед летит! в царство демократии, а не в коммуну. Как там, у детишек на митинге написано на плакатах? Народ не паровоз? А кто везти будет? Кто всегда везет!.. Услышали про акционерные общества и уцепились за них. Ты, Борис, говорил, что завод заживет. Без министерских планов, без чинуш, без партийной узды. Без марксизма - ленинизма. Сами знаем, как лучше. Самостоятельность и творчество масс. Страшно подумать – без государства. Впрочем, особо не задумывались. Ты кричал – дайте власть людям реальных дел, производственникам.
Ну, Игнатич, из всех нас ты - самый умный и ученый. Не верил никому. Чего ж не вмешался? Не отхватил себе акций? Поначалу можно было. Люди цену бумажкам не ведали. Продавали за гараж, теплицу, старую иномарку. Можно навариться… Но ты же честный и гордый. Все партбилеты сдавали, путчистов и КПСС поливали, а ты молчал. И даже уходил со своего поста – заявление писал. Правда, быстро вернулся. Народ попросил… Последние два десятка лет порядки тебе не нравятся, но ты молча тянул – как паровоз. Утылву устраивало. А тебя?
Какое заявление? Я больше заявлений не писал. Отбило охоту…
Точно. Никуда не вступал. Ни в какие партии – ни в правящие, ни в оппозиционные. Движение неприсоединения в единственном твоем лице. Несменяемый и несгибаемый мэр. С тобой Утылва в глазах соседей, областного начальства производила впечатление малость – или не малость – того… Куба. Заповедник с динозаврами, корыльбунами, коммунистами… Еще с гетто сравнивают. Обидно.
Почему один? Разве я один? Мы все вместе. И получалось у нас, когда сообща. Сейчас тоже про всех думать надо.
Думать? На тебя, Игнатич, надежда. Ты у нас главный думальщик. И народ тебе доверяет. Мне уже не так. В вину ставят, что не уберег я завод, и теперь ворпани хозяйничают. Вот если бы ты был с нами – не облапошили бы нас.
Борис, я тогда вам говорил, что обязательно облапошат.
Ну, да. Шансов не было. Когда холдинг попер сюда как немецкие танки в сорок первом. Цену гнал, акции скупал. Не с нашими капиталами соревноваться с олигархом Сатаровым. Зачем захватывать завод, если сейчас не нужен стал?
Логичные действия. Создавался холдинг – объединение предприятий при главенстве КМК. Четкая линия – добыча, выплавка, литейное производство, обработка. Логично. И в Союзе было все централизовано, и сейчас необходимо. Комбинат цеплял родственные предприятия по области – с кем всегда работал. Образно говоря, надо самому превратиться в зверя покрупнее, чтобы тебя не съели другие звери. Для мелких участников экономическая независимость – тяжкая и даже непосильная ноша. Что может советский заводик в какой-нибудь Тмутаракани? Нет средств не то, что для развития, а просто для поддержания штанов. Холдинг же стремился замкнуть технологическую цепочку от добычи руды до выпуска продукции высоких переделов. Иначе никому не выжить.
С комбинатом ясно, с прилипалами тоже – вроде машиностроительного, метизно-металлургического или трубного заводов, ЖБИ, вторчермета. Их – понятно для чего. А нас? Сидели бы, работали…
Мы же их давние смежники. Сначала комбинат греб под себя без разбора. Но время идет, холдинг развивается как отраслевая вертикально интегрированная компания. Владельцы соображают и уже не соблазняются смежными бизнесами. В нынешней кризисной ситуации не до жиру, быть бы живу…
Еще понятней! Наглотались кусков, и рвет теперь от несварения…
Грубо, но верно. Холдинг решил нас закрыть. Просто принята такая кризисная стратегия. Олигарх Сатаров производит впечатление предусмотрительного человека, и его управленцы из Стальинвеста действуют систематически. Я даже думаю, что не столь ужасны убытки ТыМЗ. Мы работали, продукция худо-бедно пользовалась спросом. Ну, шевелились бы помаленьку, не замирали окончательно. Однако для холдинга важен принцип. Избавляться от лишнего.
Жестоко это. Не просто от ржавого железа избавляются…
Ничего личного. Только бизнес.
Все-то ты знаешь. В Московской академии учили не только социалистическим принципам хозяйствования. Звериный оскал капитализма – не просто фигура речи. Те звери хуже наших ворпаней.
Ты прав. Хуже. Ворпани что-то хотят от нас. Этим ничего не нужно – завод не нужен, и мы, по сути, не нужны.
Так давай пошлем холдинг подальше!
Да? Во-первых, Стальинвест владеет солидным пакетом акций ТыМЗ – благодаря тому и управляет. Во-вторых. Насчет того, чтобы послать. Извини, но без комбината нам ни тогда, ни сейчас не прожить.
Куда ни кинь – везде клин.
Еще раз повторяю – не так уж мы убыточны. У нас счет идет на миллионы – не на миллиарды как у комбината. За истекший год выручка на треть – бульк! вниз… Убыток – семьдесят с лишком миллионов. Серьезно, но не катастрофично. При умелых действиях предприятие вполне можно реанимировать.
Почему же не делают?
Никто не заинтересован. Стальинвест, а уж Варвара – тем более… То есть, холдингу мы до лампочки. А вот нам холдинг очень нужен. Посему горячку нельзя пороть. Наши претензии – как раньше было и как должно быть – Варвара мимо ушей пропускает. Говорят, что своя голова чужой болью не заболит. Директорша с самого начала все четко распланировала и в Утылве шла по пунктам. Надеюсь, теперь всем ясно. Прискорбно ясно.
Игнатич, откуда столько цинизма, презрения? Нет, люди никогда не ангелы, но здесь…
Поменьше эмоций, а то уже перехлестывает. Народ взбаламутится…
А и неплохо! Пусть эту власть хорошенько шарахнут!
Восстание предлагаешь? за правое дело подняться? Слишком радикально. Нам требуется не все разрушить, а решить проблему – жизненно важную для Утылвы.
Дык как? если кислород пережимают? Ну, не вовсе - щелку оставляют, чтобы сразу не задохлись, а постепенно. Вместо реальной помощи, реальных действий – разные оптимизации, реструктуризации, комиссии, эмиссии…Черт, черт! и эдак с важным видом, следуя законам и принятым процедурам. При Сталине взяли бы директора и расстреляли, а работники пошли работать! Чудесато живем…
Красному директору, каким ты был и сохранился, не понять. Однако ты же не управленцем, а хозяином завода пожелал стать. Прибрать себе то, что создавалось общими усилиями. Твой вклад весом, и средства и способы у тебя имелись.
Я тоже наивный тылок. Только тылок – директор. Приплыла акула и мелкую рыбешку – ам!
Выходит, ты поумнел, когда тебе пинок дали, когда ты потерял. Обиделся, что несправедливо с тобой? именно с тобой? Борь, а чем ты отличаешься от всех? Отдыхай спокойно на пенсии… Мы-то свое пожили – и плохо, и хорошо… Молодежь только сейчас живет. И что она видит? чему учится? Постигает, как мир устроен. И как же? Несправедливо! Что на сегодняшнем сборище Имбрякинский мальчишка плел? Чтобы выжить, надо стать хищником. Для него ворпани пример. Умный сын умного папаши. Грустно это…
Не грусти. Твои мальчишки в Кортубине в институте учатся. Лешка пока на лицее споткнулся и оскорбился. Обида у него личная. Как у меня.
Твои дети в Германии, Борис.
Вот ты из Афгана вернулся на родину, а они не вернутся. И Лешка Имбрякин подастся прочь из Утылвы. Друг его Петька следом… Петька ботаникой интересуется. Дикими тюльпанами, редивеями – красными цветами. Очень мечтал пополнить свой гербарий синим цветком с Шайтанки. Но теперь туда он не сунется ни в каком виде – ни в черном, ни в другом…
Мальчишки – да, головная боль. Всегда. Мы их ругаем, а они такие же, как мы. Молодость напоминает пружину. Детство, юность – это когда все накапливается. Что там в тебя вкладывали – семья, учителя, друзья. Не только ведь математику или ботанику… К нужному сроку пружина собирается. И как рванет!.. Я успокаиваю себя, что дети учатся – делом заняты. Грызут гранит науки. В Кортубине. Находятся в строю. Общая траектория движения намечена. И раньше так было. Для целых поколений. В масштабах страны. БАМ в Сибири, Атоммаш в Волгодонске, КАМАЗ в Челнах. Сознание своей значимости для общества. Советские понятия.
А теперь не хотят! Мои что учудили – в Германию уехали. За каким х…? Я в жизни одного немца знал – старого учителя Генриха Шульце. И не хочу знать больше!.. Ну, наш немец – настоящий человек…
И эти теперь хотят, Борис. Очень хотят… Оттого всякое приключается. Несуразное, чудесатое. Хотят, а вот как… Петька Глаз к директорше полез потому, что хотел спасти Утылву. Не меньше. И еще. Сын мне рассказал. У них дикий случай в институте. Возмутительный. Я вообразить не могу, чтобы у нас - чтобы в наше время подобное… После войны тяжело жили – материально, конечно, но мы, дети, стремились и верили, что хорошо будет и впереди огромное счастье для всех – коммунизм или иное… Теперешняя молодежь не верит вот в эдакие глобальные вещи – сказками называет. Жизнь только начинается, а они уже разуверились. Без веры худо. Это как подъемной силы для крыла не хватит. И сам не взлетишь. Если мечтать по максимуму.
О чем они мечтают! Стать банкиром, артистом, политиком, олигархом, президентом. Богатый выбор! Проснуться в один прекрасный день… Можно до сорока мечтать – и дальше. Вот мы в сорок лет… Да что мы…
Не всех циничная язва – или ядка - разъедает. Вот на первом курсе Санькиного института нашлись студенты идеалисты, которые вознамерились исправлять несправедливость. Бороться против зла мира.
Э… Это как? Революцию делать? Они на голову-то здоровые?
Ну, не до того еще… Хотя дойдет такими темпами. Нет, пока они не революционеры. Не комсомольцы. Воспитанные мальчики из хороших семей. Прилежные студенты. Общественники, волонтеры… Двое или трое из них попытались наводить порядок. Бороться. Против дурных соблазнов современного общества.
Против чего?
Явное зло. Незамутненное. Пьянство, наркотики, сигареты. Одурманивание людей.
Как же против этого бороться? Опять горбачевская антиалкогольная компания? Жуть! Трезвые свадьбы, вырубленные виноградники, талоны на водку и километровые очереди в вино-водочных отделах. Отравления самопалом. Вот это радикализм! Имбрякин же подобной гадостью себе внутренности выжег.
Мальчики пытались практически. Что в их силах. В ближайшем доступе. Они развязали войну против киосков – мест доступной торговли.
Разбомбили, что ли? или танком переехали? Что еще радикальнее?
Ужасно. Облили бензином обычный круглосуточный киоск, торгующий алкоголем. И подожгли. Ради правого дела. Никого там быть не должно. Но проверить не удосужились. В закутке за коробками спал парень – то ли продавец, то ли грузчик, а может, абсолютно посторонний…
Ужасно!
Вспыхнуло вмиг. Пластик, бумага. Водка жарко горит! Огонь перекинулся на незадачливого засоню…
Ужас, ужас…
Сын не видел своими глазами. Бедняга превратился в огненный столб, катался, кричал… Борцы со злом испугались и убежали. Даже не позвонили в скорую. Идиоты, такие идиоты – молодые, наивные…
А пострадавший?
Плохо. Очень плохо. Доставили в больницу. Ожоги больше, чем на половине тела. В реанимации. Вероятно, не выкарабкается… Мальчишки, получается, убийцы. И неважно, что их подвигло… Что теперь ждет?
Суд. Самый справедливый суд в мире. Жизнь сломана в начале пути. Не как у Лешки, но много сходится...
Говорят, что мальчишки из семей кортубинской элиты. Сыновья областных шишек – чиновников, бизнесменов. Занимались бы легкими и приятными вещами. Но у них же взыграло ретивое…
Тогда самый гуманный суд. Родители отмажут. Каждый за свое чадушко…
Сильно скандальный эпизод. Фамилии кому надо известны. И кому не надо бы знать… В институте знают отлично. Они же не профессиональные конспираторы. Одного будто бы зовут Никитой – если одного зовут, то и двух друзей его тоже быстро… вызовут… Один Никита, другой Сергей, третий будто бы Ваня. Хорошие русские мальчики. Уже что у них в башках и в сердце?
Эх, Игнатич, я не знаю, что на душе у моих детей. И как все сложится…
Где? Здесь? Здесь в Утылве решать надо... Или задумаешься – зачем тебе это? Геморрой? Если что – в Германии хорошо…
Хорошо везде, где нас нет. Я уж лучше тут – уж как-нибудь… Дети, не знаю, приживутся ли на чужбине, а мне туда ехать – разве помирать. Здесь еще поживу, повоюю. Даже кровь у меня забулькала, забурлила… Хватит переживаний. Давай к делу. Сначала скажи, Варварины бумаги, которые Петька передал, помогли? Пригодился этот охламон? И то, что он в гостиницу полез, директоршу напугал до смерти? Сам теперь от ее угроз прячется. Слышал я, на горе ночует? И на митинги успевает.
Его бумажки интересные. Касательно владельцев акций. Вырисовывается любопытная ситуация. Не все так просто. И ничего не зря. Иначе пришлось бы побегать, постучаться в разные двери, где для нас не разбежались бы. Информация под ногами не валяется… Нуте-с. Пожалуй, начнем. Отдел акционерной собственности ТыМЗ – очевидно, прежде чем закрыться и пойти за прочими работниками – сочинил интересную аналитическую справочку для начальства. Для госпожи Пятилетовой, чтобы ей легче было вести свою линию и при необходимости лавировать. Эта справочка не для общего сведения, она дорого стоит. Начальнику отдела Наталье Матвеевне Цыбиной – мой респект.
Цыбинскую сноху во главе отдела поставили уже после, когда я… Знаю ее с тех пор, как она девчонкой начинала в плановом бюро. Добросовестная женщина. Грамотный экономист. На заводе и других специалистов хватает. Их увольняют, а они стараются… Что же Наташа для директорши приготовила? под грифом секретности.
Ну, не такие секреты. Хотя, конечно, некоторые вещи полезны будут. Уставной капитал почти триста тысяч. С тем вы акционировались. Считай – обыкновенные акции номинальной стоимостью 1 рубль. Акционеры. Все не халявщики, а партнеры – еще не запамятовал? Нам интересны, кто не крохами владеет. Насчет же того, чем они владеют… Показатели деятельности завода – тут, вообще, слезы горькие. Выручка за год – вполовину вниз. Объемы производства – естественно, туда же. Цифры могу назвать конкретно. А вот численность персонала за истекший год чуть выросла – за первую половину года, когда госпожа Пятилетова еще не директорствовала. Триста пятьдесят человек. Теперь ситуацию она скорректирует. Средняя зарплата – ох, ох, средняя зарплата – меньше десяти тысяч. Дивиденды в отчетном году не начислялись. Страховые взносы, налоги уплачены. Ты еще хочешь получить контроль над предприятием, Борис Сергеевич? В петлю голову сунуть?
Мы с тобой подробно поговорили, Игнатич. Битый час на разговоры.
Дело архисерьезное. И успех его сомнителен. Хотя есть же чудеса на свете… Мало получить контроль над заводом – его еще надо вытащить. Холдинг махнул рукой. А нам позарез нужны его заказы. Чем больше заказов, тем лучше… Вот как сочетать? Где поддержку искать?
Госпожа Пятилетова не воспылает дружеской симпатией. Особенно после того, как мы покажем ей кукиш. Мавкнем… Это если у нас выгорит.
Надо заручиться поддержкой миноритарных акционеров. Тылки тебя поддержат, Борис.
Куда им деваться. То есть, в противном случае понятно – куда… Как миноритарий миноритарию – почти как брат брату – скажу: надо объединяться. У тылков на руках примерно пятая часть голосующих акций. Двадцать процентов.
У тебя пять процентов. Гораздо лучше. Грубо округляя – в сумме четверть. Весомый кусок. Еще процентов восемь - девять выкупили областные фонды. Они владеют чисто номинально. ТыМЗ не приносит дохода, и фонды будут спать, а не активничать. В нашу свару не влезут. Остается решающая часть. Больше шестидесяти процентов. И держателей только двое. Сорок у Стальинвеста.
У наших врагов.
Не обозначай так. Неправильно. У наших партнеров.
С такими партнерами – такими друзьями – и врагов не надо искать.
Тебе с ними и после предстоит работать, а не ваньку валять. Борис, в бизнесе нет места обидам.
Голова ты, Игнатич. Математик, едрит тя…
Математика-то нехитрая. Правила сложения и выживания. Нас сильно интересует та, другая – малая часть. В нынешней ситуации она решающая. Владелец акций – физическое лицо. Сыродь.
Никогда бы не подумал…
Не мешало бы!.. Ты не подумал, а Сыродь выкупил акции. И числом поболе, чем у тебя.
У меня-то перебил холдинг. С ним глупо соревноваться. Тогда нахапал, а теперь не нужно стало. Странно... Откуда у Сыродя столько денег? Странно…
Пуще странностей в поведении Сыродя. Владея солидным пакетом акций, он сидит и молчит. ТыМЗ закрывают. Имущество – в том числе и его - обесценивается. Дальше – разворовывается. Уже сейчас идет полным ходом. А Сыродь не проявляет себя никак. Почему?
Бессмысленно гадать. Встретимся с Сыродем и спросим напрямки, что ему нужно. Ведь нужно что-нибудь!
Всем нужно. И нам с тобой… Гм, с молодым Сыродем я мало сталкивался. Чаще со старым.
Старый рулил в совхозе десятилетиями. Назначенец. Ему положено коммунистом быть. А ты осуществлял партийное руководство на предприятиях Тылвы и Тылвинского района. Тебе по должности Сыродя знать положено. Взносы с него собирал, на бюро встречался, ездил к нему с проверками… Как давно было – кажется, в иной жизни.
Теперь вот вспоминаю. Анализирую. Про Сыродя, собственно, не известно ничего. Отсюда он родом или нет?
Бог его знает. В войну много чужого народа прибилось в Пятигорье. Эвакуировались вместе с механическим заводом с Украины. После войны часть уехала восвояси, часть осталась. Но Сыродь не из тех, точно. И к заводу не имел отношения. Его сразу прислали директором в хозяйство – или не директором?
Ерунда. Ты соотнеси даты и числа. Конечно, война выкосила мужиков, но подростков не ставили во главе совхоза. А если ему тогда было годов подходяще сколько, то в каком же возрасте он умер? в столетнем?
Запутались. Да фигня! Кто он мне? сват, брат? У Сыродя родни, кроме сына, не было.
И про сына-то выяснилось позже. Просто вышло – отец помер, а сын появился. Темная история. Откуда сын, если старик ни разу не женился?
Одно другому не препятствует. Жены нет, а женщины были. Или он монахом жил? Ты же, Игнатич, следил за нравственным обликом членов партийной организации. Может, Сыродь – ходок по бабьей части? Сын же родился…
Но не в Утылве. Неизвестно где рос. А потом – бац! здрасьте… Сынок унаследовал хозяйство. Уже назначения не требовалось – это частная собственность. У Сыродя получилось завладеть, а у тебя, Борис, нет. Теперь второй заход?
Не ехидничай, Игнатич. Сам же говорил – не вовремя… Старый Сыродь – неплохой мужик. Чудаковат, да – или вернее, угрюм, малоразговорчив…
Бирюком был! И оттого загадочен. Если он всегда молчал, то и не поймешь – добрый или злой, жадный или простодыра, умный или баран… Кажется, за всю жизнь Сыродь не поменялся. Такой же черный, унылый. Неприятный вид. Отталкивающий – от него словно волна исходила и отталкивала. Кожа бледная, холодная, с железистым цветом. Нос блестит. Кулаки – во! – каждый размером с его голову. Кости тяжелые. Старик не седел – то есть, вообще. Волос только начал синевой отливать. Щетина тоже черная. А зубы у него и в старости как у молодого – крупные, желтые, целые. Клыки с двух сторон торчат… В костюме и галстуке я его никогда не видел. Чисто выбритым. И как тебя – в кепке. Мужик простецкий – работяга. Излюбленная одежка – советский брезентовый дождевик. Типа твоего плаща. Не снимал весной, зимой, осенью. Не мерзнул совершенно. В мороз с непокрытой головой – наверное, его черная шевелюра как шерстяная шапка спасала… Старые сапоги – даже не кожаные, с кирзовыми голенищами. Армейский раритет. Мобутя, наверное, такие носил. На Хасане. Или танкистам другая обувка полагалась?
Все, что положено, Мобутя получил. А мы сейчас про Сыродя.
Как он в своих кирзачах ноги зимой не отморозил. Здоровущие лапы.
Хорошо, хоть летом снимал…
Да. И дождевик. В рубахе и штанах – в таком виде в горком являлся. Без галстука. Носовыми платками не пользовался. И одеколоном.
Зачем? Он ни разу насморком не болел. Нос железный. Не порежешь… Жил–жил Сыродь – и помер. Тихо закопали. Никому не сообщали, не звали попрощаться. А кому звать-то? сын тогда еще не приехал… На бывшем хуторе есть старое захоронение – там лежит. Честно говоря, даже не знаю, где это. В Чагино – где же еще… Утылва – дыра, а уж Чагино…
Никто туда к Сыродю в дикий угол не рвался. Люди предпочитали жить в Утылве, особенно когда хрущовки стали лепить и квартиры давать, и даже совхоз потом перевел своих с хуторов в Малыхань… К Сыродю не вязались. Работы и в городе хватало – не только на заводе. Совхоз захудалый – в области на последних местах. Пусть шевелилась мыслишка Сыродя сменить, а на кого менять-то было? ни один сумасшедший карьерист не позарился на его место. Не нашли, что с Сыродем сделать… И он сидел в совхозе. До смерти.
Говоришь, словно он срок отбывал. Пожизненный, что ли?.. Ну, не трепло мужик - и хорошо это. Слово-то куда заведет…
Серьезный, сдержанный, политически грамотный. Членские взносы исправно платил – наверное, чтобы отстали. На собраниях сидел в заднем ряду и голову в плечи втягивал, голосовал со всеми, речи не произносил – даже когда предлагали высказаться и поучаствовать в прениях.
Истинно, молчание – золото…
Тогда Сыродь баснословно богат. И подобные молчальники в Утылве отыщутся – их единственное богатство… Хотя ты знаешь, дела у Сыродя идут неплохо. Не у него, а у его сына… Я мимо Чагино проезжал. С конца семидесятых там не жили – людей перевезли на центральную усадьбу в Малыхани. Природа красивая – рядом заповедник Богутарская степь и река Мара. Раздолье.
Негодь тож. Дурная слава. Потому в свое время решили отстраивать Бузаковку, а не Чагино. Суеверия сильны.
Сыродь, очевидно, не суеверен. Бывший коммунист – или его сын. Стоит забор высоченный – под два метра. Доски толстые, крепкие. Ничего не видно. Никаких царских палат. Сыродь надежно отгородился. Захочет ли принять…
Если даже местных не пускают – бывших работников из Малыхани. Нанимают гастарбайтеров. Масса людей из Казахстана – бесправных, на все согласных. Сыродь платит гроши, а уж эксплуатирует… Как не было Советской власти! И героя большевика Кирилла Солина тоже не было. Под памятником – звездой на Шайтанке никто не лежит. Ничего не было. Целый век в России сбулькнул. Вот Сыродь – хозяин, господин над смердами…
Молодой Сыродь ни с кем не сблизился. Отпала необходимость даже на собраниях присутствовать. Варится в собственном соку – в хозяйстве своем. Еще больше бирюк, чем его отец. Засел в крепости. В Малыхань по делам приезжает. С теми делами справляется, помощи не просит. Молодец. А чудаком быть не запретишь. Ведь он с чудачеством ни к кому не лезет. Сейчас мы его попросим, а не он нас.
Сыродя нам не проигнорировать.
Аура тяжелая. Поговоришь с ним – и чувствуешь себя смертельно усталым. Словно мешки в совхозе таскал. Почему? Вроде не сорились никогда. А как поссориться, если он все время безмолвствовал? Вот это удручало. Ты ему говоришь – говоришь, убеждаешь – и все твои старания куда-то падают, проваливаются. Нет отклика. Таращится и все. Ничего делать не будет. Ему не объяснить. Уж как с ним бились…
У кого? у старика или его сына? Ах, у обоих… Сочувствую, Игнатич. Горком спустит директивы, запрашивает отчеты, а Сыродь таращится… Твои инструктора сами за Сыродя справки писали. А он не заморачивался. Кто же дурак? простодыра?
Сыродь – не дурак. Эвон как сейчас приподнялся. С совхозом своим успевает. Не хмыкай скептически, Боря. В Утылве выражаются, что с заводом геморрой, а с сельским хозяйством иначе? Там тоже проблем… От того, что есть, не деваться никуда. Обыкновенно. Машинно-тракторный парк изношен. В мастерских в Малыхани латают. Субсидий на приобретение техники не хватит. Когда до Утылвы очередь дойдет… Гм, новый Кировец видел, еще прицепную косилку… Обыкновенно. И все денег стоит - новая техника, технологии, удобрения. Нельзя же дедовским способом пахать и надеяться. Голова распухнет. У Сыродя на плечах имеется. Выращивать скот невыгодно по себестоимости. Тут вопрос с кормами. Убытки компенсируют за счет зерна. А скот берут в залог. Практика такая в области. Вон в соседних хозяйствах не смогли рассчитаться за кредитную технику, и скотину пустили под нож… Крутись, как хочешь. Рынок. Сыродь крутится. Платит он, конечно, мало. А с чего?? Разве комбайнерам за уборочную отстегивает.
Народу не столько, как в совхозе. Прежнее число не требуется. Бывшие работники на пенсию вышли, свои паи Сыродю продали, живут себе в Малыхани, стонут… Дети их не желают в земле пачкаться, за скотиной ходить. Коттеджи приватизировали – старый Сыродь не мешал. Молодой же гастарбайтеров предпочитает. Люди стали отличаться – свой или чужой. Немало русских из Казахстана приезжало – не всем повезло, как Цукову – не все совесть потеряли…
А ты что? когда с акциями обратимся, собрался на совесть напирать?
Я? Не слышал разве, что Имбрякинский мальчишка заявил – совесть сейчас без надобности, и стыдно не должно быть… Ладно, Игнатич. Согласен, что Сыродь – образцовый хозяин. Нам на него равняться...
Да не образцовый! Но на плаву – не потонул пока. Это мы пузыри пускаем. Сыродь от денег не распух, но и разрухи не наблюдается. Слесаря с завода к Сыродю перешли. В мастерские. Свое железо Сыродь не позволяет пилить и к Цукову на пункт приема возить. Все старенькое, советское, исправное. Жители Малыхани не истерят – работа у них будет. А вот зарплата… Опять же прокорм надежно…
Истерят конторские. Если ты всю жизнь тяжелее ручки не поднимал…
Нет белоручек в Утылве. Свои дома, огороды…
На работе они не мускулами, а мозгами ворочали. С разным успехом. Венька Имбрякин, Килька Кулыйкин – лучшие специалисты завода, интеллектуалы. Попроще – это технологи, бухгалтера, менеджеры, завхозы. Они делали свое дело. Теперь им что, на вахту? А если года немаленькие? А женщины с детьми? Ну, выплатят им пособия за положенный срок…
Все же надеются. Цыбина Наталья Матвеевна со своим отделом аналитические справки штампует. Тетеньки вечерами просиживали, чтобы нужность показать – авось, не тронут их. Кому нужен отдел без завода?
Директоршу не разжалобишь. У нее садистские наклонности. Что для женщин, вообще-то, не характерно. Варвара мило развлекается. Например, вызывает человека в конце рабочего дня и поручает сложное задание. На вопрос – когда надо сделать? – отвечает: вчера… По приезде в Утылву она собрала ИТРовцев и объявила: завод в тяжелом положении, крайне важно разработать стратегию выхода из кризиса. От заводчан зависит! Потребовала провести мозговой штурм. Все отделы и службы обязали подать предложения. Придирались, обвиняли в незаинтересованности, попили крови… А ведь Варвара с самого начала знала, что ТыМЗ закроют. Просто тянула время до последнего момента. Сейчас маски сброшены.
М-да. Серьезный противник. Уникальная особа.
И не женщина вовсе… О чем люди шепчутся… Но терпение заканчивается. Сегодня утром Килькина девчонка (которая младшая) ей прямо ляпнула – ведьма! Благо народу во дворе толпилось, и Варвара ей голову не откусила – ей или коту… Страсти – мордасти!
Ты не перевирай. Чувство меры важно. Молодая, красивая образованная женщина. Не то вы заладили – ведьма да ведьма… Головы не откусывает. Поступает рационально. К Варвариным фокусам адаптировались лишь трое. Рыжие братья и, как ни странно, Поворотов… Клобы-то давние соратники – или подельники. Зато Поворотов…
Совесть потерял. Живет без зазрения. Аки пес знает только своего хозяина. Остальная Утылва Варвару ненавидит.
Кошмар. Плачет директорша горючими слезами – синими… Кстати, без какого зазрения Поворотов?
Без всего, какое есть! а у Поворотова нет!.. И эти братья. Молоды они слишком. Младший по возрасту (и по несерьезному виду) не должен здесь работать. Топ-менеджеры, юнцы зеленые!.. или рыжие?..
Я не слышал, чтобы она применяла к братьям свои садистские приемчики. Может, они не так просты – может, их старшие родственники влиятельны в Стальинвесте. Нас же в тонкости не посвящают.
Тылков? Нам сидеть и ждать указаний… В Стальинвесте лучше знают…
Если серьезно. Намечаем несколько пунктов. Методично, как директорша. Первое – Сыродь. Самое серьезное сейчас. Консолидируемся и скинем ликвидаторскую команду. Вырвем завод из рыжих лап!
Ох, у Сыродя свои представления. И планы, как и что… Берем в расчет Сыродя? А ну-ка он условия выдвинет?
Надо договориться. Если же нет…
Тут наши пункты и закончатся. Законные методы… Я бы предложил еще лазейку. Оказывается, племянник наш – ну, который после похорон засветился и на наследство претендует – приходится родственником (племянником) не только Лиде. Он – ого-го! – родственник самого олигарха Сатарова – владельца комбината. Сегодня его разоблачили. Можно туда удочку закинуть и карасиков половить. Он с рыбалки на Виждае вернулся – наловчился. Что-то выгорит… Позвать племянника и провести переговоры. Я даже знаю, кто позовет.
Кто?
Член тылвинского штаба сопротивления – майор Мобутя. Он с племянником после ночевки на озере уже вась-вась… А другой помощи ждать неоткуда. Не от нашей же детворы.
***
В нашей истории достигнут определенный рубеж. Во время крикливой сходки в бабылидином дворе впервые столкнулись две стороны – тылки и Варвара. Ах, попутно под раздачу попала третья сторона – бабылидин племянник с семьей. Елгоковы из последних покинули поле боя. Их чувства различались.
Нет, Максим уже приспособился сам себя уверять, что не удивительно – ну, вот ничего дивьего. Неприятности в Утылве на него сыплются нескончаемо и несправедливо. Ну, подумаешь – отчихвостили аборигены. Максим мог даже гордиться выработанным стоицизмом. Он больше не намерен обижаться и страдать. Зато намерен напроситься к соседке Дюше, дабы плотно позавтракать. Конечно, уха на Виждае наваристая, но когда она была? Пустой желудок требовательно урчал. И нет надежды, что супруга Таисья – красивая, эмансипированная, в белых брючках (пусть на утреннее сборище она вышла в пижаме, но все равно в душе была в модных итальянских брючках) – что она в домостроевских традициях сварганит мужу чего-нибудь… пожрать. Да, пожрать! Желудок урчал громче. Максим с мольбой глядел на Дюшу. Он очень хотел есть!
Вот Таисья хотела непонятно что. Задолго до приезда в Утылву. Задолго до каприза со стрижкой. И задолго до начала нашей истории. Это слишком сложно. Но среди героев никто не ищет легких путей. Госпожа Елгокова – взыскательная дама, мать семейства, безупречная во всех смыслах и формах (великолепной физической и современной духовной). Очаровательная особа. Да еще с образованием – институтским красным дипломом по специальности Литейное производство черных металлов. Без опыта работы, зато с солидным опытом путешествий в Европе, а в последнее время в Азии. С увлечением модными восточными религиями. С собственным сайсином – буддистским амулетом – многозначительной веревочкой, завязанной на левом запястье в Пхукетском храме. С тонким запахом духов (совсем не кислых). С несколько развинченными нервами. С замазанными консилером синяками под глазами – плохо высыпалась. И в первую же ночь в Утылве Таисье прилечь не удалось. Такая не будет стоять у плиты и готовить завтрак мужу. Слишком прозаично. Максим опять умоляюще воззрился на Дюшу.
Из происходящего Таисья ничего не поняла. Рассудила, что вокруг нее только вопили, ругались, наскакивали друг на друга. Юноша по имени Алексей пробовал докричаться до косной массы, но его не восприняли. Печально и привычно. Даже мать юноши на слова о глобальном смысле предложила зажарить яичницу. Бедный, непонятый мальчик. Красивый, возвышенный… Другая молодая женщина (кажется, тетя?) – что она сказала Максиму и, главное, в каком тоне? Еще синеглазая брюнетка в ярких клипсах – ее смех серебристо мелодичен – слишком шикарна для местного паренька. Прочие – толпа. Люди демонстрировали поразительную душевную глухоту. Не владели элементарными навыками коммуникации. Таисья знала, как правильно. Восточные мудрецы учили, что нужно избегать грубых речей – брани, оскорблений, упреков – желательно, и сарказма. Всего, что причиняет боль. Надо реагировать терпеливо, без злобы, с сердцем, полным любви. Максим тоже знал – на него излились речи новообращенной жены после ее таиландских вояжей. Хотя сейчас, услышав подобное, Максим взбеленился бы. Но Таисья молчала. Она постоянно думала, и думы ее не были свободны и уравновешены. Думала о своем – о недобром. Юлия говорила: это не к добру. Таины модные увлечения, праздность, ее стрижка и т.д. – последние события у Максима в семье. Максим раздражался – от бабушки, от жены.
Таисью не привлек безобразный скандал. Ее ничего не касалось. Она приехала к мужу. Максим не покалечен. Здоровый, загорелый, покрытый пылью, пропахший костром и рыбой. Наряженный в рванье и стариковские галоши. Даже якобы похищенный. Вполне довольный собой. Тогда зачем приезжать? Таисья ощущала, как ее бедная голова заболевает. Медитация не спасет – надо принять таблетки. В сумочке они всегда лежали пачками - спазмалгон, баралгин, суматриптан, кеторол, цитрамон и др. – всего в куче, точно не вспомнить. На любые случаи. Как переменилось с юности. Здоровая, жизнерадостная девушка – лыжница, мастер спорта, отличница – теперь вот мадам Елгокова, светская леди. Куда уж счастливей быть? Юлии не нравилось, что невестка злоупотребляет таблетками. Но мигрень не лечится – по крайней мере, кортубинскими врачами. Таисья направилась в бабушкину квартиру. Куда она засунула свою сумочку? Затруднительно найти среди вороха привезенных вещей.
Выразительной мольбой в глазах Максим польстил Дюше и добился ее приглашения.
Прошу ко мне. Подкрепиться. Максим Маратович, семью зовите. Наволновались. Кофе очень кстати. Горячий, черный. Могу молоком разбавить. Или с коньяком. Посидим на кухне.
Да, конечно, - благодарность на ходу, а ноги уже топают в подъезд.
Племянник в качестве привилегированного гостя разместился за столом, где сидел недавно с любовницей. Дюша, спрятав усмешечку, поинтересовалась:
А где же ваша жена, Максим Маратович? – для пущей иронии она опять стала «выкать». – Жду – не дождусь познакомиться с ней.
Позванная особо Таисья рылась в вещах на втором этаже. Подрагивая бледным нервным лицом, она отговорилась почти невежливо.
Я буду спать. Устала. Спасибо. У тебя ничего не сломано. Я спокойна. Лягу и посплю. Постараюсь. Насколько возможно.
Ну, и прекрасно!
По тону жены Максим понял – лучше не настаивать. Зато Влада с легкостью согласилась присоединиться. Была готова моментом. Сменила пижаму на шортики и блузку, умылась и пошла на завтрак.
После страстного выяснения отношений (и глобальных смыслов) на дворовой площадке участники выглядели измученными – силы и чувства выпиты. Дюша в синем халате – медленная, меланхоличная – варила кофе во вместительной мельхиоровой турке. Максим подумал, что для случая подошел бы Юлин темно-зеленый кофейник, но извлечь его сейчас из Коммуздяков можно было лишь магическим способом – тут племянник кашлянул, представив… Реакции не последовало. Дюша расслабленно наблюдала за вскипающими в темной гуще пузырьками. Она тоже утомилась и даже постарела, но не стала меньше красивее – колдовские чары вдругорядь осенили ее притягательный вневозрастной облик.
За столом никто не порывался начать разговор. Дюшина словоохотливость увяла под гнетом дворовых обстоятельств. Кофе зашипело на конфорке. Дымящиеся чашки оказались перед каждым, еще сахар, молоко, шоколад. Максим отхлебнул, и живительная влага потекла по пищеводу, согревая. Провел рукой по лицу – колко – забывал бриться по приезде. Не смертельно (если даже затея с похищением в Утылве отнюдь не смертельна). Потихоньку все приходило в норму. В окна заглядывал белый день. Кухня окружала своим обыденным уютом, безопасностью. И соседка попалась весьма здравомыслящая – если у нее просто попросить поесть – ну, хоть хлеба с маслом…
Влада – свеженькая, бодрая, улыбчивая (словно не промучилась ночью на незнакомом месте) – прилежно сложила ручки, не касаясь локтями скатерти. В отличие от матери она все слышала, видела, подмечала. Девочка не простодушна – не как Машутка Кулыйкина. Теперь Влада рискнула взять на себя опасную функцию – наполнить звуками гнетущую тишину в Дюшиной кухне. Своими звуками – своим голосом. Невинным тоном спросила: кто эта синеглазка в клипсах, и почему к ней люди недоброжелательно настроены? почему обзывают ведьмой?
Дюшу занимали ее мысли и кофе. В этот момент она решала позвонить сыновьям в Кортубин – да плевать, что рань! пусть немедля протрут глаза и откроют ей душу. Как они там, вообще, собираются (Варварина лукавая формулировка). Дюша просто выбирала, кого потревожить первым – Никандра или Стефана. На вопрос Влады пробормотала.
Кто? ведьма?.. Ах, это наша директорша…
Кто? что? - Максим поперхнулся кофе и захохотал. – Ужель та самая… Варвара? Слышал, слышал… Волоокая корова из стада брата Генриха…
Влада посмотрела на отца, точно на сумасшедшего. Максим резко оборвал свой смех. Дюша механически подтвердила.
Да… Та самая…
А мальчик?.. - Влада задала другой вопрос (животрепещущий для нее). – Тот, который Алексей? ну, кто тебя похитил… Папа, я не верю. Из чистого любопытства, а то здесь такое происходит…
Тебе, доченька, спокойно и весело не живется? – с ласковым сожалением откликнулся Максим. – Мало дискотек и ваших закидонов? вороха тряпок? В дневнике что? одни пятерки красуются? Умничка… Влада, твоя бабушка Лидия Грицановна – учительница русского и литературы. Не стыдно позорить бабушку? А еще прабабушка Юлия – инженер металлург. Полноценные мозги в наследство. И как ты пользуешься? Эх, молодежь…
Папа у нас только Юлия. Наша дорогая пра. Ты про какую учительницу? да еще родную?
Я объясню. Так объясню! В конце концов, я отец… Юлия твердит про ежовые рукавицы да про твою пользу, если в них держать…
Папа, а кто та красивая тетя, что просила тебя не писать заявление в милицию? Кто тебя похитил?
Никто! Никто меня не похищал! Не слушай, развесив уши… Что бывает, когда мы, родители, потворствуем вашим капризам, безрассудству. Родителей надо уважать! И родителей, и бабушек с дедушками! И теток особенно. Семью любить. Не брать пример с этого Лешки: дескать, я супермен, а вы серая масса…
Я уважаю… Пап, ты чего?
Еще с Вано поговорю! Серьезно, по Юлиному совету… Где он? Где твой брат? По Утылве небезопасно гулять – здесь похищают…
Братик? Скрылся. Когда все перед директоршей слюнями елозили – типа что с ними будет? и будто бы она ответила… Братик со смелой дурочкой Машей (так ее зовут?) побежали спасать кота, которому чуть башку не откусили… Извини, я лишь дословно повторяю.
