Анна и Домовой рассказ
1.
Было два часа ночи. Она спала, не укрываясь одеялом (было лето), спала обнажённая, «нагие раздвоивши груди», как написал один из любимых её поэтов и писателей Иван Бунин, и ей снилось, что возлюбленный пришёл к ней, лёг рядом и стал ласкать её обнажённое тело, и делал это и_м_е_н_н_о т_а_к, как ей нужно было. Потом он вошёл в неё, сделал несколько движений, и она ощутила истому в нижней части живота. И вдруг женщина проснулась. – в комнате было бы совсем темно, если бы не свет фонаря за окном – его свет освещал часть её комнаты. «Всё только снилось», -- разочарованно прошептала она. О_н_а б_ы_л_а о_д_и_н_о_к_а. Три года назад похоронила мужа, с которым прожила 11 лет. Не чтобы она его совсем не любила. Любила, но скорее как отца (он был старше на 17 лет), уважала, конечно, как и все в о’круге. Он был окружным судьёй, и отличался от судей соседних округов тем, что судил всегда по совести и справедливости. И он тоже любил её – как дочь и как женщину, способную подарить ему сына или дочку. Он очень хотел иметь детей, поскольку был человеком, склонным поучать – назойливо советовал другим, как им поступать в тех или иных случаях, и занимался бы этим с утра до вечера, если бы не служба, и если бы Господь Бог послал ему хоть одного ребёнка. Вот уж когда его педагогические склонности проявились бы в полной мере! Но детей не было, и он, в свободное от работы время, поучал жену – обсуждал с нею же (она внутренне противилась этому) чуть ли не каждый её шаг, чуть ли не каждая её фраза становилась поводом для обсуждения, которое венчала, естественно, мораль. Она часто, с горечью думая о своей семейной жизни, и – шире – о своей судьбе, -- сравнивала себя с Маргаритой из романа Михаила Булгакова, чьи произведения она очень любила, да и о жизни великого опального писателя читала много. Вы, наверное, помните, что Маргарита тоже уважала своего мужа: он был человеком деловым, практичным, любил свою жену, их дом был полная чаша (героиня моего рассказа, а звали её Анна, и её муж тоже жили в достатке), но Маргарита не была счастлива ни одной минуты! Анна, в очередной раз вспомнив Маргариту, невесело улыбнулась. Хоть и нету уже на свете её Валерия Ивановича (она так всегда и называла его – и в глаза, и за глаза), но как всё-таки жаль этих 11-ти лет, прожитых без любви…
Зачем же она вышла за него замуж? Анна очень боялась остаться одна, без мужа, и поэтому приняла предложение человека, намного старше её. Почему же, вкусив такой жизни с ним, она не развелась? Дело в том, что родители Анны были людьми религиозными, и внушили дочери мысль, что брак – это священно. Но ведь она после смерти Валерия Ивановича могла снова выйти замуж. Почему Анна за прошедшие 3 года этого не сделала, и даже не пыталась знакомиться с мужчинами? Да просто отрицательный опыт замужества тяжело подействовал на неё – по поговорке – обжегшись на молоке – дуем на воду.
…Вдруг она услышала какой-то посторонний звук – вроде бы шуршание. «Мыши», -- сразу подумала Анна. Она не боялась маленьких зверьков, которые, конечно же, не причинят ей вреда, а ей всё-таки не будет так одиноко – живые существа рядом – пусть под полом, пусть. Шуршание прекратилось, и через 5 минут Анна заснула – спокойным сном, без сновидений.
2.
Наутро она встала, позавтракала, и… вспомнила свои ночные мысли, и то, что ей снилось до двух часов ночи – возлюбленный, которого не существовало в действительности. Не то чтобы она придавала всему этому большое значение, но она подошла к зеркалу, и не только причесалась (она делала это каждое утро), но и—накрасила губы, подкрасила ресницы. Четырнадцать лет она не делала макияжа, и не потому, что махнула рукой на себя как на женщину, просто муж её считал, что она, его жена, должна сидеть дома, заниматься хозяйством, а на других посмотреть – зачем? Себя показать – тем более -- зачем ? – а значит, и прихорашиваться (он так и сказал вначале их совместной жизни – «прихорашиваться») ни к чему. К тому же он в глубине души, видимо, ревновал её, боялся, что она может понравиться кому-либо ещё. Но вот прошло 3 года после смерти мужа, а она не делала макияж, потому что отвыкла от этого.
