ГЛАВА 6. ЗАЖИВО ПОГРЕБЁННЫЕ
К погосту мы подошли ровно в два часа. Нестерпимо хотелось есть, а за забором бабки Марфы в изобилии гуляли козы.
— Молочка бы, — вздохнула я.
— Потерпи, — улыбнулась Елена. — Считай, что у тебя суточная голодовка. Это полезно.
Наши взгляды встретились.
— На одно лицо мы, — грустно улыбнулась она. — Что нас всех ожидает?
— Не ведаю, — пробурчала Пелагея. — Будь што будет, я не жажду, штобы по моей провинности терзались девки.
— Какие девки? — встрепенулась я.
— Марфа, Катя и ты, — лицо старухи превратилось в сморщенное яблоко, и она расплакалась.
— Это я виновата, — запротестовала Елена. — Нечего было в лес одной ходить. Значит, ответ мне одной и держать.
— Расскажите о Карпе, — попросила я.
— Вначале пригожим лешаком Карпуша был, — начала повествование Пелагея, — баба из Петушков, Наталья, мужика свово и старшу дочь Татьяну бросила, в чащобу ушла, забрюхатила тама. Девкой разрешилась. Девка вымахала красавицей, в батю, Анной нарекли. Токо полюбились меж собою Анна и голожопый пастух Мишка. Взбесился Карп и повелел желторотым разлучиться. Ослушались они, сбегли. А кады беглых поймали, казали они родителю: « вместе тапереча будем и на земле, и под землей». Грех на себя взял лешак: опоив травой неведомой, зарыл он их живьем на соседнем погосте, каждого в своей домовине. Домовины загодя заготовил. Вота за энто его Бог уродством и наказал.
— И никто не заступился? — не поверила я. — Даже мать?
— Ночью то приключилось, ночью деревенские на погост не ходют, — сморщилась усопшая. — А Наталья вскоре от чегой-то померла.
— А как вы про все это узнали? — ужаснулась я.
— Соседнее кладбище рядом, общаются, — доложила Елена. — А затем Карп меня встретил, насильно колдовством наделил. Знаешь, а ведь Татьяна моей мамкой была, значит, убиенная Анна — сестрой единственной.
«Это, конечно, невероятно, — снова встрял внутренний голос. — Но вдруг ты и есть та самая Анна, у которой сестрица привидение, а старуха-покойница — племянница. В таком случае, сатир — папаша родной! Ничего себе»!
На погосте было пусто, сумрачно, лишь каркали вороны и сшибал снежные набалдашники с деревьев ветер.
— За мной! — подойдя к одной из могил, скомандовала Пелагея, что-то прошептала и на наших глазах земля под её ногами разверзлась.
— Прыгай! — приказала усопшая.
Поколебавшись, я спрыгнула, а Елена просочилась сквозь двухметровую толщину суглинистой тверди.
Пахло невыносимо, но надо было терпеть.
— Вздремнем? — предложила прабабка и прилегла на бочок, уступив часть гроба мне.
Преодолев отвращение, я последовала её примеру, Лена превратилась в светящийся шарик и пристроилась меж наших голов.
Сон пришел мгновенно.
— Выпустите, выпустите меня! — вдруг закричал кто-то рядом, я открыла глаза и увидела разговаривающих соседок по домовине.
— Что горланишь, как резаная? — буркнула Пелагея. — Через десять минут полночь, надо наверх подниматься, парик сжигать. С заговором я подсоблю.
— А здесь нельзя? — испугалась я.
— Учиться надо было лучше, — усмехнулась Елена. — В закрытом пространстве огонь не горит.
Земля вздрогнула и стала постепенно раздвигаться. На дно могилы заглянула любопытная луна, с неба сорвалась парочка звезд. С трудом выбравшись из ямы, я огляделась, по погосту бродили тёмные тени, они жили своей, недоступной моему пониманию, жизнью.
— Становитесь сюды, — очерчивая круг возле ограды, приказала старуха. — Кладите парик на середину и молчите, а я буду читать. Как прочитаю, бери, Янина, спичку и поджигай.
Вскинув руки, Пелагея заголосила какие-то мудрёные слова. Голос её становился всё громче и громче, на помощь ему пришел гулкий ветер, тени исчезли, и со стороны леса послышался страшный вой.