Повторю – не слушай и на веру не принимай!.. Куда Вано пошел… с Машей? Не ко мне же – не в бабылидину квартиру. Во-первых, там Тая, а ей сейчас сам черт не брат – тем более кот... А во-вторых, выгнал я кота – и чтоб духу его!..
Правильно. Не то у меня же на котов аллергия… Нет, они к майору побежали. Я не ослышалась. Очевидно, там убежище. От похитителей.
От кого?.. Ты, вообще, как? Про мальчика спрашивала. И каков мальчик, Галина Викентьевна? Охарактеризуете?
Кто? Стафик? Хороший мальчик. Средний мой. Ему и позвоню сначала. А братьям после – все уже проснулись, - Дюша отвечала невпопад. – Или вы про Лешу? И Леша Имбрякин хороший. Пасынок мой. Рядом живет. В пятиэтажке через детсад…
Это если выйти от вас, то налево или направо? – уточнила Влада.
Налево. А направо – на Проспект космонавтов. По проспекту гостиница стоит, а в ней директорша живет… Стоит в поле теремок… Еще налить?
Спасибо. Кофе выпила. Вкусный. Шоколадку съела. Я сыта, - Влада резво соскочила со стула.
Сыта? Так никто ведь не кормил! – голос Максима зазвенел на страдальческой ноте.
Но Влады уже не было в кухне. Через минуту заскрипели старые доски наружной лестницы.
Ой! – Дюша словно очнулась от глубоких размышлений. – Прости, Максим. Ради Бога. Сама же позвала, и сама голодом мариную… Все мигом. Сейчас. Только не ославьте меня как хозяйку… Если Людке Кулыйкиной попадешь на язык… Она мне все синие чайники и все блузки моей бабушки припомнит. Хотя почему моей-то?.. Ничегошеньки нет… Хлеб с маслом будете?
Обожаю!! – благодарил Максим уже с набитым ртом.
У Влады настроение явно улучшилось по сравнению с приездом. Причина подъема – красивый мальчик Леша. Смелый – один против толпы. Таинственный. И желанный – да для той же синеглазки в клипсах. Досада Елгоковской дочки по поводу тылвинской действительности угасла.
Без тени сомнений (что может не встретить объект своего внезапного интереса) Влада обогнула дом (строго налево), прошагала по обочине вдоль детсадовской изгороди (точно по следам Людки Кулыйкиной, ретировавшейся после неудачного спора с Дюшей из-за Машуткиного наследства) и зашла уже в другой двор, образованный с трех сторон панельными пятиэтажками. По насыщенностью зеленью он значительно уступал бабылидиному, а по площади превосходил. Большая свободная территория (проектировалась по советским меркам), но неухоженная. Возле домов редкой чередой росли яблони, рябины, сирень, шиповник – все невысоко, до второго ряда окон. Середина же двора – практически пустырь. Никаких сооружений – стрекозиных клумб, спортивных площадок, детских качелей и пр. Неровное поле, и трава на нем – на культурный газон не смахивает. Неровности потому, что двор постоянно перекапывали – рыли траншеи, меняли прохудившиеся трубы. Экс-мэр Утылвы В.И. Щапов безжалостно терзал городские коммуникации – не давал им ржаветь в забвении. При новом мэре С.Н. Колесникове уже второй год шел без сколько-нибудь значительных ремонтов. Если объяснить разницу в подходах старого и нового руководителей психологически – молодость сочиняет дерзкие планы, терзается над глобальными смыслами, а старость бережет куски на тарелке, скаредничает над настоящим. Никому не в укор. Во дворе с пятиэтажками от качелей торчали лишь металлические столбики. Как и в умонастроениях разочарованных жителей.
Влада осмотрелась и обнаружила у ближайшего дома (как раз №8А по улице Коммунальной) единственную уцелевшую лавочку – у второго подъезда. Посидеть можно было лишь там. Но очень скоро холдинг в лице Варвары реализует в Кашкуке проект «Добрые лавочки», и новые образцы комфорта установят всюду. Дай-то Бог. Во дворе было тихо и пустынно. Из довольно большого контингента жильцов трех домов (пять этажей и четыре подъезда в каждом) в этот случайный час не показался никто. Работники ТыМЗ уже проследовали на проходную – ведь директорша грозила лично проверить явку. Смешно, последние деньки дорабатывают…
Влада тихо присела на лавочку, никого не трогала. Но сидела так недолго. Аккурат над ней нависал балкон. Закрытый деревянными рамами – старыми, почерневшими. Обыкновенно использовался и как балкон (выйти, постоять, посмотреть и подышать, и покидать, как произошло в дальнейшем) и как место для хранения (хозяйственных принадлежностей, продуктов и предметов двойного, весьма неожиданного назначения). Центральные створки распахнуты, чтобы свежий воздух задувал в квартиру. Внутри были люди, и на балконе тоже проявилась их жизнедеятельность. Внезапно и энергично. Над перилами в открытый проем высунулась женская голова – темные волосы всклокочены, под ними лица не разглядеть. Зато голову очень даже услыхать.
Стоишь! Сидишь… под балконом. Опять! И ничего не беспокоит – ни стыд, ни совесть... Караулишь мальчишку? Зачем он тебе понадобился – вот зачем?! Отравила синим ядом, ведьма. Не видать тебе Лешки! Я не я буду, если допущу…
Влада не ожидала получить сверху разъяренную тираду. Эффект – словно тебя чем-то окатили (не водой). Девчонка вздернулась как насаженный корыльбунчик.
Вы чего?! Вы же не собака – чего гавкаете? Я вас не знаю!..
Зато я тебя… я тебе… Ой… - голова над балконом скрылась. И уже скрытая в квартире отвечала кому-то.
Кто? Да никто!.. Говорю же, на нашу лавочку больше не сядут. Меченая она. Директорша попой ерзала… - дальше начался крик опять. – Ты куда? Лешка! Нет ее там… Говорю, не она это… Просто девчонка, а я на нее насела… Ну, не верь. Сам убедись!
Снова над балконом возникла темноволосая всклокоченная голова.
Девочка… ой, извини, пожалуйста. Ты не уходи. Этот идиот сейчас спустится. Дай ему крепко по затылку! Когда племяннику дали, он же вроде понял и бабу Лиду даже полюбил…
Надо сказать, что Влада (а она за словом в карман не полезет) не нашлась с ответом. Но грубить расхотелось. Пока пыталась расправить схваченное гневом и обидой дыхание, Леша Имбрякин - похититель отца и воздыхатель директорши – стоял перед ней. Желание Влады исполнилось.
Это не ты…
Вот те на! Машутка уже толковала давеча брату Влады: Но ведь в рубашке или в футболке (или в шортах и блузке) ты – это ты. Или в другой одежде или обличье… Это ты?
Как не я?.. А ты… а ты катись! Не больно нужен! – Влада вспылила.
Это тебя только что Ирэн обругала? Ну, извини, она погорячилась…
Очень надо!
Беседа юной пары началась неприветливо и на этом могла оборваться. И наша история лишилась бы в своей палитре части ярких искренних красок, и общее Пятигорье померкло бы... Да, мальчик красивый, но Влада избалована вниманием многих мальчиков, а Леша увлечен другой оригинальной особой. Действительно, о чем говорить-то? Они разбежались бы даже без прощального кивка, и чувствам не суждено было бы родиться. Однако произошло парадоксально, что между двумя сторонами вклинилась третья и вовсе не оказалась в ситуации лишней.
Позвольте…
Рядом выросла упитанная фигура в рубашке навыпуск и обтягивающих брюках. Пухлые плечи, круглый живот, оплывший подбородок. Заметные результаты, когда жир плотно обволакивал природный костяк и мускулатуру. Хмурая, щекастая физиономия. Под непрерывной чернобровой линией маленькие пронзительные глазки. Густая челка огрубляла вид. Молодой разъевшийся мужчина – вернее, доярки Веселкины раскормили. Гений частного предпринимательства Федя Цуков. Будущий олигарх.
Что же он делал в кашкукском дворе, а не на собственной точке в Малыхани? Ведь недавно Федя клялся, что нога его здесь не ступит. А вот ноги-то скоро притащились под окна невесты, жестоко насмехавшейся над ним. Однако Федя пересилил себя. Вопрос не в глупых сантиментах, а в серьезных вещах – в деньгах, естественно. Федя неуклонно шел к своей цели, и неприятности и обиды на пути только подпитывали его решимость. Впереди уже обозначился, засияв, первый этап – его первый миллион. Пока ближайшая цель – миллион рублей. Не долларов. Пригодились и точка, и ДеньДжин – весь бизнес. Но на первом миллионе Федя не помедлит – зашагает дальше. К подлинному богатству. К независимости и безопасности. К счастью. Нифонтовская невеста еще горько пожалеет! У Феди удачно складывается. Получены тайные заверения в поддержке, нарисовались перспективы – ему многое обещали, но не меньше потребовали взамен. Как следствие, оборот малыханского пункта приема вторчермета резко взлетел. Доходы тоже. Грузовик компаньонов Феди и Тулузы сновал к проходной ТыМЗ и от нее. Металлолома на заводе горы – знай, вывози. С Федей заключен договор. Не напрямую, а через посредников – да через того же младшего Пятнашкова. Конечно, в устной форме. Ничего не подписывалось ни чернилами, ни кровью. Хотя Федя понимал, что отыграть назад нельзя. Раз согласился. Коготок увяз – всей вороне пропасть. И даже не вороне – целому корыльбуну. Договоры надо исполнять – pasta sunt servanda - начертано в юридических документах, древних скрижалях или на сказочных камнях (когда формула « куда поедешь и чего лишишься» есть тоже договор). Вот и Федю Цукова – ловкого проныру, бессовестного заимодавца – поймали на крючок. Как Лешу Имбрякина. Хотя Леша молод и наивен, и он станет трепыхаться. А Федя?.. Следуя поручению, пришел во двор Ирэн (все в нем противилось этому!), дабы кое-что передать своему оскорбителю – наглому мальчишке, который его пнул под… под… Неважно! Нанес урон Фединой гордости и новым брюкам. Пропал костюм окончательно. С обидой и стрессом наесть лишние килограммы легко. Тогда костюм и вовсе не налезет.
В наступивший момент Федя громко привлек внимание. Дочь Максима Елгокова в испуге окинула мужчину шальным взглядом, который не прояснился от начала его бесцеремонной речи – словно Цуков продолжил с предыдущего, весьма волнительного момента, что его терзал. Леша Имбрякин не поприветствовал наглеца никак.
Я не с обидой пришел. Хотя мне очень, очень обидно. Не заслужил я… Но ради серьезного дела готов переступить… Мне поручено напомнить… Алексей… Что ты обещал Варваре Ядизовне исполнить. Кровь из носа!
Точно. У вашего компаньона из носа немало крови пролилось… А не надо по ночам через проходную ворованный металл возить! Не нарвался бы на рыжих зверьков с коготками. Все знают. Пилят станки и возят.
Да почему ворованный? У нас все законно. Бумаги имеются. Заводским начальством подписаны. Господин Пятнашков собственноручно... Мы – официальная фирма. Я прямо говорю. Не скрываю. Чтоб жуликами нас не считали. Это коммерция.
Пятнашков? Дядя Витя? Чтобы дядя Витя своим тылкам эдакую свинья подкладывал. У него же родственники в Утылве все на ТыМЗ работают, а он завод разоряет.
Точно, дядя Витя. У него полномочия от собственника. Видишь, все не так, как поначалу кажется. Молодежь склонна судить, не разобравшись… Но ты-то разобрался. Каждый сам за себя. Ты хорошо уразумел. Только не надо вслух озвучивать. Мы, умные люди, поймем, а прочим необязательно.
Вы мне не друг! После всего…
Так и ты мне не друг. Друзей с лестницы не спускают. И не прощают за позор… Однако меня прислали по важному вопросу.
А вы кто? бизнесмен, то есть жулик? – влезла заинтригованная Влада. – Может, даже местный олигарх? Тылвинский дядя Гера Сатаров?
Ну, до господина Сатарова мне как до луны Мы тут помаленьку… станки пилим… Но сейчас не про станки. Железяки ржавые они… Помнишь, что обещал, недруг?
Помню. И выполню, - Лешка неприязненно скривился.
Необходимо вернуть дивор. Госпожа Пятилетова особенно подчеркнула. Последствия непредсказуемы. И она очень полагается на тебя.
Обещал – значит, верну… Слишком все закрутилось. И затруднилось. Вот зачем было Петьку похищать? Он же теперь настороже стал. И моего отца тут приплели каким боком?
Не в курсе. Я даже не ведаю, что возвращать будешь. Какой – такой дивор… Экскалибур или световой меч, жезл Энгру, волшебную палочку или Щаповскую – что-то настолько смертоносное… Мне просто велели передать…
Передали? Теперь уходите. Поговорили.
Легко. У меня своих дел выше крыши. Архиважных! Я приглашен в управу. Среди немногих достойных и уважаемых граждан. Да, представь себе! А Ирина Вячеславовна, тетка твоя, уже никогда не представит… Госпожа Пятилетова инициировала обсуждение будущего Утылвы. Только из уважения – да не к тебе, а к серьезным людям – я здесь. Свою миссию исполнил.
Рано Федя так решил. И про Ирэн обмолвился. Темноволосая голова над балконом внимательно следила за недружескими переговорами и одновременно сама себя подзуживала. Во времени совпало, что слова директорши были переданы по адресу (то есть, кашкукскому пареньку Леше), и у верхнего наблюдателя терпение лопнуло – чпок!..
Федька! Сукин! приперся! И брюки переодел… Танька-то прореху зашила? Выглядишь как приличный человек. Якобы и с совестью у тебя в порядке… Мало схлопотал?
С вами я вообще не разговариваю! В упор не вижу! Хулиганка!
Хорошо, хоть проституткой не обозвал. А то нанесла бы я на твои масляные щечки перманентный макияж. На этот раз до мяса!
Смешно. Я больше посмеюсь, когда приду к вам с милицией, если долг не заплатите. С процентами! А за поруганные честь и достоинство отдельная компенсация полагается. Моральный ущерб. Как во всем цивилизованном мире.
Для тебя честь и достоинство – это равно ущерб? Ущербный ты наш! Ты за честь денег получить хочешь? Ну, мы в Утылве нецивилизованные. Так утрешься!
Посмотрим, чья возьмет. Я все по закону… Представляю сейчас исполнительного директора ТыМЗ. Статью за хулиганство никто не отменял.
Молодец. А за воровство? с завода.
Какое воровство?! Ложь! А если и так – не у вас своровано. Вашего там ничего нет. Вы никто. Быдло, нищеброды. Были ничем и скоро превратитесь обратно…
Ах, ты! подонок! Вознесся! сукин сын… Допредставляешься, пес Варварин! Я спущусь и вырежу тебе нос с корнем. Чтобы с компаньоном уголовником на пару стали. Ничтожества!
Права не имеете! Руки коротки!
Рук достанет и отсюда достать! Хомяк! Держи!
Бумс! с балкона просвистел круглый твердый снаряд. Федя взвизгнул, сразу лишившись солидности. Еще раз бумс! согнулся пополам. Попятился с дистанции удара. Рядом не оказалось ни щита, ни танка, чтобы за него спрятаться. Только лавочка.
Алексей! уйми тетку! Распоясалась…
Что это? картошку метают?! Влада смотрела и почти млела от восторга. Второй раз за одно утро. Нет, поездка в Утылву – неплохая затея. Всплеск (взбульк) адреналина. Сразу столько всего приключилось. Скучный Кортубин отдыхает.
Федя девчоночьего восторга не поддержал. При том, что не сомневался – Ирэн исполнит угрозу и расцарапает ему щеки вдругорядь. Можно в милицию жаловаться – отчего ж нельзя? Но в дикой Утылве милиционеры - нецивилизованные дикари; и жалоба мужчины, что его покалечила женщина, не встретит уже упомянутого восторга. Ростовщиков нигде не любят. И лично лейтенант Клим Жадобин очень не любит. Жизнь осложнится. Оно Феде надо?
Цуков оценил ситуацию на местности – в общем дворе. Не дожидался, когда племянник Ирэн (который явно Феде не друг!) опять выпроводит его каким-нибудь жестоким способом (второго позора не стерпеть!). Представитель директорши побежал, петляя. Ирэн со стрельбой управлялась шустро, азартно: прицел! огонь! Картофельные снаряды свистели по извилистой Фединой траектории. Цуков стремительно удалялся в сторону Проспекта космонавтов – туда же пролегал путь в управу. Но для совещания вроде бы преждевременно. Широкая спина бизнесмена напоследок мелькнула в кустах сирени.
Бли-и-ин… - Влада с выдохом досчитала до пяти.
На цифре пять Лешина тетя по инерции запустила последнюю картофелину. Недолет. Не то, что до середины Днепра – снаряд рухнул посередине пустыря. Конец сражению. Победа. Ирэн вытянула руку в эффектном древнеримском жесте: Viva victoria!.. Уже прозаичным тоном бросила племяннику:
Подбери в ведро. Нечего добром раскидываться… Ты меня понял? Ну! Если твоя шмара появится, я ее…
Блин, - опять простонала Влада.
А с ней можешь, - великодушно позволила Ирэн. – Ты не бойся, девочка. Я не буйная. Но любого человека достанут…
Балкон опустел. Леша не повиновался приказу и не пошел собирать картошку. Он почесывал нос как бы в задумчивости. Наверное, думал о своем разговоре, о таинственном диворе – вот прямо в стихах.
Если этот жулик возвратится? с милицией?.. Считаешь, нет? Хорошо… Тогда что за дивор такой? Диво? С чем его едят? – пристала Влада. – И по какой причине его обязательно надо вернуть? Даже из носа? или откуда?
Не из носа. Петька утащил из гостиницы. Сам не понял, что сделал. Если он еще с дивором везде шляется – в Утылве на митинге и в Пятигорье…
Как же он не замечает? Это что, маленькая вещь?
Дивор почти невесомый. Вот в твоей маленькой ладошке скроется. Дунешь – полетит. И прилетит на наши головы!.. А Петька с огнем играется… Он меня просил, чтобы я тоже в его дурацких митингах участвовал. С вороной каркал и с котом мавкал… Идиотство! Верить, что добьешься справедливости. Правый Блок – очередная Петькина блажь.
Почему? Папа в Правом Блоке. Он в главном штабе состоит.
Состоит и народ надувает. Петьку надули. Ездили ребята в ваш штаб. Спровадили их оттуда. Учитесь, детки, а в политике взрослые дяди разрулят. Разрулили с Утылвой!.. Петька обижен. Не поверит он мне. Как тогда дивор добывать?
Тьфу ты! черт! Добыть то, не знаю что… Сказочно!
Вот и я голову ломаю. Петька не понимает, какую волну поднял – уже совсем не жалкие пузырьки. Сообразил лишь на Казятау спрятаться. Или на Кашихе. Ночами дрожал со страху…
Казятау?
Козлиная гора. В старину коз там пасли. Одна из вершин в Пятигорье. Самая низкая.
Петька твой друг?
И я ему помогу. Заберу дивор и избавлю от опасности.
Так все не только ради директорши? Ты и тип! С ней, что ли, крутил? Она же старая! Хотя по виду – по юбочке ее да по клипсам – не скажешь… Под балкон к ней бегал? Скакал козликом! с рожками…
Я на глупости не ведусь. Козлу спокойно. Козлов ворпани не едят. Предпочитают красивых девушке в коротких юбках или шортиках. Нисколько не шучу.
Влада невольно рассмеялась. Хорошее настроение вернулось. Леша как бы вслух размышлял.
К Петьке напрямую не сунешься. Надо через кого-то… Через кого? Сложно. М-м-м… А что я вспомнил. Ты родней племяннику приходишься? Я тебя в бабылидином дворе видел. Как тебя зовут?
Влада. Я его дочь. И для моих ушей звучит дико, что ты папу племянником называешь. Какой он тебе племянник?
Не мне. Нашей бабе Лиде. Сын сводного брата ее. Уж в дальнейшем родстве сами разбирайтесь.
Ну, правильно. Папа сюда к какой-то бабушке приехал. Юлия говорила. Проблема эта ахри.. архи… Короче, очень важная. Даже политическая. Папа на выборах от Правого Блока баллотируется. Там биографию представляют. Указывают родственников. У нас в Утылве неожиданно отыскались… Никто не мог предположить…
Что? Иметь родню в захудалой Утылве гораздо стремней, чем среди олигархов? Унижает?.. Ты – дочь своего отца. И у тебя есть брат, который заявлял, что он не терпила.
Да. Иван такой. Он честен. Не балованный сынок. Не транжира и не терпила. Ты не прав насчет него.
Ах, неудобно. Виноватым себя чувствую, что несправедливо обидел… Плевать! какой твой брат. Уедете в Кортубин и тоже наплюете. А мы здесь останемся. И дивор для тылков – угроза. Почти скрытая угроза… Не злись. Людям, вообще, плевать друг на друга. Цукову точно… А вот на что не наплевать… Утром твой брат стоял во дворе с девчонкой…
С этой – в желтом сарафане? Местная?
Ага. Из наших. Машутка Кулыйкина. Она здесь вхожа всюду. У бабы Лиды бывала, та ей квартиру завещала. И в нынешней Петькиной компании – в дурацкой ячейке Правого Блока – она болтается. Между небом и землей. Естественно, политика Машутке до лампочки. Едва ли у нее вообще лампочка в мозгах засветит… Здесь захолустье. Все знаются чуть ли не с ясель. Матвей Демидом Анютины, Устина Жадобина, Юлик Цыбин, Леська Кулыйкина… Я ручаюсь, что твоего брата Машутка в ячейку приведет.
Вано разочаровался в политике. После того, как его старик в хосписе помер. И Вано понял, что все тоже умрут… После того, что он в составе другой – не менее дурацкой - ячейки натворил в Кортубине… Мама с папой не замечают. Вано боится возвращения домой.
Отлично. То есть, нехорошо с твоим братом. А ты – любящая сестра – беспокоишься и ищешь его. Я подскажу, где искать. С тобой в Петькину ячейку и пройду.
****
Совещание по общим вопросам – как в Утылве дальше жить будем – должно состояться в заводоуправлении по улице Синецветной. Слева от проходной, перед трубой котельной длинное двухэтажное здание с надписью наверху ТЫЛВИНСКИЙ МЕХАНИЧЕСКИЙ ЗАВОД. Конференц-зал на втором этаже. Евроремонт, как полагается. Линолеум на полу, декоративная штукатурка на стенах и на колоннах в одну линию. Ряды закрепленных жестких синих кресел. Жалюзи на окнах. Стенды с фотографиями продукции ТыМЗ: отрезной автомат, типы ножниц, гибочный станок. Обязательную доску почета убрали (слишком уж совково!). Барельеф Ленина со стены, которая лицом к зрителям, тоже пробовали снять – не получилось, с мясом пришлось бы отдирать. Оставили ради целостности стены. Вождь мирового пролетариата сурово смотрел на нынешних ренегатов и молчал.
В стародавние – сказочные – времена здесь проводили бесчисленные мероприятия – на октябрьские и майские праздники, Новый Год и 8 Марта, устраивали квартальные и годовые отчеты, церемонии награждений, профсоюзные заседания и др. По разу в месяц зал непременно заполнялся народом. Массовку обеспечивали трудящиеся, а вот солисты – заводское начальство и первые лица города. Васыр регулярно собирал здесь производственные сходки для усиления охвата – ставил задачи, распекал, дозированно хвалил, предлагал выступить с критикой и самокритикой, обрисовывал пусть не ошеломительные, но вполне реальные перспективы ТыМЗ в системе народохозяйственного комплекса страны. Золотой дождь зарплат не выпадет на головы тылков, но работа будет всегда – еще и детям, и внукам хватит. А теперь что? Рынок.
Щапов тоже высиживал на сцене за длинным столом и выстаивал на деревянной трибуне с гербом СССР. Захватил край советского времени. Даже доклады читал. На актуальные темы как то: Повышение эффективности бригадной организации и стимулирования труда, Совершенствование социалистического соревнования, НОТ и усиление творческой составляющей, Идеи перестройки; реформа политической системы страны. И т. д., и т. п.
И что теперь? Швах и Мав! СССРовская трибуна давно утащена в закуток за сцену – тяжеленная штуковина! - ее даже повернули серпом и молотом к стенке, чтобы никого не смущать. Если поискать в закутке, то найдутся раритеты прежней эпохи – фотографические портреты членов Политбюро в рамках, знамя из малинового плюша, первомайские транспаранты, картонные коробки (архив заводского парткома), журналы учета всевозможных взносов (в профсоюз, ДОСААФ, Красный Крест, общество защиты природы или охраны исторических памятников и проч.). Намалеванный на фанере лозунг «Экономика должна быть экономной. Л.И. Брежнев». И где-то на дне – о, ужас! – большой холст с портретом И.В. Сталина в светлом френче и с трубкой. Старые противогазы, стопки пожелтевших газет и бланков. Оригинальный раритет – уменьшенная копия бюста героя красногвардейца, что венчает кирпичную тумбу на городской площади – копия бледная, не раскрашенная. Комнатенка забита доверху и не запиралась на замок – никто туда не рвался. Или все-таки временами заглядывали, шелестели рыжими лапами и что-то находили? Например, лежал в закутке старый рупор – теперь не лежит там. Оказался вполне исправным. Петька Глаз баловался с этой полезной игрушкой на несанкционированном митинге. Ох, заводское начальство не знает, что рупор-то из закутка при конференц-зале, а то велело бы расследовать – кто вынес и кто потворствовал. Петькины друзья, конечно – теперь молодые безработные.
К собранию готовились ответственно. После обеда в управе отключили турникет. Чтобы можно было свободно пройти в зал заседаний. Планировалось участие не только заводчан, но и из города. Однако никакой импровизации – типа кто пришел, тому и рады. Список составлен, предварительно согласован с главой службы безопасности Поворотовым и братьями Клобами. Директоршу не побеспокоили подробностями. Дальше действовали строго по плану (или протоколу). Возле турникета с двух сторон замерли два шкафа в форме охранников. Не те шкафы, что дежурили в гостинице Мара в волнительную ночь – тех уволили с треском. Помимо шкафов гостей встречала девушка в форме протокольного отдела ТыМЗ (был и такой!) – белый верх, темный низ. Для девочки поставили столик, на столик положили список – в нем отмечали галочкой каждого пришедшего. Все строго по протоколу. Приехал и торопливо прошел мэр С.Н. Колесников. Девочка заулыбалась и запрыгала. Пропустили и других гостей. Собственно, пропуска не нужны – все всех знали. У Поворотовских охранников через турникет (неважно – выключенный или нет) муха не пролетит – не то, что замаскированный корыльбун.
Хотя нет! Случился незапланированный эпизод – без него не обойтись. Так, пустяки. К турникету неуверенной походкой приблизился один гражданин небрежного вида. С вздыбленными серо-седыми волосами и сморщенной физиономией сказочного корыльбуна. Костюм на нем болтался, под пиджаком ничего, кроме майки, на ногах черные (хорошо хоть не белые!) тапочки. Шкафы–охранники словно по невидимой команде преградили дорогу.
Стоять!! (неминуемое продолжение фразы – стрелять будем!).
Гражданин испуганно вздрогнул. Но собрав все свое мужество, выпалил:
Я хочу пройти! Не вправе преграждать! Меня здесь все знают. Столько лет!.. Я это… как его… старожил…
На помощь охранникам (их дело – стоять и стрелять, а не переговоры вести) поспешил опытный (более девочки) сотрудник протокольного отдела. Увидев, кто перед ним, сотрудник облегченно выдохнул. Тон, которым он воспользовался, был явно издевательским.
Кто-кто? Аксакал? Столетний?
Не то, что давно живу на свете, а всю жизнь на заводе отработал. Сразу после института начиная… Я не чужой здесь – свойский… Фабрики и заводы в нашей стране тогда принадлежали народу! И мы не на хозяев трудились. На социалистическое государство.
Напился! Где ты теперь трудишься, Килька? Под забором? На бутылку хватает? Сколько платят?
Тсс… Неважно… Деньги – не главное… Когда нормально все было – все государственное – я работал. Честно и добросовестно. И все работали. И начальник мой Вениамин Игоревич… Теперь для кого работать? Для олигарха Сатарова, чтобы он новую яхту купил? или остров в Тихом океане? или даже железный дворец? В АУ… ой, в УА… или в УО… Короче, в холдинге Наше Железо этого железа хватит… Я, между прочим, ни разу во дворце или в океане не был… Гм, не тонул в нем…
Хочешь, что ли? В водке и утонешь! Никакого выхода нет…
В диалог включились другие участники – кто мимо проходил на заседание.
А он спонсора нашел. Его бабылидин племянник спонсирует – поит. Я бы тоже не отказался. Говорят, что племянник – ну, не племянник, но тоже родственник самого олигарха Сатарова. Может, он?
Чего он? напоит и накормит? Он сам с нашего стола жрет в три горла. Яхты и острова покупает. Британскую команду Челси купил!
Это не Сатаров - Абрамович купил. Ну и че? Когда богатые бедным помогали? Только если им, богатым, что-то нужно. Например, власть удобную выбрать… И потом, старая истина – если богатый с бедным знается, то это богатый богатеет, а не наоборот. Слышь, Килька, поимел с племянниковых щедрот?
Хороший человек. Кандидат наук. Племянник бабы Лиды. Душевный. Мы с ним говорили, говорили до утра. До полного упадка…
О чем? О победе мировой революции? Или о кризисе в мире? Сказки друг дружке рассказывали? Ты ему про Пятигорье, а он тебе про деда Гранита? Уж его бы дед быстро эксплуататоров к стенке – и выщелкал бы!
Хорошие в Пятигорье сказки. Про лису и про барана. Про бабку на Мобутином хуторе. Шустрая старуха…
Не придуривайся, Килька! Все равно не пропустят. Ты на совещание умничать начнешь, а кому надо?
Как кому? Мне! Я старожил!
Мобутя старожил – ему уже, наверное, лет сто. Тебе сорок. Мужчина в самом расцвете сил. Три девки у тебя еще замуж не выданы… Иди отсюда, пьянь! Видел бы тебя Венька Имбрякин. Конечно, он пил, но мозги не пропивал.
Точно. Главное и нужное – это мозги. В любой жизни и при любом строе… И на заводе тоже. Мы потому и накрылись, что у нас техотдела не стало. Головы на заводе. Неработающие станки и впрямь на металлолом пригодны. Новое оборудование не купить. Если купить, кто отладит? Ты же, Килька, на мир через бутылочное стекло смотришь. Чертежи не прочитаешь.
П-прочитаю… Я и по а-аглицки могу… И прочитаю, и просчитаю. Хошь, сейчас эпюру построю?
Хватит трепаться. Или трепыхаться. Ты не способен. Давайте его отсюда, ребята! – скомандовал сотрудник шкафам охранникам.
Шкафы безмолвно и без эмоций взяли Кильку Кулыйкина за руки и вынесли его из управы. Аккуратно поставили на крыльцо, подтолкнули в спину – дескать, иди, не морочь головы занятым людям. Огорченный Килька побрел восвояси. Если в списках не значишься, то чего уж теперь…
Этот спонтанный эпизод никак не повлиял на ход дальнейших событий. Все прочие посетители значились в списке и беспрепятственно пропускались внутрь. За полчаса до начала больше половины кресел оказались прижаты седалищами тылков. Пришла в полном составе коммерческая служба. Очевидно, по распоряжению В. Пятнашкова. Сплошь молодые люди – парни и девушки, одетые модно, с телефонами. Строго говоря, это дети заводчан – на производстве они ни дня не поработали (родители им такого ужаса не желали), и не заподозрили (счастливчики!), что основные орудия труда на ТыМЗ не компьютеры, принтеры, факсы, кофемашины и кулеры. И основное место – не офис. Из совсем другой оперы – механический, литейный, сборочный цеха, травилка, гальваника, покраска. Однако молодые менеджеры, что крутились возле денег (заказов, договоров, счетов фактур, векселей и пр.), уже поняли, что дело швах (МАВ!) и не трепыхались. Да провались Утылва! Их ждал целый мир – большие мегаполисы, новые должности, крутые оклады (так они думали, и глаза загорались). Также думал юноша Алексей Имбрякин – про это говорил речь в бабылидином дворе.
Другой ряд кресел в зале заняли женщины в возрасте и все, видно, замужние. Тыловки. С завитыми кудрями, в нарядных китайских кофточках, с одинаковым макияжем – угольно-черные слипшиеся ресницы, выщипанные брови, алая помада, толстый слой пудры, сквозь который предательски просвечивали следы нервотрепки, утомления. Отдел акционерной собственности ТыМЗ во главе с Натальей Матвеевной Цыбиной. Этот отдел – в отличие от других служб в управе – в кризисное время трудился полноценно, засиживался за полночь, чтобы наштамповать справок и докладов для руководства. Отдельским дамам ехать было некуда. Их дома и семьи в Утылве.
Затем делегации от цехов – по какому принципу выбирали? в дальнейшем выяснилось, что крайне неудачно.
Присутствие на заседании лиц, посторонних на заводе, обосновывалось логически. Предварительно подчеркивали, что обсуждать будут не только внутренние дела ТыМЗ, но и обстановку в Утылве в целом. Логично. Завод и город неразделимы. Умрет завод – умрет и Утылва. Но почему-то нынешние власти – и мэр, и директорша, и областные инстанции – категорически против столь гранитной формулировки. Действительно, почему умрет город? Случится землетрясение, пласты почвы сдвинутся, обнажатся норы ворпаней, и дома рухнут вниз? возникнет пустое место? дикая степь придет? Нет. Люди продолжат здесь жить. Женщины и дети никуда не уедут. Продолжат работать городские службы и, главное, органы власти. Школы и больницы (и в обыкновенном, а не в крайней случае в больницах фельдшера, а не врачи). Мужское население отправится на вахты – правильно! у нас же рынок, нельзя на попе ровно сидеть. Активные и образованные горожане тоже поищут лучшей доли за границами Пятигорья – например, в Кортубине. Дети Васыра и Щапова уже нашли. Но ведь это не катастрофа. Не конец света. Хотя прежней Утылвы не станет. Сколько еще городков и поселков не станет в России? Незачем считать.
Пусть обиды по углам,
И корыто пополам,
И изба нарастопашку -
Ветра свист и тарарам.
А по стенам и по полкам
Мусор, битые осколки…
Незачем считать. Нечего жалеть. Рынок! Представитель нового поколения (вполне адаптированного и успешного на рынке) Ф.И. Цуков уже сообщил с гордостью молодому выскочке и любимцу директорши Леше Имбрякину, что его пригласили на совещание в управу. Персонально позвали, обратившись по имени–отчеству: уважаемый Федор Ильясович. Лестное свидетельство признания. Бывший житель Казахстана (кусок от Империи откололся – бульк!), вынужденный покинуть родину (еще советскую – не свободную) и приехать в богом забытую Утылву. Федя забрался на недосягаемую высоту и теперь в компании с другими уважаемыми людьми начнет решать судьбу города. Да что там с людьми – с самой директоршей!
А тогда сбежав от ненормальной невесты (что не невеста вовсе, и пылает яростью, картошкой обстреливает), Федя за кустами сирени осмотрел себя. Ирэн очутилась никудышным снайпером – пару раз лишь достала. Сзади на ягодице и сбоку на бедре – там два темных круга. Федя тщательно потер пораженные участки – не особенно заметишь, если не приглядываться. Вообще, с этой семейкой Нифонтовых надо что-то делать – нельзя оставлять безнаказанными. Цуков набросал в уме план мести. А ничего придумывать и не требовалось. Слабое место Нифонтовых – старшая сестра Лариса – тихоня, пугливая паникерша и доверчивый заемщик. Лучше мстить через нее. Просрочка уже пошла, и платить придется не только долг и проценты, но и неустойку и штрафы. Прилично набежит. Все согласно договору – по закону, то есть. И не надо взывать к жалости – самого Федю пожалели?
Цуков, безусловно, из воинства Варвары. Просто Федя уже четко ощущал враждебность тылков (на что он надеялся после ростовщической практики с ДеньДжином? на людскую приязнь? да его возненавидели!). Других вариантов не было. И у его компаньона Тулузы, который тоже вынужден примкнуть к Варвариной стороне. Попробовали бы взбрыкнуть оба компаньона! Дескать, совесть и политические принципы им не позволяют. На них, голубчиков, уже компромат собран – грузовик компромата.
Тулуза вырядился для визита в свет. Пестрая рубашка (на малыханский вкус Гели Веселкиной) старательно отутюжена, все пуговицы застегнуты, что мужчина задыхался из-за тугого ворота. Волосы смочены и приглажены. Разит дешевым одеколоном после бритья. На носу красуется кусок пластыря. Неприветливый, чувствительный к насмешкам взгляд. Новые ботинки хрустят при ходьбе, сжимают ноги как колодки. Компаньоны, оказавшись в зале, внимательно осмотрелись, бухнулись на сиденья возле колонн.
Напротив окна устроились также двое мужиков, но гораздо старше. Считай, уже старики. Мирон Пятнашков и Григорий Жадобин. И заслуживают они, чтобы сказать о них подробно. Первый - седой, благообразный, в добротном темном костюме и голубой рубашке без галстука. М.К. Пятнашков. Проживает с женой в Кашкуке неподалеку от Щаповского наследственного гнезда. В нашей истории Мирон Кондратич уже фигурировал, но не прославился подобно другим персонажам – именно в нашей истории, а не в истории Утылвы. Скромность – достоинство (или недостаток?) советских людей. Вот племянник бабы Лиды не успел приехать, а уже всем известен, и первая местная красотка Ирэн Нифонтова его выбрала, Мобутя на рыбалку пригласил, ворпани похитили, местные оппозиционеры Щапов с Васыром думали привлечь на свою сторону, и даже сказочный корыльбун пометил (больно!). Варвара не сможет долго игнорировать родственника олигарха Сатарова. Максим в Утылве нарасхват! А Мирон Кондратич с современной точки зрения отсталый совок, заурядный обыватель. Не философ, не журналист, не актер не политик, не топ-менеджер, не блоггер и даже не богач – полное ничтожество. Как и все мы (ладно, НЕ ВЫ, полегчало?). Возьмется старик рассуждать про свою серую, скучную жизнь, и такие глупости выходят – родился и прожил в захолустье, отработал на маленьком заводе, детей вырастил, считал, что не ему должны, а он должен, старался быть честным, благодарным, усердным. Разве это достижения?! Для его родного сына, Виктора Мироновича, точно не аргумент, когда сынок - глава коммерческой службы ТыМЗ, молодой способный руководитель. Как злословили в Утылве, особа, приближенная к императору – то бишь, к госпоже Пятилетовой. Нет, Виктор любил отца, но у того все осталось в прошлом. Сейчас семья разделилась – Виктор по своей должности причислен к команде Варвары, а Мирон примкнул к оппозиции – к В. Щапову и Б. Васыру. Смешно и для умных людей заранее ясно, кто победит. А вам ясно?
Второй старик, Миронов приятель – здоровенный, волосатый, мосластый, словно леший из сказки. Рост породил привычку сутулиться, и еще старик постоянно кашлял, на улице сплевывал смачно, но в помещении терпел. В росте Жадобин не уступал Поворотову, но был худым, даже изможденным, изработанным вконец. Ходил медленно, с усилием сгибал длинные конечности. Ступни и кисти огромные. Лицо словно лишено жировой прослойки (да и все тело). Кости черепа легко читались – стоит надавить, и обозначились впадины, которые долго не исчезали. По-видимому, больной человек. Оттого какой-то равнодушный, бестрепетный.
Но не всегда Григорий Алексеевич Жадобин был больным и не всегда был старым. Да он моложе столетнего Мобути! И жизненные обстоятельства его складывались собственным независимым образом. В давнишние времена его дед (ну, или брат деда) – молодой человек из семьи хлеборобов Жадобиных, честный и упрямый тылок - вступил в отряд красногвардейцев, не выгадав ничего от новой власти – убит в первом же бою на Шайтанке, похоронен под звездой с лучами (там же значатся имена других аборигенов – не одного лишь Кирилла Солина). Отец погиб на фронте. Сам Григорий благодаря природной смекалке (тылкам свойственной) обучился на шофера. Отслужив в армии, домой не вернулся. Всегда испытывал волнительную тягу к перемене мест и удовлетворил ее сполна. Подался на Север. Повидал людей, скитался, попробовал разные профессии. Работал в геологических экспедициях, на буровой, гонял карьерные самосвалы, занимался промысловой охотой в тайге на дикого зверя. Охота стала его подлинной страстью, и с ее целью он выбирался на лодке в глухие дебри. Людского присутствия там не ощущалось, разве что крайне редко можно было натолкнуться на остатки лесопунктов, где на заготовке древесины раньше трудились заключенные. Лагеря давно закрыты, зэки вывезены, лесосеки заросли зеленым молодняком. Однажды на Северном Урале, в самом что ни на есть медвежьем углу Григорий Жадобин повстречал интересного деда, который давно не выходил из тайги, жил в охотничьих срубах и умудрялся обеспечивать свои скромные потребности, не испытывая нужды в человеческом обществе. Звался оригинал дедом Мобутей (да, да! именно он). Жадобин с Мобутей перекинулись словами, выяснили, что оба из одних мест – с Южного Урала, из степи. Григорий и рассказал отшельнику, что мир перевернулся – нет больше СССР, партию распустили, прошлое объявлено тягчайшим преступлением, и теперь полная свобода. Кто пострадал от коммунистического режима, чисты как ангелы, могут жить совершенно спокойно. После таких разговоров у обоих – у Жадобина и Мобути – проклюнулась под темечком одинаковая странная мысль – снова очутиться в Утылве. В удивительном месте под названием Пятигорье, где льются потоки красного света, находятся первозданная степь, прозрачное озеро Виждай и пять сказочных вершин. Неплохо, если жив исток, начало всего – достижений и ошибок. Есть куда возвращаться. И будь, что будет… Известно, что Мобутя не сразу преодолел свою недоверчивость. Не сразу пошел к тылкам, а несколько лет обретался на заброшенном хуторе, но переломил себя. Теперь он успокоился.
