Психоанализ в массы чтобы разобраться в себе
Зачем писать про взаимоотношения отцов и детей, об ответственности за тех, кто с нами рядом? Если ваши корни оборвались, и вы мучаетесь всю жизнь, не зная, кто вы и откуда? Некоторые самые предприимчивые из нас занимаются своей генеалогией, а у меня сплошное перекати-поле, как у многих. Надо восстанавливать через архивы, сколько лет я собираюсь, но пока меня хватает на воспоминания. Ну и фотографии надо все оцифровать и как-то закрепить в пространстве. Предлагаю зарисовку про свой родной город и рассказ про родителей. Может, кого-то это затронет, и человек вспомнит о своей семье.
+
Я сегодня побывала в своей квартире в городе, где родилась и прожила до шестнадцати лет. Ехала в троллейбусе из центра в район Рыбак. Его застроили в начале 60-х годов, проспект назвали «Столетие Владивостока».
Проезжаю мимо кинотеатра «Искра», думаю, может, сейчас выпрыгнуть и пробежаться до дома? Вон там детская юношеская библиотека, в которую я сама себя записала в шесть лет. Дальше кирпичные однотипные дома, за магазином «Колосок» надо повернуть к нам, на улицу Гамарника. В семидесятые годы строящийся микрорайон за нашими девятиэтажками называли БАМ.
У меня есть ключи от пустующей много лет квартиры. В крошечном лифте прибываю на последний этаж. Вхожу в угловую трехкомнатную квартиру под номером сорок один.
В ней тепло и светло. На большой удлиненной кухне работает газовая плита. Задуваю синие огоньки пламени на каждой конфорке. Вижу заржавевший кран на стене, наверное, надо просто его повернуть и отключить подачу газа?
В туалете все в порядке, вода шустро бежит по фаянсовому унитазу. Ванная отдельно, там рыжий след на дне чугунной емкости.
Иду по комнатам. Там, где балкон, очень светло, окна на двух стенах занавешены прозрачным тюлем. В комнате пахнет мамой, уют первородный. В комнате сестры лакированная стенка, купленная в Лесозаводске в семьдесят пятом году, не все могли позволить такую роскошь. В средней маленькой комнате много всякого барахла, как на даче. Вдруг вижу на журнальном столике знакомый телефон, смартфон. Беру его в удивлении. Тряпье на кровати начинает шевелиться, из-под одеяла выглядывает голова отца. Он спал!
Рассказываю, что выключила газ на кухне, папа сердится. Он специально оставил, чтобы было тепло.
Отец, как и должно быть, уже старый. Ворчливый, капризный. Но я его не боюсь, как в детстве. Только сейчас он стал безопасным. Я опять подробно излагаю свои планы на жизнь. Перееду сюда. В Финляндии мне плохо. Да и потом родители состарились, надо ухаживать. Папа, как всегда, молча слушает, не возражая.
Почему же в детстве я его побаивалась? Он редко бывал дома, ходил в моря. Из Японии привозил вещи, из Новой Зеландии перламутровые раковины. Мама всю жизнь работала. Мы с сестрой росли сами по себе, как большинство наших сверстников. Но дом, и особенно эта квартира, была полностью в нашем распоряжении. Родители и не догадывались, что там происходило.
У них была дача на Спутнике. А у нас была штаб-квартира всего микрорайона. Сорока пяти квадратов жилой площади хватало не одному классу старшеклассников, не одной гопкомпании. На черной лестнице девятиэтажки многочисленные наши поклонники устроили гостиницу с железными кроватями, одеялами и матрасами. Участковые знали об этом, но двери почему-то не запирались. Может, по правилам противопожарной безопасности? Там, на второй лестнице, был вход на крышу. Он был особенно популярен у парней. Производились смелые десанты с крыши на наш балкон. Обезумевшие от страсти женихи были готовы на все ради нас с сестрой.
Ну а теперь мой старый отец с потухшим взглядом, выцветшими серыми глазами, продольными скорбными морщинами вдоль впалых щек во всем со мной соглашается. Конечно, будем жить вместе. Конечно, это твоя квартира. Конечно, это твоя родина…
Просыпаюсь и понимаю, что отец продолжает жить, только общение перешло на другой уровень. Поэтому у меня нет и слезинки, сама ностальгия такая же светлая, как комнаты на девятом этаже с видом на море. Там закаты были пунцовыми, и корабли стояли на рейде.