Пушкин. Кодекс, Завет и Завещание в одном томе
Пушкин. Кодекс, Завет и Завещание в одном томе
Для понимания сути дуэльной истории Пушкина необходимо иметь представление о взглядах этого поэт-человека на жизнь, на людей и на их общежитие. Свои взгляды Пушкин изложил и затем уточнил в своих письмах и стихотворениях. Эти эпистолярные и поэтические творения будем условно именовать Кодексом, Заветами и Завещанием Пушкина.
I –
Кодекс жития Пушкина
Молодой Пушкин (ему не исполнилось и 20) бурно начал свою жизнь после Императорского Лицея, оказался в центре внимания общества и власти, быстро заработал отрицательную репутацию в свете и был отправлен в южные края то ли в служебную командировку, то ли в т. нзв. южную ссылку. В 1818 Батюшков, упрекнувший Пушкина в образе его жизни и составе тем поэзии, предрек: "Сверчок (прозвище Пушкина в обществе "Арзамас") свой дар промотает ..."
За 2 года жизни в столице и 3 года "ссылки" темпераментный и часто доходивший до крайностей Пушкин набрался такого опыта, что смог изложить его в том, что можно назвать "Кодексом жития молодого человека".
Прим. Кодексы жития - морализаторские тексты пророков, богословов и проповедников дошли до нас в разных видах: геронтики (старчества), патерики (отечники), достопамятныя изречения, история монахов, рукописные четии минеи, метафраз Логофета ... итп.
Пушкин избрал для передачи своего кодекса жития метод эпистолярного наследия и традицию рукописных четии минеи, оставив текст, который можно условно назвать "Кишиневской проповедью " или "Кишиневским патериком" поэта.
1. Кишиневская проповедь "Кодекс жития Пушкина" или патерик (отечник) командированного «на юга» старшего брата младшему
Кишинев. Пришла осень … а с нею Муза с ее обузой. 23-летний Пушкин еще не простился с либертинами, еще не написал свой «последний либеральный бред» (стих Полководцу), но уже испек богохульную полную кощунств «Гавриилиаду» и даже успел ею похвастаться, вот-вот готов отдаться душой злобному гению – Демону и подружиться с его бесами, ходит беременным замыслом «Евгения Онегина», берется за перо и записывает скрижали своей проповеди кантианца 17-летнему младшему брату Льву:
ПУШКИН - Л. С. ПУШКИНУ
Сентябрь (после 4) - октябрь (до 6) 1822 г. Кишинев
ПЕРЕВОД с французского:
<Ты в том возрасте, когда следует подумать о выборе карьеры; я уже изложил тебе причины, по которым военная служба кажется мне предпочтительнее всякой другой. Во всяком случае, твое поведение надолго определит твою репутацию и, быть может, твое благополучие. Тебе придется иметь дело с людьми, которых ты еще не знаешь.
С самого начала думай о них все самое плохое, что только можно вообразить: ты не слишком сильно ошибешься.
Не суди о людях по собственному сердцу, которое, я уверен, благородно и отзывчиво и, сверх того, еще молодо;
презирай их самым вежливым образом: это - средство оградить себя от мелких предрассудков и мелких страстей, которые будут причинять тебе неприятности при вступлении твоем в свет.
Будь холоден со всеми; фамильярность всегда вредит; особенно же остерегайся допускать ее в обращении с начальниками, как бы они ни были любезны с тобой. Они скоро бросают нас и рады унизить, когда мы меньше всего этого ожидаем.
Не проявляй услужливости и обуздывай сердечное расположение, если оно будет тобой овладевать: люди этого не понимают и охотно принимают за угодливость, ибо всегда рады судить о других по себе.
Никогда не принимай одолжений. Одолжение чаще всего - предательство.
Избегай покровительства, потому что это порабощает и унижает.
Я хотел бы предостеречь тебя от обольщений дружбы, но у меня не хватает решимости ожесточить тебе душу в пору наиболее сладких иллюзий.
То, что я могу сказать тебе о женщинах, было бы совершенно бесполезно. Замечу только, что
чем меньше любим мы женщину, тем вернее можем овладеть ею.