У Жадобина, конечно, не такая ноша на душе. Он не терял рыбу на странном кладбище (Мобутя поведал земляку любимую байку). Синеглазая старуха не напророчила Григорию его судьбу. Все не столь драматично. Ничего не препятствовало возвращению – ни тоталитарный режим, ни его крах. Ничего не удерживало. Годы в общагах и ведомственных квартирах. В поселках нефтяников, в вагончиках и времянках, и в избушках промысловиков. Ничего, по сути, нет - или все же есть? В жизни всегда ИЛИ. Женщина родила Григорию сына, но не привязала к себе – не остепенился он. Продолжил ходить в тайгу, а деньги на ребенка присылал, не скупился. Произошло несчастье – умерла мать, осиротив парнишку. Как раз перед встречей с Мобутей Жадобин терзался над вопросом – что делать? Вырисовывался один путь. Перестать кочевать. Брать сына и ехать домой, садиться на родное Жадобинское место и жить. Есть все-таки судьба, о которой вещала синеглазая старуха. И если не узел с рыбой – так кровный наследник имеется. Все пути ведут в Рим – ой, в Утылву… По возвращении отец с сыном поселились в Кашкуке. Вдовая сестра Григория приняла блудных родственников, даже обрадовалась. Взяла на себя заботу о двух мужиках – брате и племяннике. С тех пор много воды утекло в Виждай. Паренек Климка стал Климом Григорьевичем – лейтенантом Жадобиным в МО МВД РФ «Тылвинский». Важной фигурой в городе. Он женился и сейчас в семье двое детей – падчерица Устина и младший отпрыск Артем. У Жадобиных все хорошо, не считая того, что у деда Григория здоровье пошаливает. Но старик не сдается, хотя от прежней его страсти осталась лишь рыбалка. Он часто рыбачит вместе с Мобутей.
Сегодня Пятнашков, прихватив соседа Жадобина, пришел в управу на собрание по причине, о которой умалчивал. Варианты ответа – из любопытства или желая собрать для заговорщиков (для Щапова с Васыром) информацию, что Варвара замышляет. Или в стремлении защитить сына Виктора – Мирон знал, что народ тех, которые начальство, растерзать готов. Или то, другое и третье одновременно. Старого Пятнашкова, конечно, пропустили в зал – все же отец топ-менеджера ТыМЗ (или не топ? не настолько же Виктор туп). В зале Пятнашков выбрал кресла у окна, никому не навязываясь. И подальше от сцены, чтобы Жадобинский кашель не слишком донимал публику. Тылки дружно приветствовали кашкукских патриархов. К ним поспешил еще такой же – председатель городского Совета ветеранов Цыбин. Он приготовился выступать со сцены с докладом, но время до начала имелось. Как все Цыбины был мелкой породы. Одет ярко, фасонисто – в молодости слыл пижоном. Коричневая замшевая куртка – китайская, конечно, но качественная, мягкая, с трикотажными вставками. Черные джинсы. Зашнурованные ботинки. Кожа – не на ботинках, а на лице – бледная, тонкая, как бы скрипит от сухости. Глаза водянистые. Во рту ослепительно белые искусственные зубы. Волосы сильно поредели, кое-где лысинка светит. В вороте куртки виднеется сухое куриное горло. Застывшее недовольное выражение. Беседа с участием этих людей была интересна. Послушаем? Сегодня многое придется выслушать…
Здорово, Мирон. Пришел? И ты, Григорий. Не ждал я… - начал Цыбин.
Ты тоже.
Мне по должности нужно присутствовать. Хоть я и на пенсии. Продолжаю работать на общественных началах. А ты старых товарищей вниманием не балуешь. Дорожку в Совет забыл. У нас серьезные дела назревают.
Перезрели уже ваши дела, Цыбин. Скоро никаких дел не будет… Помещение Совета вам оставят, хотя отопление и свет отключат – заседайте. Бюджет делите. Невеликие деньги.
Неужели ты поверил сплетням? Неправда это, Мирон!
Нет дыма без огня… Кха-кха…
Будь здоров, Гриша… Да неважно все. Вернее, не это важно.
Как не важно? Как не это? Мы же с тобой всю жизнь бок о бок. Я не про Григория говорю. Ты мастером в травилке, а я.... И я в профсоюзе права трудящихся защищал…Трудились десятки лет. В партии были. Ты и в бюро горкома входил.
Нашел, что вспоминать. Поздно. Открестились мы от коммунизма как от чумы. И жизнь наладилась!.. Все верно Щапов говорил…
Мало ли что он говорил. И теперь говорит. Сделать ничего не сможет. Надо с нынешним начальством договариваться… Ладно, мне пора.
Доклад повторить перед началом? Блеснуть хочешь? Ох, Цыбин, Цыбин…
Ну, для читателей взгляды наших пенсионеров как бы разъяснились. Политические ярлыки приклеены. На первый раз. Мирон Пятнашков – непримиримый оппозиционер (он за Зюганова голосовал на выборах), а Цыбин склонен к компромиссу (состоял в Единой России). Третий из кашкукских стариков Григорий Жадобин сохранял нейтралитет. Он сейчас просто старик и просто рыбак. Но все не просто. И Пятнашков, несмотря на свой голос за президента коммуниста, был умным человеком – достаточно умным, чтобы вот так не засесть в старом танке в непримиримости. Да и к кому? к каким врагам? Россия, слава Богу, не воюет. Вообще, что угодно, абы не было войны (автор не иронизирует).
Между тем, беседа развивалась. Стали прислушиваться и подавать голоса с соседних рядов. И слова Пятнашкова были созвучны мнению лидера другой – противной Варваре – стороны. Владимира Игнатьевича Щапова – он физически не присутствовал в зале, но к его авторитету обращались постоянно.
Газетки почитываешь, Мирон Кондратич? Тебе хорошо. Ты на пенсии.
И вам не лишне будет. Для тех, кто в танке. Чтобы, значит, оценить ситуацию не только изнутри. Кругозор расширить. Газета серьезные материалы перепечатывает. Для умных людей.
Что же там? Поделись. Как это нам поможет?
Не там, а вообще в мире. Сейчас складывается сложная экономическая обстановка. Падение индексов мировых фондовых рынков началось год назад. Мы в стране не ощущали этого сильно.
Как не ощущали? Очень даже ощутили. Вот сейчас!
Сейчас мы уже поставлены перед фактом. Печальным… Но нельзя сказать, что гром грянул с ясного неба. И ворпани у нас появились из-под земли… Мда, неправильная аллегория… Признаки кризиса были давно, а теперь понятно, что его не миновать. Россия не удержится в сторонке.
Ты же идеологом никогда не был, Мирон. В травилке работал. Ну, выдвигали тебя в бюро горкома – так по разнарядке, там должны пролетарии числиться… А теперь что? словно политинформацию ведешь. Про язвы и пороки капитализма. А почему мы? Нас-то за что?
Потому что нас захватили. Или вернее, мы сами от своего социалистического наследства отказались. Теперь огребем сполна. За себя и за того парня.
За какого парня?
За того самого. Главного над всеми... Вот здесь написано. Американской экономике предстоит самая серьезная за последние четверть века рецессия. Как во времена Великой Депрессии. Скоро наступит. Ждите.
Чего же серьезней? Эй, у нас завод закроется, и больше ничего в Утылве нет. По ком Депрессия ударит? И когда предстоит? Урожай успеем вырастить? Свинок выкормить и поколоть. К зиме подготовиться.
Точный срок назвать сложно. В газете экономист пишет, что сначала в Америке что-то рухнет – банк какой-нибудь. И все посыплется как в домино.
Не везет. Не успели в цивилизованную сторону свернуть - и бах!.. Не в первый раз. Десять лет назад тоже кризис произошел. Оклемались и опять… Это что, теперь регулярно будет? Планово? Так мы же плановую экономику похе…
То-то и оно! Сами, сами… Читай и наслаждайся. Газета Родные просторы. Статья про нашу область. Э-э… Вот. Тревожные тенденции наблюдаются в Кортубинской области. В разных сферах – банковской, строительной, на рынке труда. Уровень безработицы стабилен, но успокаиваться нельзя. Имеет место замедление темпов роста объемов промышленного производства. Традиционно в фокусе нашего внимания предприятия черной и цветной металлургии и прежде всего Кортубинский металлургический комбинат... На нашу продукцию на мировом рынке снижаются цены... Необходимо реагировать. Расходы резать как носы... Возможные пути какие... Даже экзотические. В холдинге рассматривают сокращение управленческого персонала – это затронет не только центральный аппарат, но и администрации производственных единиц. А ТыМЗ кто? Ноль без палочки, то есть без единицы. Нас совсем сократят… Что, собственно, и делается… Губернатор отметил трудности, которые испытывает самый главный налогоплательщик области – АО Наше Железо. В связи с чем обостряется вопрос налоговых платежей. Бюджетников-то масса.
О как! Этому народу – тунеядцам и пьяницам – надо еще пенсии платить!
Ах, обострилось у них! Наверное, не зря на президентских выборах кое-где в области победил Зюганов. Твой кандидат, Мирон Кондратич! И по общим результатам он второй… Но для власти наукой не послужит…
Административный ресурс, че ты хочешь… А! вот материал по кортубинской глубинке. И нас упомянули. Автор А. Порываев пишет – он много в газете пишет… Надежд на возрождение градообразующего предприятия Утылвы – Тылвинского механического завода (ТыМЗ) нет. Все идет к тому, что производство будет остановлено. Шансы от противного очень малы. Работники открыто возмущаются предстоящими сокращениями в связи с ликвидацией предприятия.
Стерпим, люди? Они завод гробят – нарочно! пилят и гробят. И уверены, что мы проглотить должны. Совещание созвали! чтобы попрощаться. Баб отдельских, менеджеров, секретуток… Послушное воинство – подальше пошлют, и туда же пойдут…
Не то и не так ты языком, паря… В конце концов, на митингах и на собраниях лишь глотки рвут, а серьезные вопросы решают в тишине и холодке. Потому я Игнатичу верю. Поддерживаю.
Это кто ж в холодке-то, Мирон? Чего тогда директоршу из-за мальчишки поджигает? У нее сейчас в голове и пониже – любовь! Женщина молодая… И я люблю! Семью – жену, детей. Тещу люблю и уважаю. Сдает она.
Тетя Шура? Она же шустро бегает и на огороде буровит. Одна после смерти Владимира Семеныча…
Бегает. Если про помощь заикнешься – обижается. А как узнала, что завод закрывают, так обмирать начала…
Зайду скоро к вам. Тетю Шуру повидаю… Женщины – самый испуганный контингент. Ими легко управлять. Баба станет бегать по кругу бесконечно. Ради одной надежды. Вот и терпят наши бабы ради детей. Правильно, Наталья Матвеевна?
Вам, мужикам, проще водкой залиться. А тут голова уже пухнет. Юлик в следующем году из школы выпускается. Его же дальше учить надо!
Зачем учить? К Сыродю в батраки пойдет. Как хуторские в прошлом веке коровам хвосты крутили.
Нашел повод съязвить, Ромка? Неудачный!.. В Кортубин поедет к моим родственникам. К Порываевым. От греха подальше…
Надо отослать. Милый Юлик с Петькой и братовьями Анютиными эвон как выступают. С плакатами. А че? еще один незаконный митинг или даже похлестче… Чует мое сердце…
Ты с сердцем того… чуток поспокойней. Лариска Имбрякина – уж на что молодая и здоровая, а прихватило… Из-за сыночка…
Хреново, братцы… Так хреново, что я сам на митинг выйду!
Харе вопить! – оборвал Пятнашков. – Здесь все знают, как плохо. Невмоготу. Что страдают, что не заслуживают, что не должно быть. Вот в Союзе было… Однако же есть! а Союза нет… Сколько можно заливаться слезами? Глупо.
Как не глупо? – поинтересовались обиженные тылки.
Мозги включить и с ними, с мозгами-то, произвести кое-какие действия. Вы все сейчас убедились, что Щапов вам раньше правильно говорил. Только вы его никогда до конца не дослушивали. То, что вам хотелось – слышали, а иное… Кто ваучерам, акциям обрадовался? отставке Васыра? Богатство внезапно свалилось! Продать и деньгами разживиться… Игнатич – умный мужик. И коммунистом умным был.
Мы, значит, глупые? Спасибо!
Не за что! Если посмотреть шире. Понятно, что мы – центр Вселенной, но не мешает выяснить, что на периферии от Утылвы происходит. В Кортубине там или в Москве, в Америке… Я вам читаю газету, а вы отмахиваетесь… Не будет, как раньше было!
Им – в области – нет дела до нас, а нам до них. Холдинг просто перешагнул и не поморщился… Потому, что они не люди, а ворпани… Двое Варвариных оруженосцев (когти у них вместо оружия) из Стальинвеста. Все сошлось!
Опять! – Пятнашков плюнул с досады. - Эмиссары Стальинвеста не дураки. Кто угодно – даже ворпани – но не дураки. И свои действия сознательно соизмеряют. И в Кортубине не весь Стальинвест из ворпаней состоит. Задачи у них – не столько Утылву уничтожить, сколько в другом... Есть же там – и не там – люди. Мерзавцы, скопидомы, карьеристы, воры – но люди… Да, категории вселенского зла еще можно применить к братьям Клобам – носы-то они кромсают, но для чего им ТыМЗ закапывать? чтобы наши кривошипные ножницы совсем в мире искоренить? Бредовая цель!
Вообще, откуда родилось, что братья – ворпани? Сейчас вспоминаю. То ж девка Нифонтова их обозвала. Они ее чуть не обидели… От Ирэн разлетелось по городу: ворпани, ворпани! кар-кар-кар!.. Инфернальное зло! выползло на дневной свет из-под Шайтанки. Слишком заумно.
И все же стоит попробовать. Помозговать. Хотя бы приблизительно. Что, если происходящее не только из желания насолить тылкам? Объективно. Ну, то есть директорша хочет отомстить Петьке Глазу – понятно, но мстить всей Утылве – пупок развяжется. Даже у Варвары. Кстати, вон она идет.
*****
Третье в нашей истории очное появление госпожи Пятилетовой было не менее эффектным. Хотя на этот раз все соответствовало высокому статусу исполнительного директора. Брючный костюм из роскошного серого джерси с вплетенной блестящей ниткой люрекса выгодно облегал Варварины формы. Атласная синяя блузка в тон глазам, россыпь жемчужных пуговиц. Большая серебряная брошь аграф с растительным орнаментом – переплетение листов, стеблей – приколота к жакету, слева на груди. Серебряные обручи в ушах, кольца на пальцах. Маникюр вишневого цвета (когда успела?). Густая синева на веках. Макияж в стиле вамп. Красивая ведьма! Колдовская власть у нее.
При своем природном росте (даже без экстремальных шпилек) Варвара выше любого мужчины в зале. Ну, с Поворотовым практически вровень. Она шла по проходу, гордо неся свою голову. Братья Клобы следовали за ней как приклеенные. В руках у директорши ничего не было – никаких бумаг, ручек, блокнотов. Она уже великое одолжение сделала, что явилась сюда. Выступать перед собравшимися и отдуваться будут другие. Клобы тоже демонстрировали, что просто мимо шли. Троица не испытывала стеснения. Варвара отодвинула стул на сцене, сперва его брезгливо осмотрев. Села, закинув ногу на ногу (излюбленная поза), и закатила синие очи к потолку. Выразила намерение вот так просидеть до конца совещания. Клобы заняли места поодаль – не за столом, а ближе к стене с Ленинским барельефом. Зрители в зале видели лишь их рыжие макушки. Но они там сидели и за обстановкой бдили.
Для чего было назначено совещание в заводоуправлении? Конечно, у Варвары излиха наглости, цинизма и самомнения, чтобы наплевать на отношение тылков. Ненавидите? Ну, ненавидьте. Директоршу это развлечет; а уж она продемонстрировала перед толпой в бабылидином дворе, как развлекается. Блеск! короткая юбка, клипсы и жвачка – чпок!.. Тогда тылки спасовали. Но общее мнение приобретало опасно единодушный характер. Жители больше не надеялись отсидеться, затянуть пояса и перетерпеть временные трудности. Как будто это впервые! сказано в старину: не жили хорошо, и неча привыкать. Народная мудрость и опыт. И неважно, что там, наверху, утверждают – встаем мы с колен или лежим на брюхе… Люди вдруг осознали, что речь идет о необратимых вещах – завод закроют, а все сколько-нибудь ценное распродадут. Пусть Варвара и шустрые Клобы собственноручно станки не пилят и не таскают в металлолом, наивно предполагать, что они не осведомлены. У наиболее проницательных тылков закралось подозрение, что деньги в описанном воровском бизнесе не главное. Да и вообще, не воровство это. А что же? Тут начинались невероятные теории, догадки, из числа которых фантазия Ирэн Нифонтовой, что братья Клобы – не братья, а ворпани, как-то приближала, высвечивала истину с одного бока. Почему с одного? Потому что. Пусть Варвара – ведьма, откусывающая головы (очень даже легко лишиться головы – вернее, мозгов – от синеглазой красавицы в клипсах или без), и допустим, что про Клобов Ирэн права. Если эта троица вознамерилась погубить Утылву – вот так по-сказочному невероятно и окончательно – то их, заклятых врагов, лишь трое. Трое! Правильно Петька Глаз кричал на митинге - надо просто числом затоптать, утопить, бултыхнуть в Негодь. Жизнь улучшится, воздух очистится. Тылки задумались – не об убийстве, естественно. Но, правда же, что могут три человека (или не человека)? Как они закроют завод? не сайт в интернете, не книжку Сказки Пятигорья, не роман Вани с Машей, а завод. КАК? Распилят оборудование, разберут железобетонные конструкции и рельсовые пути (прежде цеха строили на века – не как сейчас быстровозводимые ангары из сэндвич-панелей), вытащат кирпичи, оборвут трубы, провода и т.д.? Как справятся трое существ пусть даже с нечеловеческой силой? Выгнать за ворота десятки здоровых, крепких мужиков, обрекая их семьи на нищету, и не сомневаться, что проглотят, не дадут отпор. Сам Энгру не обладает колдовством подобной силы. И нет у него абсолютной власти над людьми. Следует повторить, что отношение тылков стало приобретать опасно единодушный характер. Эмиссаров Стальинвеста начали покусывать – пока исподтишка. А смелые прямодушные детки - Петька Глаз и Машутка Кулыйкина – резко и откровенно. Упомянутая выходка Варвары в клипсах послужила четким водоразделом – то, что произойдет после, уже не смешается с тем, что было перед. Не только госпожа Пятилетова, но и тылки сбросили маски и узнали друг друга. Народ определился. Кстати подоспели вожаки – не чистого, справедливого протеста, а упорного, оскорбленного мятежа – старые годами и молодые духом Б.С. Васыр и В.И. Щапов. Ситуация серьезная. Это не в юбочке щеголять и не жвачку чпокать. Варвара рано решила, что победила. И теперь вынуждена прибегнуть к рекогносцировке. На местности. В качестве местности выбрано заводоуправление ТыМЗ.
Механический завод. Пуп земли тылвинской. Закопченные стены и трубы, и железо. Судьбы людей. Кортубинский писатель А. Порываев в своей книге прибегнул к выразительному сравнению: цена жизни и цена стали… Коварная Варвара играла на тех же струнках, что и ее оппоненты. При созыве стольких людей как бы подразумевалось, что решение будет принято сообща – в интересах общества, а не Стальинвеста. Наивная надежда. Совковые предрассудки. Россия уже не СССР. Да, Утылва зависит от завода. И Варвара подчеркивала: не важно, кто и где собирается, организовывает заговоры, а Утылвой рулят те же, кто и заводом. ДАЖЕ ЗАКРЫВАЯ ЕГО! Верх цинизма.
Все готово к началу. Простые смертные в зале, избранные на сцене за столом, на фоне Ленинского барельефа. Там удостоились чести и места несколько персон. Разумеется, госпожа Пятилетова. Братья Клобы. Мэр Утылвы С.Н. Колесников. Сын Мирона Пятнашкова Виктор – начальник коммерческой службы ТыМЗ. Председатель Совета ветеранов Цыбин. Громадный Поворотов – глава Варвариной службы безопасности. Еще там сидел секретарь ППО ТыМЗ (приезжий ставленник областного Роспрофпрома) – личность совершенно заурядная и никем не называемая – взамен ФИО односложное - Этот… - и хмыканье.
Обстановка деловая. Начальство серьезно и мрачно. Готово к худшему. Из сосредоточенного ряда выбивается одна директорша – она сидит на стуле, далеко отодвинутом от стола, плечи расслаблены, глаза расфокусированы, невидящи. Нарочитое пренебрежение. И не только. Странная синеватая дымка окутала компанию на сцене. Клобов сзади, вообще, не разглядеть. Мощные флюиды потекли дальше – в зал. Синяя ведьма словно околдовывала, завладевала мыслями, добивалась покорности. В воздухе ощущался кисловатый холодок – даже приятный в спертой, жаркой духоте.
Начинается. По формальной иерархии первому надлежало говорить мэру – он самый избранный из всех избранных. Но Колесников, испытавший немало неудач за свое недолгое мэрство и окончательно разочаровавшийся (ценнейшее качество перспективного политика), потерял чувствительность к вопросам приоритета, престижа и пр. Потому без колебания отказался от привилегии. Мэр, естественно, не мог не приехать, не мог проигнорировать важное событие на заводе. Но он явился с плотно сжатыми губами – соизволил их разжать, произнеся несколько пустых фраз – ни о чем. Варварина синяя дымка не расслабила лицевые мускулы Колесникова. Ясно, что он собирался присутствовать в качестве манекена – и того, по его мнению, довольно будет. Протокольный отдел пережил сильное волнение, но… он его пережил. Варвара не вмешивалась ни словом, ни взглядом – изучала потолок. Рыжие макушки Клобов на минутку исчезли из поля зрения сидящих в зале, затем возникли снова.
Решили (кто?) на сцену выпустить для съедения самого… такого – ну, бесполезного, с кого нельзя, по примеру гуся, поиметь пух, перья, шкварки. И этот первый – взволнованный и еще больше усохший председатель Совета ветеранов Цыбин. Бедный! он предвкушал удовольствие покрасоваться перед всей Утылвой в компании с директоршей, потешить свою гордыню. Но не ожидал, что его бросят под танки. Первый пошел!
Старичок Цыбин аккуратно поправил коричневую замшевую куртку, пробежался пальцами левой руки по ряду пуговиц – внизу рука дернулась и переметнулась вверх. Стал нервно терзать свое сухое горло. Правая рука комкала влажный лист бумаги с приготовленной речью (услужили сотрудники протокольного отдела). Разинул и захлопнул рот. С усилием начал говорить.
Товарищи! Позвольте мне… э… от имени и по поручению…
Совершенно невинные слова. Всем тылкам известный тылок Цыбин. Но зал моментально среагировал, выплеснул враждебность.
Поздравить? с чем? С закрытием, Цыбин? Тамбовский волк тебе товарищ! – выкрики разили как удары. – Подлиза! предатель! Пошел вон! К едр… фене! К… к… к стенке!!..
Эмоциональный людской напор хлестнул коварное синее облако, и оно, отклоняясь, потекло в противоположную сторону – на Ленинский барельеф. Начало многообещающее. Чпок! из серого Цыбина с шипением вышел весь воздух. Немедля над столом под самый потолок вырос страшный Поворотов.
Тихо! Не орать! и не хулиганить! Мы здесь собрались, чтобы обсудить… Никто не позволит превратить в балаган. Мало вам митинга?.. Слушайте докладчиков, задавайте ваши вопросы. Если кого не интересует – кто хочет сорвать мероприятие – быстренько выведем из зала. Правильно?
Часть лиц на сцене – В. Пятнашков, профсоюзник Этот и Цыбин (ему-то зачем? за что?) тут же машинально закивали головами как болванчики. Мэр Колесников кивать не стал – его шея и идеальной формы затылок закаменели. Варвара не очнулась от потолочного транса. А по видимым макушкам Клобов нельзя сказать, кивали они или не кивали.
Итак, совещание в управе началось со скандала. Несложно догадаться, как оно продолжилось. Подсказка: тылки – дикий и некультурный народ. С типичным нашенским менталитетом, больше всего ценящим справедливость. Вот и Поворотов не промолчал, хотя следовало бы.
Я хотел коснуться момента. Вы все знаете, а многие даже присутствовали на несанкционированном сборище. Недавно на площади было. Напрасно туда пошли. А уже то, что детей отпустили… Форменное безобразие!.. И это ужасное мавканье… Да, а плакаты возмутительного содержания? про паровоз. Кому и что хотели доказать? Подвели Сергея Николаевича – нашего дорого мэра… Ну, здесь же не Москва. Разные границы – грани разумного. То есть, у нашей родины граница одна – общая, единая. Мы все должны быть вместе. Народ с властями - с новым президентом. Так победим!.. Валить власть – пустое и вредное занятие. Верно, господин Колесников?
Господин застыл в каменном равнодушии. Даже в гранитном…
Может, власти должны быть с народом? Угрожаешь, Поворотов? А то что – если что? Арестуют? расстреляют или в лагеря бросят?.. Катись ты! Мы в демократической стране живем. Нам на мэра… и не мэра…
И должны соблюдать законы! От сих до сих…
Да с чего?! Где и кем эти «сихи» установлены? Мэром? Это не законы. Давайте жить по главному закону – по конституции.
Ага. Требуем советской конституции 1977 года! Я тогда больше свободен был… И на жратву хватало…
А они ее поменяют. Конституцию. Поправки внесут. Сразу целую кучу. Чтобы никто до конца не дочитал. И сам черт не разобрался. Как говорится, девушка созрела…
Какая девушка? Конституция?
Страна наша. Разделенная на богатых и бедных, власть и быдло. Москву и провинцию. А мы в Утылве даже не провинция – мы в провинции темная дыра… Все законодательно оформят. Только для виду согласия спросят… Ты, Поворотов, на все с властями согласен!
Что? Бунт? Кто посмел покуситься… - Поворотов побагровел и тяжело задышал.
Но-но! Сам не ори! Мы не кусаемся, - после общего бурного выхлопа стали слышны спокойные голоса. – Ты сердечко пожалей, Поворотов – и своих пятерых детей. Все мы понимаем… Вот кто ты есть? Опричник директорши. Не от хорошей жизни, конечно… Но ты же здешний, тылвинский. И мы доподлинно знаем, что ты не ворпань…
Бред! Варвара сосредоточила на миг взгляд на своем верном слуге Малюте Поворотове и опять соскользнула в астрал. Мимолетного взгляда толстяку достало – точно сильного удара кнутом. Поворотов медленно сел и сжал губы плотно, как Колесников. Теперь на сцене уже две персоны демонстративно ушли в отказ – не только от произнесения речей, но даже от любого участия, минимальной заинтересованности в завязавшемся споре. Избранный мэр и директорский опричник. Они словно воды в рот набрали. Отдадим должное профессиональному чутью начальника СБ ТыМЗ. Но были на сцене другие кандидаты для битья. Не мальчики, но старики.
Эй, Цыбин, дальше! – потребовали из зала. - Ты же еще не дочитал по шпаргалке. Извини, прервали… Давай бухти нам, как космические корабли бороздят просторы Большого театра… Потому что у нас тут театр!
Ну, чем, спрашивается, виноват бедный, старый Цыбин? Ничем. Лес рубят – щепки летят. А тут под корень рубят целый город. Кругом степь – не лес. Стелется синий туман, и летящие щепки больно впиваются в кожу… Мы попали в сказку? Нет.
Чудовищным усильем
Сказку сделали мы былью.
Сами! сами! Все сами…Теперь каково? Строчки на бумаге плясали перед Цыбинскими глазами.
Товарищи! Родные мои товарищи! Вы на меня словно на врага… А я ваш – я свой! И ветеранская организация… Наша организация – активная, боевая. Мы не ограничиваемся досуговой деятельностью. Нас волнует все, связанное с заводом и городом. Мы в курсе глобальных задач развития муниципалитета. Сергей Николаевич не даст соврать…
Колесников пробормотал под нос – Я-то что? Нет уж, избавьте…
Счас, счас… Где у меня написано?.. Например, ветераны приняли участие в решении вопроса об установке фонаря на подходе к средней школе в Кашкуке. Там дорожка, по которой все ходят. И зимой на этой дорожке упала и сильно расшибла коленки заслуженная учительница – наша дорогая Агния Николаевна Кулыйкина.
Математичка упала, а мозги отшибло тебе! Что ты бросился защищать начальство? Заплатили? Купили с потрохами?
Товарищи! Тьфу, не товарищи… господа… - умоляюще выговорил старик. – Вас – и всех нас – можно понять. Надо отнестись здраво. Сделать скидку на кризис… Ну, не война же. В войну трудней было. И мы – советские люди, нет среди нас фашистов – даже среди начальства… Ну, в самом же деле… В целом зарплата выдается вовремя. Обязанности администрации выполняются. Хотите верьте – хотите нет…
В целом и вовремя – это как? относится к зарплате или ко времени? Хреновое время! А так все хорошо – в целом…
Отдел кадров еще не закрыли? Вон начальник сидит – тише воды, ниже травы… Они же никого не принимают. У них обратный процесс – не на завод, а с завода. Главное – процесс… Кадровики – подлинно стахановцы. Ценим, любим… Ты закончил трепыхаться, Цыбин? Лодой!..
Чего – лодой? Простите, не понял… Я от имени профкома… Меня попросили…
Тебя попросили, и ты согласился поджариться? Что в твоих сухих костях жарить? Жира не вытопить… Хитрецы, пенсионерами прикрываются.
Никто мной не прикрывался… Тут в моем докладе совсем немного осталось. Я доскажу, а вы уж дальше… Ага… При высвобождении работников ТыМЗ есть договоренность. Холдинг выплатит все положенное – по закону и по конституции. Наши работники защищены. И по профсоюзной линии тоже. Нам обещали из областной организации Роспрофпрома.
Опять смешки. Это уже опасно. Люди перестали сдерживаться. Теперь выдать реплику мог каждый – кто во что горазд. Цыбин еще боролся.
Наш Совет ветеранов предложил, а профком ТыМЗ поддержал идею создать так называемый золотой фонд – включить туда работников, которых при любых обстоятельствах необходимо сохранить для возрождения завода.
Как сохранить? Ведь тем, кто из золотого фонда, платить не предполагается? Им что, не есть, не пить – мумифицироваться, что ли?
В зале грохнул издевательский смех. Цыбин растерялся и истерзал пальцами свое куриное горло. Он не знал, что еще говорить. Молчавший до этого руководитель ППО ТыМЗ (первичной профорганизации, если что) – рыхлый потный толстячок Этот – раскрыл рот с великой неохотой.
Товарищи! Профсоюзы не молчат. При первом тревожном звонке – приказе о сокращении – тьфу! не сокращении, а переводе на аутсорсинг – состоялось заседание профкома – и не одно. Мы позвали представителей областного отделения Российского профсоюза работников промышленности. Я лично связывался по телефону. Все вместе написали ответ о несогласии с сокращением людей. Против следующего приказа мы тоже поборолись – в итоге сократили меньше людей – не 38, а 25 человек.
Молодцы! Победили врага. А у него каков урон?
Директорше второй год на Мерседесе придется ездить. Из-за того, что пособия платить. Да, неприятность. Ведь давно пора авто менять.
Обратимся к прессе, - от толстячка профсоюзника все отскакивало как от стенки горох. – К свободной независимой прессе. Есть такой областной журналист – А. Порываев. Он обещал выпустить статью про нас.
Ой, что-то про статью у меня в голове вертится – из УК… Опять же Поворотов предупреждал… По какой статье пойдем?
Поднялся общий шум. Люди галдели, возмущались, смеялись, выкрикивали одновременно. Кар-кар-кар-кар!.. Даже себя не слышали. Эдакий хаос требовалось немедля пресечь.
Наверное, надо мне… - со сцены зазвучал новый голос – уверенный баритон.
Молодой, красивый начальник В.М. Пятнашков. Выкормыш Варвары – карьеру он сделал и уселся в кресло руководителя коммерческой службы ТыМЗ при нынешнем исполнительном директоре (-торше). Гладкий, холеный, в строгом костюмчике – не в итальянском (нос не дорос пока, но главное, что нос на месте, а будет ли он там после собрания? вопрос). Как раз Пятнашкову доверили произносить основной доклад. Цыбина выпустили вперед для разведки (рекогносцировки на местности). Результаты неутешительны, но отступать некуда. Позади Варвара.
Я попробую. Авось не растерзаете… Хотя происходящее смахивает на побоище. Истину изрек предыдущий оратор (а вы возмутились) – не фашисты мы. Не враги. ТыМЗ никогда не отказывался от функций социальной поддержки – они не менее важны, чем производственные. Мы сознаем меру своей ответственности как руководство градообразующего предприятия. До недавнего времени обеспечивали стабильные выплаты работникам. Господин Цыбин и в этом (и про фонарь, и во всем) не соврал. Кто-то возмутится величиной выплат. Но мы – маленький завод в кризисных условиях. Прибыль – забытое слово. Благодаря пониманию и помощи главных акционеров в лице Стальинвеста мы держались на плаву – дольше, чем позволительно на рынке. Акционеры тоже ощутили. Дивиденды за истекший год не выплачивались… Год был нелегким. У завода долги за сырье, за потребленные в производстве ресурсы. Неразбериха с логистикой. Наши партнеры снизили заказы…
Но не обнулили же? Кривошипные ножницы – это не бусы, клипсы, БАДы. Без наших ножниц мир не выживет! буквально... Ах, логистика – будь она неладна... А с заказчиками что? Давно известны. Основной и всегдашний – это холдинг. Мы с КМК повязаны с черти каких времен! И управляют нами менеджеры Стальинвеста. Они не то, что повязаны – они деньгами скованы в неразрывную цепь! Они же и косячат…
Вы везде ищете злой умысел. Нет его! Есть обстоятельства непреодолимой внешней силы… Мировой кризис.
Мирон Кондратич нам газетки читал. Обнадежил про хре… перспективы. Конец света скоро. Но этот конец всегда ожидается – вот-вот уже... А первому директору Васыру удавалось сделать так, чтобы завод работал. И мы при нем.
Как удавалось? – молодой Пятнашков аж взвизгнул от возмущения. - Я объясню. Сегодня положение завода – это в большой степени результат политики первого руководства. Которое вы теперь нахваливаете и выставляете образцовым... Коммунистов обеляете!.. Как удавалось? Завод копил убытки. Набирал кредиты. Затем под старые кредиты – новые. По кругу. Когда-нибудь это прервалось бы. По законам рынка…
Ишь по законам… Вы и прервали…
Хотя нынешний менеджмент ТыМЗ у вас крайне непопулярен – насильно мил не будешь – но его квалифицированные действия позволили оттянуть печальный конец. Мы боролись…
Угу. Реанимировали. Пациент скорее жив, чем мертв. Оказалось, что давно холодный…
Очень остроумно. Открою страшный секрет. Признавать должника несостоятельным в суде можно, начиная с маленькой задолженности и просрочки исполнения требований за краткий срок – лишь месяцы. И задолженность может быть несоизмеримой со стоимостью фондов предприятия. Потребует какая-нибудь фирма признать ТыМЗ банкротом из-за ничтожной суммы долга…
Кто потребует? Кому мы нужны?.. А и хорошо! Отдайте нас этой фирме – что, если у нее лучше получится, чем у вас, высококвалифицированных менеджеров? Только чпокать умеете!.. Надо же! обыкновенные пресс-ножницы не уметь продать! Х… маркетинг у тебя, начальник коммерческой службы!.. Зато людей виноватите!
А вы что? – Виктор Миронович заверещал, потеряв всякую сдержанность и солидность. – Куда вы своего товарища Цыбина отправили? к стенке? Уму непостижимо! Тоже как в сталинские времена расстрелять готовы! Тогда умных людей – директоров, инженеров, ученых – сажали, к стенке ставили, а толпа улюлюкала и пуще анонимные доносы строчила. Конечно, виноват тот, кто делал… Вы что делали?
Мы же тылки – недотумки! Работяги… Ножницы делали! А вы? умные – преумные люди?
Мы тоже делали! Под руководством нашего директора. Госпожи Пятилетовой. Я напомню. В пылу спора многое задвинули – что хорошее было… Но было! Начислялись премии за победы в индивидуальных трудовых соревнованиях. Частично компенсировались расходы на питание в столовой. Многодетным родителям и родителям первоклассников помогали собирать детей в школу. К Новому Году дарили подарки всем детям.
Это профсоюзников доклад, а не экономистов. Ты у Цыбина бумажку позаимствовал? М-да, кинули конфетки – кушайте, детки. Растущим организмам мясо требуется!
Выделялись средства на охрану труда. Индексация заработной платы – ну, с этим в последнее время сложности. Зависит от финансово-экономического положения на заводе.
Ваши оклады и бонусы зависят? По миллиончику набегает?
Виктор споткнулся и быстро продолжил.
По действующему колдоговору минимальный размер заработной платы основных работников не должен быть ниже 1,5 прожиточного минимума в Кортубинской области. Неосновных работников – 1,2 прожиточного минимума. Не шумите! Это при отработке баланса рабочего времени. А как мы с вами работали?.. Предприятие традиционно вкладывается в молодежную политику. Израсходованы немалые средства. Помогали трудоустраиваться демобилизовавшимся из рядов Российской армии.
Про тех демобилизованных – тогда устроили, теперь уволите.
Эй! Вы тоже плохо работаете с молодежью, начальники. Иначе не было бы незаконных митингов. Проморгали Петьку Глаза – он у директорши и стащил… Почему ребятишки не за Единую Россию горланят, а за какой-то Блок? Тоже хрень…
На заводе действует программа для пенсионеров. Участникам ВОВ оказывается поддержка к Дню Победы - не далее, как в мае месяце.
Вот это да! Для персональных пенсионеров. Которые в Совете состоят. Цыбин и товарищи. То немногое, что вы им кидаете, они между собой делят. Если посчитать, сколько ветеранов войны в Утылве? пальцев на одной руке хватит?
Вы не слушаете! А вы послушайте… Не все потеряно. В областном министерстве рассматривался ряд перспективных проектов для Утылвы. Предусмотрено сохранение и даже расширение числа рабочих мест. В настоящий момент идет активный поиск источников финансирования для реализации вышеуказанных проектов.
Прочитал по бумажке? Где выше указано-то? Каких проектов? Норы рыть под Пятигорьем?
У вас одни норы! Проекты связаны с производством востребованной за рубежом продукции.
Так и скажи. Наших ножниц. А давайте вместе кривошипных прямошипные будем изготавливать. Я уверен, их востребуют! Пуще горячих пирожков разлетятся.
К нам приезжали иностранные инвесторы. Из Китая, Индии, Казахстана. Из протокольного отдела… гм… нет, не приезжали, а подтвердят…
Казахи – не иностранцы. Давно ли своими были. Мы с ними братья по несчастью – по упадку. Так Килька Кулыйкин говорит. А несчастье наше – тащить вот таких захребетников, как вы. И еще до хрена в Кортубине и Москве – в соболиных шубах… Да, с инвесторами чем закончилось? Попили, поели и отправились восвояси? От нас в Казахстан напрямки…
Да не орите вы! Важное не услышите. Впрочем, могу и помолчать. Вам же не интересно.
Очень интересно. Только не сказки, то есть ваши грандиозные проекты. Про реальные вещи. Как жить и что жрать будем, Витька?
О как. Сразу быка за рога. Хорошо… Желаете про реальные вещи? Их есть у меня!.. Что сейчас. Тяжело. Производственная деятельность не осуществляется. Это не значит, что все на ТыМЗ замрет. Работа найдется и сосредоточится на обслуживании заводского хозяйства и обеспечении сохранности и безопасности опасных производственных объектов и оборудования. Защита акционерной собственности.
