Без макияжа, в чёрной атласной сорочке, хотя по нынешней моде это вполне могло быть и платьем, Динка больше походила на подростка, чем на взрослую женщину. Откинув назад длинные каштановые волосы, она прижала смартфон ухом к плечу, подняла ногу и, слегка пошатываясь, ступнёй провела по голени другой, будто избавляясь от налипшего песка. Посмотрела в окно на тусклый дневной свет, на заснеженную, давно нечищеную улицу и зябко повела плечами.
— Ты так думаешь? — наконец ответила в трубку, — а он что? Аааа, да, да, да, — не вникая в смысл, кивала Динка.
Вытащив пробку зубами из едва початой бутылки и выплюнув её на стол, налила вино в огромный бокал похожий на прозрачный воздушный шарик, который в зависимости от количества и типа вина менял свой цвет. Да и работал он по назначению – тем самым шариком, уносящим Динку.
Ткнула тлеющей сигаретой в стоящий на столе пластиковый стаканчик, чтобы стряхнуть пепел — стенка стаканчика оплавилась. Зачертыхавшись, Динка залила водой стакан вместе с окурком, потянулась и достала с кухонной полки толстостенную стеклянную пепельницу.
— Ты же такая... такая, сама знаешь, у тебя может быть куча любых, каких захочешь, — вещала ей подруга.
— Любых... да, любых. Любые и есть.
А чёрт его знает, может любые только и есть одни на свете. Бесконечная пищевая цепочка, да.
— Почему пищевая?
— Ну ты же подпитываешься от каждого, или нет?
— Я так об этом не думала... до сих пор.
— Не слушай меня, это я ... просто, когда любишь косатика, в смысле – самца косатки, такое случается.
— Правда? Кит? Синий, что ли? Ха-ха-ха, ну и юморок у тебя.
— Нет, не синий, белый... С чёрным пятном вокруг глаза.
— Бим?
— Бим — с чёрным ухом, но направление правильное.
— А как же его любить, он же хищник, всё подряд жрёт, нет?
— Он и жрёт, откусывает куски от меня, но жизнь сохраняет, чтобы мясо не испортилось. Вообще косатка — это дельфин, поэтому, понимаешь ли, исключительно умён и интеллигентен – его не заподозришь – может с ножом и вилкой. Теперь я и тут, и там, в смысле в нём в районе желудка примерно. А себя надо любить, сейчас все только об этом и твердят. Вот я и люблю себя — там, — Динка отхлебнула вино и у неё на верхней губе появились вишнёвые усы.
— Ахах, смешно! Убей кита, собери одну Дину, — хохотала трубка подружкиным голосом.
— Если соберётся. А то ещё и отторжение собственных тканей после такой обработки желудочным соком.
— О, напилась, что ли? Биолога включила.
— Ещё нет, но работаю над этим, — сказала Динка и через руку стала наливать вино в бокал. Худое запястье тряслось и от этого вино лилось тонкой, прерывающейся струёй, похожей на струю мочащегося старика.
— Дин, ну мне надо бежать к Ирине на педикюр, сама знаешь — у неё запись под завязку: опоздаешь — пролетаешь.
— Ага, беги, пока-пока, — она положила трубку на стол, открыла дверцу холодильника, нагнулась и, опершись рукой с сигаретой на бедро, изучающе посмотрела на содержимое: заветренный кусок сыра, бутылка колы и половина яблока.
Ничего не взяв, с шумом захлопнула холодильник. Включила телевизор, неудачно разорвала упаковку солёного арахиса — орехи градом запрыгали по кафельной плитке.
Discovery сначала рассказывал о жизни приматов, а потом пошли текущие новости, и диктор сообщил, что на побережье Аргентины выбросился необычный самец косатки - альбинос с чёрным пятном вокруг одного глаза, спасти животное не удалось.
Динка выключила телик, прикурила новую сигарету и, как-то вся разом обвиснув, будто у неё появилось несколько лишних килограмм, пошла в комнату. Она легла на пол и почти минуту сосредоточенно рассматривала разлапистую люстру, поставив пепельницу себе на живот. Произнесла: "Я же тебе сто раз говорила, что я глупая. Я трындела, трындела, а это шум, а тебе нельзя. Вот и смотри". Потом, согнула ноги в коленях, закинула руки за голову и попыталась встать на мостик, как когда-то в школе на уроке физкультуры. Но руки, продержав тело пару секунд, сложились, затылок упёрся в пол, пепельница съехала с живота на шею и упала, рассыпав окурки по ковру.
Словно боясь, что её кто-то услышит, Динка беззвучно тряслась в позе выгнувшегося капризного ребёнка, пока её ноги, медленно скользя по полу, не выпрямились полностью.