Однако забава эта достойна старой обезьяны XVIII столетия. Что касается той женщины, которую ты полюбишь, от всего сердца желаю тебе обладать ею.
Никогда не забывай умышленной обиды, - будь немногословен или вовсе смолчи и никогда не отвечай оскорблением на оскорбление.
Если средства или обстоятельства не позволяют тебе блистать, не старайся скрывать лишений; скорее избери другую крайность: цинизм своей резкостью импонирует суетному мнению света, между тем как мелочные ухищрения тщеславия делают человека смешным и достойным презрения.
Никогда не делай долгов; лучше терпи нужду; поверь, она не так ужасна, как кажется, и во всяком случае она лучше неизбежности вдруг оказаться бесчестным или прослыть таковым.
Правила, которые я тебе предлагаю, приобретены мною ценой горького опыта. Хорошо, если бы ты мог их усвоить, не будучи к тому вынужден. Они могут избавить тебя от дней тоски и бешенства. Когда-нибудь ты услышишь мою исповедь; она дорого будет стоить моему самолюбию, но меня это не остановит, если дело идет о счастии твоей жизни.>
Академик РАЕН Ваняшова М. назвала эти заветы 'ПОЭЗИЯ ВЫШЕ НРАВСТВЕННОСТИ' частью цикла «Пушкинские парадоксы о природе и назначении искусства»
Боясь грядущего глянца, Пушкин предупреждал исповедально и откровенно:
«Может быть я изящен и благовоспитан в моих писаниях,
но сердце мое совершенно вульгарно, и наклонности у меня вполне мещанские».
А.С.Пушкин (XIV, 32, 391 – франц.)
***
Жить остается 10 лет…
До полного разрушающего мозг психоза, схизиса и решения о суициде – 9 лет. А в руке беснуется пистолет …
II
Новый Завет Пушкина
Завет — договор, наказ, обещание, кодекс или завещание потомкам. Пушкин оставил нам несколько заветов от Нашего Всего и навсегда.
Завет №1
= Любите самого себя
Читаем роман «Евгений Онегин» (ЕО). Глава IV, строфа XXII
La morale est dans la nature des choses.
Necker
Кого ж любить? Кому же верить?
Кто не изменит нам один?
Кто все дела, все речи мерит
Услужливо на наш аршин?
Кто клеветы про нас не сеет?
Кто нас заботливо лелеет?
Кому порок наш не беда?
Кто не наскучит никогда?
Призрака суетный искатель,
Трудов напрасно не губя,
Любите самого себя,
Достопочтенный мой читатель!
Предмет достойный: ничего
Любезней, верно, нет его.
Завет стал следствием авторского исследования длинною в 21 (!) строфу причин и следствий рокового отказа Е. Онегина удовлетворить предложенное Т. Лариной по схеме « Я — твоя. Вся!» и откровенно изложенные ею в знаменитом французском письме, переведенном автором из элегии поэтессы Марселины Деборд-Вальмор.
Пушкин на этом не остановился: вдоволь порассуждав о беспощадных мерзких людских нравах и обычаях, о страхе молвы и козней светского общества наконец приходит к детально обоснованной формуле:
Любите самого себя, ибо ничего иного вам просто не остается.
Завет №2
Поэзия выше нравственности
Следствие этой формулы = поэт вне этой категории. Мораль, аксиоматика сосуществования Добра и Зла, даже сами эти категории - это для черни. Цель Поэзии = Поэзия. И ничего больше. Цель творческого человека – его творения, совершенствование инструментария и изделий. Ничего больше!
Поэт по определению аморален = в том смысле, что он просто вне этих категорий политтехнологии управления массами.
Поэт.
Подите прочь — какое дело
Поэту мирному до вас!
В разврате каменейте смело,
Не оживит вас лиры глас!
Душе противны вы, как гробы.
Для вашей глупости и злобы
Имели вы до сей поры
Бичи, темницы, топоры; —
Довольно с вас, рабов безумных!
Во градах ваших с улиц шумных
Сметают сор, — полезный труд! —
Но, позабыв свое служенье,
Алтарь и жертвоприношенье,
Жрецы ль у вас метлу берут?
Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.
Procul este, profani = Прочь, непосвященные (вежливо) или Вон, профаны (непосвященные останавливались у Двери в Пространство Гнозиса либо вообще изгонялись, если изголялись); Procul este profan<i> — восклицание жреца <в действительности это слова Кумской Сивиллы, жрицы и пророчицы. — И. П.> из 6-й песни «Энеиды» Вергилия (см. комментарии Т.Г. Цявловской А. С. Пушкин Собр. соч. в 10 тт. Т. 2 Примечания)
На все доводы будто это клевета и злонамеренность тенденциозной подгонки материала, специально выдернутого без контекста, ответим правилами для молодого человека, вступающего в жизнь, которые изложены Нашим Всем (и навсегда уж теперь) А.С. Пушкиным письменно, опубликованы и растиражированы с тихим злорадством в собраниях пушкиноведения
На все доводы будто это клевета и злонамеренность тенденциозной подгонки материала, специально выдернутого без контекста, ответим правилами для молодого человека, вступающего в жизнь, которые
изложены Нашим Всем (и навсегда уж теперь) А.С. Пушкиным письменно, опубликованы и растиражированы с тихим злорадством в собраниях пушкиноведения
Доводы Оппонентов:
Адвокаты из бюро «Казенный глянцевый Пушкин» объяснят нам у и из Пушкина что угодно, гарантируя ослепительную белизну пушистости Нашего Всего. Академик РАЕН Ваняшова М. назвала эти заветы 'ПОЭЗИЯ ВЫШЕ НРАВСТВЕННОСТИ' частью цикла «Пушкинские парадоксы о природе и назначении искусства».
Боясь грядущего глянца, Пушкин предупреждал исповедально и откровенно:
«Может быть я изящен и благовоспитан в моих писаниях,
но сердце мое совершенно вульгарно, и наклонности у меня вполне мещанские».
А.С.Пушкин (XIV, 32, 391 – франц.)
В письме коллеге и приятелю князю и прекрасному поэту, писавшему, увы, слишком умные стихи, Пушкин признавался в рассуждении о народе толпы и черни, что он, конечно, бывает мерзок, но не так как народ - иначе.
Завет №3 - Поэзия выше нравственности.
Следствие формуляра = поэт вне этой категории … Моралитэ, аксиоматика со-существования Добра и Зла, даже сами эти категории - это для черни. Цель Поэзии = Поэзия. И ничего больше… Цель творческого человека – его творения, совершенствование инструментария и изделий. Ничего больше!
Поэт по определению аморален = в том смысле, что он просто вне этих категорий политтехнологии управления массами
***
Оно, конечно пакостно. Да что делать. Писанное пером – не вырубить топором научного патриотизма.
Да и истина сильнее царя. Даже небесного.
На все доводы будто это клевета и злонамеренность тенденциозной подгонки материала, специально выдернутого без контекста, ответим правилами для молодого человека, вступающего в жизнь, которые
изложены Нашим Всем (и навсегда уж теперь) А.С. Пушкиным письменно, опубликованы и растиражированы с тихим злорадством в собраниях пушкиноведенеия :
Адвокаты из бюро «Казенный глянцевый Пушкин» объяснят нам у и из Пушкина что угодно, гарантируя ослепительную белизну пушистости Нашего Всего.
Пример №1 = нью-йоркский русский еврей Сергей Довлатов в статье «Блеск и нищета русской литературы» убеждает: а) надо брать всю фразу из возражений Пушкина князю Вяземскому, когда в ответ на княжеское наставительное «Задача каждого писателя есть согревать любовью к добродетели и возбуждать ненавистью к пороку…» нелюбящий коридоров института морали Пушкин уверенно и резко ответил (на полях статьи Вяземского «О жизни и сочинениях В.А.Озерова»):
«Вовсе нет. Поэзия выше нравственности. Или во всяком случае – совсем иное дело»;
б) в этом заявлении Пушкина особенно важна последняя часть =
Или во всяком случае – совсем иное дело.
