Москва, ледниковый период

Игнатов
Лениво стоят олени, пощипывая мох мягкими губами. Поодаль – стая собак. Задирают головы, глядя на низко сидящее лохматое солнце.

Тишина. Только чавканье оленьих губ неверно проступает сквозь тишину, словно овал незнакомого лица сквозь марлевую занавеску.

Неподвижный мороз слушает музыку зигзагов северного сияния.

Из Тайницкой башни потянулась струйка дыма. Как будто полынный конус курится, согревая тело насквозь промерзшей земли.

Олени, собаки и Кремлевские башни с дымом. Переливаясь алмазной пылью, медленно падают съежившиеся снежинки, непохожие на самих себя. Нет в них роскоши правильных шестиугольников с богатым узором. Лишь, бесформенно смерзшиеся кристаллики льда, плотно прижавшиеся друг к другу в тщетной надежде согреться, как будто забыв, что сами являются источником холода. Падают такие невзрачные слипшиеся уродцы и остаются лежать алмазным покрывалом на земле, спинах оленей и собак, нартах, накрытых шкурами.

Вдали рождается далекий протяжный рев. Это ревет ледокол со стороны Летящего моста. От этого звука по спинам оленей волной пробегает дрожь.

Из ворот Кремля вышел низкорослый человек, мужского пола, с черной бородой и большим носом. Он приложил ладонь козырьком ко лбу и долго стоял, всматриваясь в свинец ледовой пустыни . Вскоре ему  надоело, он зашел за угол, и легкая струйка пара подобно сигаретному дыму закачалась в морозном мареве.