Для чего же (точней – для кого) она это сделала сейчас (вспомнила то, казалось бы – давно забытое?). Анна сама не знала. Но у неё было предчувствие, что это нужно, что это понадобится (из каких глубин подсознания всплыло слово «понадобится» -- Анна тоже не знала).
Но что же делать теперь? Анна вспомнила: сегодня в их город должна приехать книжная ярмарка – а книги она любила с детства! – самым ценным (вернее – д_р_а_г_о_ц_е_н-н_ы_м) подарком на День рождения и на Новый год была, конечно же, КНИГА, -- в каком переплёте, не важно, главное, что’ под обложкой. И когда Анна читала, она не просто проводила время, она испытывала наслаждение – язык, стиль, характеры героев – всё имело значение, и всё вызывало «священный трепет».* Она даже пыталась подражать любимым героям любимых книг, их, естественно, самым хорошим поступкам; пыталась подражать, оставаясь при этом самой собой. Она часто вспоминала слова Арсения Тарковского, одного из любимых своих поэтов: «Загородил полнеба гений, //Не по тебе его ступени,//Но всё ж и под его пятой//Ты должен стать самим собой». Стать самим собой – самое, быть может, важное для любого человека, пришедшего в этот мир, пришедшего, естественно, не для того, чтобы быть тенью кого-либо другого, пусть даже и самого достойного, воплотившего себя в этой жизни. Что же она делала хорошего? Например, подавала милостыню нищим, но (видимо, у неё было шестое чувство) не каждому, кто сидел с протянутой рукой. Действительно убогих, несчастных, больных, н_е п_р_и_т_в_о_р_я_ю_щ_и_х_с_я, она даже приглашала к себе домой, и кормила их, и одаривала деньгами. Одних своих знакомых Анна знакомила с другими, и благодаря ей создались три счастливые семейные пары.
Но мы отвлеклись. Вы, наверное, не забыли, что Анна собиралась пойти на книжную ярмарку.
Сейчас, выйдя из дома, она направилась к главной площади города (именно там будет происходить книжная ярмарка), но вскоре поняла, что о книгах не думает. Самым важным для неё было и «людей посмотреть», и «себя показать» (после смерти Валерия Ивановича это была первая её т_а_к_а_я прогулка. Молодые мужчины, шедшие ей навстречу (ей недавно исполнилось 35, но выглядела она почти как девочка), внимательно смотрели на неё (Анне так приятно было это внимание!), а один из них даже улыбнулся ей. Она с трудом подавила в себе желание подойти к нему и заговорить. «Чужой, посторонний, нельзя», -- мелькнуло в голове, -- т_а_к в_о_с_п_и_т_а_л е_ё м_у_ж за те 11 лет, что они были вместе.
3.
Придя домой, Анна долго в задумчивости сидела на своём диване, купленном когда-то для неё мужем, и вспоминала улыбку того молодого человека. «Совсем молодой – наверное, моложе меня», -- произнесла она вполголоса, и тут же одёрнула себя. Она любила говорить сама с собой с детства, но муж отучал её от этой, как он говорил, дурной привычки. «Сие есть правило дурного тона», -- назидательно произносил он, потом добавлял ещё несколько сентенций, а она, как девочка, краснела, и молила Бога, чтоб этот неприятный разговор поскорей закончился. Но сейчас ей не хотелось думать о муже и его уроках. Она думала об улыбнувшемся ей незнакомце. Странно… его лицо вроде бы… показалось ей знакомым. Но где она могла его видеть, где?.. Может быть он – один из друзей мужа (нечасто, но всё-таки друзья его приходили к ним домой, ей же запрещалось иметь близких подруг, Валерий Иванович даже не счёл нужным объяснить, почему). «Не знаю, не знаю… Может быть», -- прошептала Анна. – Впрочем, друзья Валерия Ивановича были намного старше…»
За этими размышлениями и сомнениями день прошёл. Стемнело, зажигать свет она не стала, а легла спать. За этот день она почему-то устала, наверное, просто новые впечатления (она давно отвыкла о_т н_и_х – о_т н_о_в_ ы__х) утомили её.