Далее Довлатов произносит адвокатскую речь: Судить о том, что выше, поэзия или нравственность, так же трудно, как выяснить, кто сильнее – слон или кит, и трудно именно потому, что это совершенно разные вещи. Предъявлять Пушкину нравственные, идеологические претензии было бы так же глупо, как упрекать в аморализме ястреба или волка, как подвергать моральному осуждению вьюгу, ливень или жар пустыни, потому что Пушкин творил, если можно так выразиться, в режиме природы, сочувствовал ходу жизни в целом, был способен выразить любую точку зрения, и его личные общественно-политические взгляды в данном случае совершенно несущественны. Герои Пушкина редко предаются абстрактным рассуждениям, и если даже это происходит, то предметом рассуждения чаще всего оказывается художественное творчество, чему примером может служить «маленькая трагедия» Пушкина – «Моцарт и Сальери». Пушкин был не художником по преимуществу и тем более не художником по роду занятий, а исключительно и только художником по своему физиологическому строению, если можно так выразиться, его сознание было органом художественного творчества, и все, к чему он прикасался, становилось литературой, начиная с его частной жизни, совершившейся в рамках блистательного литературного сюжета, украшенного многочисленными деталями и подробностями, с острым трагическим эпизодом в финале. Можно сказать, что творчество Пушкина было победой чистого эстетизма над общественно-политическими тенденциями проповедничества и морализаторства в литературе…
Пример №2 = Гиппиус В. в ст. Повести Белкина: Эстетические идеи Пушкина, минуя эпигонство и весь период «обмеления», опираются именно на «великанов» века Просвещения. Эстетика Пушкина чужда всякой метафизики; отношения ее к этике вполне независимы. «Поэзия выше нравственности, — пишет Пушкин на полях статьи Вяземского об Озерове, — или, по крайней мере, совсем иное дело. Господи Суси! Какое дело поэту до добродетели и порока? разве их одна поэтическая сторона» (XII, 229). Но такая эмансипация возможна лишь там, где самая нравственность выводится из человеческой природы, а не из внешних абсолютных норм.
Пример №3 = Гуданец: Хорошо известна пометка, сделанная им в конце 1826 г. на полях статьи П.А.Вяземского «О жизни и сочинениях В.А.Озерова». На утверждение о том, что всякий писатель обязан «согревать любовию и добродетелью и воспалять ненавистию к пороку», Пушкин резко возразил: «Ничуть. Поэзия выше нравственности – или по крайней мере совсем иное дело». И добавил: «Господи Суси! какое дело поэту до добродетели и порока? разве их одна поэтическая сторона» (XII, 269). Можно даже не обсуждать неуклюжую правоту Вяземского и чисто пушкинскую однобокую категоричность ответной реплики, не предназначенной для печати. Достаточно того, что цензоры, публика и критики придерживались прямо противоположного мнения, и Пушкину с этим приходилось неукоснительно считаться.
PS. Это «Господи Суси!» красноречивые всех адвокатских козней вместе взятых, из коих сшит мундирный кафтанный фрак Нашего Всего Навсегда! И ведь никто, кроме меня (О Великого!) не заметил = Господи Суси переводится как: а) Господин Забота или б) Господь Озабоченный или в) если Souci de Dieu, то Забота Бога … Т.е. Пушкин восклицает в сердцах = все эти моралитэ и разборки Добра со Злом – забота Господа Бога!
Вот в 1-ой Песне «Хандра» романа-сатиры ЕО и он воспел женские ножки : они встречаются в там 15 раз = столько же имя Героя… Татьяны еще не было… была Ольга намба уан.
Пример №4 = Академик РАЕН Ваняшова М. назвала формулу 'ПОЭЗИЯ ВЫШЕ НРАВСТВЕННОСТИ' частью цикла «Пушкинские парадоксы о природе и назначении искусства». Анализируя полную фразу-формулу Пушкина академик как истинно бессмертный выступила сильнейшим его адвокатом, найдя следующее толкование знаменитой теперь, но мало кем понятой, формулы «Поэзия выше нравственности» в контексте сформулированной для себя Пушкиным задачи написания драмы «Борис Годунов»:
<… Пушкин утверждает приоритет поэтики и эстетики над направлением проповедничества и морализаторства, над известной тенденциозностью общественно-политического свойства в искусстве. Пушкин отнюдь не сторонник безнравственного искусства.
