Греча. повесть. часть третья, глава восьмая

Владимир Цвиркун
               
   Пришедшие на свадьбу к «подносу» чарки старички-казачки, выглядели подтянутыми и молодцевато: в форменных фуражках с красным околышем, в брюках с лампасами. Они выпячивали каждый свою грудь, будто для награждения. На гимнастёрках бывалых блестели начищенные по такому случаю медали и Георгиевские кресты. Их угостили. Многие важно и с достоинством отошли в сторонку. Присев на лавочку, закрутили цигарки, задымили, разговорились по этому случаю.
   - Да чито не гутарь, не та свадьба ныня. В наше времечко, о-го-го, - начал разговор-ревизию беззубый Матвей.
   - Куды там, - тут же отозвался его сосед Прохор. - Одних выездов бывалыча  десятки пылилось  во след за молодыми.
   - А  що помнишь, вокруг хлопцы на конях туды-сюды, туды-сюды. О-о-о! весело гуляли до вутра, - поддакивал слегка захмелевший Матвей.
   - Послухай, сосед, а помнишь, как гостили уличных гостей. Бывалыча сами молодые, не поленивши, выходили с подносом и обносили заслуженных казаков. Ищщо просили у людей благословения.
   - Мотри, Прохор, твоя сказка в руку. Вишь, Данила с Акулиной к нам идуть.
   - Да, Данила правильный казак.
   - Пойдём, ишшо нам причитается.
Молодые вышли в народ и стали угощать детей и баб сладостями, какие имелись, а плутоватых стариков - доброй чаркой. Ещё более повеселевшие Прохор и Матвей вернулись на свои позиции, снова достали расшитые кисеты, вынули из них бумагу, закрутили цигарки. С достоинством задымили, будто их только что наградили перед строем.
   - Знаш, Петро, а жизнь не так уж и погана.
   - Да, да, братиша, жить ишша можна.
   - Матвей, ты себя как имеешь?
   - Ишшо погутарим маненько.
   - Матвей, а на длинной-то дороге завсегда отыщется место погреть душу. Можа по куреням?
   - Штоля обычай забыл? Или захмелел, сосед?
   - Слава ума ишшо хватя на трёх. Гутарь, чаво я мог запамятовать?
   - А стремянную забыл?
   - И правда, братиша, что это я?
   Через год похоронили деда Ефима. А сказ его на свадьбе о силе лютой, что может победить казаков, начал сбываться. Политическая и экономическая петля, вкупе названная большевиками продразвёрсткой, всё сильнее душила хлебороба. Во многих местах начались неповиновения новым властям, бунты и целые восстания. Набравшая к тому времени силу советская власть штыком, пулей, виселицей и даже отравляющим газом усмиряла непокорных.  Начались репрессии, аресты, расстрелы. Стали создаваться первые советские лагеря для политзаключённых и простых людей, вина которых - желание иметь свой кусок хлеба.
   Боевой многовековой опыт и профессиональная подготовка казаков остались новой властью невостребованными. Корень этого неприятия скрывался, прежде всего, в казачьей собственности земельных наделов. А этого большевики больше всего опасались. Особым декретом 1917 года Советы упразднили казачество, как сословие. После такого «подарка» лишь десятая часть казаков сражалась во время Гражданской войны на стороне Красной Армии. После её окончания, не видя в советской России матери-заступницы, около ста тысяч русских джигитов  вынуждены  были покинуть Родину.
   После небольшой передышки новые руководители в 1925 году продолжили наступление на казачество. Их категорически считали не пролетарскими элементами. Ограничивали в правах: запрещали служить в армии. Расказачивание, массовые расстрелы, взятие заложников, предание огню целых станиц и натравливание иногородних против казаков, окончательно обозлило последних.
По сути, новая власть совершала против части своего народа обыкновенный геноцид. Не вступающих в колхозы высылали в Сибирь на холодную и голодную смерть. Кровавая сабля революции по живому отсекала узы бывших защитников русской земли от народа.
  Уже в который раз бедолаги тайно и явно собирались поговорить о  наболевшем. Перед ними стоял вечный для русских вопрос: «Что делать?».
В светлом курене Данилы Гречухина собрались братья, кумовья, соседи. Его жена Акулина, зная, что посиделки затянутся до первых петухов, забрала своих детишек -  Ивана с Евдокией - и пошла ночевать к матери, которую давно не видела. В накуренной светлице, попивая лёгкую брагу, вели беседу казаки.
   - Братушки, ноня у советской власти вся сила. Обманывать себя не стоит. Намо супротив такой реки не устоять. Ежели мы усе встанем поперёк Дона, воды не задержим, - образно начал Алексей.
   - А ежели нам за кордон  переметнуться? - предложил Фёдор.
   - За границу нада было ишшо ранее тикать, - со знанием дела сказал Пётр.
   - Передушать здеся  нашу братию, как котят, - в горечах выпалил Гришка, кум Данилы.
  - Этаж чаво выходя, братушки, нам на нашей земле нету места.  Мы её и кровью, и потом угощали, а теперь всё этодь коту под хвост. Також что ля? Не, ослобоните  меня, я такое не  хочу, - отрезал Алексей.
   - Вот что я вам, станишники, зараз скажу: главное нам счас надыть сохранить свои семьи, наше потомство, наш дух, наши песни, обычаи. Надоть выждать времечко. Можа ишшо и уляжется вся эта свистопляска, - начал Данила. - Скора в соседней станице ярмарка. Под этим видом надыть собраться и податься кто куда. Будем искать, где Господь нам укажет нужное место. Раз советской власти мы не нужны, что жа насильно мил не будешь. Показачили мы и, наверное, будя. Заканчиваем эту тягомотину.  Чтось и брага моя меня не берёт сегодня. Бог даст, братушки, можа ещё и свидимся за другим столом.

                Продолжение  http://proza.ru/2022/02/07/455