4.
Анна легла, но ей не спалось. Снова этот незнакомец, не идёт он у неё из головы. И такая сильная, т_а_к_а_я, что хочется кричать, но разве выкричишь эту боль, ---- тоска по счастью, н_а_с_т_о_я_щ_е_м_у, б_о_л_ь_ш_о_м_у, сдавила грудь этой уже не очень молодой, но ещё, по сути, не жившей женщины. И вдруг… не послышалось ли ей?.. Она прислушалась… нет, точно: шуршание в углу, как и накануне. «Мыши», -- опять подумала Анна.
-- Нет, не мыши. Это я, -- раздался вдруг (опять это в_д_р_у_г!) чей-то хриплый голос. Странно, но Анна даже не подумала испугаться: ей стало интересно.
-- Кто – в_ы? – немножко робко, но с любопытством, спросила она.
-- Домовой, -- ответил ей всё тот же хриплый голос.
-- А разве домовые бывают? – с всё более возрастающим интересом спросила 35-летняя женщина, которая чувствовала себя сейчас маленькой девочкой, попавшей в сказку.
-- Бывают, -- ответил голос. – Только сказки здесь ни при чём.
-- А почему я вас не вижу? – уже более уверенно спросила Анна.
-- Нельзя! П_о_к_а нельзя, -- ответил домовой.
-- Ну покажитесь, пожалуйста! Мне очень одиноко, -- попросила Анна.
-- Нет – нет, и не проси, -- помотал головой домовой. Странно, ведь Анна его не видела, но она могла поклясться, что домовой и_м_е_н_н_о помотал головой.
«Сказка», -- снова подумала Анна. Обеспокоенная его молчанием (несколько минут длилась пауза), Анна спросила:
-- Где вы? Я вас не слышу!
-- Где т_ы, я т_е_б_я не слышу, -- поправил Анну домовой.
-- Хорошо, ты, -- поправилась Анна. – А есть
у тебя имя? Помнишь, герой одной чудесной сказки – домовёнок Кузька? Автор сказки дал домовёнку такое хорошее русское имя! А как тебя зовут?
-- Никак, -- ответил домовой. – Впрочем, было и у меня имя… И, может быть, оно ещё вернётся ко мне, -- загадочно добавил он.
Анна хотела ещё что-то спросить, но Домовой не дал ей этого сделать, ответив на незаданный вопрос:
-- Нет – нет, не проси. Не выйду. Я не могу показаться тебе… (пауза) сейчас.
-- Почему? – спросила жалобно Анна.
-- Хи – хи – хи, -- засмеялся Домовой. И всё смолкло. Анна заснула вскоре и спала крепким сном до самого утра. Наутро она обнаружила под диваном кулёчек со своими любимыми конфетами, и сразу же догадалась, что это он, её Домовой (она так и подумала – «Мой Домовой», хотя они знакомы были лишь несколько часов) положил ей конфеты.
5.
Весь следующий день Анны прошёл под знаком ожидания новой встречи с Домовым, так что вечером она не помнила, что делала утром и днём. Что делала? – ждала, а всё остальное – второстепенно, так, по крайней мере, ей казалось.
В полночь Анна разделась и легла, внутренне готовая к ещё одной встрече с её Домовым. Вскорости она услышала долгожданное шуршание, и раздался хриплый голос: «Здравствуй, Анна! Ты ждёшь?» Она кивнула головой, не подумав о том, -- видит ли он её. Но он в_с_ё в_и_д_е_л, даже и не глядя на неё.»Хорошо!», -- прохрипел Домовой.
-- Что с твоим голосом, не простужен ли ты? – обеспокоенно спросила Анна.
-- Нет, не простужен, -- ответил Домовой. – Почему я т_а_к говорю – ты узнаешь позже. Надеюсь – узнаешь. Сегодня я пришёл к тебе, чтоб рассказать свою историю. Слушай меня, и, пожалуйста, не перебивай.