Сохрани нас боже быть поборниками безнравственности в поэзии (разумеем слово сие не в детском смысле, в коем употребляют его у нас некоторые журналисты)! Поэзия, которая по своему высшему, свободному свойству не должна иметь никакой цели, кроме самой себя, тем паче не должна унижаться до того, чтоб силою слова потрясать вечные истины, на которых основаны счастие и величие человеческое, или превращать свой божественный нектар в любострастный, воспалительный состав. Но описывать слабости, заблуждения и страсти человеческие не есть безнравственность, так, как анатомия не есть убийство <…>
Безнравственное сочинение есть то, коего целию или действием бывает потрясение правил, на коих основано счастие общественное или человеческое достоинство. — Стихотворения, коих цель горячить воображение любострастными описаниями, унижают поэзию, превращая ее божественный нектар в воспалительный состав, а музу в отвратительную Канидию****. Но шутка, вдохновенная сердечной веселостию и минутной игрою воображения, может показаться безнравственною только тем, которые о нравственности имеют детское или темное понятие, смешивая ее с нравоучением, и видят в литературе одно педагогическое занятие .
«Поэзия выше нравственности», ибо она, по определению, в б и р а е т в себя нравственные основания, утверждая нравственные начала жизни через образный строй художественного произведения, отвергая нравоучительные проповеди.
«Пушкин различает два вида сознания, - отмечал М. Гершензон, - ущербный, дискурсивный разум, который, ползая во прахе, осторожно расчленяет, и мерит, и определяет законы, - и разум полноты, - т.е. непосредственное интуитивное постижение» . В истории развития философско-эстетического сознания в России чаша весов склонялась то на одну, то на другую стороны. Литература и искусство имели свойство в определенные эпохи снижаться до утилитаризма, до риторики, до того, что мы называем морализмом и линейностью мышления. «Начиная с 30-х годов XIX века, - писал Георгий Федотов, - русская интеллигенция жила <…> в накаленной атмосфере нравственного подвижничества. В жертву морали она принесла все: религию, искусство, культуру, государство – и, наконец, и самую мораль». Опора на естественные науки, рационализм, демифологизацию и морализм приводили к появлению в радикальной среде знаменитых афоризмов, таких, как «Сапоги выше Шекспира» (история этого крылатого выражения во времени – тема отдельного исследования). Когда в искусстве доминантой становились философия интуитивизма, интерес к мифу, к иррациональному - возникали новые суждения исторической значимости, например: «Эстетика мать этики» (Иосиф Бродский). Афоризм Бродского своим истоком имеет пушкинское «Поэзия выше нравственности».>
интерес к мифу, к иррациональному - возникали новые суждения исторической значимости, например: «Эстетика мать этики» (Иосиф Бродский). Афоризм Бродского своим истоком имеет пушкинское «Поэзия выше нравственности».>
Поэзия есть чувство собственного существования.
М. Пруст
Конечно, подобные мысли поэт-человека относятся к проф.работе в цеху горки двуглавого Парнассуса и отражают манифест его поэтики, этики эстетики профи. Ведь еще на заре штурма русского одногорбого Парнаса с параллельным сбором зори Александр Сергеевич объявил и почти обнародовал свой Манифест Символиста и Мирискуссника: Цель поэзии – Поэзия!
Искусство как высшая мера плюс совесть художника — таковы критерии Пушкина. «Ты спрашиваешь, какая цель у «Цыганов»? вот на! Цель поэзии — поэзия…». Это в письме князю Вяземскому по поводу его морального наставничества и учительства … после написания молодым Пушкиным поэмы Цыганы, так восхитившей потом Проспера Мериме.