— Поджигай, — шепнула Елена, я чиркнула спичкой, и парик запылал ярким веселым костерком.
Оглушающая тишина внезапно опустилась на землю, звуки стихли одновременно, будто кто-то их выключил. Поднятая вверх горстка пепла попала мне в лицо, и я зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела Елену, порхающую под небесами.
— Ухожу, — радостно прокричала она. — Когда-нибудь встретимся, сестрёнка. Теперь ты снова похожа на красавицу Анну!
— И я ухожу, — дернула меня за локоть Пелагея. — В ад ухожу совместно с Карпом за дела непотребные. Но не крушусь, аки вы спасены. Простите и прощевайте.
И она растворилась в воздухе
Оставшись наедине с притихшим погостом, я почувствовала дикий страх. Оглянувшись на покойников, сбившихся в стаю, я бросилась к родному дому.
В избе на диване сидела мама и горько рыдала.
— Кто ты? — взглянув на меня, еще сильнее заплакала она.
— Где Марфа? — перебила я Катерину.
— Пропала Марфа, сквозь полы провалилась, — взвыла маманя.
— Ясно, — я взглянула на проломленные доски, примостилась рядом и все ей рассказала. Так мы и просидели до первых петухов.
Рано утром, решив уйти из злосчастного дома навсегда, мы собрали в сумки самое необходимое и пошли навестить родные могилы. Сначала постояли возле железного памятника спасительницы Пелагеи, потом завернули на соседнее кладбище. Оно было старым и совсем крохотным, но, тем не менее, древним не выглядело. Возле дальней ограды особняком стояли два почерневших от времени креста, они сохранили имена погребенных — это были Анна и Михаил.
И тут слезы брызнули из моих глаз, так как я вспомнила всё, о чем рассказала Елена. А ещё вспомнила, что за большим дубом, стоящим чуть в стороне, когда-то отец хранил кубышку с царскими золотыми червонцами.
Наплакавшись, я потащила мать к дубу. Как ни странно, к нему прислонилась лопата, она будто ждала нас. Без труда я выкопала червонцы и высыпала их в пластиковый пакет.
— Сделаем мне пластическую операцию? — жадно разглядывая нечаянно свалившееся богатство, радостно спросила мама.
— Обязательно, — пообещала я. — Но для этого нам надо ехать в Москву. Надеюсь, денег на квартиру в столице хватит.
И мы пошли к шоссе.
Мимо мчались машины, но мамина внешность отпугивала водителей. Прошёл час стояния под снегом с дождем, мы устали, продрогли и отчаялись.
Но тут появился большой серебристый внедорожник. Казалось, еще издали он заметил нас, а потому стал медленно сбавлять скорость.
— Неужели? — вновь заплакала мама.
— Вам куда, милая девушка? — серебристая машина остановилась, и из нее выглянул самый красивый на свете парень лет двадцати-двадцати двух.
— В Москву, — все еще не веря тому, что перестала быть уродкой, пролепетала я.
— Залезайте, — скомандовал водитель.
Мы забрались на заднее сиденье и прижались друг к другу.
— Как звать-то? — обратился ко мне незнакомец.
— Янина, — улыбнулась я.
— Да? — удивился юноша. — Вы, наверное, поразитесь, но я часто вижу вас в своих снах, только в них вы Анна.
— А как звать вас? — вспомнив кресты на старом кладбище, вздрогнула я и задрожала.
— Михаилом, — отозвался водитель, выбрался из авто, обошел его, открыл дверцу и поцеловал мою испачканную в земле руку.
— Вот я и нашел тебя, Анечка, теперь никому не отдам, — нежно произнес он.
ЭПИЛОГ
Квартиру мы купили сразу, причем трехкомнатную. Когда мне стукнуло семнадцать, нас зарегистрировали, так как я забеременела. А до свадьбы мама сделала пластическую операцию и стала довольно-таки симпатичной, даже встретила спутника жизни, обитающего в пригороде столицы.
Во сне время от времени ко мне приходят Пелагея, Марфа и Елена. Елена процветает в Раю, а бабки по УДО готовятся к поднятию в Чистилище, как раскаявшиеся грешницы. Карп освобождению не подлежит, а потому сидит в глубокой сырой яме. Иногда отчаянный вой отца будит меня среди ночи. Я вздрагиваю, просыпаюсь и обнимаю горячо любимого мужа.