И Домовой, е_ё Домовой, начал рассказывать. Рассказывал он о своей первой любви – о том, к_а_к э_т_о в_с_ё начиналось -- он встречал её у школы (они оба учились в 8-м классе, только в разных школах), провожал её до дому, а иногда они шли после занятий в кино, он покупал ей мороженое, изредка – цветы. Ох, как хорошо пахла сирень той далёкой поры! Когда Домовой рассказывал ей это – голос его был отнюдь не хриплый, даже мелодичный. И чей-то голос он ей напоминал – она, правда, не помнит – чей. Но Анна не обращала на это никакого внимания, не удивлялась и тому, что Домовой-то, оказывается, человечьей природы, так же, как и люди, влюбился в первый раз, так же как и люди, водил её в кино, покупал мороженное, цветы, -- банальная, в общем-то, история, но д_л_я ч_е_л_о_в_е_к_а, а не для Домового.
Анна внимала ему, её душа была погружена в то, что он рассказывал. Но вот его голос стал более взволнованным. Домовой стал рассказывать о своей первой н_а_с_т_о_я_щ_е_й л_ю_б_в_и. «Я понял – без неё нет мне жизни, она – м_о_я С_у_д_ь_б_а» -- рассказывал Домовой, и голос его постепенно снова становился хриплым. Мы поженились… Я любил её – хрипел в отчаянии Домовой. – Любил! Но вёл себя с ней… он запнулся, подыскивая слово… недостойно. Я служил окружным судьёй, судить старался по справедливости, люди меня уважали. Но когда я оказывался дома, как будто бес какой-то вселялся в меня. – Я не давал покоя моей бедной жене: ходил за ней следом, постоянно поправлял её, поучал, в общем, могу себе представить, каково ей было со мной.
«Знакомая история, -- подумала Анна. – Кажется, что-то подобное я уже слышала.» О том, что это – история её и Валерия Иваныча – она п_о_к_а не догадалась.
-- Я готов был её на руках носить, -- продолжал Домовой, -- но своими постоянными замечаниями, поучениями и придирками только отталкивал её от себя. Я запрещал ей иметь близких подруг, потому что боялся, что они будут дурно влиять на неё. Почему я так думал – бог весть. Теперь я понимаю, как я заблуждался! Женщина должна иметь подруг, как в старину говорили, наперсниц. Ведь не обо всём можно поговорить даже с мужем, даже с_ л_ю_б_и_м_ы_м м_у_ж_е_м…
А ведь я хотел как лучше: искренне думал, что помогаю моей милой жене, -- уже почти рыдал Домовой, и это производило жутковатрое впечатление – хрипящее рыдание…
-- Милый, милый – ну не плачь, пожалуйста, -- сказала Анна нежно Домовому, -- ты м_о_й Домовой, и я люблю тебя, понимаешь?
-- Я думал, что помогаю моей милой жене, -- теперь уже только всхлипывал Домовой, -- что она, благодаря моим поучениям и подсказкам избежит каких-то ошибок, жизнь её потом, п_о_с_л_е м_е_н_я, будет более лёгкой. Но, видимо, человеку необходимо чувство меры – во всём. Я многое потом понял, п_о_т_о_м…
«Когда – потом?» -- подумала Анна, но перебить его не решилась. Но она забыла, что Домовой умеет читать мысли. «Когда…» -- протянул он. Об этом ты, милая Анна, узнаешь завтра. А сейчас мне пора. Всего тебе самого хорошего, и – до следующей встречи». И, вполголоса, так что Анна это не услышала, добавил: …последней.»
На следующее утро она обнаружила под диваном великолепную книгу, о которой мечтала давно – книгу Бориса Соколова «Булгаковская энциклопедия». Анна была просто счастлива и мысленно поблагодарила Домового – она не сомневалась, что э_т_о е_г_о п_о_д_а_р_о_к. Не сомневалась она и в том, что Домовой был когда-то человеком.
6.
И этот день (ещё один) промелькнул со скоростью курьерского поезда. Снова настала полночь. Анна не знала, что грядёт последняя встреча, последнее объяснение с Домовым. Она думала про эту встречу – «Ещё одна, желанная», и всё.