Друзья – это те, кто тебя предадут
И они его предали
IV
Пушкин. Проклятие Руси на втором Перекрестке судьбы в роковом 1826-ом
П. А. ВЯЗЕМСКОМУ
27 мая 1826 г. Из Пскова в Петербург
Ты прав, любимец муз, — воспользуюсь правами блудного зятя и грядущего барина и письмом улажу все дело. Должен ли я тебе что-нибудь или нет? отвечай. Не взял ли с тебя чего-нибудь мой человек, которого отослал я от себя за дурной тон и дурное поведение?
Пора бы нам отослать и Булгарина, и «Благонамеренного», и Полевого, друга нашего. Теперь не до того, а ей-богу когда-нибудь примусь за журнал. Жаль мне, что с Катениным ты никак не ладишь. А для журнала — он находка. Читал я в газетах, что Lancelot в Петербурге, черт ли в нем? читал я также, что 30 словесников давали ему обед. Кто эти бессмертные? Считаю по пальцам и не досчитаюсь. Когда приедешь в Петербург, овладей этим Lancelot (которого я ни стишка не помню) и не пускай его по кабакам отечественной словесности.
Мы в сношениях с иностранцами не имеем ни гордости, ни стыда — при англичанах дурачим Василья Львовича; пред M-me de Sta;l заставляем Милорадовича отличаться в мазурке. Русский барин кричит: мальчик! забавляй Гекторку (датского кобеля). Мы хохочем и переводим эти барские слова любопытному путешественнику. Все это попадает в его журнал и печатается в Европе — это мерзко.
Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство.
Ты, который не на привязи, как можешь ты оставаться в России? если царь даст мне слободу, то я месяца не останусь. Мы живем в печальном веке, но когда воображаю Лондон, чугунные дороги, паровые корабли, английские журналы или парижские театры и <бордели> — то мое глухое Михайловское наводит на меня тоску и бешенство.
В 4-ой песне «Онегина» я изобразил свою жизнь; когда-нибудь прочтешь его и спросишь с милою улыбкой: где ж мой поэт? в нем дарование приметно — услышишь, милая, в ответ: он удрал в Париж и никогда в проклятую Русь не воротится — ай да умница.
27 мая.
Прощай.
Думаю, что ты уже в Петербурге, и это письмо туда отправится. Грустно мне, что не прощусь с Карамзиными — бог знает, свидимся ли когда-нибудь. Я теперь во Пскове, и молодой доктор спьяна сказал мне, что без операции я не дотяну до 30 лет. Незабавно умереть в Опоческом уезде.
________________________________________
Воспроизводится по изданию: А. С. Пушкин. Собрание сочинений в 10 томах. М.: ГИХЛ, 1959—1962. Том 9. Письма 1815–1830. © Электронная публикация — РВБ, 2000—2022. Версия 6.0 от 1 декабря 2019 г.
Перед основным интересующим нас содержанием письма о проклятой Руси (без лондонских жд, паровозов и журналов, а также без парижских театров и борделей) Пушкин извещает князя-респондент о том, что:
1) он блудил с крепостными девками, пользуясь правами грядущего барина
2) следует сослать конкурентов по цеху
3) мы (русские) заискиваем перед иностранцами и валяем перед ними Ваньку-дурака, кривляясь и паясничая перед ними из-за отсутствия гордости и достоинства.
С борделями ему было бы гораздо легче
Судя АО синтаксису фразы
«… он удрал в Париж и никогда
в проклятую Русь
не воротится — ай да умница.»,
Пушкин не был автором проклятия Руси, а лишь воспользовался этим ее титулом.
Кто ж ее проклял до Пушкина?
Кто посмел опередить Наше Всё?
Кто обошел на вираже анафемы того, кого умная Долли Фикельмон назвала «единственным во всем»?
Этим опередителем мог быть только Ашем…
При этом Пушкин, конечно, презирает свое отечество – проклятую Русь - с головы до ног
Ложка дегтя в этом кайфе желчного презрения одна все ж есть = это лишь досада (но не запрет!), что это его чувство разделяет с ним иностранец
Примерное место заточения – глухое Михайловское – наводит на него тоску и вызывает бешенство
Пушкина удивляет как свободный князь может в этой проклятой Руси оставаться…
Вот он бы удрал быстро и никогда бы уже не вернулся!
И он удрал