На чем сосредоточится? На вывозе станков на Цуковскую точку? А навар к себе в карман. Так вы защищаете акционерную собственность? В Кортубин олигарху Сатарову сообщить бы... Анонимный донос послать.
И посылать не нужно. Где-то в Утылве Сатаровский племянник бродит. Рыбу нашу ловит. Воздух отравляет. Откуда эта кислая вонь?..
Правительство Кортубинской области предпринимает серьезные усилия сохранить заводы. Мы не единственные. Ведутся переговоры с холдингом.
Сплошь одни переговоры. С китайцами, индусами и даже с казахами. До чего-нибудь договорятся. Или осел сдохнет или… нет, все же осел. Или ослы.
Попрошу без… без остроумия. Холдинг предлагает работу в городах области. Кто не хочет – найдет отговорки. Еще одна идея, имеющая право на существование. Предлагается аккумулировать заказы и запускать производство на определенный период. Есть работа – работаем, нет…
Оху…но! Идея имеет право на существование, а мы не имеем. Не существуем мы в ваших планах.
Нужно рассмотреть все варианты. Нельзя ничего отвергать. Как вариант, у нас квалифицированный персонал. Ремонтные службы выполняют заявки сторонних организаций – при нужде, выезжают на места.
Коровники у Сыродя латают.
Тоже работа. Часть заводчан была задействована в строительстве курортного комплекса Редивей. Железнодорожный цех подключается к функционированию станции, энергоцех снабжает город водой и теплом. Да, май месяц, и трубы котельной не дымят, но зиму не отменяли. И трубу надо ремонтировать – там скобы и кирпичи выпадают… Очень радует ответственность большинства наших людей. Заводчане не хотят быть обузой у холдинга. Народ у нас сознательный!
Сознательные людишки пойдут батрачить. Вы нас как рабов продаете.
Это называется аутсорсинг. Современный эффективный метод. Они не будут нам зарплату платить – они сами от того, что мы заработаем у чужих хозяев, откусят. Эффективно!
Мы, понятно, чем займемся. А они?
Конечно, займутся. Ты же слышал. Начнут неликвид продавать, предложат в аренду железнодорожные пути завода для отстоя вагонов – кому понадобится, заплатят. Заводскому начальству. Через станцию Утылва составы идут. Грузы возят… А то, что число работников в разы сократилось... Даже пенсионерам доработать не разрешат.
Виктор Пятнашков развел руками и сел, поджав губы. Вклинился совсем не к месту профсоюзник Этот.
Това… э… Я призываю дать отпор панике! Формально приказов о поголовном сокращении не было. Оставшаяся часть коллектива сидит на двух третях от среднего заработка.
Годом раньше больше трехсот голов насчитывалось. Те, которые ушли – они что, не головы?.. Трудились! семьи содержали… Тоска! Да, директорша заявила, что холдинг оплатит простой в размере две трети от среднего заработка. Какой охре… заработок за последний год!
Угу. Моему сыну просто сказали – иди погуляй. Без сохранения. Что там про две трети Пятнашков базарил? или Этот?
Ну, у нас уже не разумный диалог, а ругань, грубость, дикость. Глотки драть – не решение экономических проблем. Необходимы современные знания! А вы элементарно неграмотны, – сухо прокомментировал сидящий Пятнашков.
Слышь, Мирон Кондратич, ты говорил – надо мудро, осмотрительно… Твой сын тоже много говорит. Только почему он на другой стороне? На стороне ворпаней? Мы ж его выучили!
Вот и договорились. До абсурда. Извлекли дедовские сказки про всякую нечисть.
Такое совковое собрание получилось. Передрались, переругались. Естественно, противников экономического прогресса было больше. Заводское начальство в лице своих представителей – Цыбина, В. Пятнашкова, Поворотова, профсоюзника Этого – доблестно сопротивлялось, взывало к объективным трудностям, напоминало о своих заслугах, очерняло предшественников, расписывало предпринятые меры и грядущие перспективы. Короче, отбивалось от атак, не слабее танковых.
Пусть кто-то (не автор) подумал, что сегодня в зале сидели дремучие тылки, согласные угробить свои жизни на старый механический завод и кривошипные ножницы. Завидное предназначение! Зачем, вообще, созывать собрание? Пытаться объяснить, что не укладывается в ограниченные мозги, изуродованные СССРовской идеологией? Поистине гамлетовский вопрос про завод: to be, or not to be… ВОПРОС!! (THE QUESTION!!): кто вправе уничтожить то, ЧТО СОЗДАВАЛОСЬ ВСЕМИ И ДЛЯ ВСЕХ? Казалось, Россия в ХХ веке уже ответила. И вот теперь люди на сцене – не Варвара и не ворпани - втолковывают залу, что все будет по-другому.
Тут нашелся еще один желающий раскрыть тылкам простые истины: да блин! чего вы тупите? теперь вот так. Короче, у кого нет миллиарда, пусть идет в ж… Хорошо, в тылвинском варианте – нет миллиона. Ни у кого нет, а у него есть. Это кто же у нас такой гений бизнеса? Ба! Цуков Федор Ильясович уже давно ерзал в синем кресле. Происходящее огорчало его. Огорчался он не только за себя, но и за директоршу. Его маленькие темные глазки то и дело обращались на Варвару Ядизовну, стараясь уловить сигналы от нее, чтобы уже ими руководствоваться. Непорезанный нос Федя держал по ветру в синем тумане. Но время летело, ораторы обнаруживали полную неспособность донести аудитории современную точку зрения на местные проблемы, тылки изгалялись, как хотели. Провал. А директорша молчала, даже когда толпа взялась потрошить ее любимца – молодого Пятнашкова. И уважение к Викторову отцу, Мирону Кондратичу, толпу не остановило.
У Феди закрутилась в голове ловкая комбинация. Похоже, Пятнашков опозорился, не оправдал директорских чаяний. Это все видели – видела и Варвара. Еще похоже, что после недавнего скандала в бабылидином дворе у госпожи Пятилетовой появился более юный и свежий любимец. Но Лешка наивен и глуп; и сегодня он стоял во дворе с девчонкой. Едва ли другую женщину это обрадует (даже столь выдающуюся, как Варвара). Сюжет закручивается – вернее, высвобождается место любимчика. И прочие варианты… Нет, Федя не дурак - на место не претендует. Ведь Варвара и впрямь может оказаться ведьмой. Чур меня, чур!.. Малыханская доярка Рая Веселкина – простая, искренняя и красивая. Лучше не соблазняться чаровницами типа Ирэн или Варвары. Запросто голову снесет; даже в прямом смысле – откусят… Вот как поступит директорша после сегодняшнего собрания с лоханувшимся Пятнашковым? Федя желал бы знать, но для себя он желал малого – просто отметиться, что он лоялен и исполняет договоренности (Варвара с мелким жуликом не договаривалась – это все Пятнашков). Так или иначе, но Федя должен огласить свою (выгодную ему) позицию.
Абсолютно верно. Только кричите. Дальше своего носа не видите… Тулуза, я без намеков… Виктор Миронович, разрешите мне сказать. Нет, спасибо, я из зала… На рынке работать сложно. Это вам не раньше – спустили план и ресурсы под него. Кому продукцию сбыть тоже назначили. Думать не надо. Нервничать, рисковать. Отвечать за свои и чужие действия… И все равно нет гарантии. Кто-то побеждает, кто-то разоряется… Свобода связана с неопределенностью.
Кто-то свободно ворует…
Не знаю, про кого это. У меня лицензия. Я исправно налоги плачу… Но вам же проще считать иначе. Не укладывается в ваших головах. Ситуация нестандартная. Обвинять менеджмент завода в том, что от него не зависит… Страна живет в нынешней реальности, а вы словно спите… И хоть кол на голове теши…
А ты че, самый умный? рыночный торгаш? Если разбогател, завод тебе не нужен? Переедешь в Кортубин, бизнес там организуешь. Комбинату много металлолома требуется.
При чем здесь я? Обсуждаем положение завода. И меры, как избежать…
А заставить вернуть деньги за то, что воровски вывезено? Раскулачить тебя, бугая! Знаем вашу шайку. Ты, уголовник твой, поворотовские охранники да тот же Пятнашков Витька!
Пятнашков на сцене вздрогнул и крепче сжал губы. Ему уже вроде перемыли косточки. Зачем опять поминать? Неужели малыханский бизнесмен не мог по-другому выразиться? И откуда Утылва в курсе налаженного процесса со сбором лома? Откуда, если не от Цукова? Язык без костей, вот и мелет! и Виктора приплетает. А почему не Поворотова, который обеспечивал практическую организацию процесса и себе немалую долю вытребовал? Одного Пятнашкова трясут! Цуков же – не материально ответственное на заводе лицо. Начальник коммерческой службы ТыМЗ недобро посмотрел на болтуна. Здесь Цуков ошибся. Сосед Тулуза угадал промашку и двинул компаньона локтем: заткнись! От резкого толчка Федя ойкнул (он и так раненый – картошкой), а ему снова боль причиняют. Федя закричал уже с обидой и резкостью в голосе.
Возмутительно! Оскорбляют! Не только меня, но и уважаемых людей!.. Абы что ляпнуть! Про Конституцию, ворпаней, теперь вот про воров! Требую к ответу. В Конституции непременно есть закон о клевете. Ладно меня, но Виктора Мироновича…
Глаза Пятнашкова сузились от бешенства. Он хлопнул ладонью по столу.
Довольно! На этом все. Собрание закрыто.
Утром директорша говорила – все свободны, все на выход. Туда же народ посылаешь?
Да идите вы…
На сцене стул с грохотом отъехал от стола. Госпожа Пятилетова выпрямилась. Проникающие через жалюзи красные лучи упали и загорелись на круглой серебряной броши, приколотой слева на высокой груди. Выступили на свету мельчайшие детали переплетений стеблей и листьев. Тонкая, совершенная работа. Только некая несообразность – брошь засияла не целиком, из тени не выступил один ее фрагмент – лепесток у цветка триллиума - словно вывалился из переплетения. Изъян не был виден, пока директорша сидела, но теперь обнаружился.
За госпожой Пятилетовой поднялась ее свита. Варвара не покушалась оставить последнее слово за собой. Холодная презрительная статуя в костюме из серого джерси. Все закончилось. Поворотов махнул охранникам, чтобы распахнули двери за сценой. В зал со спертой кислой атмосферой устремился свежий воздух. Людской поток потянулся к общему выходу. Никто не оглядывался, повинуясь бессознательному и безошибочному инстинкту.
Никто, кроме Цукова. Интересно, Федя уже поставил на молодом Пятнашкове жирный крест за провал, а сам-то похвально отличился? Не задумываясь, бизнесмен рванул к сцене, хотя Тулуза его удерживал. Естественно (или не естественно), Цуков не мог соревноваться в быстроте с ворпанями. Младший Клоб очутился у него на пути, преодолев махом расстояние от ленинского барельефа. Ретивого Федю мягко затормозили.
Варвара Ядизовна! Прошу прощения. Хочу сообщить. Я исполнил, как полагается. Передал этому мальчишке Имбрякину. Про дивор. Он подтвердил, что вернет…
Варвара повернулась всем корпусом и впилась в Федю дикими синими глазами.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
*
Смеркалось. Шумное сборище в заводоуправлении завершилось. Компромисс не достигнут. В окнах на первом и втором этажах вспыхнул яркий электрический свет. Действительность обрела конкретные, жестокие черты, проступили незаметные раньше детали. Но Варварины упорные синие глаза заслонили все вокруг – и не только для перепуганного бизнесмена Федора Цукова.
Участники собрания выходили на крыльцо, покидали сторону искусственного света и ныряли в спасительную тьму – в неизвестность. Звучали негромкие голоса.
Вот и приехали. Объявили уже прямым текстом. Конечная станция Утылва. Слазь!..
Директорша – та еще штучка. Ну, пусть не ведьма – пусть. Но хлебнем мы с ней лиха… За что она так Утылву ненавидит?
Скоро узнаем… или не узнаем никогда…
А Витька Пятнашков - прохвост… Сам же воровской бизнес замутил. И струхнул очень.
Не верю я, чтобы сын Мирона… Кха-кха…
Не верь, Гриша. Не все потеряно. Слышали ведь – дивора у ведьмы нет. Не всесильная она. Головы не откусит.
Оно хотелось бы так… Нет, не хотелось бы…
Собрание закончилось, но кроме него в Утылве не кончалось ничего и никогда. Наш рассказ продолжится не с ровно того момента, а потребуется даже откатить время назад. Напомним распределение ролей и мест буквально перед скандалом в заводоуправлении. Влада Елгокова отправилась на свидание с красивым мальчиком Лешей Имбрякиным. Другая парочка – Иван Елгоков и Машутка Кулыйкина - исчезла еще раньше (с котом или без кота). Сам Максим намялся хлеба с маслом на Дюшиной кухне, стряхнул с живота крошки, поблагодарил хозяйку. Затем поднялся на второй этаж, в бабылидину квартиру.
Тая! Таечка, это я… Ну, как? голова прошла?.. А, понятно…
Одного взгляда достаточно. Тая лежала на синем диване спиной к двери и на голос мужа не повернулась. Она была в той же роскошной шелковой пижаме, в которой выбегала во двор. Колени подогнуты, наружу выставлены голые розовые ухоженные пяточки. Локти на груди. Темный стриженый затылок на подушке.
Таблетки приняла? Ты меня пугаешь. Позвать врача?
Ах, не надо. Я полежала. Стало легче. Ты где пропадал?
Я завтракал. Соседка Дюша пожалела, накормила. Не ты.
Чего это она чужого мужика кормит? Своего нет?
Ты ревнуешь? Вот новость. Постыдись, Тая. Женщина уже в возрасте. Вдова. Приличная репутация у нее.
Ничего. Она вполне ничего. Красивая, женственная. Далеко не провинциальная простушка.
Тая приподнялась, поменяла позу – теперь она уже сидела, руки обнимали колени. В подтверждении сказанных слов лицо жены слегка порозовело. Еще большим подтверждением послужило ее недовольство и раздражение.
Явился. Чего ты так рано поспешаешь? Великолепно время проводишь. Ночь на рыбалке. Завтрак с соседкой. А то, что семья ехала, по дороге все передумала, истерзалась – ничего, подождет… Ты себя в зеркало видел, Максим? Грязный, небритый, в галошах… Рыбой пропах, фу! кислятиной… Точно босяк или этот… как его…
Тылок. Житель Утылвы. Ну, я вот так выгляжу. Не комильфо… Полюби нас черненькими… Не нравлюсь? Зачем ты, вообще, приехала? Дуться и лицо воротить с эдакой миной? Очень приятно…
Я испугалась за тебя. Но все нормально. Мы можем ехать.
Ах, испугалась? Теперь трогательно приятно. Или приятно трогательно... Ехать? Сейчас? В галошах? Ты жаловалась на мигрень.
У меня часто мигрень. Не страшно.
Все же сейчас не поедем. Вторая половина дня. Я великолепно провел время. Давно так душой не отдыхал. В Кортубин мы доберемся только к вечеру. А если что стрясется по дороге, то можем и заночевать в степи. Как, Тая? Там нет дивана…
Что может стрястись, Максим? Напридумываешь… Зато ночью будем уже дома спать. В своих постелях. И ты душ примешь.
Дорогая, из Утылвы еще надо выехать. Пересечь черту… На выезде страшные кусты волчавника с синими цветочками. И ядовитые ягодки зреют… В кустах сидят и поджидают…
Впечатление, что ты неадекватен. Извини, но так реагируешь... Ты, вообще, в себе?
Все пучком. Более чем… Я не просил за мной ухаживать, Тая. Ты не жена декабриста. Далеко не декабристка…
Теперь иронизируешь? Вместо элементарной благодарности?
И в мыслях не было… Тая, честно… Если честно, то я не хочу сейчас уезжать из Утылвы. Не время…
Какое время, Макс? Ты издеваешься! Еще одна ночевка и еще один скандал…
Ого! Я вижу, мигрень прошла. Ты бодренько вскочила.
Ты… ты… По-твоему я притворяюсь?
Нет. Твой румянец искренен и очарователен… Давай опять поругаемся. Просто вдрызг… Хотя почему опять? Мы давно не ругаемся. Очень вежливо разговариваем. И сплю я в зале на диване – не на синем… Я устал от нашего политеса. Говорю же – давай поругаемся. От души. Со швырянием подушек, битьем тарелок. Можешь даже карасями, что я на озере наловил… Приступай! не жалей посуды – самого ценного синего чайничка уже нет, а все остальное не жалко. Наплевать!.. Да, предупреждаю, та фарфоровая чашка – кота, он ее облизывал…
Научился ты здесь плеваться. И пить. В авантюры влезать типа похищения… Новых друзей как по волшебству заводить. Собутыльников. Странный дед – седой совсем. Майор?
Он не странный, а танковый. Майор Мобутя. Боевой старикан!
И второй рыбак – с внешностью Эйнштейна. Или инопланетянина. Волосы дыбом, и нос…
Корыльбун. Отмирающий вид. Умнейший человек – в точности как Эйнштейн. Работник техотдела ТыМЗ. Местная интеллигенция. Славная семья тылков Кулыйкиных. Мама – учитель математики. Папа – сын друга дедушки Гранита. Они вместе на Шайтанке воевали. Коленку прострелили – не дедушке, а его другу… Вот внук друга - Килька. Кирилл Яковлевич Кулыйкин. Теперь мой друг. Отец девочки с переливчатыми глазами, которая приглянулась Вано… А жена у Кильки такая сплетница, такая… Она меня из бабушкиной квартиры выгоняла. Сейчас торчали бы на улице.
Стоп. Поток слов и сознания. Нет, без сознания… У меня снова мигрень начнется…
Ты расслабься. Распусти себя маленько. Как я, например, бросил бриться.
Вижу! Скоро борода вырастет как у танкового деда. Одичал!
Дорогая, хочу предупредить. Здесь своя мода. Женщины голыми пупками не светят. Одеваются в ситцевый затрапез. Легко и удобно.
Ах, легко?.. Что-то в тебе изменилось, Максим. Не могу определить, что… Ну, небритый… Ты словно пахнешь по-другому.
Это рыба. Рыбалка, костер. Паленая шерсть так пахнет.
Шерсть? Чья? Твоя?
Не моя. Козья шерсть. Дюша дала на рыбалку вязаные свитера. Ночью же прохладно. Особенно с озера ветер дует. Корыльбун крыльями машет…
Опять Дюша! Соседка обрела над тобой влияние… Все так. Отпусти мужика от себя, и его уже подобрали… Не зря я приехала.
Ты права. Мне легче стало. Словно в чувство привели. Вот просто так палкой огрели. Тип по имени Панька, урод! взял и огрел, а тылки говорят – заслужил… Вероятно, заслужил. Конечно, заслужил – за все… Как мы с тобой жили, Тая?.. Все эти годы. Двадцать лет. Мне уже сорок. Ужас!.. Разве мы этого хотели? мечтали?.. Да, жизнь рухнула. И мне ничуть не жалко…
Как патетически, Максим. Ты всегда был… э-э…
Никаким. Юлия считает. Она умная и старая – она все понимает. Насквозь видит. Дно Виждая и что под дном…
А что под ним? под чем?
Подземный дворец ворпаней. Которые меня похитить пытались. Ну, ты же знаешь. Глубоко под землей, на берегу черного озера стоит черный дворец, и в нем миллионы черных зайцев – этих противных существ. Они вылезают на поверхность, чтобы сделать очередную гадость. В этот раз подошла моя очередь… По заслугам!
Максим, тебе не кажется…
Горько признавать. В жизни я шел проторенной дорожкой. Пользовался средствами и возможностями, что у меня были, а у других нет. Директорский сынок. Я пришел в КорИС – институт отца. А куда мне было идти? Просто, удобно. И надо мной не каплет… Гм, над всей страной обвалилась крыша, а надо мной не капало. Я не сомневался, что директорская должность достанется мне. Не по заслугам, а потому что моя фамилия – Елгоков. Фамилия, бренд – в определенной области, конечно. Вот мой отец Марат Елгоков был человеком, авторитетом в науке, а я… я при нем. Научные статьи, монографии, учебники, внедренные новые технологии на комбинате, Государственная премия, признание заслуг – это отец. КорИС – институт имени Иннокентия Елгокова, и его первый директор Марат Елгоков – это все они, отец и дед… Только где же здесь именно я?
Вон оно что… Да, вопрос. Ты долго думал, делал выводы…
Неутешительные, в общем-то.
Не всем же быть героями. И гениями… Или даже злодеями. Макс, тебе сорок лет. Сорок! Ты взрослый, обыкновенный человек. Не семи пядей во лбу, не хватающий звезд с неба…
Угу. Без звезд майора НКВД на погонах… Не было тогда погон и звезд на погонах – это после войны… Ничего не было. У меня… Гм, даже не мерзавец я как Килька Кулыйкин. И ворпаням не нужен. Безопасен. От всего дедами, прадедами и отцом избавлен… Легко и просто. Удивительная легкость бытия… Я сейчас корыльбуном взлечу. Размахаюсь!
Тут не только легкость бытия. Тут хуже, Максим. У тебя и мысля ни за что не цепляется. Ты, вообще, от мыслей избавлен.
Я – внук Гранита! Звучит не как идиот. Мысля-то у меня есть, покоя не дает.
Вот и успокойся! К чему метания? рефлексирование. И все это. Я еще понимаю – Иван с его юношеским максимализмом, но ты… Что стряслось за три дня, проведенные в Утылве?
Не три. Ничего. И вместе с тем я чувствую… Кстати, Вано где? Что с ним?
Хорошо. То есть, вообще, а с Иваном сложно… Хорошо, нам надо сесть и поговорить. Сядем, когда вспомнишь, что в мире существуешь не только ты. И жизнь твоя протекает не на заброшенном хуторе, где лишь для тебя солнце всходит и заходит… Хорошо, ты – отец, и ты ответственен… Надеюсь, Вано обратится к тебе – если обратится…
Загадками говоришь. И Юлия загадки загадывает – про Вано, про тебя…
Юлии здесь нет. Она в Коммуздяках. Здесь мы.
Да… Зачем вы? Зачем это все… Хорошо, поговорим. Нам никто не помешает… Тая, мы сейчас одни. Твои подружки в Кортубине. Можно на них не оглядываться.
Я никогда не оглядывалась!
Ну, не так, чтобы очень… В рот ты им не смотрела. Но даже незаметно от тебя жизнь твоя протекала в общем русле. Как и моя. Чем вы всегда занимались.
Тебе мои подружки не нравятся? Сказал бы – я бы их погнала… Жена да убоится мужа своего…
М-м? Теряюсь, что ответить… Жаль, Юлия не слышит. Образцовая жена, примерные дети. Эти, как их, октябрята – внучата Ильича. Или правнуки Гранита Решова.
Да что за Гранит такой?
Дед мой! похоронивший мою политическую карьеру. Знаменитый уроженец Утылвы. Здесь наш корень – не Елгоковых, а Решетниковых. Родина. Обрести в сорок лет… Но лучше поздно, чем никогда.
Чем это тебе грозит?
Ах, я уже и думать забыл… Старикашка Порываев угрожает предать огласке мою родословную. Гранит Решов – видный чекист. Начальник лагеря на строительстве комбината. Расстрелян перед войной. Я, получается, потомок гулаговского деятеля.
Кровь людская не водица –
Не забыть и не отмыться.
Прости, ты надеялась, что у меня пойдет политическая карьера. Ты со мной возвысишься. Хотя бы над подружками…
Я, конечно, хотела. Есть такие подружки – мало того, что глупые гусыни, так еще раздутые от важности, спесивые, претенциозные…
И ты с ними дружишь? Кто-то заставляет дружить? Тая, надо быть более избирательной.
Где выбирать? Кого? В нашем гадюшнике? Я и выбрала. Тебя.
Эк ты о кортубинском высшем обществе… Как-то все у нас не очень. У меня и у тебя. Опять Юлия права – да сколько можно?! Вы, женщины, между собой…
Что между собой, Макс? Как моих глупых подружек касаются наши с тобой дела? Что они просекут своими куриными мозгами? И даже Юлия…
Наши с тобой?!
А чьи же? Юлины? Юлия – не чета нам. Она тверда как скала – как гранит. Какой раньше была, такой и осталась. А ты каким был, Макс? И я… И что в итоге…
Да… Итог – Утылва. Где мы сейчас. И все не случайно.
Тьфу, Макс! Заладил! Мне что, по дереву или по граниту постучать? Тебе очень нужно было выяснять про какую-то фантастическую бабушку? Столько лет жили-жили, и нате вам!.. Что ты сказал Юлии о цели поездки?
Юлия как раз и поставила эту цель. А баба Лида – она мне тетка. Мой отец Марат и баба Лида – дети Гранита Решова. Сводные брат и сестра. Бабу Лиду я никогда не видел. Тетя точно такой же породы, что и женщины нашего семейства. Точно императрица Агриппина Ивановна.
Слишком сложно и невероятно. В любом случае ехать из-за столь фантастичных обстоятельств на край света… В Кортубине дела были.
Да, да, да. Не посетили праздничный прием у губернатора. Очень жаль. Твой модный лук (правильно?) пропал втуне. У вас прям конкуренция на светском рынке… И целая стратегия (продаж?) – психолог, косметолог, стилист, инструктор по фитнесу (Леон, кажется?). Ты тренировку пропустила, теперь мышцы обвиснут… Что же вы (прости – конечно, не ты, но твои подружки) все никак не обработаете главного клиента – первого кортубинского жениха – моего брата Генриха?
Ты невозможен! Оставь хоть инструктора в покое.
Плевать на инструктора!.. Тая, все не случайно. Я начал прозревать. Я здесь не случайно. Если хочешь знать, я почти протиснулся в дырку… В нору ворпаней – там, где Негодь. Повторю – я здесь не случайно. Ты – может быть, а я… Покойная бабушка все решила перед смертью, меня не спрашивая. Я должен был приехать – и вот я тут… Юлия тоже сказала – собирайся в дорогу. Как всегда за меня решили. Но я здесь. И я не хочу уезжать. Пока, по крайней мере…
И что делать в этой дыре? В твоей дырке?
Ну, наши дети нашли, чем заняться. И Вано, и Влада.
Где они? Куда могли пойти? Что здесь в городишке примечательного? Заборы, сараи да пыль столбом.
Вот и наглотаются! Особенно наша капризная королевишна Влада… Гм, мальчик пусть гуляет, а девочку надо найти и вернуть. Где искать только?
Снизу – с первого этажа – послушалось шуршание. Максим подумал, что так ворпани скребутся в своих норах. Затем что-то стукнуло – очевидно, оконная рама. Дюшин голос произнес.
Конечно, не мое дело… И не след мне вклиниваться… Я только помочь…
Галина Викентьевна! вы подслушивали. Как всегда в своем стиле. Ту женщину, что синий чайник у моей тети утащила, вы обозвали сплетницей, а сами?
Если не хотели, чтобы вас слышали, то и не орали бы! Я, например, не хотела – ни орать, ни слушать… Если муж и жена сорятся…
Мы не сорились! Просто разговаривали. Ну, раз вы все знаете, Галина Викентьевна…
Знать не знаю, но подозреваю. Есть у нас одно место, где молодежь собирается. Старшеклассники еще и после школы. Сынок у вас уже взрослый парень – на вид даже старше своих лет. Но к Сереге Рванову и его друганам–работягам не пойдет. Не тот контингент, правильно? Остается библиотека.
Что остается, простите?
Городская библиотека. Полевая улица, дом 4. В Кашкуке. Адрес я сказала… А вы считали, тут нет библиотеки? Мы не такие дремучие. И школа, и библиотека, и училище при заводе. Выпускают крановщиков, электриков, слесарей, поваров. Но вашему мальчику не надо – он в институте учится… Говорю же – в библиотеке он. Там работает дочь лейтенанта Жадобина Устина. Скромная, воспитанная. Она – студентка, папа у нее – милиционер. Девица вашему как раз под пару. Оба будут с высшим образованием... Это я так… Не получится с Устиной. Отпрыск ваш с Машуткой связался. Которая правнучка Калинки. Дивья девочка. Калинка у старшей сестры Фаины парня отбила, уж на что Фаина раскрасавицей была. Сила дивьей девочки не в красоте.
В чем же?
Вот вы и узнайте, Максим Маратович. Загляните в библиотеку и спросите почитать про Пятигорье. Много интересного почерпнете.
Вы посылаете книжки читать? Поднять культурный уровень, а то я не смотрюсь на фоне продвинутой Утылвы?
Просто сходите в библиотеку. Там собирается наша золотая молодежь. Верховодит среди них Петька Глаз – ну, вы из-за него от ворпаней пострадали. Сочувствую. Тоже хороший мальчик. Из Анютиных. И собираются они в библиотеке не для безобразий – не пьют, не курят и ничего другого… Хотя вот это другое… Они политикой занимаются. Петька сколотил молодежную ячейку, они теперь митингуют. Против нынешних властей. Вы не бойтесь – вашей девочке там будет абсолютно безопасно. Я же говорю, они в библиотеке не развратничают.
Спасибо, успокоили! Умеете вы…
Не сомневайтесь – оба ваших ребятенка сейчас в библиотеке. Или скоро притопают туда. Машутка на парня-то поводок накинула как на кота. А кавалер вашей дочки – Леша Имбрякин – к Петьке обязательно сунется. Пусть они не друзья стали, но Лешка попался на крючок к директорше и чегой-то ей наобещал. Луну с неба или даже синий дивор… Молодой дурак! Любопытно, как Лешка обманет Петьку – заберет у него дивор и вернет Варваре.
А дивор – это…
Никто не ведает… Но директорша наша – ведьма, она за дивор голову откусит. Боязно слишком…
Макс!! Я не понимаю… В чем дело?! Иван в опасности? Что у него за девица?.. Да, а Влада?! Я не перенесу!..
Не волнуйся, дорогая. У тебя голова заболит. Я побегу в эту чертову библиотеку и притащу обоих.
Иди немедля! Вставай и выкатывайся! как есть, в галошах…
Шутки в сторону – никакой другой обувки в квартире не оказалось. Фирменные кроссовки, в которых приехал в Утылву, Максим где-то потерял. Скорее всего, оставил на берегу Виждая – переодел галоши и позабыл. Поэтому пошел, шаркая при ходьбе галошами, подгоняемый родительской тревогой. Уже на улице вспомнил, что не спросил Дюшу, где это – Полевая, 4. Во дворе заметил парня в синих трениках, с банкой пива и папиросой в зубах – стандартный набор провинциального гопника (преобладающий тылвинский мужской контингент). Максим уже чувствовал себя новообращенным тылком. Он подошел к парню и с невыразимым наслаждением поинтересовался.
Вы не скажете, как пройти в библиотеку?
Че-го? – парень разинул рот, наполовину докуренная сигарета выпала на землю
Ничего! Ворона залетит!..
**
Улица Полевая похожа на Коммунальную в старом Кашкуке – они обе отходят от Проспекта космонавтов. Их разделяют ряды типовых послевоенных двухэтажек и уютные зеленые дворы. Одинаковые как близнецы – с пыльными обочинами и остатками асфальта (очевидно, тоже послевоенного) на проезжей части. Дом номер четыре обращен торцом к Проспекту. Внизу в нем всегда было ателье – сначала государственное, теперь частное. За отсутствием платежеспособных клиентов ателье не работает, на двери висит замок. Да никто не испытал неудобства. Тылвинские женщины не растеряли традиционных навыков – готовить, рукодельничать. Во многих семьях сохранились подольские швейные машины – их чугунные станины еще не разобрали под металлолом. Без модных услуг Утылва проживет, одевшись в ситцевый затрапез - это легко, комфортно и практично. Объект частного предпринимательства пал жертвой рынка – та же история, что и с ТыМЗ, только в миниатюре. Зато со вторым этажом дома №4 по Полевой все обстояло в полном порядке. Там размещалась библиотека – самая первая в городе. Когда-то центр интеллектуальной жизни (велась ведь и она в захолустье). Все демократично – сюда приходили школьники и взрослые. Работники умственного и физического труда – служащие, инженеры с ТыМЗ, сознательные представители рабочего класса, пенсионеры, домохозяйки и пр. На полках сочинения советских авторов, членов Союза писателей СССР, непревзойденная (без иронии!) русская классика, великолепная детская литература. Подшивки журналов Крестьянка, Работница, Огонек, Советский экран. Подлинное пиршество для ума и души, но далеко не все способны насладиться. Провинциалы (и тылки тоже) являлись благодарными читателями – поглощали книжки на военную, историческую и любовную тематику. Предмет вожделения и азартной погони – детективы и фантастика, количество весьма ограничено, и выдача и возврат строго контролируются.
Библиотечный каталог – тысячи единиц. Самые старые экземпляры относятся к тридцатым годам прошлого века, когда в пристанционном поселке Утылва открыли избу-читальню, которую наполнили трудами Маркса – Энгельса и Ленина – Сталина, первыми образцами романов о производстве и коллективизации. Пропагандистская направленность, конечно, доминировала – куда ж без нее. Полным (даже насильственным) ходом шло формирование человека нового типа – гражданина справедливого и счастливого общества. В свете столь грандиозной задачи сказки уже не выглядели сказочно.
И чудовищным усильем
Сказку сделаем мы былью.
Чудовищным? Хоть бы и так! Под цели появляются средства, методы, люди. Утылва – не вершина, а элементарный кирпичик огромного здания. Здесь - в самом низу - не было политиков, генералов, ученых, писателей, но появились настоящие учителя – Г. Шульце, А. Кулыйкина, Л. Чиросвий (последние, правда, уже после войны). И даже генералы могли бы быть, но карьеры Агапа Нифонтова и Грицана Решетникова оборвались на взлете. Неординарные люди появляются, когда в них нуждаются. Сейчас есть нужда в ком-то?? В Утылве есть нужда?..
В библиотеке всегда работали женщины – милые, культурные, с тихими спокойными голосами и неспешными манерами. Работали долго – до пенсии и после. Комфортные условия, осмысленность труда. Калерия Арвидовна – супруга В.И. Щапова – заведовала секцией детской литературы. У нее университетское образование – редкость для Утылвы и тогда, а уж сейчас тем более. Щапова нашла общий язык с весьма непростым человеком – учительницей русского языка Лидией Грицановной Чиросвий. Ученики бабы Лиды становились посетителями библиотеки. Читали они там не особо, но хоть одну книжку каждый из них выбрал и взял – к источнику знаний прикоснулся. Нормально. Девочки выпрашивали всего лишь на ночь Королеву Марго, Мастера и Маргариту, бесконечные романы про Анжелику. Мальчишки брали технические справочники, пособия, журналы Наука и жизнь. Последний – в советском понимании – абориген гуманитарий (или ботан) Петька Глаз оказался последним завсегдатаем библиотеки – он проглатывал книжную премудрость в неимоверных количествах из самых разных областей, уважал ботанику. Да, прежде мы были самой читающей страной в мире. Люди на полном серьезе воспринимали замусоленный лозунг: книга – источник знаний.
Калерия Арвидовна плодотворно потрудилась на своем месте. Библиотека с ее участием прошла через разброд девяностых, приободрилась в период стабильности на высоких нефтяных ценах. Даже пережила ремонт: освежили краску на стенах, положили ДВП на старые половые доски, вставили стеклопакеты в окнах, сколотили новые стеллажи, закупили компьютеры, обновили книжные фонды. Библиотека начала ХХI век сновья. Сохранилась первичная планировка – два просторных помещения, разделенные по литературным собраниям - для взрослых и детей, читальный зал и комнатки для персонала. В вестибюле множество растений в горшках (в том числе и здоровенная монстера). Совковая культурная роскошь в каждом населенном пункте.
К.А. Щапова уволилась сразу, как Владимир Игнатьевич проиграл выборы. Могла бы еще поработать, но не захотела оставить мужа без присмотра. Ей внушало серьезное опасение самочувствие человека, что последние два десятка лет управлял стареньким паровозом под названием Утылва – неказистым, но вполне на ходу. Никаких других целей и желаний этот человек не знал. Внезапно паровоз тормознул, неведомой силой машиниста выбросило из кабины. Паровоз дальше прогрохотал по рельсам, проложенным здесь сто лет назад. А Щапов оказался не у дел. Калерия Арвидовна как любящая жена решила быть ближе к мужу. Она ушла из библиотеки, приведя молодую смену – миловидную толковую девушку, студентку Кортубинского библиотечного техникума Устину Жадобину – внучку соседа Щаповых в Кашкуке Григория Алексеевича Жадобина. К.А. рекомендовала ее в библиотеку с полной ответственностью, не исходя из соседских связей. Однако место хорошее, объявились другие девушки, такие же молодые и красивые, но помимо молодости и красоты Устина обладала неоспоримым достоинством – она почти год проучилась заочно в библиотечном техникуме. На это матери другой претендентки – Людмиле Кулыйкиной – нечего было предъявить, зато упреков, криков и злости хватило. К Людмиле в Утылве давно привыкли – выслушали и выставили за дверь. А Устина начала работать и новых коллег не разочаровала. Скромная, прилежная, аккуратная – секция Детской литературы при ней не пострадала. Вдобавок в библиотеке воспользовались тем, что новенькая не замужем, свободна от семейного быта, еще полна сил, и ей надлежит вникать во всю работу. Коллеги (конечно, из благих побуждений) навесили кучу обязанностей, но она не жаловалась, трудилась как пчелка.
Устина Жадобина – семнадцатилетняя девушка, строгая, педантичная, организованная. В ее глазах за «плюсовыми» линзами очков мерцает непреклонное выражение. Подобные люди вносят в мировой хаос порядок и последовательность. Правда, эти спасительные качества относятся не к ее интеллекту, а к характеру, но сами по себе дают немалые преимущества, отчасти компенсируют первую природную данность. Устина успевала в школе, и даже самая жесткая учительница – просто зверь – математичка Агния Николаевна Кулыйкина не трогала девушку. Конечно, Устина не может конкурировать в абстрактном мышлении с Лешей Имбякиным. Но в житейском плане у нее все хорошо, в отличие от Лешки. Та же А.Н. терпела и третьего ученика – Петьку Глаза, чьи мозги устроены для всего на свете, кроме математики. Воспитанная, вежливая, сдержанная девушка – не только внешне, но и по внутреннему настрою. Просто всегда занимала свое законное место – образцовой школьницы, любимой дочки (вообще-то, падчерицы), добросовестного работника библиотечного коллектива. Окружение (начиная с отчима) относилось к Устине ласково, и она отвечала тем же – ни подозрительности, ни агрессии, ни испуга. У нее даже получалось по-свойски общаться с Калинкой – тьфу! с Машуткой Кулыйкиной; они не приятельницы – слишком разновозрастные, но Устина всегда доброжелательна, терпелива, она спрашивала, а Машутка отвечала – значит, они понимали друг дружку. Старательная Устина выросла в обыкновенной семье тылков. Ее отчим, лейтенант Клим Жадобин, любил ее как родную дочь (уже повторяемся) – по крайней мере, с младшим сыном Артемом проявлял куда больше строгости. Отчим не пустил ее после школы даже в Кортубин – найден вариант заочного образования. И еще повезло с непыльной работой – К.А. Щапова позвала на свое место в библиотеке. Жадобины остались довольны и теперь думали о главном для девочки: в Утылве считали, что до двадцати лет надо выйти замуж. И женихи имелись – местные молодые люди. Мир тесен, а Кашкук тем более – все знакомы. Но пока в привычном поведении Устины не проскальзывало матримониальных намеков. Что если девушка научилась скрывать?
На День Победы в библиотеке подготовлена тематическая подборка – в нескольких стеллажах выстроены томики – произведения о Великой Отечественной Войне: Ю. Бондарев «Горячий снег», Б. Васильев «А зори здесь тихие», А. Фадеев «Молодая Гвардия», Е. Ильина «Четвертая высота», В. Катаев «Сын полка», В. Кожевников «Щит и меч» и др. Устина все оформила – на полосе ватмана нарисовала через трафарет буквы:
Подвиг народа не забыт.
Вклад каждого в Победу.
Да, смогли мы – мы стали Крепче рельсовой стали.
Железные дороги войны.
На новом стенде вывесила переснятые черно-белые фото. Обыкновенные люди – мужчины (бритые и бородатые) и женщины (простоволосые и в платках) – в гимнастерках и в штатском, в платьях, с наградами и без. Обыкновенные лица - старые и молодые, красивые и не очень, широкие и узкие, европейские и азиатские. Под фотографиями тылвинские фамилии: Щаповы, Нифонтовы, Кулыйкины, Колесниковы, Васыры, Цыбины, Порываевы, Анютины, Жадобины, Рвановы, Халиловы, Ляпустины. Фотографий много – родственники ревниво следили, чтобы их предков не забыли, разместили на стенде героев. И они, действительно, герои!