-- Аня! – раздался внезапно (хоть и ждала она, но почему-то опять внезапно) голос – не такой хриплый, как раньше, но хрипловатый. – Последняя встреча или начало новой жизни? – спросил Домовой – Анну или самого себя? По крайней мере она не знала, что отвечать, поскольку не поняла, о чём речь. – Но не буду говорить загадками, всё равно меня не понимаешь, -- продолжил Домовой. – Пришла пора (помнишь, у Гумилёва – «Значит, настала пора…» -- О, он знает Гумилёва! – с восторженным удивлением подумала Анна), настала пора мне показаться тебе на глаза. Но Анна уже знала (чувствовала?) – кого она увидит сейчас. О_н_а у_ж_е д_о_г_а_д_а_л_а_с_ь. И Анна увидела рядом со своим диваном маленького человечка
с лицом, очень похожим на лицо её покойного мужа, только у человечка была густая борода и пышная шевелюра (Валерий Иванович брился и подстригался регулярно). И всё же… «Валерий Иванович!» -- вырвалось у Анны. Но она тут же пожалела о столь неосторожном выкрике. «При чём здесь Валерий Иванович, -- подумала Анна. – Я, наверное, ошиблась». – Как это ни при чём? Очень даже при чём, -- возразил Домовой. – Ты узнала меня, жена моя! Т_а_м я много думал о тебе и многое переосмыслил!
-- Там?.. – неуверенно переспросила Анна.
-- Да, т_а_м, в мире ином, куда все мы отправляемся рано или поздно. Ведь души бессмертны, моя девочка (никогда при жизни он не называл её так), -- сказал ей уже не хриплым, с_в_о_и_м голосом, Валерий Иванович. – Но ты, наверное, ждёшь моего рассказа о том, как я снова оказался в этом мире, да ещё и в облике Домового. Когда я… он запнулся… -- умер, душа моя оказалась на небесах, и попал я в Чистилище, и был там в ожидании Страшного Суда («Три года?» -- шепнула Анна. – По земным меркам – да, -- ответил Домовой – Валерий Иваныч, -- т_а_м н_е_т в_р_е_м_е_н_и, но мысли и чувства людей, перешедших т_у_д_а, остаются); нет, не страшного, -- продолжил Валерий Иваныч, -- Страшным этот Суд бывает только для самых закоренелых грешников, которым Ад уготован, я бы сказал – Божьего Суда… -- Значит, Рай и Ад действительно существуют, это – не выдумка священнослужителей и отцов церкви? – перебила Анна Валерия Иваныча. – Нет, не выдумка: и Рай, и Ад – есть, иначе и в праведной жизни на земле не было бы никакого смысла – зачем жить праведно, если со смертью всё кончается; и преступления можно было бы совершать без страха воздаяния за гробом. А так – наказание – есть, и оно – страшнее, чем любое из земных наказаний. Но я, с твоего разрешения, продолжу: предстал я пред очи Бога, и стал Господь взвешивать на своих Божьих весах, чего я сделал в жизни больше: хорошего или плохого. На одну чашу весов положили мои дела на службе (я всё-таки был хорошим судьёй), а на другую чашу – другие мои дела – то, что я допекал своими поучениями и тем самым не давал покоя и тебе (прежде всего тебе), и некоторым моим друзьям и знакомым.
Анна вспомнила двух – трёх друзей Валерия Ивановича, которые перестали ходить к ним домой, и, по-видимому, раздружились с её мужем.
-- Чаши весов долго колебались, -- рассказывал Валерий Иваныч, -- и, наконец, плохое перевесило, потому что отравлять жизнь своему ближнему -- тяжкий грех. Но поскольку и хорошие дела у меня были, меня не отправили в Ад, а решили отправить на землю, чтоб я, в образе Домового, мог наконец-то завоевать твою любовь и заслужить твоё прощение. «А говорить с ней будешь хриплым голосом, -- сказал мне Господь Бог, -- чтоб она тебя не узнала сразу. У_ в_а_с б_у_д_у_т т_р_и в_с_т-р_е_ч_и. Если ты сумеешь стать ей близок и дорог за это время, станешь таким же, каким был до ухода в наш мир, и проживёшь ещё 10 полноценных, счастливых лет с ней, на земле, пока не будешь снова призван сюда, на небеса. Если же не сможешь пленить её сердце, возвратишься назад. Всё.» И Бог замолчал, а я, не успев глазом моргнуть, оказался на земле, под диваном твое… нет, н_а_ш_е_г_о, дома. Да, чуть не забыл, Господь Бог ещё добавил: «И появится у тебя такая способность: ты всегда будешь знать, что Анна хочет сказать (слышать неска’занное), и читать её мысли». Так говорил Господь Бог.
-- Не всё время твой голос был хриплым. Когда ты рассказывал мне о своей первой любви – он звучал даже мелодично, -- сказала Анна.
-- Но это же такая тема – первая любовь! Надеюсь – ты меня по голосу не узнала – т_о_г_д_а?
-- Нет – нет, просто подумала – что-то знакомое; но не поняла, что это ты.
А Иисуса Христа ты видел? – спросила Анна после 3 – 4 секундной паузы.
-- Да, конечно, -- ответил Валерий Иваныч. – Он посвежел, даже как будто помолодел (отличается от канонического его образа), и сейчас проповедует грешникам, тем, души которых приуготовляют в Ад, Слово Божие. Чистая, прекрасная Душа! Он верит, что душу грешника (любого) можно спасти и приготовить ей для Рая.
-- Это Он делал и на земле, 2000 лет назад, -- заметила Анна. – «Не праведников Я пришёл призвать, а грешников», так, кажется, Он говорил.
-- Да, да, ты права, -- подтвердил Валерий Иваныч. – Я видел, как Он проповедует, но с Ним, к сожалению, не разговаривал: не пришлось. И всё-таки я очень рад, что увидел его: ради этого стоило т_у_д_а попасть.
Анна смотрела на Валерия Иваныча во все глаза: так интересно было то, что он рассказывает.
Но тут Валерий Иваныч («Муж мой», -- захотелось сказать ей) погрустнел, опустил голову, и о чём-то, явно невесёлом, задумался. Анна вопросительно посмотрела на него. И тогда он снова начал говорить, на сей раз про другое:
Ты, Аня, спрашиваешь про Рай и Ад, интересуешься Иисусом Христом, а я тебя уже не интересую? Ты же знаешь, зачем я послан (вернее, отпущен) на землю. Скажи мне, пожалуйста: я, такой, какой я сейчас – н_у_ж_е_н т_е_б_е? Да или нет?
Анна с нежностью посмотрела на своего, вновь (и по-новому) обретённого мужа. Она ничего не говорила, но через минуту перед ней уже стоял настоящий Валерий Иваныч: и рост нормальный – е_г_о рост, и бороды нет, и причёска нормальная – какая была к_о_г_д_а_-т_о). Ей захотелось назвать его Валера, и погладить по голове, т.е. сделать то, о чём в течение 11 лет, которые они прожили вместе, она и помыслить не смела. А если и спала с ним, то, внутренне сжавшись, напрягшись, ждала, когда это кончится, и тяжёлое, чужое тело отвалится от неё.
-- Валера, -- тихо позвала она его.
-- Аннушка, -- откликнулся он. В первый раз назвал её так, раньше называл просто «Анна». «Анна, почему ты разбила тарелку. Я работаю, зарабатываю деньги, а ты…» «Анна, ты пришла смотреть телевизор. А кто будет обед готовить? Я так устаю на службе, а ты…», и т.д.
И вот теперь – сердечное – «Аннушка».
В его руках что-то появилось, она сразу не смогла понять – что. Приглядевшись, увидела: её любимое выходное платье (она надевала его изредка – на дни рождения друзей и знакомых Валерия Ивановича – дни рождения его и Анны они не праздновали – он считал это лишней тратой денег).
-- Давай сходим сегодня куда-нибудь, -- тихо сказал он ей. Она, не в силах говорить (от радостного волнения), кивнула.
Они, конечно, пойдут сегодня вечером хотя бы просто погулять (на службу он снова пойдёт, и там будут думать, что он работал всё время – будто и не было этих трёх лет отсутствия), пойдут, держась за руки, и, может быть, напевая что-то очень личное, понятное только им двоим. Их жизнь вдвоём не продолжается, нет, по существу, она только сейчас началась. И взаимная нежность всегда будет в их отношениях – на эти короткие, нет – бесконечные – десять лет…
В ночь с 11 на 12/VI, вечер 15/’VI – 2009 г.; доработал в конце января – начале февраля 2022 г.