Устина корпела над этим важным (политическим!) заданием почти две недели – сочиняла тексты, рисовала, клеила. Для помощи позвала подружек – сестер Кулыйкиных – Олесю и Машутку. Хотя Машутка – непонятно какая подружка, да и младше она гораздо – четырнадцатый год ей – надо расти и надо умнеть (вот Машутка не задумывалась, надо ей или не надо). Девочка приходила несколько раз, приводила с собой кота – они на пару бегали, хохотали, мавкали, бесились, а толку от их визитов ноль – ни один лозунг не нарисован, ни один стенд не оформлен. Машутка быстро позабыла, куда и зачем ее звали. Впрочем, от нее ответственности никто не ждал – такая она родилась. Своим поведением Машутка подкузьмила старшей сестре – причем странным образом. Это Устина – добрая душа, а при приеме на работу насчет Тамары Кулыйкиной обоснованно сомневались. Да, младшая без царя в голове, зато старшая чересчур рассудочна, и преобладает у нее здоровый, прямо железобетонный (не про девушку будет сказано) эгоизм. Для Тамары библиотека как промежуточный этап к будущей жизни вне Утылвы - задерживаться здесь не планировалось. Что Тамара подтвердила, принявшись рьяно искать перспективного жениха, и подцепила мэра Колесникова. Близких подружек она не имела – не вписывались подружки в ее наполеоновские планы. Устина дружила со средней сестрой Кулыйкиной – хроменькой, кроткой Олесей, в отдельные моменты сближалась с Машуткой, но с той все так случайно – эфемерно, что ли. К организации праздничных мероприятий Устина подошла правильно – Машутка поболталась и исчезла, а Леся корпела с подругой вечерами. Общими усилиями справились.
Справедливости ради, нужно упомянуть еще четвероного… ой, четвертого помощника, которого к времяпрепровождению в библиотеке подтолкнули серьезные (и опасные) обстоятельства. Молодой смутьян Петька Глаз – такой же блондинистый, как Кефирчик, и похожего нрава, но о двух ногах. Шепотом – ему (Петьке, а не коту) тайно симпатизировала Устина – очевидно, по взаимному контрасту. У них различались и внешность, и темпераменты. Она - стройная, бледная, малокровная, в очках, он – упрямый, плотный колобок. Она – невнятная шатенка, он – ярчайший светлоглазый блондин (нос не розовый). Устина дисциплинирована, сосредоточена, терпелива, а Петька горяч, стремителен, категоричен. И девушка на год старше парня – для Утылвы это весомый аргумент. Уместна цитата (здесь же библиотека):
Они сошлись. Волна и камень.
Стихи и проза. Лед и пламень.
Нет, нет, нет – цитата не про толерантность. И не про одну циничную, а другую романтичную половину – между Устиной и Петькой гораздо больше общего, но они еще не признались. Все впереди! Кроме Олеси Кулыйкиной никто не в курсе этой первой любви. Олеся искренне сочувствует подруге, но ничего практически посоветовать не может – у самой парня нет, и ее мать Людмила вздыхает, что дочь хромоножка (не в пример старшей Тамаре) так и останется в старых девах. Но пока члены библиотечной компании (одновременно члены молодежной ячейки) очень молоды – кто ж знает, как все сложится. А Людмиле Кулыйкиной предстоит сильно удивиться.
Рассказ про библиотеку продолжается. В сборе обширного материала про тылков – ветеранов ВОВ - главная заслуга принадлежала Петьке – он бегал по Кашкуку, выспрашивал, уточнял. Прорвался и в архив ТыМЗ, кое-что там прихватил – копии документов эвакуированной с Украины артели, с которой начинался завод. И не только. Зато стенд получился на славу! Библиотека подала заявку на конкурс, объявленный старейшей кортубинской газетой «Родные просторы». Опять же Петька вызвался накропать несколько заметок про воевавших земляков. Предварительный текст уже одобрен редакцией. Газета обещала сделать репортаж, для чего прислать в Утылву своего корреспондента.
По приезде корреспондент наверняка заинтересовался бы одним примером из местной психологии, связанным опять же с библиотекой. С подачи Устины Жадобиной отдельная компания – парни и девушки - собиралась на втором этаже в доме номер четыре по улице Полевой – а чего? очень даже удобно. Поток тылвинских книгочеев иссякал, только пенсионеры еще хранили верность библиотеке. Жителей заботили насущные проблемы – где уж заморачиваться книжным миром. Лидерство среди приходящих ребят захватил упомянутый Петька Глаз – еще школьник, умный, харизматичный, темпераментный. С ним не соскучишься. Петька привнес в застойную провинциальную атмосферу свежую струю – политику. Увлекательное занятие! Сразу поднимается самооценка. Молодежь везде одинакова – наивно убеждена, что судьбы Земли (или, по крайней мере, Утылвы) в ее руках. Наследники славной хуторской четверки парней. Петька метил высоко, а рядом не было никого, кто оказал бы услугу – разъяснил мальчишке на пальцах, что все пустая затея. Современный мир отбросил совковые иллюзии, как то справедливость, равенство, сияющая перспектива коммунизма. Тот самый мир, к которому в ХХI веке примкнула проигравшая Россия. Горькое сознание, что мы лоханулись. Но юность свободна от ошибок, не отравлена циничным ядом. Петька Глаз, например, не сомневается и не стесняется. Он уже явился инициатором нескольких громких акций в местном обществе, за что вынужден расплачиваться не по-децки. В последние дни не только Максиму Елгокову пришлось несладко – он хотя бы в бабылидиной квартире на диване спал, а Петька по ночам – в любимую пору ворпаней - прятался в хижине на Казятау. Спартанские привычки – не Петькины, но он не унывал.
И сегодня лидер опять протрубил сбор своей молодежной ячейки. Части чего? не будем говорить – Правого Блока. Ребята в Блоке разочаровались, и Петька задумал нечто новое, грандиозное – это нечто в ближайшее время потрясет Утылву. Слишком у Петьки щеки горят, пухлые ладони в кулаки сжимаются – не получилось тогда с митингом, так выйдет сейчас. Авторская ремарка: если Петька стакнется с лучшим другом Лешкой (т.е. к бурной активности и эмоциям добавятся холодные мозги), то может и… Очень может быть!
Ребята подтягивались потихоньку, когда день уже перевалил за вторую половину. Но главное событие (так все думали) – собрание в управе - еще не началось. Напрасно думали. Пришли братья Анютины – Мишка и Денис – сели вдвоем на деревянные стулья у стены, расставив ноги и уперев руки в колени. По привычке наморщили лбы под белыми вихрами. Лица уже сгорели на красном солнце. А брови и ресницы у братьев зимой и летом одним цветом – тоже белым.
В комнате еще находился Юлик Цыбин – нарядный, тощий, но отнюдь не задохлик и не молчальник. Понаблюдав за ним, убеждаешься – движения точные, экономные, как на жесткой пружине. Юлик – школьный спортсмен. И природная конституция у него подходящая – без особого напряга выбегал на 3 юношеский разряд. Цыбинский отпрыск весьма дальновиден – собирает грамоты с городских и областных соревнований в папочку. Он не призер, но в первой трети участников. У каждого свой конек: у Леши Имбрякина точные науки, у Петьки Глаза – гуманитарные, а Юлик решил сыграть на спортивных достижениях. В Кортубине есть колледж физической культуры и спорта, и Юлик наметил там учиться. И родственники там же имеются. Все Цыбины – щеголи и изрядные пройдохи, мальчишка тоже не пропадет.
Об Устине Жадобиной уже рассказывалось. Ее лучшая подруга (и хранительница сердечных тайн) Олеся Кулыйкина в своем лучшем платье (в желтых горошинах и зеленых стручках на синих клетках) – всегда немногословная, незаметная, непритязательная. Вот ведь как обстояло с Олесей – не уродина она, в лице вполне миловидна – кожа чистая, белая, черты правильные; и даже хромота не критична – просто при ходьбе покачивается корпусом, как бы «ныряет». Обычная девчонка – все при ней, и даже внешнее сходство со старшей сестрой Тамарой при желании можно найти (лишь при желании!). Но и только. В каждой девушке своя загадка - Олеся чуткая, уязвимая и как бы неочевидная, она словно теплое пятно на холодном стекле – вроде оно есть, но напрягаешь глаза, и пятно расплывается и исчезает, точно наваждение над Виждаем. Уклончивая особа. В событиях вроде участвует, но нигде не играет главной роли. Постоянно присутствует на библиотечных посиделках. Помогла Устине с подготовкой ко Дню Победы и организацией несанкционированного митинга – плакаты ведь еще сделать надо! Хотя позавчера в протестующий круг на площади ее не позвали, и к членам молодежной ячейки не относили – ну, не борец она, а девчонка, будущая домашняя клуша. Таков беспощадный вердикт Петьки Глаза, и Устина Жадобина не порывалась защитить подругу – в …дцатилетнем возрасте девушки между дружбой и любовью выбирают любовь – закон природы.
Последний библиотечный заговорщик – представитель общественного класса, лишенного в ХХI веке исторических заслуг. Пролетарий Сергей Рванов в синих трениках – младший сын известного тылвинского ИП Николая Рванова, владельца фирмы – грузоперевозчика. Николай вписался в реанимированный капиталистический строй, занимался нещадной эксплуатацией себя и сыновей и по нынешним кризисным временам жил неплохо - сводил концы с концами. А сыночек бросил школу и пошел к станку на завод. За год парень обвыкся в механическом цехе, заматерел, из ученика стал токарем второго разряда, влился в рабочий коллектив, успешно перенял его правила и внешние приметы. Ничего. Пусть на городской митинг Серега с товарищами прихватили пиво, но они широкими спинами заслонили наивного идеалиста Петьку Глаза от слуг директорши – рыжих ворпаней. Сейчас от Сереги разило дешевыми сигаретами, и Устина морщила красивый интеллигентный носик.
Таков был состав ячейки, собравшейся по зову своего лидера. Правда, сегодня, ряды должны пополниться новыми членами. Влиться свежая кровь. Но все по порядку. До ночи – и основных событий – еще далеко.
Как хорошо начинался май 2008 года в маленьком захолустном городке! Великолепная теплая погода. Распустившаяся разнотравьем Богутарская степь. Старт традиционного садово-огородного сезона. Предстоящие школьные каникулы как синоним беззаботного счастья. Повсеместный подъем весной. И то важное соображение, что руководству ТыМЗ пока удавалось скрывать свои черные планы и благополучно вешать людям лапшу на уши – вот летом передохнем, подкопим заказы, а осенью приступим, столько денег заработаем! В общем, все паршиво, но терпимо, как всегда. А пошло не так и не туда. Умерла одинокая бабушка – Лидия Грицановна Чиросвий. Горе резануло тылков – не по носам, а по сердцам. Отвели похороны. И вдруг закончилась прежняя – в общем-то, неплохая – эпоха. Настала неизвестность. Потом Ирэн разоблачила ворпаней, прорывших нору под ТыМЗ. Грянул мировой кризис. Оказалось, что Утылва никому не нужна. И народ дружно мавкнул:
Наше дело будет швах!
МАУ-МАВ, МАУ-МАВ!
От соседей и родичей не отставал и Петька Глаз – он отчаянно мавкал еще на митинге. В его сбивчивых речах звучала искренняя тревога и беспокойство. Пусть Петька не разбирался в ситуации, как дипломированный советский экономист В.И. Щапов, но он по наитию просекал, что творится несправедливость. Прошлая Петькина затея потерпела крах (митинг закончился безрезультатно), и юный бунтарь ломал голову, чтобы придумать новый план действий по спасению Утылвы (никак не меньше!). К несчастью для Петьки в его команду подобрались исключительно исполнители, а он нуждался в советчике и товарище. Как по Высоцкому «настоящих буйных мало — вот и нету вожаков». Уже сколько раз лидер молодежной ячейки вспоминал друга Лешку Имбрякина – думал о нем. В глубине души Петька надеялся, что Лешка не бросит его в эдакой засаде – перед нешуточной угрозой со стороны ворпаней. Петька уже изрядно натерпелся. И ждал. Он дождался прихода гостей, но это был не Лешка.
Под библиотечными окнами появились трое. Рослый, атлетически сложенный парень. Модно выстриженный, с прядью волос ото лба до подбородка. В стильных джинсах. Рельефные мускулы на руках до коротких рукавов футболки. Смуглый, крупный, мужественный. С гордым атлетом контрастировала его спутница – маленькая, тощенькая, плоскогрудая. Воробушек в желтом сарафане. Русые волосы слишком тонкие и мягкие. Спина сутулилась, и над тканью сарафана выпирали острые лопатки. Третий в группе – самый – самый, как и тогда на митинге. Большой белый пушистый кот. Парочка без спешки, расслабленно передвигалась по солнечному тротуару. Они ничего не видели вокруг, поглощенные беседой. Кот шел следом, но словно украдкой, придерживаясь зарослей – шуршал лапами и животом в траве, тянулся розовым носом к пахучим бутонам, царапал когтями древесную кору. Белое кошачье тело проглядывало среди зелени то там, то сям.
Кого Машутка привела? – озабоченно спросил Петька, обшаривая взглядом сильную фигуру незнакомца. – Здесь не проходной двор! У нас важное и секретное совещание.
Ах, совещание?.. Младшая деваха Кулыйкиных без всяких забот. Лобик гладкий. Сарафан желтый, кот белый. Дивный колорит – вернее, дивий,- хмыкнул Юлик. – Любого уболтает, уговорит и дверь распахнет, топор вручит. Закончили совещаться!
Как закончили? Мы даже не начинали… Э… Я хочу вам сказать. Да тихо! И серьезно.
Ты тоже тихо, Петька, - предостерегла Устина. – Они сейчас поднимутся сюда.
Зачем? Никто не приглашал. Выгони их. Не время!
Какое еще время? Библиотека открыта до восьми часов. Вход свободный. Вы же приходите и уходите гораздо позже. Когда вам вздумается.
Точно. Ты, Петька последнюю ночь обленился, вместо Казятау спал в библиотеке – в закутке за читальным залом. Думаешь, ворпаням надоел, и они больше не охотятся? Поймали племянника с животом на Виждае и успокоились? Рано радуешься!
Я не спал! Я думал! Думать – полезно и…
Очень приятно, - вежливо поздоровался незнакомец.
Машутка легко проскользнула в комнату, задела по пути подолом желтого сарафана стоявшего в центре круглого блондинчика, забралась с ногами в кресло. На присутствующих ноль внимания, фунт презренья. Да, бесцеремонность ей была присуща и всеми воспринималась привычно. За честность и предельную искренность многое простительно – прочие Машуткины закидоны чаще ставили в тупик, чем обижали. Ну, девчонка она еще – вот такая дивья девочка.
Иван зашел вслед за Машуткой и осмотрелся в компании книжных любителей. Примерно одного с ним возраста – семнадцать – восемнадцать лет. Парни и девушки. Машутка по дороге живо нарисовала ему портреты членов молодежной ячейки, и Иван ощутил интерес. Лидер выделялся безошибочно – круглый, с блестящими светлыми глазами, названный Петькой Глазом. Иван спрятал усмешку – он решительно не мог вообразить этого колобка в костюме Зорро, залезшего в главную тылвинскую крепость – в убежище синей ведьмы - и чего-то там стащившего. Какой-то фантастический дивор. Дальнейшее действо в библиотеке заинтересовало еще больше.
Что касается ребят из молодежной ячейки и их реакции на появление незнакомца. Тут по порядку. О нем ничего не известно, но его привела Машутка Кулыйкина. В Утылве Машутка занимала совершенно особое положение – по наследству от Калинки. Сложно объяснить вещи, которые, тем не менее, для всех тылков безусловны. В чем же заключалась Машуткина особость? Да, не умна – бесхитростна, взбалмошна, резка. Никому, даже директорше, не удалось подрезать ее бойкий язычок. И ведьмой Варвару назвала Машутка, сразу все поставив на свои места. Машутка так могла сказать любому. Особое удивительное свойство позволяло девочке угадывать правду – точно красным лучом проникать в темные уголки и высвечивать потаенное, о чем человек даже не подозревал, а услышав, не обижался. В Утылве на Машутку не обижался никто. И друзья ее тоже своеобразные – покойная баба Лида (их отношения – старого и малого – точно можно было назвать дружбой), здоровый белый кот Кефирчик и странный субъект по имени Панька. Теперь, очевидно, появился четвертый друг – смуглый атлет с синей челкой, прикрывающей лицо. Кто он? что он? – ребята не ведали. Петькина команда пытливо воззрилась на Ивана Елгокова, но промолчала. Это неплохо – Иван почувствовал, что ему дозволялось остаться. Прерванный разговор продолжили, а гость обошел Петьку, вежливо тряхнув длинной челкой, и опустился на стул, поерзал, усевшись основательно – уходить он не собирался.
Что делать будем? Митинг мы провели, и мир не рухнул. Это ты, Петька, на горе ночами дрожал как цуцик, а директорша даже не почесалась. Из мерседеса не вышла. Сегодня собрание в управе будет. Не верится, что Варвара вот так струхнет и сморгнет. Скорее, в бараний рог скрутит.
Эти разумные доводы излагал Юлик. И впрямь, ситуация неутешительна. Юлик всегда отличался сообразительностью и, чего скрывать, трусоватостью. Именно то, что цыбинские доводы достаточно разумны, задевало прочих участников библиотечных посиделок. Даже самые упорные и молчаливые братья Анютины не утерпели, огрызнулись.
Стонешь, герой? А твой дед как собрался выступать? За кого? за правду? Или и нашим, и вашим? Варвару с места не стронуть, если ее боятся трогать. Твой дед заведет шарманку, что власть хорошая, и она лучше нас знает, не бросит…
Будто вы лучше знаете? Вами Петька управляет. Куда он – туда и вы, братовья. Случаем, когда он в Мару полез, вы на стреме караулили? И драпанули, а Петьку дядька Рванов спасал. Хороши родичи!
На себя оглянись! Ты первым с митинга сбежал. Мы еще все в круге стояли. С плакатами.
Надо, чтобы меня тем здоровенным черным Ровером переехало? Я не хочу! Клобы вон уголовника ради забавы зарезали… Чик – и нету его…
Так уж и зарезали? До смерти?
Клянусь! Пол-лица вместе с носом ему отсекли. Чик! После такого не выживают…
Ну… чего ж не хоронят? Мы бы знали…
Кого? Уголовника? Он же не местный. Подождут, когда явятся бандюки из Кортубина. Мафия в черных очках. У них свои обычаи – мафиози по-своему хоронят… Кино про бригаду все смотрели?
Слушайте больше сказок! и смотрите по телевизору, – подал голос Иван, желая быстрее очутиться в компании своим (для начала хотя бы заинтересованным). – Знал я одного старика. Бабаем звали. В девяностые считался бандитом – и не рядовым. Так вот, умирал он в хосписе, и никто к нему не приходил – ни в черных очках, ни без… Похоронили как бомжа. Где оно, хваленое воровское братство? Старик мне рассказывал – больше некому было – как раньше деньги рэкетом выколачивали, коммерсов в страхе держали, на тачках чуть ли не с автоматами гоняли, с другими бандами воевали. Кортубин от них стонал… А умирал Бабай один. Никому не нужный.
То есть, в Утылве похоронят? уголовника. Ты же говорил – зарезали его.
Я говорил?! Ах, да… Это я для примера, что Клобы все могут сотворить. Я жить хочу.
Трус ты!
Не трус. И уж точно не предатель. Как твой друг Лешка. Я его в мерседесе директорши разглядел. Сидел там и веселился, когда меня чуть не задавили. Лешка и не думал ворпаней остановить…
Ты говори, да не заговаривайся, - отрезал Петька. – Я допускаю, что Лешка в директоршу влюбился по уши. Красивая баба. Глаза у нее синие, пронзительные. Охмурила. Но что Лешка сподличал – не поверю.
Его собственным словам веришь? Что он в бабылидином дворе пел? Все слышали!
Меня там не было.
Ты по ночам боишься на улице… Но тебе передали. Конечно. Петька, не юли. Спроси у него сам! Или он с тобой не общается? Ты для него обыкновенный тылок. Ниже его достоинства. Спроси, почему. Если получится спросить…
Словно в ответ на предложение Юлика входная дверь распахнулась – бамс! стукнула в крашеную стену. Стекла в стеллаже с рядами твердых томиков про героев ВОВ жалобно зазвенели. Самая толстая и близкая к краю книжка слетела на пол и распалась – обложка сверху, листы веером снизу. Название читалось легко – на фоне красного знамени надпись наискосок «Александр Фадеев. Молодая гвардия». Члены молодежной ячейки и не члены (Машутка точно не член, а девочка, и еще ее спутник Иван Елгоков - чужак) прочитали, приняли к сведению и подняли глаза на дверь. На пороге библиотеки показалась худенькая девочка в модных шортиках, а за ней – вот чудо! или совпадение – Леша Имбрякин собственной персоной. Высокий, темноволосый, взъерошенный. Юлик Цыбин продолжил без малейшей заминки.
Леха! Здорово! вот и ты… Когда уже возвратился из Кортубина, а все время на улицу носа не кажешь… Про нос тут у нас другая тема… Ладно, не парься. Главное, ты здесь – ты с нами. Верно, Петька?
Ох, заткнулся бы… Все у тебя хороши – кто переехал, кто порезал или помер, и кто предал…
Это кто же? – Лешка не стал увиливать, прекрасно понимая, что главное – начать.
Не ты. Не настолько…
Хорошо, хоть так. Можно войти? Или мне вход в ваш штаб теперь заказан?
Ты чего, Лешка? Конечно, проходи! – Юлик улыбнулся острой бледной улыбкой. – Мы же свои…
Влада, родители знают, где ты? – спросил Иван. Ответа не получил.
Леша Имбрякин шагнул, держа голову прямо и не опуская глаз перед лучшим другом. Петька кивнул круглой белой головой.
Не ожидал тебя увидеть.
Не ожидал или не хотел?
Мы вроде, по-твоему, ерундой занимаемся. Детскими играми. А у тебя, значит, не детские. С директоршей. Отхватил ты кралю. Ничего про нее не знаешь, а уже на все готов. От нее же кисло пахнет, а тебе не противно.
Не пахнет. Это духи. Дорогие, между прочим. Не для Утылвы…
Духи? Ах, духи? Шанель? Сомнительно. Духи – сладкие…
Говорю же – тылки вы непробиваемые. И сопелки ваши не пробьешь – только срежешь… Духи разные. И цветами пахнут, и кофе, свежей травой, морским бризом.
Знаем твою директоршу, - пропела Машутка - Откуда ноги растут, еще корни и стебли, листочки, цветочки… Есть один синенький цветок на Шайтанке… Ядка сначала привлекает, заманивает, а потом свои челюсти – три лепестка - захлопывает и переваривает добычу. Переварив, срыгивает кисло… Тебя уже переварили, Лешка? Как самочувствие? а то весь белый.. Или тебя вперед загипнотизировали? Клипсы у Варвары с эдаким эффектом – позванивают мелодично: спи, спи…
Дура ты, Машутка!
Пусть. Пусть не кислой ядкой, но керосином дело твое пахнет… Лешка – картошка! что ты обещал синей ведьме? Неспроста сюда послан! За третьим лепестком.
Ну, кто поверит в эти сказки? Вот вы верите?
Не знаю, - задумался Петька. - Тебя там не было. А я побывал. В гостиничном номере в Маре. Что ж тебя туда ни разу не приглашали? Или ты Варваре пока за косточку служишь – за милованье на скамейке под балконом? Многого не позволишь на глазах у всего дома.
Ты глядел?
Нет, не я. Но тебя видели. Не отопрешься. В Мерседесе на площади. Юлик видел!.. Я тебя на митинг звал, ты не пошел. А за директоршей побежал, виляя хвостиком.
Не мог ты меня видеть. Ты тогда спрятался за парней – за Сережкой Рваным и его комрадами. Из-за их спин нес околесицу про швах да мав, да утопление в Негоди... К чему призывал-то?
Я для всех! и за всех! Против беспредела. Чтобы тылков не выгоняли как собак – дескать, отслужили и пошли вон. Это ты ручной песик Варвары – и лапку даешь, и повизгиваешь, и оближешь. Лаять пока не научился. Хотя голос уже прорезался - выступил ты перед народом. Кричал, что глупо и стыдно – это одно и то же. Стыдиться сейчас глупо. Америку открыл!.. И еще другое - что сильный всегда прав, и жизнь в дерьмо макнутая... Проговорился, Лешка? Только ты там же, вместе с нами барахтаешься. И никуда не денешься. Что ты сам можешь? с зубами и когтями ворпаней – это тебе нравится представлять. Да ты простой заяц, а не каменный.
Что ж, оба мы простые. Тылки. Больше никто.
Петька не простой, - опять влезла Машутка. - Он сумел у директорши дивор утащить. Она теперь не всесильна. Имейте в виду. Шанс у вас есть.
Неправильно. Верни дивор, и нам всем спокойней будет, - напирал Лешка.
Не возвращай! – это настырная Машутка.
Хватит! – Петькин окрик. – Надоели со своим дивором! Лешка! и ты, Машутка, со своим… Кстати, что за чувак? Знаете его, а?
Как же. Утром в бабылидином дворе встретились, там меня разоблачили. Сын племянника. Внук нашей бабы Лиды. Кортубинский мажор. Не терпила. За наследством пожаловал, - Лешка сообщил исчерпывающую характеристику парня, которого видел второй раз в жизни.
Понаехали тут всякие… Утылва не резиновая!.. А твоя девчонка?
Дочка племянника. Брата искала, вот мы к вам…
Чего ж вы не домой, к бабе Лиде? Покойников боитесь? или котов?
Тесно там. В библиотеке просторно. И сюда рано или поздно явятся все… Конечно, явятся. У вас же здесь штаб. Комсомольской организации. Щапов с Васыром – коммунисты, старшие товарищи, а вы – младшие. Комсомол – первый помощник партии. Так Агния говорила. Она – коммунистка.
Агния-то да. Пусть в ЛДПР вступила…
Только мы же не коммунисты и не комсомольцы, а это… демократы. Правый Блок, - усомнился Юлик.
Много придумать можно. Главный придумщик у нас – Петька. Теперь еще один добавился – Лешка. Они придумают!
И не думал даже… Так вот. Только не смейтесь. Я долго думал. И серьезно! Тут в библиотеке оставался, спал вон на диване. Или не спал. Сон никак не приходил. Это еще на горе началось…
Конечно! Ведьма обещала с тобой поквитаться. Она исполнит!.. Петька, лучше не брал бы у нее ничего. А если взял – верни. Дивор – штука серьезная.
Очень любопытно мне, как он выглядит. Диковинка…
Я не брал. Одни бумажки. На столе целая пачка лежала. В них информация. Наверняка секретная. Я бумажки свернул и сунул за пазуху, после дяде Володе отдал – авось, ему пригодятся. Для борьбы с холдингом.
А дивор?
Оглох? Читай по губам – НЕ БРАЛ!!
Ну, прочитали… Ворпани за тобой или за нами бегают? Чегой-то им надо. Но зачем ворпаням секреты нашего (или уже не нашего) акционерного общества? По закону акционерами могут быть только люди.
Вот они и поступают по закону. Закроют завод. Людям негде будет работать, а тогда и незачем здесь жить. Разъедутся все. Обезлюдит земля, и для ворпаней настанет раздолье. Знай себе, рой и рой!
Че рыть? И куда? – даже братья Анютины попали в тупик.
Норы, - опередила с ответом Машутка. - Под землей. Углубиться еще. Вода в Виждае по этим норам уйдет вниз. Озеро исчезнет. Обнажится дно – там древняя гранитная плита над дворцом Энгру – или это даже потолок дворца…
Вообще-то, озеро у нас в карстовой чаше (я, помнится, читал), - возразил Петька. - Ладно, исчезнет озеро. Ну, высохнет все, пустыня станет. А ворпаням что с того прибудет? Или они бескорыстно злодействуют, лишь бы над нами, людьми, победу одержать? Вредные зайчишки. Рыжие…
Машутка врет вдохновенно, а мы уши развесили.
Мне интересно. Продолжай. Что дальше? Конец света?
Дальше – просто. Ничего не будет. Не будет людей – и Каме нечего делать наверху. Без людей у нее лишь один корыльбун останется и тоска как горькая сухая пыль. Вернется к Энгру во дворец. Он этого и ждет – не дождется. Все закончится на земле.
Вон оно что… Душещипательная история. Этот, как его, женский роман. В библиотеке нашла и прочитала? Ты читать умеешь? и твой кот? Интеллектуально растешь, Машутка... Впрочем, не только интеллектуально. С кавалерами гуляешь, сюда привела… Оказывается, все из-за любви? из-за нее, проклятой? Скучно Энгру без Камы. Ворпани все затеяли, чтобы своему хозяину угодить… В какой книжке это написано? В Сказках Пятигорья?
Ты бы, Тина, не раздавала сказки всем желающим. Есть такие сказки, что детям до шестнадцати вредны. На неокрепшую психику влияют…
Я не раздаю. Редко спрашивают. В библиотеке единственный экземпляр Сказок. Старинный, довоенного года издания. В читальном зале хранится, на руки нельзя брать. Вот как сегодня. И не детям.
А кому, если не секрет?
Пришел солидный мужчина. Совсем солидный, если бы не галоши. Небритый. Попросил Сказки Пятигорья.
И ты что?
Как я могла отказать? Он же племянник бабы Лиды – Лидии Грицановны Чиросвий, которая книжку библиотеке подарила. Ей от отца досталась, а больше ничего не уцелело. Бабылидин отец трагически погиб. Примерно тогда же, что и твой предок, Петька. Все в одно время.
Мой предок сталинистом не был!
И где он? – дернулся Иван Елгоков. – Тот, кто сказки спрашивал?
Это не сказки!! Он пострадал, а потомки – мы, то есть – с тех пор Анютиными назвались. Чтоб неприятностей не иметь за связь с врагом народа. Лишь в перестройку отец писал письма во все инстанции и доискался правды. Принял фамилию прадеда…
Я не про твоего предка, а про своего отца. Он заходил? Уже ушел, Устина?
Так сразу после обеда. Со сказками. Нет его…
Никого нет. Дедов ваших нет. И ты, Петька, получил прозвище Глаз. Логично. Фамилию Анютиных так легко не поковеркаешь.
Глаз – не обидно. От родных, от их наследства, нельзя отказываться. Это и в книжке прописано, что ты племяннику отдала. Пусть читает, на ус мотает… Я тут сидел. Не спал. Книжки читал… Вон со стенда – про войну.
Ты, значит, начитался? В башке кавардак… - подцепил Петьку Сергей Рванов.
У тебя, зато, идеальный порядок. Пустота. Забыл, когда любой извилиной двигал. Нерезаным носом пыль выдыхаешь – и никотин… Чего предлагаешь-то, Серега? Ты с какого числа официально безработный? Станок твой распилили и на Цуковскую точку вывезли – некуда тебе возвращаться. Мафия орудует. Что делать будешь?
Лето ведь. Пойду к Сыродю шоферить. У меня водительские права на трактор. В ДОСААФе выучился.
Это для зарплаты. Для жизнеобеспечения, так сказать. А для души? для справедливости?
А?.. Где она, справедливость? Я вот чего предлагаю. Подкараулить главу нашей местной мафии, что промышляет металлоломом - подлеца Поворотова - и отколошматить его. Только один я не справлюсь. Он же здоровущий медведь. Даже когда без охраны ходит. Мне бы парочку крепких ребят. Ты, например, - Сергей Рванов кивнул Ивану Елгокову. – Согласен?
Ему не стоит, - опять прилетело от Машутки (не уймется ведь!). – На нем и так нехорошее дело висит. Уголовка. Нет, не с трактором – с киоском…
А друзья твои, Серега? Из цеха?
Так это… они пока держатся. Летом обещали наряды по демонтажу оборудования. На полном серьезе завод закрывают… Уволят, и хрен работу найдешь…
Вот того самого хрена… этого Поворотова избить – дело нехитрое. Но затратное. Если он в ответ своими чугунными кулаками…
Не терпеть же!
Предлагаю не терпеть! – Петька повысил голос. – Предлагаю акцию!
Чего? Какую акцию? У нас не магазин и даже не киоск.
Хватит со своим «чего»! У меня родилась гениальная идея. Я считаю, что будет эффект разорвавшейся бомбы.
Нет уж, Петька, - встревожился Лешка, зная изобретательность и горячность друга. – Давай без бомб. Во-первых, по химии тебе четверку натягивают для аттестата – тройка у тебя… А во вторых, это терроризмом попахивает. Неважно, куда ты бомбу кинешь – в киоск или еще куда… Ужас кисло пахнет… В-третьих, верни дивор – он страшнее бомбы. Давай просто и без затей изобьем Поворотова – можно ведь сзади подойти и оглушить. Не до смерти, конечно…
Я фигурально про эффект и про бомбу. Но эффект вам обещаю!
Обещаешь? Да мы здесь в Утылве – на отшибе у области. Никому интереса нет. Даже если Машуткины фантазии исполнятся, и воды Виждая просочатся в подземные норы ворпаней, никто не заметит. Чтобы прислали корреспондента и по телевизору показали, это ж как рвануть должно!
Мы и рванем! Заявим о себе! Чтоб и холдингу, и директорше, и Поворотову, и всем миру…
Твои идеи подозрение внушают… Где вычитал-то? в книжке?
Ты сначала выслушай, Лешка. Хотя бы из книжки! В войну тоже положение ужасное было. Ну, не у нас в Утылве – тогда враг до нас не дошел, а сейчас дошел! Добрался на танке – на черном Лэнд Ровере…
Который враг? Петька!!
Который душит. И режет. Жить не дает. Тогда враги чужие были – немцы. А сейчас свои собственные. То есть, под личиной своих – враги. Ворпани.
И че мы можем? Безоружными под танки? – испуганно пролепетал Юлик. – Я не хочу, чтобы задавили…
Надо свое оружие изобрести. Иначе задавят.
Изобрел уже, гений тылвинский?
Говорил ведь – есть идея.
***
Течение нашей истории несколько сбилось во времени. Вечернее собрание в управе уже завершено, и читатели познакомились с его результатами. Но другие события только дожидаются, чтобы их упомянули. Именно такая очередность. Утром уже закончившегося дня переговорив с женой и будучи выгнанным ею на поиски детей, чьи прогулки по Утылве явно затянулись, Максим поступил очень просто – пошел, куда послали. В муниципальную библиотеку по улице Полевой. Но он опередил приход туда членов Молодежной ячейки. И с Иваном и Владой тоже не встретился. В пустом читальном зале сидела серьезная девушка в очках. Устина Жадобина. Максим присмотрелся к ней, вздохнул и поинтересовался сказками. Девушка переспросила, и Максим, внезапно распалившись, произнес целую речь.
Да! Сказки! Что для вас странного? Я не могу взять почитать сказки? Мне очень необходимо! Я здесь неделю живу, а уже нервы ни к черту. Ночей не сплю, потому как снятся всякие ужасы…
Устина пробормотала сочувствие. Но Максим ее не поблагодарил.
Мне один хороший человек – из ваших, из тылков – посоветовал легкое чтиво. Что-нибудь детское. Например, сказки. Местные сказки. Вдруг подействует как снотворное. А то меня после Паньки с палкой кошмары замучили. Лежу и не сплю. Сплю и не лежу… Короче, дайте сказки!
Это необычно, - Устина в сомнении поднесла руку ко рту. – Я первый раз сталкиваюсь. Снотворное, говорите? Или в качестве антидепрессанта?
Да чего угодно!
Что же вам предложить? Шарля Перро, Ганса Христиана Андерсена, Александра Волкова? Или лучше сказки для взрослых? Фэнтези? Вот классика жанра – Джон Толкин «Властелин Колец». Не уверена, насчет легкого чтива, но это – самое увлекательное.
Не, не. Только не иностранщину. Местные сказки. Я у вас тут диву даюсь. Хотел бы разобраться. Докопаться до норы. Утылва для меня не чужая. Дед отсюда родом, тетка всю жизнь прожила. К сожалению, померла недавно… Представлюсь – племянник.
Вы? племянник бабы Лиды?
Рад познакомиться.
Теперь понимаю… Хорошо, у меня есть кое-что. По местной тематике. Прошу, обращайтесь бережно с книгой. У вас два дня – а больше и не надо. Приятного прочтения!
Максим вышел из библиотеки с тоненькой книжкой. Ее изрядный возраст подтверждали смятые уголки на красной картонной обложке, наклеенная на истрепанный корешок полоска ткани. Надпись: Г. Шульце. Сказки Пятигорья. Издательство Кортубинский рабочий, 193… год.
Ну, вот, - Максим опять вздохнул. – Почитаем теперь. Что бабушка – тыловка хотела сказать нам, своим родичам. Хотела, но не сказала…
В начале книги автор поставил предисловие (довольно пространное).
«Предлагаю вниманию читателей сборник Сказки Пятигорья. К написанию книги меня подтолкнули случившиеся в жизни обстоятельства. Излагаю, по возможности, кратко содержание своих связей с удивительным местом – Пятигорьем.
Родители мои из немецких колонистов. Фамилия – Шульце. На Южный Урал перебрались в начале века, с другими немцами основали деревню Люксембург (появились в степи такие географические пункты – Люксембург, Ротштерн, Форвертс, Элизабетфельд, Гехт), жили там и успешно вели хозяйство. Меня вырастили, собрали средства на образование и отправили в столицу. Отец очень хотел, чтобы я достиг в жизни благополучия и богатства. Он хотел как лучше.
Будучи студентом Петербургского университета, я, как и мои молодые товарищи, принимал участие (скромное) в революционных событиях начала века в России. К сожалению, мне не довелось драться на баррикадах с царской полицией и войсками, но я посещал митинги, где принимались решения о немедленной забастовке студенчества после январских расстрелов рабочих. Я лично не выступал, но присутствовал на сходке в Актовом зале университета и голосовал вместе с большинством. После этого учебные заведения закрылись, забастовавшие студенты разъехались по родным местам, и я вернулся домой.
По семейным обстоятельствам университетские занятия не возобновилась. Мечты о Петербурге растаяли. Когда отец умер, мы с матерью оказались весьма стеснены в средствах и переехали в Орск – на границу Европы с Азией. С детства не испытывая склонности к сельскохозяйственному труду, я начал преподавать в реальном училище. Безнадежно провинциальный город с одноэтажными домами, немощеными улицами. С церковью на горе. С отсутствием всякой культурной жизни. Удручала оторванность от больших центров. Деревянный мост через Урал на период паводка разбирали. До Оренбурга триста верст. Его и тамошнюю железную дорогу мои ученики в глаза не видали. Свою станцию и новый мост построили позже. Я действительно думал, что попал в захолустье - на границу мира. Одна поездка более чем на сотню верст к югу в корне поменяла мое мнение. Степь – величественное зрелище. То, что я узнал, натолкнуло на невероятную мысль, что здесь не пограничье – здесь самый центр мирозданья. Глубинные истоки. Чего??
Различимая в степи лишь благодаря серой пыли дорога привела меня в особенное место. В долину сказочной красоты. Между спуском с северо-западного высокого плато и растянутой цепочкой холмов на востоке. Уральские горы заканчивались здесь – сглаживались совершенно. В долине располагалось село под названием Утылва. На первый взгляд ничего выдающегося. Жители не отягощены излишним достатком, но и не бедствуют. Стадо коров в селе под десятки голов. Окрестные земли распаханы. Тяжелый хлеборобский труд. Собственная деревянная церковь во имя Покрова прсвт. Богородицы. Все тихо, будто дремлет. Странный красный застывший свет. И время словно застыло. Земля довольства, покоя и счастья - Утылва. Я тогда подумал, что рай земной выглядит именно так.
Но я размышлял привычным образом – сколько в России подобных старозаветных сел и деревень. И если страна хочет в ХХ веке продвигаться дорогой прогресса, тылвинскую жизнь надо основательно встряхнуть. Ведь мы должны догнать в промышленном развитии Европу. Хорошо бы построить в округе крупное предприятие, которое потянуло бы развитие этих земель. Перспективна металлургия. Одной мельницы на реке Кляне мало. Но мельница новая, с гранитными жерновами, сырья для переработки – зерна - хватает. Владелец – простой мужик (по прозванию тылок) Ларион Чиросвий. Умница, ловкий делец. Далеко пойдет. Этот Чиросвий пригласил меня в свой дом, среди приличной обстановки я с удивлением узрел множество книг. Помимо хозяина общество для меня составили его брат Калина и два приятеля односельчанина, один из которых – молодой священник местной церкви Макарий Порываев. Собеседники мои продемонстрировали гостеприимство и приязнь, пусть не безупречные, но вполне рассудительные манеры, начитанность. Более того, священник блеснул эрудицией (совершенно оригинальной для меня после европейского Петербурга), говорил и читал по-арабски, обладал изрядными познаниями в исламе и буддизме и вдобавок увлекался греческой литературой. Я был ошеломлен. За излюбленным российским занятием – философствованием – мы провели несколько вечеров. Перебрав всевозможные темы – политику, религию, нравственность, прогресс и моду - мы закончили совершенно невероятно сказками. Да, именно сказками. Аборигены очаровали меня передачей старых легенд, поверий. Здешнюю сказочную страну они называли Пятигорьем, подробно растолковывали ее историю, особенные детали. Я заслушался и в итоге стал записывать. По возвращении домой в Орск, заполнял тетрадь уже по памяти. Еще долго, не одну ночь мои сны волновали апокалиптические и милые буколические картины. Но неизбежно серая провинциальная реальность восторжествовала над чудесами. Дом, работа учителем, быт. Я успокоился и смирился, хотя не предполагал тогда, что вся моя жизнь отныне будет связана со школой.
Исписанная тетрадь далеко отложена на десятилетия. Действительность превзошла самые бурные фантазии. В стране победила Великая революция, совершился исторический перелом. Прогресс проник в самые глухие окраины бывшей Российской империи. Рабочий класс стал реальным хозяином страны и взялся за ударный труд, приступил к строительству нового справедливого и счастливого общества. Наша пятилетка идет полным ходом! Недалеко от Утылвы – на месте крохотной деревеньки Батя – сейчас разворачивается грандиозное строительство металлургического комбината. Если прибегнуть к образным сравнениям, то это подлинный апокалипсис для здешних патриархальных мест. Рушатся прежние стереотипы, рождается понимание, что истинное счастье достигается лишь в борьбе.
Однако воспоминания о затерянном в степи сказочном мире всегда жили и живут во мне. Не воспринимайте это как слабость – скорее, как краткий отдых в пути. Уже в солидном возрасте, многое испытав, я решил пролистать потрепанную тетрадь с записями, обновить их, как-то оформить. Получился сборник Сказки Пятигорья. Не ищите в них глобального смысла, созвучия тем колоссальным переменам, что совершаются в нашей стране. Или, может, ищите не там. Но все же попробуйте понять. И насладиться в полной мере сказками.
…Чтобы раны затянуть,
Крепко воздуха глотнуть,
Убаюкать сладко душу
Нету средства сказки лучше
(Генрих Шульце, 193… год, поселок Коммунистический).
Прочитав предисловие, Максим отметил: - Опять Порываев. Правда, он тут молодой – не старикашка. Зовут Макарий. Не Гераклид. Тогда кто он? Да какая разница?
1 Энгру.
Сперва не было ничего. Без начала и без конца. Ничто всегда и везде. Первичная субстанция, из которой впоследствии возник наш мир.
Нынешним мирозданием управляет бог Энгру. Вот тогда – в начале начал – Энгру тоже не было. Откуда же взялось все?
Первичная субстанция пришла в движение. Часть слоев шевельнулась и как бы потекла. Образовалась влага. Но другие слои застыли и пуще затвердели. Первые твердые фрагменты. Все еще перемешано в общем котле. Где тогда был Энгру? Нигде.
Ничто уже не однородно. Забулькали первые пузырьки – над жидкостью расположились более легкие слои. Внизу твердое основание. Готово первое блюдо наподобие слоеного пирога. И первым угостившимся был Энгру.
Энгру – не человек. И не походил на людей - это они позже унаследовали черты его облика. Но Энгру людей не создавал.
Как он выглядел? По преданиям черный и прямой и… и все. Его лицо не сразу стало лицом. Верхняя часть длинного туловища без глаз, носа, рта, лба – без ничего. Энгру мог менять внешность, пока не решил окончательно. Еще неизвестно, как бы выглядели люди, зависимые от этого его решения. Что, если бы мы оказались гранитными скалами или горстью сухой земли, метелками на полыни, грязной пеной в дождевых лужах, крылатыми корыльбунами, ползучими гадами, тонкими струйками пара, вдавленными отпечатками на песке, да просто невидимыми, неслышимыми, никакими? Кем или чем оказались бы??
С собой Энгру способен вытворять что угодно. Раздуться на пузыри и чпокать их все до единого. Закрутить здешний каменный пояс в узел и, напрягая силы, разорвать его. В веселье взъяриться красным пламенем. Низвергнуться водопадом с отвесных скал. Прочертить тьму сверкающим метеоритным потоком. Только захотел – и в то же мгновение превратился. Магия не ведала границ. И Энгру не ведал пределов своего могущества.
Энгру очень долго жил один, а вокруг него рождался целый мир. Клокотали вулканы, вздрагивали тектонические плиты, возникали и смещались хребты и русла рек. В никуда проваливались толщи земли, поднимались гигантские волны и все сносили на пути, гремели громы, сверкали молнии. Это родной мир Энгру.
Исполин, для которого горы точно бугорки, реки – ручейки, моря – мутные лужи. Энгру узрел свое превосходство – у него появились глаза. Не признавая преград, научился ходить, у него появились ноги – две надежные черные подпорки, не боявшиеся острых ранений и огня. Силы взыграли в Энгру – он мог отрывать гигантские камни, у него выросли крепкие плечи и длинные руки. Крик Энгру перекрыл шум и грохот, его уста разомкнулись. Для восприятия прорезался слух – он слушал ушами. Энгру стал тем, кем он стал. Образовалось тело – его члены, лицо. Прямой человеческий силуэт. Но Энгру – не человек, у него свое нутро – собственное. Люди просто позаимствовали сходство. От того они не считались детищами Энгру.
Сам Энгру такой, как создавший его пустынный, мрачный, свирепый мир. Одинокий, безудержный. Еще его называли железным богом. Понятно. И не случайно, что здешние земли богаты железными рудами, которые люди научились добывать. На поверхность Энгру выходил редко – жил глубоко под землей, в железном дворце на берегу реки. Сначала один, потом создал свое царство.
Энгру не испытывал нужду ни в чем и ни в ком. Черед людей в мире Энгру никогда не пришел бы, не случись одно событие. Мир по-прежнему был мрачен, без любого проблеска. Нет солнца, луны, звезд, ночи и дня, нет времени. Только плескались волны. Неизвестно откуда прилетела большая птица – Кама – в поисках клочка суши. Энгру изловчился и поймал ее за крыло, утащил к себе. Начали они жить вместе в железном дворце. Кама страшилась темноты, плакала. Впервые Энгру что-то ощутил. По его велению из глубины выплыли железные рыбы и, сомкнувшись, создали земную твердь. Но снаружи было как под землей - пусто. Кама осветила все вокруг красными лучами. И зародилась жизнь. То есть, Кама приняла участие в сотворении мира.
Максим перелистнул страницу, заключив: - Интересная личность. Наверное, не уступит дедушке Граниту – или Гранит ему не уступит. Интересно было бы повстречаться. (Ну, накличешь, Максим).
2 Кама.
Главная богиня Кама – крылатое существо. Откуда-то не с Земли. Она могла не только летать, но ходить и плавать.
По одним верованиям Кама – супруга Энгру, по другим - его дочь. Красива она была или нет – не с кем сравнивать и поэтому нельзя судить (даже Энгру).
Энгру и Кама – первые жители на земле. Они считались божествами.
Подземный мир Энгру оставил за собой. Все, что на земле, обязано своим существованием Каме. Богиня излучала первичный красный свет. Источник жизни.
Созданная Энгру железная твердь претерпела изменения – она поднималась и опускалась, ее сильно трясло. Плиты основания собирались в складки гор. Образовывались разломы и глубочайшие впадины под будущие океаны. Периоды относительного спокойствия рождали открытые равнины. Общая картина была пустынной, величественной и безрадостной. Спасла Кама, ее живительный красный свет.
Начались превращения. На голой земле во всю ширь распластался зеленый ковер, в траве заблестела роса. Наполнились чистой водой ручьи и реки. Кама накинула на землю голубое покрывало. Выткала на нем Солнце, Луну, звезды. Надергала из своих крыльев перьев и запустила на небо как облака. Красота шагнула в наземный мир.
Духи природы – степи, ветра, горных вершин, пещер, рек, родников, деревьев и др. - с готовностью подчинились богине.
Кама выбрала себе укромную долину с прозрачной «стеклянной» рекой - место для отдохновения. Словно круглая чаша в сглаженных горных складках – в ладонях Энгру. Здесь в долине расцветали особенные цветы – красные редивеи. Даже в жару овевал прохладный ветерок. Посещали только легкие, счастливые чувства.
Кама была очень счастлива, и истекло немало времени, прежде чем она задумалась, что кроме нее на земле никого нет. Энгру оставался в своем железном дворце, солнечный свет резал ему глаза. Пусто. Некому передать ощущение безмерного счастья.
Максим вздохнул: Женщины…
3 Люди.
Кама заботилась о дальнейшем наполнении своего мира. В долине она выращивала живые зародыши, из которых появились первые звери и птицы, расселившиеся везде.
Сложился традиционный для древних верований дуализм. Энгру олицетворял жестокость и силу. Кама – милосердное божество. Царство Энгру под землей, царство Камы наверху. Но разделение условно и хрупко. Цветущий сад под голубым небом Энгру мог уничтожить одним желанием, мыслью. Тем более ценно его отношение к Каме. Уже тогда зарождались первые чувства. И был создан первый ДИВОР.
Кама задумалась о людях. Но она опасалась, что люди – как она их задумала - разрушат созданный ею прекрасный мир. Пока сомнения одолевали ее, начался дождь, и дождевая влага напитала место с глинистой почвой и просочилась в пещеру под землей. Размягченная глина осела в углублениях в скальных породах. Дождь закончился, солнечные лучи осветили пещеру и высушили содержимое этих природных форм. В подземной пещере все формы повторяли Энгру. Такими же получились глиняные фигурки людей. Кама взяла их на поверхность. Энгру не препятствовал. Тогда он еще не знал весь ее замысел.
Кама оживила людей и подарила им ДИВОР. В представлениях местных – весьма сложное понятие. Человек – живое существо, но в мире тоже все живое. Стоит оглянуться, и увидишь много чего интересного.
Вон недалече, в травостое на склоне холма, осторожное шевеление – мелькнуло маленькое серое тельце. Степной зайчик – круглые уши, короткие лапы, которые великолепно роют норы. Никогда не подумаешь, что у милого скромняги есть такие свирепые рыжие родственники – будто бы даже каменные. И еще зверята – стоящие столбиком на задних лапах сурки. Эти-то шустрые, а помимо них встречаются еще такие байбаки… На склонившемся кустике сидит птица неприметного песочно-серого цвета с темными пятнами по бокам, с крупным клювом – жаворонок - сейчас посидит и взовьется в воздух, трепеща крыльями, и раздастся звучное чиррип-чиррип… Не птицу, а добычу покрупнее заметил серый хищник – матерый волчара – и застыл. Что испугает всех – когда задрожит степь от лошадиного топота – поднимая тучи пыли, пронесется дикий табун. Жизнь кипит. Лишь опускается ночь, и в тишине слышится мерное дыхание спящей земли.
Человек не только телесная оболочка. Дивор объединяет многое – разум, волю, судьбу. Жажду чего-то… чего-то запредельного, невозможного. Что в исключительном распоряжении Энгру. Но люди – не боги. Это как хотеть летать и не мочь… или все-таки мочь?! Очень сложно. Человек способен получить власть над частью своего дивора. Через свою решимость – через цели, которые ставит, через жертвы, на которые идет. Но никто не властен над судьбой.
Дивор – это воплощение магии. Воплощается в разных видах. Сложно описать дивор. Не конкретный предмет. Крохотная звездочка каждому при рождении. Божественная искра. Нельзя отказаться от дивора – счастливой или несчастливой судьбы. Ее надо прожить. Дивор будет с человеком до смерти. Может тихо тлеть, а может вспыхнуть красным пламенем, может погаснуть. Утрата дивора – утрата жизни. Дивор может отделяться от человека и блуждать маленьким огоньком в степи. Это происходит во сне. Отсюда местное суеверие - нельзя резко будить спящего, когда дивор не успеет вернуться, и его обладатель погибнет.
Очень давно, на заре времен Энгру подарил Каме первый, самый сильный дивор. Кама воспользовалась подарком. В него богиня заключила судьбы всех людей, души нерожденных. Она особенно покровительствовала женщинам и детям. С тех пор столько развелось всяких диворов… Люди превозносили Каму, но не обрадовались, когда расщедрился Энгру. О его даре тоже стоит рассказать.
Раньше люди были бессмертными. Кама не подумала, создавая людей, что у них родятся дети, потом внуки, правнуки и пр. Люди состарятся, заболеют. Недостаточно окажется плодов, мяса зверей и птиц, чтобы все насытились. А старики не в силах охотиться, голод придет к ним. Так и вышло. Жизнь обернулась мучением. Размножившиеся люди съели траву, выпили реки и озера, и даже совершили преступление – пытались поймать большого мясистого корыльбуна из свиты Камы. Скоро начали бы есть друг друга. Из-за своей скученности люди теряли человеческий облик. Кама взмолилась Энгру: прекрати это. И Энгру прекратил. По его знаку в наземный мир проникла смерть. Энгру подарил людям смерть. Его дар беспристрастен и даже справедлив – смерть приходит ко всем, никому не удается ее избежать. Как ни горько было Каме, она вынуждена согласиться с решением Энгру. Но людей не обрадовал смертельный дивор.
Энгру разлучает – забирает умерших в подземное царство. Понятно, что чувствуют люди – они восхваляют Каму и страшатся Энгру. Дивор Камы и дивор Энгру – противоположности. Вообще-то, дивор, полученный людьми от Камы, был подарен ей Энгру. Но люди рисуют Каму вечно юной красавицей с белоснежными крыльями, а Энгру… Самое нейтральное описание: великан, длинный, черный, угрюмый. Черные брови, борода, усы. Причем, усы длиннее бороды и закинуты на две стороны за уши. Не красавчик. Не добрый предок. И свита у Энгру соответствующая – к его посоху цепляются противная крыса со скошенным (хорошо – не порезанным) носом, за ней змея, лягушка, и мерзкий червяк. На молениях люди приносили в жертву Каме здоровых, красивых животных – коней, коров, коз, овец, ягнят. А Энгру – безногих, хромых, слепых, больных. Однако в подземном мире все обращалось своей противоположностью. И Энгру не гневался на такие жертвы.
Кама и Энгру заключили соглашение. Люди рождаются и живут на земле. Плохо ли, хорошо, но по своей воле. После смерти уходят в подземное царство. Дивор дается каждому человеку, потом забирается. Внизу живут вечно – опять же как? Никто не может вернуться и сказать, счастливы они там или нет. Но кое-что все же известно. Там есть Луна и Солнце – правда светят тускло. Жизнь после смерти состоит из прежних занятий – люди устраивают жилища в скальных основаниях, пасут скот, едят мясо, носят одежду, пользуются обыкновенными вещами. Случается, что живые проваливаются в норы ворпаней и попадают под землю – не званные, нежданные. Один, например, с хомутом провалился, но это больше похоже на анекдот. Живые ведут там себя как духи по отношению к обитателям подземного мира. Нарушителей ловят и возвращают наверх. Энгру ценит порядок. Но его зловредные, пронырливые слуги – рыжие ворпани - потихоньку похищают людей. И самое главное – люди живут после смерти ровно до тех пор, пока о них помнят близкие. Как только забывают, превращаются в тени – сохнут и истончаются, и в конце исчезают. Великий грех забыть предков (даже не отцов и дедов, а много дальше) и отказаться от прошлого. Мир, земля, сама жизнь, благополучие – это наследство предков, которым ты пользуешься и передаешь своим потомкам. Так что это все временно.
Людишки всегда так. Непонятно, кто и что, непонятно для чего… (непонятная мысль Максима).
4 Корыльбуны и ворпани. Вечная вражда.
Прародительницей всего живого считается Кама. Большое прозрачное крылатое существо, летающее между звездами. Мир был пустым – сухие океаны, обнаженная железная твердь, тучи пыли до неба (когда самого неба нет). Из-за намерения Камы выйти на поверхность Энгру встревожился и воздвиг четыре каменные башни. Это стражи. Появление пятой, Марая – уже особая история. Созданный наземный мир стал называться Пятигорьем. Богиня принесла кокон жизни (дивор), из которого родилась жизнь. Земля расцвела и зазеленела. В том месте, где легла тень Камы, образовалось озеро Виждай. Из кокона вышли первые существа – корыльбуны и другие (но не люди).
Вход в подземный мир – в Пятигорье. Над гладью Виждая небесный свод соединяется с земной поверхностью, и через озеро проникают вниз. Под землей есть реки, вода в них не движется. В самом низу глубокое черное озеро (как бы в противовес Виждаю), на берегу озера стоит железный дворец Энгру. Говорят, что подземный мир изначально был пуст, так как ворпани не могли размножаться. Поэтому много позже Энгру стал брать вниз людей после того, как давал им пожить наверху.
Кама олицетворяет для людей видимый мир – родную землю. Это место – Пятигорье. Богиня ведает душами – зародышами детей, животных, растений – всеми без разделения. Каму просят о здоровье и благоденствии, плодородии на скот и на урожай, собственное потомство. Резиденция Камы на горе Марай.
Кама – крылатое божество, отчасти сродни Ветру. Родство подтверждается тем, что в свите Камы состояли корыльбуны – вроде гигантские стрекозы. Корыльбуны – очень древние существа, они посещали разные места и разные миры. Начали жить на земле еще до появления людей. По размерам они сравнятся с самыми крупными птерозаврами. Но корыльбуны – не летающие ящеры, не надо их путать. От махов крыльев великих корыльбунов родился Ветер – своенравный дух. Не злой, но задиристый.
Вот и в Пятигорье бывает резко ветрено. Северные ветра считаются «плохими» - да они очень редки. Как правило, приносят непогоду – дождь, снег, тучи, бураны. И мрачные мысли, тоску. Старая примета – нельзя покидать дом, разлучаться с семьей при северном ветре – можно не вернуться. Люди подозревали, что его насылает Энгру – к нему затем возвращается ветер и прибавляет новых подданных. Зато другой - восточный - ветер благоприятствует различным начинаниям. Ветер – это связь с неведомым, итог абсолютно непредсказуем. Тем не менее, люди с их скорым, легкомысленным нравом ощущали родство с духом Ветра. Что-то в душе беспокоит, зовет, вынуждает пускаться в дорогу. Хотя если покидаешь Пятигорье, нельзя надеяться на покровительство Камы - на весь мир ее дивор не распространяется.
Издревле корыльбуны и ворпани враждовали. Пострадали и те, и другие. Возможно, причина вражды в том, что они служили разным господам. Корыльбуны – Каме, а ворпани – Энгру. К началу нашей истории причина вражды (если даже она имелась) исчезла окончательно, не оставив пузырьков на глади Виждая. Не осталось и большинства сказочных существ – с крыльями и бескрылых (подземных).
Что-то в них взаимно отвращало до крайности. Значит, до непримиримой вражды. Почему? Ворпани жили глубоко под землей и там рыли норы. Резкие, хитрые, зловредные. Зачастую ихние авантюры не преследовали ни выгоды, ни цели – лишь бы поиздеваться. Местный фольклор изобилует историями в таком духе – вроде попытки протащить в нору похищенного тылка (спрашивается, зачем?!). У ворпаней гладкие, худые тельца, хребты подвижные – выгибаются в любую сторону. Конечности длинные, сухие, пятипалые, с крепкими когтями, чтобы удобнее рыть. Красивы ворпани или же нет – под землей неважно и не видно. А на поверхности они принимали любое обличье – даже людей. По уже рассказанной легенде один охотник лишил ворпаней части их колдовской силы – отныне те способны становиться только рыжими зверьками с острыми ушами (язык не поворачивается назвать их зайцами). Так их описывали жители Пятигорья.
Теперь обратимся к корыльбунам. Они жили на поверхности. Их стихия – воздух, ветер и степной простор. Корыльбуны – не птицы. Нет перьев, кожистый материал крыла пронизан сеткой из жилок – напоминают стрекозиные крылышки. Но, строго говоря, корыльбуны - не стрекозы. Размах корыльбуньих крыльев достигает нескольких метров (источник сведений неизвестен, sic!). У современных стрекоз найдутся в цепочке эволюции (в каком-нибудь каменноугольном периоде) далекие предки, считавшиеся примитивными гигантскими стрекозоподобными насекомыми – у самых крупных размах крыльев превышал полметра. Не вытягивает для сравнения, вдобавок корыльбуны отнюдь не примитивны. Сказочны - да, но не примитивны.
Итак, корыльбуны – не птицы и не стрекозы. Тела и лица как бы походят на человечьи, но только как бы – обмануться нельзя. Тела совсем не атлетические – с заметным брюшком, похоже на стрекоз. Некая несоразмерность в чертах. Нос, глаза, брови, губы выстроены в целом иначе, хотя тем же видом и тем числом. Длинные плоские лица неких особых существ, состоящих с людьми в дальнем родстве. Насчет родства - источник сведений неизвестен, sic. Корыльбуны (если брать без крыльев) гораздо крупнее людей. И без крыльев они передвигаются не шибко, неловко. Словом, прямохождение – не их конек.
Корыльбуны производят впечатление больших, флегматичных, доверчивых – не то, чтобы доверчивых, но безразличных. Им бы лишь летать, махать крыльями, поднимать воздушные вихри. Корыльбунов не занимает ничто и никто, кроме них самих. Нет, к Каме они весьма почтительны, но и только. Век корыльбунов очень долгий. Собственно, они не должны умирать, но случалось, когда Энгру выпустил в наземный мир смерть. Случалось это крайне редко – со старыми, измученными и бестрепетными корыльбунами, кому уже все равно. Другие собратья не горевали – просто вышел срок. У корыльбунов рождалось очень мало детенышей. Но если рождалось – значит, были самки корыльбунов. Семьей для детенышей становились не отец и мать, а вся стая. Потомство ценно из-за своей малочисленности. И чтобы вырастить молодую особь, требовалось немало сил. Худо-бедно, но количество корыльбунов всегда примерно одинаково.
Корыльбуны больше ворпаней, но те сноровистей. И ворпани – именно земные хищники. Они первыми начали войну – своим жестоким и хитрым способом. Ворпани выслеживали врагов, высовывая рыжие морды из укромных нор. Взрослый корыльбун, налетавшись вдоволь, намахавшись крыльями, опускался на землю и лежал, смежив веки. Тут ворпани нападали, пользуясь внезапностью и числом – сразу несколько зверей впивались зубами и когтями в крылья и разрывали их на клочки. Хитин хрустел и легко ломался. Обездвижив гиганта, ворпани начинали терзать его мягкое тело. Взыграла их натура хищников, проснулось даже остервенение. Как говорится, попробовав вкус крови… Хотя какая у корыльбунов кровь? Объеденный труп был закопан тут же, следы преступления уничтожены. Зверьки попрятались в норы.
Флегматичные, в чем-то даже наивные гиганты не поняли. Они лишились одного, затем другого собрата. Дальше ворпани обнаглели сверх меры – накинулись на самого великого и древнего корыльбуна. Что им понадобилось? Его мясо настолько высохло и задубело, что не питательней камня. Ворпани действовали по заведенному порядку. Когда старый корыльбун прилег для отдыха, группа хищников прыгнула и вцепилась в него. Прежний расчет обманул ворпаней – у корыльбуна еще имелись силы. Он взлетел, оторвавшись от земли и зависнув – в таком положении замахал крыльями, пытаясь сбросить зверье. Ворпани болтались в воздухе беспомощными тушками – долго они так не выдержали, падали, ударялись о камни и испускали дух. Корыльбун победил, но был изранен – вытерпел последний полет, дабы рассказать товарищам о коварстве неожиданного врага. Ох, взъярились корыльбуны, справедливый гнев подстегнул их. Началась война – или нет, не война, а жестокое побоище. Корыльбуны летали и сверху высматривали в степи шевелящееся рыжее пятно – скопление ворпаней. И опускались на них – просто давили своим весом. Ворпани отвечали. В Пятигорье завязалась череда смертоубийств. Никто не желал уступать. Оба войска истощались катастрофически быстро. Еще немного… Здешние боги вынуждены вмешаться и остановить это. Кама расстроилась до слез при виде своей поредевшей свиты. Энгру сурово свел черные брови, и ворпани сбились в испуганную стаю. Открытый конфликт загасили.
Давно это произошло. Волны ярости иссякли, пузырьки сдулись. В Пятигорье стало тихо. Но корыльбуны и ворпани – те, кто уцелел – не переносили друг друга. Как кошка с собакой. При встрече их ненависть вспыхивала вмиг. До смерти старались не доводить, но кто же в драке разумно распределяет силу удара (или глубину укуса, или высоту падения). Жертвы случались – они издыхали тихо, не привлекая внимания. И сейчас ворпани и корыльбуны ничуть не поменялись – они верны заветам своих предков, от их наследства не отказывались.
Зато здесь все ясно. Это корыльбун меня палкой отходил. Ну, Панька… (злость и боль от того столкновения у Максима так и не улеглись).
5 Про счастье.
Люди всегда мечтают о счастье. Такими они родились. В счастливой долине – в месте покоя, довольства и счастья. В лучшем месте на земле. Но при первом посещении Утылвы возникают странные чувства. Кажется, время застыло здесь, и даже красный свет неподвижен. Тылки живут, словно у них впереди целая вечность. Хорошо это или плохо? Когда ничего не меняется. Не надо никуда спешить, ни о чем жалеть. Все и так хорошо. Природные катаклизмы, мировые войны и иные страшные бедствия не достигали этой тихой окраины. Наверное, благодаря Каме, которая, как могла, защищала. Она растратила свои силы и свой дивор, заключив Утылву в невидимый кокон. Вот оно, счастье в коконе – черпай пригоршнями. Как сто и двести – и тысячу лет назад. Так жила и верила Утылва, так жила древняя степь – множество подобных городков, деревень, хуторов. Скучное, однообразное существование. Когда все предопределено.
Но ничто не длится вечно. И рождение нового – всегда потрясение. Закон, что древнее Энгру – благодаря этому закону Энгру появился и создал свое окружение. Безмятежная Утылва – часть творения Энгру, но даже Энгру - это не целый мир. Границами степи мир не заканчивается.
Люди жили в степи издревле. Но место, на котором стоит Утылва – особенное. Потрясающей красоты. Между уральским хребтом и казахскими степями. Тихий, укромный уголок. Окружающий рельеф как бы приподнят, а сама Утылва – в естественной чаше – в коконе Камы. Жаркое лето, снежные зимы. Плодородная почва. Человек на такой щедрой земле никогда не будет голодать. Здешних природных сокровищ – на поверхности и в недрах - должно хватить всем. Живи и радуйся! По замыслу Камы (о котором Энгру не подозревал) человек просто ДОЛЖЕН быть здесь счастлив.
Да, есть у тылков – исконных жителей – своя правда. Чужаки, попав сюда, относятся с высокомерием – тылвинское существование видится им ограниченным, бесцельным и даже отупляющим. Но лишь на первый взгляд. Если доведется задержаться (как автору этих Сказок) и обдумать неожиданный опыт, то испытаешь настоящее потрясение. Что в этом захолустье – вдали от шумных дорог, городских стен и других примет цивилизации – живет подлинное счастье. Тихое, искреннее, незамутненное как вода в Виждае. Простое сказочное счастье, каким представлялось в детстве, когда бабушка рассказывала детям легенды Пятигорья, а дети слушали, затаив дыхание. Мы все имели это счастье, а потом потеряли и отчаянно хотим обрести вновь. Главные истины в жизни просты – если не сказать, примитивны. Люди счастливы не от власти, славы, богатства, впечатлений, других утех – они просто счастливы. Как в Утылве. Когда тебе довольно того, что ты имеешь. И даже этим ты готов поделиться. Смешно, правда? Но это, действительно, правда!
Автор (т.е. Г.Шульце) готов подтвердить, что по приезде в Утылву получил свою частичку счастья – свой личный дивор. Огонек вспыхнул внутри, и стало тепло, хорошо. И все дни, проведенные здесь, были наполнены счастьем – казалось, за всю оставшуюся жизнь не избыть. Когда на обратной дорогой заночевали в степи, произошло то, о чем тылки предостерегали. Во сне огонек – дивор – отделился от тела и отправился блуждать по степным просторам. И где-то затерялся. С возвращением автора в Орск, прежняя рутинная жизнь возобновилась. Сказочные краски померкли. Ощутима горечь от сознания, что даже сказочное счастье не является безусловным. Почему везде (в том числе, и в Утылве) люди бывают несчастливы?! На вопрос ответила одна местная легенда.
В Пятигорье люди жили под опекой Камы, не ведая боли, лишений, смертей. На вершине горы Марай располагалась резиденция богини. Здесь цвели самые роскошные редивеи, и трава расстилалась шелковым ковром. В знойный полдень на вершину Марая прилегало белое пушистое облако, чтоб укрыть Каму спасительной тенью. Богиню окружала свита из корыльбунов. И время текло легко и безмятежно. Счастливо!
Кама покровительствовала людям вопреки ревности своих старых слуг - корыльбунов. Среди людей у богини даже имелись любимчики – вернее, любимицы. Кама отличала особенных дивьих девочек, обликом схожих между собой – русых и рыженьких, с прозрачной кожей и переливчатым взором, отстраненных, с тонкими безмятежными пузырьками в медленной крови. Их диворы Кама чувствовала близко. Женское царство установилось в Пятигорье. Нет войн, насилия, страданий. Мир, спокойствие. И еще любовь. Все, что нужно для счастья.
По легенде в здешнем краю это самое счастье и родилось. На горе Марай. Пятой - особенной - вершине Пятигорья. Солнечные блики плавали в водах озера Виждай. Зеленые стебли источали душистый сок. Расцветали пышные красные бутоны редвиеев. И красный свет просачивался сквозь свежие воздушные потоки. Истинный рай, известный тылкам. Здесь не могло произойти ничего плохого, трагичного. Если лечь на вершине Марая, утонуть взглядом в голубой выси, то не утонешь, а наоборот, взлетишь – пусть лишь в воображении. Но почему бы и нет? Ведь покровительница людей Кама летала, и ее свита состояла из крылатых корыльбунов.
Очень давно родилось счастье – из земли, воды, травы, цветов, из прозрачного воздуха, из чистых помыслов человечества, пребывавшего в детском возрасте. Счастье принесло людям свой дар – драгоценный дивор. Такое возможно лишь в детстве. Суть не в цене подарка, а в отношении к нему Счастье в наивных представлениях аборигенов нельзя отделить от мира – увидеть, пощупать, проверить на прочность, обмануть. Оно не походило ни на мужчину, ни на женщину – было слишком большим, а человек – маленьким зернышком внутри плода. Зернышки созрели. После этого многие поколения здешних жителей – тылков - были счастливы. Нисколько не задумывались, а им уже начали завидовать – хоть те же корыльбуны. Люди довольствовались подарком, ничего не хотели изменить. А счастье росло, переполняло их. До того момента, пока не случилась трагедия.
Юная пара – мальчик и девочка – однажды поднялись на Марай. Красный зной стоял в воздухе – даже тень от белого облака не спасала. Кожа горела на солнце, в крови закипали пузырьки. Дети не ведали страха и стыда. Они очень любили друг друга, задыхались от счастья, кричали и прыгали – и чтобы освежиться, прыгнули вниз в прохладные воды Виждая. Их сердца разорвало от восторга раньше, чем тела разбились, ударив по земной тверди (по воле Энгру). Не бульк, а целый взрыв в красивом, безопасном мире Камы
Счастье удивилось и долго смотрело в лица мертвых детей, на их ярко-рыжие волосы, пытаясь понять. Лица абсолютно счастливы и безмятежны. Странно. Внешне мир не изменился – все такое же небо, земля, цветы – счастье силилось понять... Нежданный интерес также завладел белым облаком над Мараем - одна его часть выдалась вперед, закруглилась в виде головы, на которой открылись глаза (через просветы глянуло голубое небо) – чтобы лучше видеть; над головой – чтобы лучше слышать – встали торчком короткие уши. Другая часть облака, удерживаясь над Мараем, вытянулась и распушилась (как любопытный Кефирчик на подоконнике в библиотеке – прим. Озем). Облако обрело облик странного животного. Любопытство сгубило кошку. И никто не заметил, как на соседней горе Шайтанке осела земля, словно сделался подкоп – рыли лапами снизу. Из недр земли зазвучал гул – Энгру так выражал недовольство, что Кама зашла слишком далеко. Впервые боль и скорбь явились в мир и пронзили его. Счастье знало, что это его вина. Но как исправить? Счастье обернулось горем. Первая смерть в долине. Созданный Камой уютный мир нарушился – Энгру не потерпел его. Но воспоминания о былом счастье превратились в фантомные боли у потомков.
Нет счастья на земле… Разве только в Утылве.
Ну-у, - закончил Максим – до эдаких философских вершин мне не воспарить подобно корыльбуну. И падать я не хочу... Тут еще что-то написано? Обрывок мысли?
…Счастье может причинить боль, ранить. Пусть за счастье придется заплатить… Горе бывает таким упоительным, таким сладким. И лучше чувствовать горе, чем не чувствовать НИЧЕГО – быть несчастным и бесчувственным истуканом. Упс!.. Вот вы и поняли – протиснулись в дырку. Поздравляю! И тут же застряли… Потому что этого недостаточно для счастья. В сказочной Утылве еще может быть. Но в России нет – это сказка чудесатей и страшней. Особая страна, да еще с таким историческим наследством…
6 Конец мира.
Мир прекрасен для нас и будет таким после. Поколения сменятся на земле. Каждое пройдет свой путь. Переживет победы и утраты. И как признание своей вины (всегда найдется, за что) воздвигнет памятник-звезду на Шайтан-горе – своим героям, своим комиссарам. Этот порядок вечен. Или все же нет? В Пятигорье есть еще одна легенда со страшным концом. И она когда-нибудь исполнится. Наш мир исчезнет. Но не в результате кровопролитных войн, природных потрясений. Это не самое страшное. Люди позабудут, кто они. Не станут ценить наследство предков. Сын не вспомнит отца, брат – брата, внук - деда. Племянник – родную тетку. Старики умрут в одиночестве. И в царстве Энгру для них не найдется места, ведь никто среди живых не будет скорбеть о мертвых. НИКТО НЕ БУДЕТ ЧУВСТВОВАТЬ НИЧЕГО. Люди снова превратятся в глиняные фигурки, растрескаются и рассыплются. Кама не сможет возродить их снова (и захочет ли?) – она уже истратила собственный дивор.
Все когда-нибудь закончится. Мы умрем. Очень нескоро умрет и Пятигорье – оно постепенно блекнет, увядает. Уже сейчас в мире остался лишь один – отнюдь не самый умный и великий - корыльбун. Да и число ворпаней катастрофично поубавилось – тылки видят только двоих, и эти двое не везде поспевают. Поистине катастрофа. Мы тихо, незаметно забываем. И все мельчает, а главное – наши мысли, стремления, дела - подвиги и даже злодейства. Люди становятся глиняными куклами – лишь копиями Энгру. Но в подобном виде они Энгру не нужны и не интересны. Он безразлично замкнется в своем железном дворце. Воды Виждая утекут в подземное озеро. Исчезнет, скроется окончательно Марай. Без пятой вершины Пятигорье – уже не Пятигорье. Оскудеет земля, высохнут океаны. Небо начнет давить, но никогда не упадет ни на наши – ни на чьи иные – головы. Все живое погибнет. Железные рыбы, на которых держится земля, освободятся от своей ноши и довершат разрушение мира. Воцарится хаос (еще тот - до Энгру), и пройдет черти сколько времени, прежде чем послышатся (кем услышанные?) первые лопающиеся пузырьки…
Так вот, этому не бывать!!..
****
В комнатке за читальным залом, послужившей для заседания молодежной ячейки, атмосфера накалилась – даже воздух стал отсвечивать красным. Говорили все разом, жестикулировали, перебивали, спорили. Ребята разволновались, раскраснелись.
Да чего удумали-то? Петька, ты мозги ночью на горе не застудил? Отказывают тебе…
Кто? Ты отказываешь?
Мозги собственные. Я ожидал чуть-чуть смысла. А это… это… Не акция это, а сумасшествие!
Почему же нет? Вот почему?!
Куда повесим? В Утылве высоток нет. Не мегаполис мы. В Кашкуке, вообще, старые двухэтажки, даже в управе два этажа – ну, в мэрии три… В Новом Быте, конечно, выше – но не выше пяти. Брежневки да последние монолиты – железобетонные... На крышу забраться не сложно, особенно в новостройке – там по лестнице, с комфортом… Можно на дом родителей мэра Колесникова…
Слишком легко. Нашу задачу не решает. Нужен ошеломительный эффект. Бомбический!
Еще можно на памятник. На главный. На Родину-Мать на постаменте – в ее раскинутые руки.
Тебе руки оторвут. Назовут надругательством над святыней. И потом, как ты памятнику руки-то сожмешь? Ляпнул, не подумав?
Ой, Петька, не нравится мне, - голос Юлика дрогнул. – Не доросла до твоего масштаба Утылва. Ну, не шмогла она, не шмогла… И мы – молодежная ячейка, а не эти из книжки – герои из Молодой Гвардии…
Ага. Мы не герои, а мирные люди... Ну и не кочегары мы, не плотники, да! Мы монтажники – высотники!! Куда полезем?
Здесь есть какая-нибудь башня? Телебашня? – Иван Елгоков загорелся энтузиазмом. – В Кортубине тоже так развлекаются – залезают на крыши. Они называются руферами… Идея больно хороша!
Вот только с выбором у нас… Стоит дать себе труд поразмыслить, и поймешь – вариантов немного. Если честно – один…
Мне кажется, я понял, - вымолвил Лешка. – На каком варианте ты остановился. Неплохо…
Что неплохо? – Юлик всерьез испугался. – Ой, худо – плохо мне…
Нюни не распускай, - буркнули братья Анютины. – Бог не выдаст, свинья не съест. Надо сначала узнать. Говори, Лешка. Обсудим.
А что повесим? Откуда возьмем? Не снимать же триколор с крыши мэрии. Там менты часто ходят. Незачем подводить дядю Клима – лейтенанта Жадобина. И потом. Ну, поменяем мы флаг с одного места на другое. Ну, несуразно получится. Не ошеломительно.
Правильно. Не рванет. Скажут – шалят детки. Нас всерьез не принимают.
Всерьез – это как? тюремная отсидка? Дальше лагерь и расстрел? За шалость?
Не фантазируйте. Часть из наших – несовершеннолетние. Девчонок не тронут, а парней… Монтажники, блин!.. Где и что монтировать?
Так ты заранее знал, когда меня попросил вынести эту штуку? - Серей Рванов хлопнул себя по лбу. – Я не догадывался! Матюгальник – ясно для чего. Он в рабочем состоянии. Мы уже для митинга плакаты на фанеру приколачивали. А этот плюш с кистями и с Лениным – я подумал, что как редкую вещь… Ты вон чего задумал! Голова, Петька.
Чего? чего с кистями? А Ленин тут каким боком?
В профиль. Вынес я с завода старое знамя. Красное, переходящее, за победу в городском соцсоревновании. Последний раз вручено и оставлено на ТыМЗ на веки вечные. На полке лежало, пылилось. Я отряхнул плюш – блестит как новенький… Мне не жалко – я вынес.
Понятненько, - протянул ошеломленный Юлик. – Мы что, коммунисты теперь? Не в Правом Блоке? Извините, что спросил…
Дык хер…во выходит, что там, что там… Без толку. Нас даже не арестовывают, - грубая, но точная оценка от лица рабочего класса – от Сергея Рванова. – Хотя Устинкин папаша не будет к нам цепляться…
Э… эдак шибко по волнам кидает, а к берегу не пристаем… Сперва за демократов, потом за коммунистов… К черту политику! Ребята, я голосую за избиение Поворотова!
Не чертыхайся, боец Матвей, - сказал Сергей Рванов. – Получишь особое задание… Одно другому не мешает. Мы разделимся и за вечер везде успеем. Чтоб бомбический эффект был!..
Дальше одновременно заговорили все – даже немногословные братья Анютины.
В разговоре Леша Имбрякин задвинул цель, с которой шел в библиотеку – добыть дивор и вернуть синеглазой владелице. Отбросил соображения, что в этой сказочной миссии прежние друзья из молодежной ячейки ему уже не друзья, а противники. Лешка благополучно запамятовал, что недавно в бабылидином дворе решительно отделил себя от толпы тылков, осудил их отсталую психологию. Но психология молодости сотворила с ним коварную штуку. Молодость (вот ведь какая штука!) легко поджигает кровь, кружит голову. Ты воодушевляешься в момент, и слепо веришь тому, что в данный момент чувствуешь. Эх, молодость, молодость – глупая пора, но за нее в старости не стыдно – стыдишься за другие умные и подлые штуки. Недавно Лешка бросал в лицо толпе оскорбленные речи – и говорил совершенно искренне. Сейчас в библиотеке он тоже реагировал с искренностью. Петькин план – если так сказать – его заворожил. Точно наваждение. Не в первый раз. В подобных «разах» крылся секрет дружбы столь разных мальчиков – Лешки Имбрякина и Петьки Глаза. Петька выступал (он всегда выступал!) генератором идей (неожиданных и даже сумасшедших), а Лешка применял свои мозги для их практической реализации. Невероятно удачный тандем. Им лишь семнадцать – еще дети, но если так пойдет дальше, они всю Утылву разнесут. Положительный момент, что Лешку на несколько месяцев услали в Кортубин, и друзей разлучили. Теперь они снова вместе – да, дети, хотя… Дети? В начале прошлого века Грицан, Агап, Антон и Сашка были не старше, и при их участии прежнюю жизнь действительно разнесли. Хороши детки!
Умная директорша – госпожа Пятилетова - промахнулась второй раз. Первый – когда в бабылидином дворе продемонстрировала открытое презрение к народу. Ошибка. Второй раз – когда послала своего неофита Лешку во вражеский лагерь. И ведь дивор для Варвары чрезвычайно важен, идея использовать Лешку удачная. Юноша умен, разочарован, ожесточен, но он молодой, увлекающийся. Как сейчас - Петька сообщил сумасшедшую идею, а Лешка выслушал и воодушевился. Они словно эмоционально подпитывали друг друга. Лешкины мозги тем холодней, чем Петькино сумасшествие зажигательней, а Петька, надо признать, превзошел самого себя. Четкая машинка в типично Имбрякинской голове заработала, застучала, обдумывая возможные ходы – как практически осуществить, обставить (способ и средства). Наслаждение для Лешкиных мозгов. Два друга снова стакнулись, и это ощутили ребята – что руководство ячейки, наконец, в твердых руках. Больше никто не сомневался. Петькин план пригоден для исполнения.
Если вам все ясно, Лешка и Петька, то может, вы и другим растолкуете? Вопрос не лишний…
Все очень просто! Пара пустяков. И для того потребуется… ну, не пара… гм, не дураков… Я отсюда покажу. Трубу отлично видать, - воодушевленный Лешка шагнул к окну и резко отдернул штору – У-у-ах!..
Юноша побелел в момент – так стремительно кровь отхлынула от его лица. За шторой на подоконнике сидел белый зверь. Не напоминал шар со стоящими дыбом шерстинками, как тогда на площади. Тело распределилось в несколько плавных переходов – круглая башка, грудь и прижатые передние лапы, задние накрыты хвостом навроде широкого опахала. Зверь большей частью свешивался в комнату. Сделав резкий жест, Лешка почти уткнулся в него – своим лицом в кошачью морду.
Ф! отстань! – возглас уже после того, как Кефирчик успел облизать Лешкины нос, губы. Язык скользкий, щекотный. Зверь выказал дружелюбие, а юноша среагировал иначе – его кожа побелела под окрас кота. - Фу-у!.. – толчок приставучего Кефирчика.
Тот пошатнулся, жалобно мавкнув. Центр немалой кошачьей тяжести сместился. Чтобы усидеть на подоконнике, кот выпустил когти и вонзил их в доски, но бесполезно – белое тело шлепнулось на землю. От когтей на подоконнике обозначились рваные бороздки.
Все произошло очень быстро. Только что был кот – как всегда белый, голубоглазый, настырный – и вот его нет. Дематериализовался. Снизу ни голоса, ни шороха. Молодые люди помолчали, проверяя свои ощущения и обдумывая. Первой опомнилась хозяйка кота – девчонка в сарафане. Она перегнулась через подоконник, чтобы разглядеть, что там, внизу. Желтый подол сбился, и перед Иваном предстали Машуткины ножки – пока еще худенькие, детские, но пряменькие и гладкие. Иван усмехнулся – скоро эти ножки будут хороши (тогда непонятно, какой рыбий хвост упоминался раньше?).
Ты что сделал, Лешка? У! Зачем Кефирчика смахнул? Здесь же второй этаж! Не башня!
Не страшно, - красный цвет лица еще не вернулся к ошеломленному бледному Лешке. – Твой кот как подушка. Если пух не висит, то значит, не порвался… Я терпеть не могу лизаться!
Он сидел тихо и тебя не трогал… Столько несчастий для Кефирчика - сперва выгнали из квартиры, а потом из библиотеки. Им, видите ли, на диване спать… Кефирчик теперь бездомный и больной…
Не похож на больного, - отверг Лешка. – Я пощупал – его нос холодный. Этот зверюга не болеет. Он еще нас переживет! Сало – здоровый продукт.
Тебя директорша за дивором посылала, а не обижать Кефирчика. Это ты по своему хотению…
Дура! И кот твой безмозглый. Обожравшийся салом. Он уже усидеть на подоконнике не может – узко, ему диван подавай… Доски расцарапал – красить теперь. В библиотеке все – муниципальное имущество… Устина, заставь Машутку устранить!..
Устина отмахнулась – да ладно! раз кисточкой мазнуть. Лешка продолжал говорить слишком быстро и много – словно пытался заболтать Машуткины слова – про директоршу да про цель своего визита. Мешал другим высказаться насчет их догадок.
Вообще-то, коты блох разносят. И клещей. Не все обязаны любить животных. Я не люблю. А кошачий язык – слюнявый…
Сам ты слюнявый! Ну, Лешка! Кефирчик обиду не простит. Пожалеешь…
И че сделаешь? Ты или кот? Ужас…
Но-но! полегче. Кот или не кот, но с девушками так нельзя, - Машуткин спутник с синей челкой повел могучим плечом. – Собственно, почему кот? Где он? Нигде…
Хорошо, что нигде, - затараторила Лешкина спутница Влада. - Ну, Вано – ну, правда… Я, например, тоже не люблю кошек. Я их не переношу из-за аллергии.
Кефирчик – не твой кот!
Леша не нарочно, - оправдывалась Влада. – Он просто от неожиданности. Подошел, отдернул, а там – ваш зверь… И я подпрыгнула…
Тебя сюда никто не звал! прыгать, – вспылила Машутка.
Я позвал, - ответил Лешка Имбрякин. – И давайте забудем про кота и продолжим обсуждение. Итак, объект выбран – дымовая труба от котельной ТыМЗ. Хоть сейчас полюбуйтесь на нее в окно. Кот не мешает. На трубу вывесим наше знамя.
Ребята, а может, не надо? Рискованно. Я про альпинистов читал. Как они на Эверест забирались. Несчастные случаи были. Там, наверху – холод собачий… или кошачий… А я не альпинист. Понимаешь? Легкоатлет я… Третий разряд – даже не КМС… Случись, что и не доведется никогда на мастера спорта… И в техникум физической культуры и спорта…
Лето же. Под солнышком будешь лезть. Ветерок овевать. Ты легко как все легкоатлеты…
Под солнышком? Днем? Чтобы нас сразу срисовали и сняли? Поворотовские охранники прибегут и легко нас нае…т!
Гм… Тогда ночью. Без солнышка. Дождемся, как стемнеет, и выдвинемся в сторону проходной.
А кто повесит? или повесится? на башне-то?
Интересует, Юлик? аж подгорает? Конечно, никто не может тебе отказать в чести водрузить красное знамя над рейхстагом. Просто сердца не хватит… Все на полном серьезе. Посмотри на нас – кто наиболее подходящий? Ты – спортсмен, будущий КМС. Мы нет.
Я бегаю, а не забираюсь…
Ниче. Побежишь в высоту. Делов-то. Наверх и сразу вниз. Налегке.
Сразу и легко? Ведь еще и знамя.
Так оно же не на древке. Простое полотнище. Красное, с кистями. Кисти немного весят. Наши девчонки – Устина с Леськой – продернули проволочки. Прикрутим полотнище к штырю. Или к чему-нибудь выступающему – ведь что-то же там выступает…
Я раньше ходил смотреть, - Серега Рванов авторитетно подтвердил Петькино предположение. - Наверху торчит металлический стержень. Антенна или че… Проблем не возникнет. Очень удобно.
Какая, едр…, антенна?! Еще и крутить?! Больше ничего? Могу просверлить или приварить, или бантик повязать… Просто начинаете – ты или Петька… Тебя же, Рванов, не спрашивают!!
Юлик, я помогу. А Петька отвлекать станет, - успокоил Леша Имбрякин.
Ты тоже не трубу полезешь? Я с тобой, Леша, - Влада вдруг поняла, что влюбилась по уши. Вот он, ее герой! Смелый, умный, красивый. Очуметь! и… и что теперь делать? Отбить! даже у настоящей синей ведьмы (кстати, почему синей? а даже синей, зеленой, фиолетовой! да фиолетово вовсе!...). Пусть глаза у Влады не синие, но пузырьки возбуждения она ощутила и внутри, и снаружи. Впервые почувствовала себя женщиной. Бедный Лешка! – если женщина (хотя пока девочка) решила…
Леш, ты уверен? – Петька колебался.
А больше некому. На первый взгляд нас тут много, но рассуди сам… Братья твои сухопутные, Анютины - вон как тяжело ходят, их от земли отрывать нельзя. Даже пытаться не стоит. Серега мог бы. Но он с утра пивом нахлестался. Да, Серега? Или чем покрепче?
Только пиво. Ну, и что? Мне с утра не на работу. Мне, вообще, идти некуда. Ну, выпил банку…
И не банку. И даже не две. Лезть не может. Рванов отпадает. К сожалению.
Куда я отпадаю? Че сразу Рванов? Ну, и денек сегодня! С утра встал, ничего не сделал – лишь пива выпил. Стою, курю, никого не трогаю. Подваливает мужик. В галошах. Начинает издеваться. Спрашивает – вы не знаете, как пройти в библиотеку? Натурально издевается!.. Ну, я в отпаде… Как не знаю-то? Вот я и пришел в библиотеку. Куда послали, туда и пришел!.. Однако я и сам бы пришел, без подначки. Если бы знал, что вы тут круто развлекаетесь. На трубу – так на трубу! Всегда готов!
Сиди!.. Видишь, двое нас – я и Юлик. Мы отвечаем за знамя. Справимся. Ты, Серега, подстрахуешь Петьку.
Всегда готов!!
М-да… Не готов он. Покачивается. Ворпани быстрые и ужас какие ловкие. Ты, Серега, глотнешь пива, а они тебе этот глоток в горле перережут – расплескаешь кровь с пивом… М-да, не защитник он. Сомнительно. Петька от ворпаней не убежит. Боюсь, что и Юлик не убежит…
Петьке бегать придется? – Устина что-то заподозрила.
Спортсмен, хошь поменяться? Выбираешь трубу с флагом или погоню ворпаней? Трубу? Но Петьке одному нельзя.
Говорил ведь – разделимся. Одна группа на башню отправится – ой, на трубу. Я, Юлик, братья Анютины.
Ты же говорил, братья не подходят. Не для высоты.
Смотря для чего. Будут заняты на подхвате. Без того никак. Котельная рядом с проходной. Матвей и Демид, что хотите, делайте, но чтобы поворотовские охранники нам не помешали. Отвлеките их! Пойте, пляшите, бомбу кидайте… И еще поможете – через стену перелезать, а предварительно надо колючку вырезать. Секатором.
Это мы можем. Охранников тормознем. Вешайте знамя!
Ясно. Вторая группа зачем? Ты не усложняешь, Лешка? – на лице Устины блеснуло непонятно что - линзы или глаза. Она была недовольна. Идею подал Петька. Он связал в единое целое заводскую трубу и знамя. Великолепно! Но идею подхватил и принялся развивать Лешка – основательно, многоходово, и при успешной реализации лавры авторства распределят на двоих. Петьке придется потесниться.
Обязательно нужно разделиться. Так безопасней. Чтобы успешно осуществить наш план, - Лешка выговаривал уверенно «наш план», позабыв, что его первоначальный замысел заключался в ином (в проклятом диворе). – Думаю, сегодня ночью на улице мы не окажемся в гордом одиночестве. Враг не дремлет. Разок они уже зевнули – тогда в гостинице – и лишились дивора. Теперь ворпани по Утылве без продыху рыщут. Аж до Виждая добегают. И нашу акцию с башней засекут. Надо их отвлечь. Понимаешь, Петька? что из этого следует. Боюсь, тебе лучше лезть на башню...
Я отвлеку, - Петька надул щеки и с шумом выпустил воздух. – Выхода нет. Точнее, я и сделаю, что могу. Выйду из библиотеки и пойду по проспекту. К гостинице.
Погоди, Петька, - Сергей Рванов оторопел. – Ты в уме? Даже не на башню лезешь, а к черту на рога. Варвара – чертовка…
Вот я чертей за собой и уведу. Этих рыжих…
Что ж, Петька, - Лешка поджал губы. – Иди. Но не один.
Ты с ним пойдешь? – вскинулась Устина.
Нет, не я.
Бросаешь друга? Ворпаней страшишься? А Петьку, значит, в самое пекло! Ты на словах лишь смелый! Может, тут иное – гораздо худшее? Наверное, стоит прислушаться к Машутке – что она про тебя говорила…
Ты не права! – оскорбилась Влада. – Леша на башню полезет. Вот с этим… как тебя зовут, мальчик?
Юлик. Но я-а-а…
С Юликом! Они вдвоем до самого верха. И я с Лешей! Он не предатель! И про какую ведьму вы все время говорите?
Машутка привстала над диваном на коленях, смерила новенькую оценивающим взглядом. Машуткина физиономия была серьезная и довольная – как у Кефирчика, приготовившегося полакомиться вороной.
Я от своих слов не отказываюсь, но я не говорила, что Лешка служит Варваре. Она его околдовала и чуть не захлопнула свои челюсти. Но ты тоже – пусть в шортиках и без клипсов – его держишь и тянешь. Цепкие ручонки. Ничего себе так. Повезло Лешке!
Это нам повезет, если… Петька, сознаешь, что выйдешь и сильно рискуешь? Ты же приметный. Даже в костюме Зорро никого не обманул. Надеялся с ночью слиться? Черное не черном… Могу предложить тебе пойти с Рвановым. Больше не с кем… Ну, возьми с собой одного брата Анютина…
Всегда готов! – в очередной раз шутовски отсалютовал Сергей Рванов.
Нет! – яростно возопила воспитанная и сдержанная девушка Устина.- Это будет самоубийство!! Двое против двоих – но здесь люди, а там ворпани.
Я пойду!… э… с Петром.
Ты, волонтер? Вот те раз… – Юлик вытаращился на Ивана Елгокова. – А с какого… ты решил за нас вписаться? Погеройствовать и, может, пострадать? За компанию? Компанейский ты наш!
Думай, как угодно. Да хоть прикола ради…
Давай! приколись… Способов много. Сам иди и убедись… Вообще, УБЕЙСЯОБСТЕНКУ! или о башню – по башке… Чувачок, убейся!.. – Рванов не прятал издевки.
Серега! – осадил Рванова Петька. – Он же тебе ниче плохого не сделал...
Вот именно. Ничего. Вам в Кортубине без разницы, как окраина выживает. Жируете! и прикалываетесь. Лешка давеча рассказывал про ваши клубы и рестораны. Буржуи!
Кто жирует? В областном центре тоже не рай. Кризис. Для всех.
Бедненький. Твой батя работы лишился? Или ты сам? Да, а с киоском что и как? отстроят новый после пожара?
Я еще не работаю. Учусь.
Учись, студент! А я уже работаю. Лешка вон закончил учиться. Вернулся в Утылву. И не из-за учебы – из-за денег. Нет у него в родне олигарха Сатарова.
Я в этом виноват?
А Лешка в чем виноват? В том, что он – тылок, но сейчас изо всех сил кричит – нет, не тылок! отказывается… Лешка, я тебя слушал утром в бабылидином дворе. Не то, чтобы ты был не прав… Да, в Утылве хреново. В таком разе переедем все в Кортубин!.. Но я в мегаполис не хочу. Мне здесь лучше – проще и душевней. Рыбалка классная у нас на Виждае, заповедник, места красивые… Живи и радуйся! Что еще надо для счастья? Почему спокойно жить не дают? Денег больших не требуется – так мы и не требуем. Мы заработаем! Оставьте нам наш завод!
Оставлю, оставлю, - пообещал Иван, чтобы отвязаться.
Спасибо за щедрость. Богатый парень – в лейблах и брендах. Про цены боюсь заикнуться. Для тылков – баснословно.
И это я исправлю. В галоши переобуюсь. В трениках за своего сойду. Прочее ясно – пивасик, сигареты… Да, еще башня! испытание…
Зачет тебе! Челку подстриги – помешает на башню лезть. Обзор закрывает.
Побреюсь. У тебя все?
Теперь все. Скажи – зачем тебе мы и дела наши скорбные?
Я помочь хочу. Просто так. Вы не должны смириться. Не знаю никакой ведьмы, но здесь ваша земля. И вы в своем праве!
Ого-го! Удивительные речи в буржуйских устах. Как называются перебежчики из одного класса в другой? Ренегатами? Свой класс и родственника Сатарова ты предал. Ради Машуткиных переливчатых глаз? Абсолютно бескорыстно? Очень тебя понимаем.
Ты завершил? – Лешка счел необходимым вмешаться. – Вывалил все, что накопилось у молодого пролетария за год эксплуатации капиталистами и холдингом?
Не все!
Нет, все!.. Разговаривать и претензии предъявлять можно до бесконечности – до утра точно. Помнишь, что сегодняшней ночью у нас важное дело? И опасное! Лишний человек пригодится – не будет лишним. Вам придется действовать сообща. Потому кончайте собачиться или кошатиться - короче, мавкать. Расклад таков. Петька – приманка для отвлечения ворпаней от башни. Вы двое – Петькина защита. Не знаю, получится ли у вас защитить…
Как не знаешь?! – охнула Устина.
Ты лучше всех нас знать должен. Не знаком, что ли, со свитой своей крали - директорши?
Заткнись, Серега! Вы оба не заморыши. Что ты, что племянников сын. Если между собой не передеретесь, то дадите дружный отпор. Шанс у вас появится. В противном случае – без шансов.
Попрошу без угроз. Не маленькие… Не злись, Лешка, сладим мы – отобьемся от зайчишек. Но пасаран!
Биться не надо. Петька, увидишь ворпаней – беги. Как можно быстрее – ну, как можешь. Вы прикрываете. Не бьетесь, а тормозите их. И берегите носы.
Носы? – Иван подумал, что ошибся.
На месте поймете. Время, время!..
Молодежная ячейка начала резко собираться. Члены двух мобильных групп сверили часы, условились о встрече после того, как дело будет сделано. Хозяйка библиотеки Устина Жадобина молчала. У нее сердце болело за Петьку. Но одновременно она понимала, что присоединяться к Петьке и его спутникам бессмысленно – с ворпанями драться, что ли? Любая девушка в данном случае резко понизит боеспособность группы. Любая – но не Машутка. Вот Машутка могла бы даже подстраховать (от чего?). Устина дипломатично поинтересовалась:
Ты пойдешь, Маш?
Не-а. Пусть парни сами. Без няньки.
Сами-то сами… Но всякое может случиться.
Не-а. Ниче не может. Они по проспекту пойдут. Не до гостиницы. Свернут к транспортной проходной ТыМЗ. Там грузовики ездют…
Грузовики?.. Ах, они ездют? Ну, надо же… Слышал, Петька? К транспортной проходной ступайте. Авось пронесет… или провезет…
Устина провожала Петьку отчаянным взором. Она искрутила свои пальцы. Внутри бушевала буря чувств. Но на войне, как на войне. Помните, когда-то «моряк уходил, уходил на войну…». Поправка:
Тылок уходил, уходил на войну.
Тыловка его провожала.
Библиотека опустела. Активисты Молодежной ячейки, пополнив свои ряды братом и сестрой Елгоковыми (как окажется, очень ценным приобретением), приступили к выполнению Лешкиного плана. Машутка тоже куда-то исчезла. В помещении остались лишь две девушки – Устина Жадобина и Леся Кулыйкина.
Только наружная дверь хлопнула, Устина громко всхлипнула и упала в кресло. Леся Кулыйкина заметила на полу возле стенда забытую книжку с названием на красной обложке «Молодая Гвардия». Девушка перевернула книжку твердым переплетом вниз, как положено. Листы с печатным текстом зашелестели и улеглись на стороны. Перед Лесиными глазами черные буквы складывались в слова, слова в осмысленные строчки:
Глава сорок восьмая.
Ночь была так черна, что, вплотную столкнувшись лицами, нельзя было видеть друг друга. Сырой, холодный ветер мчался по улицам, завихряясь на перекрестках; он прогромыхивал крышами, стонал по трубам, свистел в проводах, дудел в столбах. Нужно было знать город так, как они, чтобы по невылазной грязи, во тьме, выйти точно к проходной будке…
Интересно…. – Олеся замечталась. – Интересно, как бы это было в Утылве?
*****
Обращается внимание читателей, что это не сорок восьмая глава (столько автор не осилит)! Ну, и не ищите в нашей истории аналогий… Или НЕТ!! ИЩИТЕ!!
Первая группа бойцов – Лешка Имбрякин с Владой Елгоковой, Юлик Цыбин, Матвей и Демид Анютины – выдвинулась согласно Лешкиному плану.
Ночь была чернильно-синей, влажной, сказочной, звезды (чьи-то потерянные диворы) рассыплются позже. Кама словно угадывала, что ребята хотели сделать (на что решились), и украдкой благоприятствовала. Пальчиками она потянула шлейф свежих брызг с Виждая, и дышать стало необыкновенно легко и волнительно, ощущался прилив сил. Под зыбким шлейфом одеяние тьмы легло на Утылву и защитило юных подпольщиков. Когда понадобится, зажжется звездный свет, а сейчас – даже вплотную – лица терялись. Выборочный, точно дивий эффект. Это не пустая степь – все в Утылве проходило - в окнах домов горели электрические лампы, изредка по улице проезжали машины с включенными фарами, и под искусственным светом можно кое-что разглядеть – плохо ли, хорошо. Все, кроме лиц товарищей по молодежной ячейке, пошедших на безумную авантюру. Предстоит только разглядеть и страшно удивиться. Наши герои – потомственные тылки – великолепно знали родной город, чтобы в темноте и даже с завязанными глазами достичь проходной ТыМЗ. Сейчас им никто по пути не встретился. Ребят интересовала не собственно проходная – капитальный одноэтажный пристрой к управе (центральная часть со стеклянными дверями и турникетами, сбоку помещение для охраны). Заводскую территорию, как положено, ограждала кирпичная стена в человеческий рост, над стеной витки колючей проволоки – для надежности. Заговорщики увидели свою цель. Кирпичный дымоотвод котельной ТыМЗ. Сама мазутная котельная – старое закопченное здание с широкими оконными проемами.
Лешке Имбрякину и Юлику Цыбину надо было именно туда. Еще очень было надо Владе – надо туда, куда и Лешке.
Матвей, Демид, кто из вас на проходную? Другой с нами... А ты подожди здесь. Спрячься за дерево. Или вон в кустах – слейся с синими цветочками… Не мелькай, - свистящий шепот адресовался Владе. Зачем же шептать? Проходная дальше, его никто не услышит. Впрочем, у ворпаней отличный звериный слух.
Я с тобой, - также шепотом в ответ возразила Влада и, заметив, что Лешка нахмурился, тут же придумала причину. – Не бросай меня! Я боюсь. Вы полезете на башню, а вдруг ворпани появятся? Что мне делать?
Что делать? Не надо было тебя брать! Накладка… Ладно, пойдешь с нами. Выполняй, что говорят, и рот зажми.
Влада отчаянно закивала – лишь бы ее не отогнали прочь.
Матвей с вами. Я к охранникам, - сообщил Демид Анютин. – Попрошу дядю Юнара позвать. Спросят зачем – скажу, что его Петьку ворпани изловили… Ну, это на крайний случай. Удачи!
Осталось четверо – Лешка, Влада, Юлик и Матвей. Разминали ноги, затаптывая сверкающие в темной зелени синие лепестки. Перебрасывались словами, пытаясь унять внутреннее возбуждение.
Вот она – красавица наша. Башня. Темная башня.
Не башня, а труба… И труба-то старая, - медленно произнес Матвей.
Шестидесятых годов – счастливых для Утылвы. Отслужила свой век. Или какой век у труб бывает… Там, может, все на соплях да на молитвах заводчан. В кладке трещины, - задумчиво отозвался Лешка.
Скобы, вмурованные в кирпич, не шатаются, а вываливаются. Наш случай. Полезем, за скобы ухватимся – и полетим вниз с куском кладки. Лететь …дцать метров…
Знаешь, Юлик, по теории вероятности все скобы разом не могут отвалиться. Сие невероятно. Надо проверять рукой, и все окей будет.
Крепкая она. Труба. Не развалилось ниче раньше – не развалится и теперь. В СССР добросовестно строили… На верху стержень торчит – антенна или молниеотвод, или еще другое… Фонарь должен быть. И есть, наверное. Но не горит. Хорошо, что не горит. Темнота – друг молодежи и подростков, как мой дед говорит.
Там и днем от сажи все вокруг темное. На снегу особенно видать. И дым темный валит. Давно новую трубу надо установить. Вдвое выше. С цветомаркировкой, металлическую.
Не установили. А то лезть бы в два раза выше… У этой трубы высота какая? Кто мерил и кто знает?
Метров тридцать – ну, может, больше. По прикидкам… - пожал плечами Матвей.
Насколько больше?! Тут можно еще десяток метров прикинуть… Две пятиэтажки. Или три… Или я слишком…
Да, Юлик, слишком. Теперь уже, какая есть. Чего считать – лезть надо!
У меня есть знакомые ребята в Кортубине, которые на высоту лазили – на крыши, на трубы, на верхнюю башенку Сталькона. Рассказывали – чтобы кайф словить… Однажды меня на крышу позвали. Я на краю сидела – ни чуточки не страшно, - похвасталась Влада.
Интересные у тебя знакомые. Руферы… Видишь, Юлик, девушка не боится. А ты парень!
Не подначивай, Лешка. Как лезть на эту громадину? с разбегу?
А по скобам. Они через всю трубу идут. Правда, есть которые шатаются... Труба старая, решеток для подстраховки нет. Держись крепче. Главное – себя побороть.
Главное от страху не обмочиться на голову того, кто лезет следом, - Матвей нервно захохотал. - Потому, когда лезешь, лучше не думать. Любоваться окружающей картиной.
Это понятно. Кто думает, на трубу не полезет… Лезу только я.
Не только ты. Лешка тоже. Одного на трубе не бросим.
Значит, вместе кувыркнемся. Костей не соберем. Уже говорилось…
Да ладно тебе! Мы же не идиоты. Веревку приготовили, даже карабины – вот эти кольца с защелками на веревках. Обвяжемся и полезем. Все продумано!
Хватит, что ли, байки травить. Перед смертью не надышишься… Пошли! Матвей, режь проволоку!
Юлик порежет. Я его подниму, а уж он… Возьми там…
В пакете у Матвея припасен старый тяжеленный секатор, местами поржавевший. Хороший секатор – обе его половинки цельнометаллические, пружинки, винтики при нем в наличии, режущая кромка лезвия наточена. Уж не этот ли секатор был использован, чтобы также вырезать проволоку и проникнуть в гостиницу Мара, напугать директоршу? Тот самый! И теперь оружие к бою готово. Мишка подставил сцепленные в замок руки, Юлик взобрался на них. Ловко орудуя секатором, резал проволоку с хрустом, отделил два витка колючки, откинул их в траву. Доступ через ограду на территорию завода свободен. Юлик первым спрыгнул вниз, Матвей перемахнул следом.
Настал черед перелезать через стену Лешке с Владой. Они были точно созданы, чтобы проделать это вдвоем – высокий Леша Имбрякин и Влада – хрупкая и легкая, с развитыми мускулами на ногах. Леша выставил колено и протянул Владе руки. Она, не видя, сразу попала в них своими маленькими ручками и тихо засмеялась. Влада поставила обнаженную ногу на Лешкино колено, и в то же мгновение была уже у него на плечах и положила руку на кирпичную ограду. Он крепко держал ее за щиколотки, чтобы не упала. Хорошо, что на девушке надеты короткие шортики – так и удобней, и свободней. Лешка подтянулся на руках - острые колючки ему теперь не мешали - и быстрым сильным движением перекинул тело через забор, приземлился возле кустов с синим цветом. Оттуда принял Владу. В благодарность она прижалась к его плечу. Парочка была довольна друг дружкой. Первый этап Лешкиного плана группа выполнила. Второй брат Анютин – Демид - остался караулить с внешней стороны стены. Изнутри слышался яростный шепот.
Сверток привяжи к ремню. Там веревки есть. Это знамя… Да не спереди, идиот, а сзади. Чтобы тебе на подъеме не мешал…
Почему лестницы нет?! Везде должны быть лестницы и решетки. По технике безопасности. С ними захочешь – не упадешь. А я не хочу.
Решетки на высотных трубах. А у нас – трубешка.
Если шмякнемся с пяти этажей или двадцати пяти, то какая, нахрен, разница? В степени всмятку?
В крутую будешь! Нормально будет... Лезь давай! Хватит стоять и трястись. Или лезь – или… Нас скоро застукают. Позору не оберешься. И смеху будет…
Раскомандовался, Матвей! Можешь сам… Лучше пусть посмеются…
Ну, нет, - внушительно возразил Лешка. – У нас война идет. На полном серьезе. И мы не в игрушки играем. Помните, баба Лида читала на уроке по-древнеславянски: мертвые сраму не имут... Всего лишь цитата… Или Петька читал книжку про войну – Молодую гвардию.
Чего?! ты же не любишь литературу.
Всего лишь цитата. Я запомнил.
Перчатки! Перчатки Петька передал. Две пары хозяйственных перчаток. Скобы ржавые, острые, грязные. Вымажетесь как чукчи.
Черными станем. Петькины перчатки тоже черные. Он в них в Мару лазил? Почему перчатки не с резиновыми пальцами? чтобы отпечатков своих пальцев не оставлять.
Дай обмотаю тебя. Два кольца – твои. Лешка, у тебя тоже два. Используйте. Осторожно там!.. Юлик, ты как более легкий – впереди, Лешка за тобой. Не спешите, страхуйте друг друга.
Как было предложено, двое встали для подъема на трубу – сначала Юлик, за ним Лешка. Однако неловко все началось сразу. Юлик поднимался очень медленно, приноравливался, словно не верил ни себе, ни трубе, ни скобам – по крайней мере, на каждый шаг цеплял карабин к скобе. А поднявшись совсем невысоко, вообще замер. Лешка выждал время и нарочито спокойным тоном высказал.
Эй, там! Ты чего застыл? и не двигаешься ни на миллиметр... Юлик, отцепись от этой скобы – перехватывай следующую. Если тебе так легче, то считай про себя или вслух – движения на раз-два и три-четыре. Цикл повторяется. Без вывихов. Лезь!
Там железки торчат – мешают. Острые – пораниться запросто. Невозможно лезть… Строили еще до революции, в тринадцатом году…
Че гонишь-то? Завод заработал после войны – того времени и самые старые здания, цеха и трубы.
Чем выше лезешь, тем сильнее ветер дует. Ощущение, что трубу качает…
Качает? Не прикалывайся! Ты залез-то метра на три-четыре…
Н-наверное, да… Все повторяется… Ничего страшного нет. Ничего нет…
Не наверное! Долго нам еще торчать? Замерзнем… Уровень первого этажа одолели – впереди еще десять этажей…
Извини… Нет, я…
Ты, ты! соберись пожалуйста… Нет, погоди… Ты куда?.. Куда ты, Юлик? Осторожно, здесь мои руки – ботинками не раздави… Да что ж такое?!
А-а!!..
Лешка инстинктивно прижался к кирпичной трубе (так близко, насколько позволяла скоба на уровне его груди), когда сверху сорвалось тело. Лешку почти задел край Юликовой одежды – или это был сверток со знаменем? Сразу раздался шум падения. Прошелестела трава – стоявший внизу Матвей побежал туда. Пауза.
Юлик!!
Тут он. Лежит. Похоже, ничего не сломал. Только мокрый он – с волос, лица, рук капает. Я потрогал – пот это, все липнет… Знамя при нем… Спускайся, Лешка. Приехали.
Парни перевернули упавшего Юлика, ощупали прямо через одежду на предмет целости костей. Того била крупная дрожь. Юлик был в сознании, но выговаривал плохо, начал даже икать – редко и сильно.
Н-не могу… я-а… А-а-а!..
Паршиво, - Лешка почесал нос. – Он не может. Сдулся. Нельзя было его пускать на башню. И он знал – просто стеснялся сказать… Юлик, успокойся. Ты невысоко падал. Вздохни и задержи дыхание, чтобы не икать.
Мы что будем делать? – затруднился Матвей.
Понятия не имею. Сейчас понимаю – в спортзале он всегда бегал. Только бегал. На шведскую стенку не залезал. От прыжков в высоту отлынивал… Где были мои глаза? А его голова?.. Конечно, Юлик скрывал свой страх. Комплексовал… Юлик, ты боишься высоты? И боишься признаться в своем страхе? Даже на башню полез, лишь бы…
П-прости… Я вас подвел…
Эх, Юлик, Юлик… Дыши, дыши. Медленно, ровно… Что же остается… Дело сорвалось. Матвей, надо дать отбой нашим. Возвращать Петьку и других. Быстрее с улицы!!
Жаль… Я скажу Демиду...
А давайте я! – возбужденный, звенящий голосок.
Парни оглянулись – кто это? кого они забыли? не должны вроде. Роли распределены, обязанности расписаны. В четком плане отказало одно звено – весь план к чертям – летит с высокой башни. Ворпани обрадуются! Ничто уже не спасет от провала. Лешка потому и вызвался стать руфером, что для такого рискованного предприятия нужны холодные мозги. Если бы здесь не оказалось Лешки, то ребята все равно предприняли бы безумную попытку залезть наверх. То есть, попытался бы последний оставшийся. Матвей? Безумие – не меньше, чем в случае с Юликом. Вероятность трагического происшествия велика. Тридцать метров падения – верная смерть. Хорошо, что не один Матвей остался. Лешка здесь, и он в состоянии поворочать мозгами. Но ему лезть тоже нельзя – одному не по силам выполнить задачу. Поставленная задача не имеет решения. Не удалось… Finita la commedia – пусть комедия! лишь бы не трагедия…
Давайте я! – повторила Влада.
Только тут парни вспомнили про нее и дружно отрезали: - Не дадим.
Я могу. Я смотрела, как вы лезли – я тоже могу. И не тяжелая я – даже легче вашего Юлика.
Я покуда мозгов не лишился, - засмеялся одними губами Лешка. – Мало мне знамя тащить, так еще и на своем хребту девчонку…
Девчонку?! И что теперь? вы, мужчины, вернетесь обратно, поджавши хвост?.. А хоть бы и девчонку! и не тащить! Меня тащить не надо. Я высоты нисколько не боюсь.
Уже не боялся один такой… Сейчас от страха мокрехонек…
Послушайте же! Я говорила, что поднималась на самую верхнюю башенку Сталькона. Из окошка мы вылезали на общую крышу. Я даже подползала к краю, голову высовывала, чтобы посмотреть на улицу и дома – они такие махонькие… Мне не страшно было, а весело!
И как ты себе это представляешь? Свое восхождение на Эльбрус? Экипировка явно не альпинистская. И не руферская. Изранишь голые ноги. Нет, мне нравится…
Не смейся! Я могу!.. Так и быть, могу переодеться.
Э… домой для того сбегаешь? До Кортубина далеко…
Гораздо ближе. Сейчас прямо перед нами… Говорю, прямо гляди! Вернее не гляди, а стащи с него брюки, - Влада пальчиком ткнула в лежащего Юлика. Тот прекратил икать. Парни оторопели.
Как это стащить? И чего? брюки? Вот взять и стащить с ног?
Нет, ты через голову стащи! Ребята, не тупите, когда все ясно. На башню должны лезть двое – одному опасно. Кроме меня, некому. Мне нужны штаны. Ваш приятель потерпит – полежит в холодке, поикает.
Ты это… - Матвей заржал. – Не подозревал, что кортубинские девчонки такие бесстыж… ой, бедовые. Где ты их берешь, Лешка? Женщин своих. Сперва синеглазку директоршу, теперь вот ее. Чем приманиваешь?
Харе трепаться. Время поджимает, - Лешка напряженно обдумывал новый поворот в своем плане. – Делать нечего. Не возвращаться же со знаменем – не повесив его на башне.
Тогда что? – Матвей весело подмигнул.
Ребята, я против! Против!! – крикнул Юлик, хватая себя за брючный ремень. – Не смейте! Ну, пожалуйста… Так опозориться… Уж лучше умереть – мертвые сраму не имут… Почему я не упал и на умер??
Извини, Юлик, - Лешка принял решение. – Мы поможем тебе.
Не-ет… Ладно. Но пусть она отвернется. Я не перенесу…
Хорошо, - Влада мотнула хорошенькой стриженой головкой. – Будьте спокойны. В конце концов, если надо…
Дальше все участники деликатной сцены сохраняли преувеличенную серьезность. Влада оглянулась лишь, когда Лешка кашлянул и бросил ей сложенные брюки. Девчонка влезла в них махом – просто влетела. Оказалось для нее велико – и в росте, и в обхвате. Не беда! широкие штанины Влада закатала до щиколоток, на поясе затянула ремень сразу на две дырки. Выпрямилась, расставила ноги по-мальчишески.
Наблюдавший Юлик мучительно застонал: О-о-о…
Не крутись. Ты не на подиуме, - строго одернул Владу Лешка.
Что у меня сзади торчит? Сверток какой-то… Похоже на пушап на попе.
Не ругайся. Не торчит, а специально привязан. И мешать тебе не должен. Знамя это – с ним полезешь. Не передумала?
Спрашиваешь!
Страх будет. Непременно. На высоте. Когда руками перехватываешь скобы поочередно, и тебе покажется, что по ошибке не успела… Одну руку опустишь, а другой не успеешь…
Влада отмахнулась как от назойливой мухи – или даже от громадного корыльбуна. Но наши ребята – не альпинисты. Подъем занял немалое время и стоил напряжения физических и душевных сил.
…Влада Елгокова перехватила рукой очередную скобу. По прикидкам они добрались до верха – еще три или четыре перехвата… Девушка утомилась и действовала уже чисто механически – оторвать правую руку и перенести на следующую скобу, затем согнуть левую ногу, а левую руку в это время жестко фиксировать – цикл повторялся большое количество раз. Усталость разлилась по телу, во рту стало сухо и горько. Раз-два, три-четыре, раз-два… Внезапно Влада осознала, что уперлась своей макушкой в непонятное препятствие. Что-то не холодное, не металлическое, но странное по ощущениям. Достаточно плотное, гладкое, выпуклое, образованное двумя узкими половинками. Влада поискала в уме догадку и, не найдя ничего подходящего, защелкнула карабин, протянула одну руку (другой, согнутой в локте, оперлась на скобу, почти повисла). Ее пальцы прикоснулись к явно живому.
Эй! – что-то вздрогнуло как от щекотки и отодвинулось от головы Влады. – Прости, если напугал. Но ты боевая девчонка! рискнула полезть на трубу… Нет, нет. Не пугайся. Это мои ноги. Всего лишь.
О-о-у-у… - спертое дыхание с болью разорвало Владе грудь. – Ноги?! И-и-ых!..
Тихо, дорогая, успокойся… Ну, да. Ноги. У меня есть ноги. С твоими, правда, не сравнить.. Не зря же приятелю понравились…
Какому приятелю?
Тому, на чьей голове ты сейчас стоишь. Новый приятель. Тот, кого ты задумала отбить у ведьмы. Ух, смело. Дерзай!
Про ноги не подумала бы… Вот про что угодно…
Просто я босой. Ты пощекотала мои пятки. А я боюсь щекотки…
Разве можно голыми ногами подняться по всем этим металлическим штукам? острым и холодным? У тебя, должно быть, не кожа, а лохмотья…
Должно быть… Это должно быть очень больно. Но, видишь ли, я не поднимался. Мои пятки целехоньки. И ты их щекотала. Ах, проказница!
С кем там разговариваешь? – окликнул снизу Лешка Имбрякин – Сама с собой, что ли?.. Голова не кружится? Постарайся удержать контроль. Важно.
Не старайся. Пусть приятель тоже забирается. Места всем хватит. Я потеснюсь. Эй! парень! слышишь?
Ничего не слышу. Это мне кажется. Ветер свистит, птица кричит. Крылами машет… Что происходит?
Ровным счетом ничего. Предлагаю сесть и перевести дух. Подъем отнял слишком много сил и времени. Вы же не спортсмены, не КМС (что это такое?). Физиономии бледные. И дыхалка слабовата… Дорогая, вместо дискотек в Стальконе посещала бы спортивную секцию. Да хоть лыжи, как твоя мать…
Я тут. Давно вас жду. Часа два или больше. Уже подумал, что вы заробели и не полезли. Синими цветочками занюхались… Эх, зайчишки, мокрые трусишки. В темноте страшней, чем днем - чудесатей… Чьи брюки на тебе, девушка? Чужие? Ай, ай, стыдно… раньше было, теперь нет.
Ваше какое дело?! На мне брюки – значит, мои…
То и значит. Чудеса. Я сверху смотрел, как ваша парочка через забор перелезала, и ты голыми ляжками светила. Нынешние девичьи наряды – то ли есть, то ли нет… А теперь, надо же, одета с ног до головы…
Вы тоже странно одеты. И вообще, выглядите вы странно…
******
Существо на вершине башни – Влада с Лешкой сразу определили его для себя существом. Не человеком, хотя на первый взгляд нет отличий – голова, туловище, руки, ноги, пятки. Голова сверху, а все остальное угадывается под складками странного одеяния. Нечто вроде длинной и широкой – «летящей» - хламиды, прикрывающей все, за исключением обнаженных ступней – и пяток, которые Влада трогала. Описание не фантастичное, но тогда почему оно не принадлежало человеку? Касательно Влады еще объяснимо – она не присутствовала на митинге на городской площади и не наблюдала там интересную компанию – девочку в желтом сарафане, белого кота и странного субъекта Паньку – вот этого седока на трубе. Но Лешка родился и вырос в Утылве, и Паньку раньше встречал – опять же с Машуткой (тоже странной дивьей девочкой). Сию же минуту наша парочка (на высоте десятков метров от земли) твердо уверилась, что перед ними странное существо. Среди сказочных декораций тылвинской ночи, вспыхнувших звездным блеском, Влада и Иван, не сговариваясь, так решили. Они не сумели бы объясниться, потому автор вынужден подсказать.
Подсказка будет такой: цвет. Да, именно. В Утылве, вообще, резкие цвета – нигде больше не встретишь – красные лучи солнца, голубые небеса, пурпурные редивеи, хрустальная вода в Виждае – можно перечислять дальше про красочное место. Напротив, существо на трубе было грязноватого желто-коричневого цвета – совершенно невидного. Тоже природный цвет, встречавшийся в степи - он покрывал Паньку от макушки до голых пяток. Одинаково все – одеяние, кожа, волосы, даже глаза. И губы в точности схожи. Как прям после желтухи. Когда Панька говорил, открывались его зубы – они не блестели и абсолютно не выделялись на общем фоне. Этот странный эффект Лешка с Владой подметили. Странное существо.
Пути назад не было. Опасаясь и избегая смотреть на Паньку, наша парочка альпинистов–любителей (или модных руферов) перехватила последние скобы. Пока Влада раздумывала, как ей перебраться через выступающие кирпичи оголовка трубы (это гораздо сложнее, чем тупо перехватывать скобы), Панька втащил ее за плечи наверх. Диаметр трубы под два метра, толщина – ну, не в один кирпич точно. Сидеть можно как на лошади – если одна нога перекинута на одну сторону трубы, то другая нога… гм… на другую. Поза наездника – самая устойчивая. Лешка и Влада оседлали трубу.
Достаточно широкий край без острых неровностей, красные кирпичи рядами по окружности, между ними слои раствора, что держит крепко через столько десятилетий. Вдобавок между юношей и девушкой торчал ребристый железный стержень - толстый и прочный. Ребята уцепились за него и облегченно выдохнули. Они очень устали. Конечности дрожали и ныли, тела заливал едкий пот. Зубы стучали. Дышали тяжело, с хрипом, переходящим в кашель. Зато Панька вел себя легко и непринужденно, страха не испытывал. Словно его пятки упирались в земную твердь (не иначе, как в самый Марай). И даже минимальное падение не угрожало. Толчком он отодвинулся от Лешки и Влады, освобождая им безопасное место возле стержня. Три пары глаз – две блестящие и одна тусклая – внимательно смотрели друг на друга. Помолчали, не зная, что сказать. Затем Панька не утерпел – тоненько прыснул.
Долго сидеть будете? До утра? Дожидаться, пока вас с лестницами снимут? Навряд ли… Исполняйте, что собирались! У вас же бомба для Утылвы приготовлена. Молодцы, выдумщики! завидую… и горжусь вами! Чем могу, помогу…
Спасибо, мы сами… Забраться сюда – уже больше половины дела. А мы сделали!
Хи-хи!.. Да, смогли вы – вы стали крепче рельсовой стали…
Простите, что?
Говорю – ночью зябко наверху. Металл холодный. Не прислоняйтесь. Простудитесь. Хотя у тебя, девка, вроде на заду подушка привязана – даже с кистями – тепло и мягко. Ты же, паря, голой ж… сидишь… Быстрей крутите свои крючки. Цепляйте полотнище.
Да, конечно… Влада, где знамя?
Оно как было привязано к ремню Юлика, так и сейчас там – у меня, то есть. На брюках. Или под?.. Я сейчас на нем сижу.
Точно. Я запамятовал. Доставай осторожно. Только не разворачивай! Влада!
Естес-с… Оно само… Ой-ей…
ВЛАДА!!!..
Верхушка трубы просветлела. Широкий и свободный край - везде, кроме того места, где сидел Иван. Упрямая девчонка не усидела рядом. Вытащив из-под себя сверток, она ненадолго оторвалась от опорного стержня, встряхнула полотнище обеими руками – и потеряла равновесие. Кошмар!..
Спас-си… - затихающее с девичьим голосом дуновение.
Лешку буквально разорвал страшный вопль: - СТОЙ!!!.. – он бы сиганул вниз за Владой, если бы каменные пальцы не впились ему в плечи (и дырки проделали).
Ты-ы! Я ее…
Что-то широкое, шелестящее, перепончатое (перепончатокрылое?) распахнулось на обе стороны с одновременным броском вниз. В-ж-жих! хых-хых... Широкие махи в воздухе - хых-хых.
Лешка ничего не понял. Он крепко зажмурился, губы бормотали беззвучно: Влада, Влада… Во-от глу-упая-а…
Эй! больно умный… Заклинило тебя, вижу? – над ухом прозвучала ехидная насмешка. – Отмирай давай!.. Не разбилась твоя девчонка как яйцо всмятку. Успел подхватить – почти у земли словил. Должен будешь. Теперь она, конечно, в отключке – почти как ты. Я ее тихонько на травушку положил – тебя дожидаться. Поторопись, герой, а то, как бы чего не вышло…
Лешка выговорил, запинаясь: Она… она жива? Н-не разбилась? Вы врете?
Живехонька. Под башней лежит. Там бурьян – пыльно, но мягко… Долго еще глазки жмурить будешь?
Лешка сморгнул, и его глаза едва не вылезли из орбит – но этого недостаточно, чтобы охватить картину целиком. А чтобы осознать – даже Лешкиных мозгов недостаточно… Обыкновенную объяснимую реальность разорвали махи гигантских крыльев. Откуда крылья взялись? где раньше прятались? Под видом диковинной хламиды на Паньке – она разрослась в длину на метры и метры, словно сказочный станок ткал и ткал материю, которая прибавлялась. Вперед образовались жесткие трубочки – как хитиновый каркас в стрекозином крыле, от трубочек бежали новые отростки, и сплеталась сетка, ее ячейки заполняла ткань плотной кожистой структуры. И на всем лежал грязновато-желтый корыльбуний цвет. Хламида распределилась на две половины – на два крыла. Они, расправившись, закрыли горизонт перед Лешкой. Сразу понятно, что здесь не мираж – крылья подрагивали, дышали. Это была живая плоть – одни ее участки напрягались и разбухали, другие опадали, под кожей бил кровоток, но кровь желтого цвета не отличалась на общем фоне. Новая реальность (чем страшней, тем чудесатей) – отчетливо, выпукло и вогнуто, осязаемо. Крылья не безупречны, как все живое – кое-где прорехи лохматились, а кое-где уже зарастали, еще в изобилии имелись рубцы, заломы.
Корыльбун… Сказочный корыльбун! И я вижу его, вижу… Очуметь!..
Лешка восхитился, представив корыльбуна в полете – как его крылья плавно, мощно смыкаются и размыкаются, порождая ветер. Хотя так летают орлы, а не стрекозы – даже и гигантские. Корыльбун способен лететь сам по себе – против ветра, силы тяжести, законов природы. По легендам древние великие корыльбуны летали между звездами. Законы природы появились позже. Тут Лешка разглядел тело корыльбуна, и его восторг уменьшился. Прямое и не гибкое, отнюдь не грациозного силуэта. Грудь впалая, живот напоминает мягкое брюшко, а не накачанный пресс. Совсем не тело Геркулеса – тогда, может, Гераклида - кого? Порываева? Гераклида Макаровича? Лешка не понимал, почему ему в голову пришло это имя - реально жившего человека, между прочим. Хотя нет, не Геракл и не Гераклит, а всего лишь Панька – непутевый Машуткин дружок. Вместо костей в теле те же хитиновые трубочки, а плоть – из ткани крыльев. Тело и крылья корыльбуна – единое целое, и желтая кровь у них общая. Корыльбуны должны чувствовать боль. Лешка активно вспоминал, что ему известно о сказочных существах. Что они едят? – кто ж знает, но вроде мясом не питаются, тем более человечиной. Будто бы пьют сок с шаровидных бутонов редивеев. Вегетарианцы. Очень трогательно!
Корыльбуны – антиподы ворпаней, которые плотоядные хищники. Очевидно, корыльбуны не отличались чрезмерной силой – они брали за счет своих размеров. Огромные, неловкие, флегматичные одиночки. Их темперамент не фонтанировал (Панькин пример этому противоречил). Ворпани – невысокие, но цепкие, быстрые – могли одержать победу только сообща. Они истребили почти всех корыльбунов – просто накидывались стаей и рвали когтями и зубами – крылья на лоскуты. Лешке стало легче – все же имел дело не с ворпанями.
Зажмурился? Спишь, что ли, малец? Нашел время!.. Раскрой ротик, мамка даст тебе ложечку каши… Эй! зенки распяль!! Ну! Испугался до задницы? Кашей продрестал?
Лешка вспыхнул от оскорбления.
Нет! То есть, я не… испугался! Разве чуточку – самую ложечку… Хм, это уже хорошо - ну а тем более… горшок… Не дрестал я! И попросил бы! пусть вы даже и корыльбун…
Проси, не то второго раза не будет.
Прошу, ответьте. Влада жива?
Жива. Поторопись со своей бомбической затеей. Лучше, когда девчонка очнется и откроет глаза, тебе быть рядом. Героем в ее глазах… Нечего рассусоливать. Где ваше знамя?
Оно у Влады – держала, когда…
Внизу твоя девчонка, а знамя я принес. Догадался. На, бери. Крючки колются. А кисти мешают. Много лишнего…
Когда корыльбун говорил, тело его расслабленно висело, в то время как крылья неспешно махали. Ему совсем незатруднительно – помимо боли, он не чувствовал усталости – вообще, никакого неудобства. Руки-лапки прижаты к груди, голова по-птичьи опущена к плечам, одно из которых выше другого. Ступни ног несоразмерно большие, плоские, голые и желтые. Насколько можно судить, одежды на корыльбуне нет. Он как есть – или в чем мать родила (мать-то – Кама?). Лешка сильно удивился бы привычным брюками и рубашке – не должно их быть. Обувки нет - Панька и в нормальные-то времена ходил по-босяцки.
Держи свое, - повторил Панька, сунув сверток Лешке в руки. – Без кистей и разных красивостей нельзя? Все равно на полке пылится, и никому оно не нужно…
Вы не правы. Даже сами не знаете, как не правы. Это знамя мощного государства!
И где оно теперь? государство? или где она – его мощь? Значит, сильной хворобой расшибло, никак не выздоровеет… Думаете, сверху почистили, подкрасили, кисти повесили… Болячка-то внутри угнездилась. Как гнездовья ядки на Шайтанке… Вообще, в тот раз у отряда было простое полотнище – просто красное. Как пролитая кровь – комиссара и его бойцов, и еще из коленки одного мальчишки… Пролилась кровушка, а сейчас и вся высохла… Бери, говорю! флаг в руки! с кистями – колются они… А я не нанимался!..
С торопливостью Лешка приступил к главному – к тому, ради чего все затевалось в этот вечер, который, несомненно, войдет в историю Утылвы. Пусть не наравне с ужасным боем на Шайтанке и гибелью комиссара Солина, но все же рядом в списке (есть такой исторический список и в Утылве, и в других маленьких российских городах и поселках есть).
Лешка взял сверток, нащупал проволочные крючки, проделанные через узкий край полотнища, и, не давая ему развернуться, зацепил крючки на металлическом пруте, ставшем своеобразным флагштоком. Как только Лешка отпустил, ветер с яростью ворпаней рванул полотнище. Yes! У мальчишки бешено забилось сердце. Над трубой заводской котельной развивался красный флаг.
Поспешай! Не ночевать же здесь…
Неисправимый аккуратист Лешка проверял крючки – для надежности еще раз перекручивал. Проволока хрустела. Куда спешить?
Надо бы! В это время внизу, под трубой, началось оживление. Хрустел, трещал по швам весь Лешкин план. Неужели провал?
Ветки – те самые, с гроздьями синего цвета, Максим Елгоков был готов поклясться! – захрустели и раздвинулись. Над ними показалась голова. Ну, вот, дождались! То о чем всегда говорили (нет, не большевики, а члены Молодежной ячейки) свершилось (нет, опять же не социалистическая революция, а появление тылвинских злодеев – ворпаней). Они еще как-то припозднились – и не двое их, злодеев, а один. Младший Клоб – это именно он. В итальянской рубашке или нет – без разницы. Вылез из кустов, отряхнулся, внимательно осмотрел себя. Все-таки вырядился в итальянские шмотки. Даже здесь сохранилось его щегольство. Последний штрих – щелчком пальца скинул с рукава приставший синий лепесток. Медленно распрямился. Поднял юную, бледную, угрожающую мордочку. Оценил ситуацию, которая складывалась удачно.
Наверху на башне Лешка не мог видеть, что его план почти провалился (как девочка Влада с башни). Ворпани – двое их – должны были находиться в другом месте, гнаться за Петькой. Но каменных зверей не обманула хитрая уловка – они разделились, как Лешкино библиотечное воинство. Старший брат искал похитителя Варвариного дивора, а младший решил понаблюдать за оживленной возней рядом с проходной ТыМЗ в ночной час. И угадал! Перед ним двое беспомощных, немало потерпевших глупцов – Влада и Юлик, причем девчонка в беспамятстве, а мальчишка в трусах. Легкая добыча. Развлекуха. Младший Клоб не сомневался – никуда от него не денутся. Губы ворпаня искривила зловещая улыбка. Он не торопился, получая садистское наслаждение от всей сцены. Играл точно кошка с мышью – с несколькими глупыми мышонками.
Юлик словно ощутил на себе острый звериный взгляд. Никогда не угадаешь нечеловеческие мысли – ну, очень недобрые они. Юлик пошевелился. Его мутило. Затылок ныл крепко – очевидно, затылком ударился при падении. И вроде невысоко падал, но страх добавил. Сейчас не время бояться. Хорошо, хоть икота прошла.
Небольшое отступление (фигурально выражаясь, поскольку никто из участников событий не намерен отступать). Утылва – дикая и отсталая деревня (автор согласен). Здесь действуют пещерные законы. Мужчина должен защитить женщину. Пусть даже он – хилый заморыш, а она – здоровенная бой-баба. Пусть он – Иван дурак, а она – Василиса Премудрая. Пусть Юлик не такой, и Влада не такая, и вместе они не пара. Должен! и все тут... Ау, Юлик! пора оправдывать свое предназначение – быть мужчиной. И только потом – спортсменом, членом Молодежной ячейки, учеником школы, внуком деда Цыбина, даже альпинистом, монтажником-высотником, руфером и т.д. Это твое личное право. А вот быть мужиком – это ты обязан. Отсутствие брюк не освобождает – будь мужиком хоть так, в семейниках, хоть даже в красных труселях.
Когда страна стать прикажет героем,
У нас героем становится любой.
Неужели придется? быть иль не быть? Сегодня уже один раз опозорился… Юлик со страданием нахмурил брови, поискал вокруг, что может пригодиться – камень, обломанный сук, железяка и др. Из высокой травы торчал длинный узкий предмет – конец чего? Юлик нащупал и потянул. Нет, это еще не конец, а старинная, дубовая палка с серебряным кольцом, на котором выдавлены махонькие буковки «Ща…в - Уты…а – 192…год». Поцарапанная, но крепкая. Юлик ухватился за палку, и отполированный набалдашник сам скользнул ему в ладонь как нельзя удобней. Незадачливый руфер привстал. Сознательно сфокусировал зрение – мир обрел четкие контуры. Совсем не икалось – ну, вот ни чуточки… Ик! Юлик с ужасом увидел, что рыжий злодей медленно, картинно приближается. Прям как немецкий танк наезжает на бойца в низком окопчике на открытой местности. Все же Юлик предпочел бы бой на земле, чем болтаться на хлипких скобах на высоте в десятки метров. Но разве с ворпанями возможен честный бой? Ожидать следовало самого худшего. Как и бойцу со стеклянной бутылкой с зажигательной смесью против танка – убийственной машины. Хотя танк может быть вещью символической или материальной. Которая страшней? Всего чудесатей древние сказки, рассказывающие, как ворпани разрывали и съедали корыльбуна.
Юлик даже не икнул, а сотрясся всем телом. Сделал усилие, чтобы устоять. Уперся слезящимися глазами в подступающего злодея.
Ты не пройдешь! – глухо выговорил.
Клоб остановился, но продолжал мерзко улыбаться. Что он собирался делать? Вариант предложен – жестоко, дико, бесчеловечно. Может, Юлику лучше бежать, сломя голову (затылком он уже ударился - сломал-таки затылочную кость?). Но бежать нельзя. Влада лежала без сознания. Нельзя ее бросать. Не по-мужски. Юлику и без того паршиво, что вместо него на башню полезла девчонка, да еще брюки с него стащила. Завтра Утылва узнает о его трусости. Юлик так страдал, что даже ощущал физически. Ему стало больней после падения, когда он снизу наблюдал, как две маленькие фигурки (одна в его брюках и с болтающимся свертком на поясе) забирались на трубу, а он лежал. Проклятье! Где Матвей Анютин? чтобы не страдать в одиночестве.
Матвей! ты где?
Матвея нигде нет. Побежал на проходную разнюхать, как там обстановка. Все события Матвей пропустил. Много потерял! Зато Юлик частично реабилитировался. Как падала Влада, он не уследил. Случилось очень быстро. В темноте что-то сорвалось и просвистело вниз, но словно по волшебству это что-то – длинное, раскинутое, как беспомощная кукла в человеческий рост – на землю не рухнуло. Юлик, лежа, выделил два момента, чуть не омрачившие его рассудок. Во-первых, не кукла, что подтвердил тоненький протяжный вопль.
По-мо-ги-и...
ТЕ! – закончил Юлик про себя.
Во-вторых, законы физики (которую Юлик не любил, вот физкультура – другое дело) утрати…те… тили свою силу. Если тело должно упасть и расшибиться в лепешку, и не расшиблось, то значит… Ну, и что сие значит?? На вопрос Юлик не хотел отвечать. До этого момента все было разумно – или почти все… И почти разумный, видимый ответ – большой, крылатый, желто-коричневый. Ик!..
Клоб улыбался. Юлик с палкой застыл на изготовке.
Ты не пройдешь! – уже громче повторил он.
Че? – улыбка ворпаня растянулась шире. – Че вякаешь, юный хоббит? Начитался Толкиена, бл… Вообразил себя против назгулов? Только назгулы летают. И они – не мы! А ты, хоть и без штанов, но не девка. Не эта, как ее, Эовин… И вашу новенькую, которую ты защищаешь, иначе зовут…
Зубы не заговаривай! Ты не пройдешь и не пролетишь. Назгул там или не назгул…
Назгул!! Огромная тень пронеслась над ними со звуком – хых-хых! – огромными крыльями. Самого Юлика не тронули. Его палку тоже (а палка-то принадлежала Паньке – он с ней орудовал, мерзавец!). На шумном бреющем полете корыльбун, даже особо не целясь, сбил ворпаня – крылом отшвырнул его в кусты волчавника. Младший Клоб катился кубарем под уклон, не успев стереть улыбку с лица. Хруст и шелест в кустах стихнул не сразу.
Корыльбун развернулся в полете – ловко, несмотря на габариты.
Так. Палку отдай. Не твое. Пальцы разожми и отдай!.. Да герой, герой ты – хоть и не высотник. И не орел… Обелился полностью. Как Кефирчик белоснежный… Счас сниму с башни вашего предводителя – еще одного падения не хватало… Я должен всех на себе таскать?! Вот фигу!!..
На том приключение с башней (с трубой котельной ТыМЗ) закончилось. А рассказ о сегодняшней ночи еще не приблизился к завершению.
*******
Что же все рассказывается о высотниках – залезающих на трубу и падающих оттуда. Другие ребята из Молодежной ячейки сегодня тоже сильно рисковали. Ведь изначально в библиотеке было две группы. Обе сыграли свои роли, отведенные Лешкиным планом. В тот раз Иван Елгоков встретился с Петькой Глазом и Сережкой Рвановым впервые в жизни, и они вместе решили рискнуть смертельно. Покинули библиотеку и зашагали по проспекту – по проезжей части, но не в сторону центральной проходной ТыМЗ с тридцатиметровой трубой (от нее надо отвлекать). Наверное, они направлялись в… Вот куда в Утылве можно пойти? Углубиться в Кашкук или подальше к югу – в Малыхань? Но там везде извилистые улочки, темные фонари, глухие заборы – опасная обстановка. Еще Новый Быт с его более современным урбанистическим пейзажем – вроде лучшее решение, но чтобы туда попасть, нужно преодолеть мост, за ним пустырь, а перед тем зловещее гнездо (или гнездовье) – гостиницу Мару. Петька, конечно, герой, но не самоубийца. Это ж прямо в пасть – нет, не тигра, но тоже голову легко откусит. А за что?! Не брал Петька дивора…
Брал-не брал, однако троица постаралась разумно начертить маршрут (какой, к черту или к ядке, тут разум?!). Получается, что идти безопасней по Проспекту; и если сворачивать, то не в Кашкук, а к заводу – естественно, не к центральной проходной. Заводская стена тянется далеко, и рядом с ней не только трубы. Разные места. Можно попробовать.
Троица будто прогуливалась. Невысокий круглый Петька в середке, а Иван с Сергеем – оба рослые, сильные – по бокам. Как телохранители. Шли и молчали, хотя Ивана изнутри толкало желание спросить.
Кто такие ворпани и чем угрожают? Они реальны или всего лишь выдумка? Персонажи Сказок Пятигорья.
Вопросы кружили голову. За единственный день (начиная с утра – с приезда Елгоковых в Утылву) чувство нормальной, кортубинской реальности изменило Ивану. Его отцу Максиму Маратовичу потребовалось больше времени – дня три, но сын молод, гибок, не предубежден. Ивану легче перестраиваться. Трое молодых людей собрали волю в кулак и шли с напряженными спинами и глазами на затылке. Иван, как его спутники, готовился к реальному нападению. Они делали вид, что им нет ни до чего дела, но слух чутко ловил малейшие шорохи, а зрение фиксировала любые движения.
Куда мы? – Иван разомкнул губы - Долго еще? Ну, ведь куда-то мы идем… Где ваши ворпани? Как они выглядят? К чему всем готовиться? И что здесь, вообще, готовится?..
К чему, к чему… настанет время, узнаешь…
Туманно выражаешься. Даже для меня, - отметил Сергей Рванов. – Что ты видел в гостинице, Петька? что тебя так напугало?
Чего, чего… Обратно вернуться не соглашусь. Вспоминаю – и меня аж потряхивает. Комнаты темные. Пусть ночь, но снаружи, возле гостиницы, фонари горят. Фасад Мары с вечера до утра освещают, на электричестве не экономят. Зато у нас в Кашкуке в частном секторе хоть глаз выколи… Шторы плотно задернуты, и ни лучика не проникнет…
Что там в номере? Ты все вокруг да около…
Темно. Тьма какая-то синяя – и словно колышется, вздыхает. Ты в нее погружаешься – ну, вроде в вязкую кашу (не та каша, которой корыльбун кормит); и она, каша-то, во все твои щелки заползает – в нос, уши, рот… И во рту и в носу кисло-прекисло… Под рубахой холодит так и покалывает…
Это у тебя от страха не мурашки, а прям здоровые мураши пробежали… Не надо Кефирчика из окна вышвыривать. Он бы сейчас очень пригодился. Ворпаней нюхом чует… - Серегин голос напрягся, исчезли насмешливые нотки в нем.
Да, не надо было…Но мы же должны отвлекать – вот и отвлекаем… Сегодняшняя ночь может очутиться последней.
Пойдем туда, где свет, - Иван рассуждал логически. – Не то бросятся из темноты неизвестно кто. Ваши фантастические ворпани. А мы не увидим. Застигнут врасплох.
П-пойдем, - Петькины зубы стукнули. – Вон огни. Транспортная проходная. Там люди…
Словно в подтверждение сказанного, огни впереди задвигались, разделились. На проходной открыли ворота, и с территории завода выехал грузовик с зажженными фарами. Долетел шум работающего мотора. Ребята побежали туда – к реальной обстановке, понятным действиям. Послышалось, как за спиной шуршит трава, качаются ветки, скрипит гравий под чьими-то ногами (или лапами?). Кто-то следовал за ними, на миг выныривал на свет – гибкий силуэт, движение, хруст. Страх гнал ребят с удесятеренной силой. Говорилось, что Петька плохо бегает?! Рослые телохранители выбрасывали ноги, а Петька колобком катился, не отставая.
Валим, пацаны! Валим…
Вот уже проходная близко (почти как бабылидин подъезд перед племянником в красных труселях). Ну, до чего все повторяется в мире – в нормальном или ненормальном. Самолюбие мешало парням кричать. Кому кричать? Поворотовским охранникам – пособникам ворпаней…
Стало близко и видно лучше и четче. В деталях. Залитое электричеством помещение за стеклянной перегородкой, белые пластиковые панели на стенах, над дверями цифровое табло, на нем фиксировалась дата – ХХ.05.08. Люди в темной униформе охранников. Серьезные, равнодушные лица. Торчит затылок того, кто сидит за столом с пультом. Оператор опустил шлагбаум. Вот один из охранников посмотрел на улицу и выразил удивление – его фуражка забавно поднялась вместе с бровями. Знакомый человек. Ромка Халилов.
Фары – круглые желтые огни – напоминали глаза сказочного дракона. Тьфу! в Утылве не драконы, а корыльбуны. Что совершенно достоверно – один корыльбун уже показался людям во всей красе и мощи. Лешка Имбрякин никогда не забудет. Но Лешка с корыльбуном сейчас занят на башне. А тут… Что, что происходит? Сколько раз за последнее время звучал в Утылве этот вопрос? Еще в библиотеке Юлик Цыбин заявлял о своем нежелании быть перееханым Лэнд Ровером, а грузовик больше и тяжелее. Переедет и раздавит с гарантией, тем более грузовик не порожний – в его кузове железо гремит. Опять воры распилили станки на заводе.
Ребят словно ветром сдуло с дороги – особым ветром от корыльбуньих крыльев. Именно в этот момент возле башни махом могучего крыла отбросило в волчавник младшего ворпаня, и он катился, переворачиваясь много раз. Старший Клоб был, очевидно, умнее – не стремился к театральщине – всяким картинным подходам, зловещим улыбкам, острословием насчет танков и назгулов. Старший Клоб хотел действовать решительно и жестоко – внезапно напасть. Его не смущали охранники – уже нет необходимости прятаться, война идет в открытую. Танк едет, ревет, сейчас выстрелит – бах!!.. Но! ехал и дымил не танк, а грузовик. В его кабине сидел – кто бы вы думали? Да все тот же уголовник Тулуза! Он, что ли, нарочно?!
Петька, Серега и Иван не думали, а все видели. За лобовым стеклом маячило лицо Тулузы – оно сначала побелело, потом посерело, постарело, глаза сощурились, и на носу проступил красной полоской знаменитый шрам. Тулуза стиснул челюсти. У него злоба – не меньше, чем у ворпаней. Двое бойцов Молодежной ячейки и еще один доброволец изрядно перетрухали – неужели уголовник собрался их задавить?! раскатать на асфальте? Тулуза же числился в Варварином воинстве. Он враг!.. Уголовник крепко схватился за руль, пригнул голову. Мотор опять взревел. Да он сумасшедший! водитель, а не мотор.
Спасайтесь! – совсем несолидно взвизгнул лидер Молодежной ячейки по имени Петька и по прозвищу Глаз.
Грузовик пронесся мимо парней на обочине, и они, заглотнув пыли, закашлялись, но уцелели. Чудо! Нынешняя тылвинская ночь полна чудес. Однако не всем этой ночью посчастливилось. Жажда мести у Тулузы получила удовлетворение. Как? А вот так! Тулуза и не думал тормозить – на полном ходу он сбил кого-то позади нашей троицы. Сбил и встал.
Наступила тишина. Мотор заглушен. Тулуза (прям как в прошлый раз на мосту) вылез из кабины, только соблюдая осторожность. Медленными шагами приблизился к лежащему на дороге телу. За Тулузой подались ребята. Охранники на проходной все отлично слышали и видели, но подойти не спешили – ждали, чем закончится. Про ворпаней все знали – уже не тайна в Утылве.
Получил, гнида? – Тулуза смачно сплюнул. – Что и заслужил! Нет такого права носы людям резать! Лежи теперь. Ах, ах! косточки бедные хрустнули, глазки закатились, модная рубашка в кровушке замаралась – не отстирать… Из обыкновенного теста состоишь. Вовсе ты не ворпань – не каменный зверь… И чтоб все знали – Тулуза издевательств не прощает! За мной не заржавеет…
Вы ж-еж его… уб-били! Смотрите – не дышит… - дрожащим голосом пролепетал Петька.
Убил. И ничуть не жалею. Нелюдь он, выродок!.. Да так в девяностые в Кортубине не беспредельничали. Наш пахан башку быстро свернул бы как курице. А я всего лишь переехал – может, не насмерть… Сколько за ворпаня в суде дадут? Не человек ведь…Плевать! Мне тюрьма – мать родная… Вы, хлопцы, в свидетели пойдете.
Мы ничего не видели!!
В суде вспомните – че видели и не видели. Если свидетелями хотите остаться… Пошто здесь отираетесь? Партизаны и подпольщики! Норы роете под директоршу? Власть свергаете? Начитались про юных героев. Опасное занятие! и чтение, и свержение. По мне – чем проще, тем лучше. Взять и переехать.
Норы? Нет, мы не вниз – мы наверх забирались. На башню. На какую? утром узнаете. Вы господин Тулуза, нас выручили, и потому вам скажем. Стыдно должно быть!
Ты обалдел? Это за что же стыдно? За то, что ворпаня переехал или вас выручил?
Вы здесь у нас пожили, укоренились, тылком почти сделались. Значит, к нашей стороне надо прибиваться. Не к тем, кто Утылву изничтожает. Или думаете – моя хата с краю? Малыхань без Утылвы никак не проживет. Ну, или снова хуторами стать – каждый на своем хуторе…
Сосунок ты! несмышленыш. Жизнь – штука сложная и не всегда справедливая. А теперь и справедливость похе… - не ворпани похер…
Конечно, если каждый сам за себя. И еще станки пилят и пилят…
Ты меня не стыди, пионер! Комсомольцем не был!.. Это не твои и не мои станки – буржуев из холдинга. Мне перед ними стыдиться? Да с чего! Я не тупой терпила! Пусть меня по носу резали, но за нос никогда не водили. Как вашего заводского брата с бумажками – ваучерами, акциями. Терпите дальше. Голосуйте сердцем. Будьте честными. Я же не хочу. Спасибо, пожил, нахлебался по это самое не хочу – вот и не хочу теперь!.. Некогда с вами, наивными идиотами, лясы точить. У меня ездка!
В Малыхань? На Цуковскую точку? Чем прошлый раз закончился? не заставил задуматься?
Заставил, заставил! Не только меня. Ты у друга своего Имбрякинского спроси. Хахаля директорши. Все же старовата она для него… Он тоже подумал. И на чьей теперь стороне? На Варвариной! Не надо меня агитировать, лозунгами и знаменами махать. Лапшу вешать… на башню… Походили в свое время на демонстрации… Обман бессовестный кругом.
Вот мы за то, чтобы без обмана. За честность и справедливость. За справедливую Россию!.. Ой, не за нее – не за партию, то есть. И теперь уже не за Правый Блок.
Ага. Кутята - щенки ворпаней… Полный наив. Степень идиотизма. Ниже плинтуса. Поднялись – или забрались? – за честь страны. Кстати, куда вы забрались, дурачки? Где в Утылве башня?
Где надо! Мы еще всем докажем!
Доказывайте – мав! мав! А я поехал. Металлолом повез. Ничего личного, только бизнес… У вас, ребятки, башня точно поехала!
Тулуза зашагал к своему грузовику. Вероятно, он чувствовал себя сильно задетым, потому что, хлопнув дверцей, нарочито развязно загорланил из кабины:
Все в Утылве проходило
В кризис самый – мировой
Молодежь тогда решила,
Что на нас пошли войной!
Грузовик отъезжал, когда Тулуза начал второй куплет:
Это было в Краснодоне
В грозном зареве войны…
Иван Елгоков смотрел на лежащего старшего Клоба. Тот не подавал признаков жизни. Иван абсолютно хладнокровно констатировал:
Я сейчас с дуба рухнул. Или с башни. Которая поехала.
Петька энергично закивал головой: - И мы поехали. Быстрей. Пошли, пошли! Пока этот не очнулся. Ты ворпаню не верь – они легко не помирают… Не думай, что у нас всегда так. Еще недавно – до смерти бабы Лиды – были спокойные времена. А теперь все сбилось…
Нервный разговор прервал шорох с земли. Лежащее тело шевельнулось. Худая рука, охваченная на запястье итальянской манжетой, приподнявшись, описала круг в воздухе и упала.
Он… он ожил? Феноменально. После переезда грузовиком… На нем нет крови. Рубашечка-то чистейшая. Скажите, как?!
Откуда мы знаем. Каменный потому что…
Каменный? Какой каменный? – не понимавший Иван Елгоков взорвался. – Твердите без конца! Я не ворпаня вижу, а обыкновенного человека. Даже в итальянской рубашке. Довольно загадок!
Тихо ты. Не ори. Только приехал, а уже распоряжаешься словно командир – майор какой-нибудь…
Не майор я! Ты про кого?
Ну, я не Мобутю имею в виду. Другого майора. И гранит – все тот же камень, правильно?
Серега, ты даешь, - Петька удивленно кашлянул. – Слишком сложные аллегории. Не ожидал от тебя.
Что он говорит? – Иван потребовал объяснений.
Слушай же! Он сейчас скажет…
Шумный вдох. Парни опять обернулись к поверженному Клобу. Тот с трудом и хрипом выговорил:
А-ах… это ты… Привет, Грицка, - рука вновь ожила, помахала в знак дружеского приветствия. - Хорошо выглядишь – помолодел даже. Эвон как вырядился. Не в своей гимнастерке. И челку отрастил. Модно сейчас?
Опять моя челка?! Да обреюсь я налысо!
Оглушил… Ё-моё, за что ты с нами так? Очень больно, - врет! ворпани не испытывают боли, каменные они. – И брату каково эдак переворачиваться…
Чего? Нет у меня брата. Сестра только…
Моему брату!.. Не обижайся, Грицка. Мы же твоего пузатого родича не тронули тогда на Виждае. Ошиблись малость. Всамделишной вины нет. Несправедливо это – всего меня переломать…
Извините. Недоразумение – и там, и тут. Может, скорую вызвать?
Притворяется! Не верь ему, - Петька яростно зашептал Ивану на ухо. – Ворпаню обмануть, вокруг пальца (или носа) обвести – на раз плюнуть!
Плохо мне, - выдавил Клоб как можно жалостливей. – Врача! Не то просто окочуриться здесь...
Рука упала. Лицо лежавшего превратилось в бледную болезненную маску, дыхание прекратилось. Трое парней отошли для краткого совета.
Вызвать врача? – предложил Иван. – Скажем, что гуляли по дороге и наткнулись на него. Ничего не знаем. Просто исполняем свой гражданский долг.
Долг этим не исчерпывается. Долг примерного гражданина обязывает помочь выяснению всех обстоятельств. Когда утром увидят флаг над башней… Придется сдать Тулузу. Он же ворпаня переехал! А ниче, что он нас спас?
Спас. Конечно, спас. Я не отрицаю. Но если у него внутренняя травма? Кровотечение?
У кого? у ворпаня? Он в воде не тонет, в огне… гм, не горит. Не боись, волонтер, столбиком огня не взовьется.
Опять аллегории? Не очень умные!
Какие есть… Эй, ребята! - Петька всплеснул руками. - А нашего ворпаня-то и нет. Испарился! Пока мы решали, помочь ему или нет. Вот и выходит, что нет. Как говорится, не делай ворпаню добра…
Грузовик Тулузы скрылся. Дорога была абсолютно пуста. Серый крупнозернистый асфальт, местами растрескавшийся и поблескивающий в скудном свете, что достигал от проходной ТыМЗ. Сломанная ветка волчавника, осыпавшиеся синие лепестки. И больше никого!.. Ребята сильно озадачились.
Куда он подевался? Сквозь землю провалился? Где же здесь нора?
Как он тебя называл, парень? Ты же вроде Иван… или Грицан? или кто?
Вот я ни в чем больше не уверен…
Зато в чем могла быть уверена вторая группа бойцов Молодежной ячейки – в том, что задачу, поставленную их стратегом Лешкой Имбрякиным, бойцы выполнили. Не понеся при этом потерь. Можно возвращаться с чистой совестью. И рассказать есть что!
Ребята вновь собрались в библиотеке уже за вторую половину ночи. После сумасшедшей акции вернулись все. Измученные, чумазые, даже израненные. Устина Жадобина суетилась – включила электрический чайник, разбросала по стаканам и кружкам чайные пакетики, высыпала на тарелку маковые сушки, порезала белый калач, выставила вазочку с лимонными карамельками. Парни и девчонки чувствовали себя выжатыми как лимон и абсолютно счастливыми.
За всю прошлую (очень недолгую) и последующую жизнь у них вряд ли будет подобная вечеринка, как эта – в тесной комнате при библиотеке. В городе, который по их представлениям захвачен вражеской силой и готовится к уничтожению. Было удивительно, как все молодые люди (кто ходил на башню – то есть, все, кроме оставшихся ждать и безумно волноваться Устины и Олеси) уместились на одном старом массивном кожаном диване. Тесно прижавшись друг к другу – плечом к плечу, бедром к бедру - они кайфовали и «лица их выражали одновременно то любовное чувство, которое связывало некоторых из них и словно током передавалось другим, и то необыкновенное счастливое чувство общности, которое возникает в юных сердцах при соприкосновении с большой человеческой мыслью, а особенно той мыслью, которая выражает самое важное в их жизни сейчас. На их лицах было такое счастливое выражение дружбы, и светлой молодости, и того, что все будет хорошо...»
Ура!! Первая победа добра над силами зла (сказочно могущественными). Какими уж извилистыми путями эта победа достигнута. Но достигнута! Теперь дело за старшими товарищами.
…Красный флаг развивался над трубой старой котельной. Утылва пробудилась рано, и народ со всех концов города стекался посмотреть на флаг. У проходной собралась толпа. Поворотовские охранники сбились с ног, разгоняя людей, но никто не решался снять с трубы полотнище. Никто не хотел повторить рискованный эксперимент юных тылков и залезть наверх – словно злосчастная башня была заминирована.
Страдавшая бессонницей (еще больше после смерти подруги Л.Г. Чиросвий) Агния Николаевна Кулыйкина рано утром с кряхтением сползла с постели и как была – в ночнушке, с распущенными седыми космами, без вставной челюсти – доковыляла до окна спальни. Дом Кулыйкиных – стандартная панелька – стыковался к Нифонтовской пятиэтажке, образовывая общий двор (в нем накануне Ирэн обстреляла картошкой незадачливого жениха Федю). Из окон обоих домов под разными углами открывался обзор в сторону ТыМЗ. Агния выглянула наружу и обомлела, застыв в согнутой позе. На заводской трубе развивалось красное знамя. Агния никогда не заподозрила бы, что способна в своем нынешнем положении испытать такой жестокий напор чувств. Неведомая сила резко разогнула ее, принудив принять прежнюю гордую осанку – школьного завуча, непререкаемого авторитета, королевы Кашкукской средней школы, перед которой робели не только дети, но и директор и даже сам хозяин советской Утылвы – первый секретарь горкома партии В.И. Щапов. Глядя со спины на строгую Агнию, никто не догадался бы, что ее старое, сморщенное лицо мокро от слез.