14. Забегаловка
По Фридману, экономическое благосостояние общества
измеряется, в том числе, наличием или отсутствием
в населенных пунктах ресторанов быстрого питания
«Макдональдс» (эмблема которых – желтая латинская буква М,
иначе две дуги с золотым отливом),
причем страны, где развернул свою сеть «Макдональдс»,
никогда не станут воевать между собой.
Эрих Фромм. «Анатомия человеческой деструктивности»
Утром он добрался до зубной щетки, глянул в зеркало, где обнаружил себя все в том же «Берсерке» и шортах. Наступал период, когда сон и хмельное погружение в навь становились важнее, чем душ, интим и прочие сознательные действия. С этим надо было что-то делать, начать нужно непременно с душа, но перед душем, «на сухую» во всех смыслах, нужно было перегнать мотоцикл в гараж. Можно было дождаться вечера – друг приедет за Вулканом, поможет и с Бунтарем, но возникло желание совершить этот последний обдуманный и скоординированный жест самостоятельно.
Вспомнив про сны, он передернул плечами. Вначале они играли с друзьями в прятки. Друзей было много. Словно герои забытых сказок, возникли друзья из гнета памяти. В детстве были у него такие книги – яркие, большого формата, с цветными картинками, на хорошей мелованной бумаге. Наверное, папа был в очень тесных отношениях с заведующей книжным магазином. Это было вполне вероятно, поскольку еще малышом он нередко гулял в чужом дворе, пока отец договаривался с заведующей, почему-то не в магазине, что расположился на первом этаже дома, а в ее хрущевской квартире, на третьем.
Книги так и назывались: «Русские народные сказки», «Украинские народные сказки», «Молдавские», «Болгарские», «Белорусские», «Чешские», «Венгерские», «Сербские», «Грузинские». Последняя книга была без картинок, серой макулатурной печати, но он все равно любил «Грузинские народные сказки» и выделял эту книгу из ряда ей подобных - за ее толщину, за обилие текста. Некоторые книги назывались иначе. Например, «Старинные чешские сказания», но запомнил он их именно так: «народные сказки».
И вот теперь все эти герои: венгерский силач Яшон, грузинский Иван-гора, русско-украинско-белорусский Покатигорошек (он же Катигорошек, он же Иван Горошко), хитрый болгарский дедко Петко, народный чешский мститель Яношик, румынско-молдавский Фэт-Фрумос, сербский мученик Обилич, множество других полузабытых персонажей, богатырей, змее и драконоборцев – все играли в прятки в зале ресторана. Удивительным образом сказочные герои скрывались под личинами одноклассников, соседей по двору, армейских сослуживцев, однокурсников по Кулинарному и по всем трем институтам, где довелось учиться, тусовочных приятелей юности. Так что игру затеяли не то чтобы друзья, а, скорее, приятели.
Посреди зала стоял монументальный стол, по нескончаемым сторонам его теснились люди. В пестрых одеждах – от пышных викторианских платьев и мужских париков до футуристических серебряных и золотых комбинезонов. Вставали, рассчитывались, уходили, на их места усаживались новые посетители. Играть было весело – можно было прятаться за их спинами и наблюдать, как сказочные приятели беспомощно озираются по сторонам, не в силах рассмотреть его в толпе.
В конце ресторанного зала высилась башня с конической крышей – такое возможно лишь во снах. В следующий миг он был уже рядом, у замшелых камней башенной стены. Здесь он чувствовал запах тайны и времени. Чувствуют ли во сне запахи? Он чувствовал. Или это была просто память о запахах?
Он хотел проникнуть в башню через тяжелую двустворчатую дубовую дверь, окованную железными пластинами. Чистое средневековье. Он потянул за металлическое кольцо, ржавые петли скрипнули, дверь поддалась, между створками появилась щель, через нее можно было угадать бесконечные ступени каменной винтовой лестницы. Почему-то он знал, что ступени именно бесконечные. Стоило проникнуть в башню, и назад уже не найти дороги. Только вверх по спирали, к недостижимой смотровой площадке под коническим куполом.
Друзья-преследователи приближались, нужно было прятаться. Он скользнул тенью за спины пирующим посетителям ресторана. Вроде, охотники его не заметили. Игра продолжалась. Почему сны так любят подкидывать сюжет преследования? Сны выуживают эту тему из подсознания, из инстинктов, из тех доисторических времен, когда в ногах, в умении бежать и прятаться было спасение, и заставляют зрачки спящего человека дрожать под веками, а ноги – превращать простынь в мятый ком.
Преследователи рассеялись, переговаривались через головы сидящих за столом, всматривались в лица, искали жертву. Он вдруг понял, что искали именно жертву. В руках у друзей появились биты, ножи, бензопилы. Эти предметы изначально были в их руках, просто не выглядели так угрожающе. Какая кровавая жуть! Чего только разум не понавыхватывал из нелепых фильмов! Вот теперь игра превратилась в борьбу за жизнь.
Он отправился в путь, полный опасностей. Приходилось прятаться под столом, пробираться под ногами пирующих, получать пинки, ловить недоуменные взгляды незнакомых людей. Кто-то принимал его за кота-попрошайку или бродячую собаку, бросал под стол объедки и кости. Он заглядывал под юбки дамам, многие дамы были дезабилье. Единственный отрадный элемент в этом преследовании. Иногда он замирал и ждал, когда остановившийся в нескольких сантиметрах какой-нибудь драконоборец с бензопилой снова не двинется вдоль стульев.
Далекая башня становилась все ближе. Но только что была же рядом! И когда он успел так отдалиться от нее? Вот они, тяжелые двери-ворота. Нужно сделать всего один рывок. Стоит ему рвануть к башне, как он тут же выдаст себя. Сумеет ли быстро открыть створки, пока не настигли преследователи? Сможет ли с достаточной силой потянуть за железное кольцо?
Крики на другом конце овального стола – значит, его заметили. Больше нет смысла играть в прятки. Нужно бежать, иначе будет поздно. Он бросился к белой башне, схватил кольцо обеими руками и потянул на себя в отчаянье. Створка подалась неожиданно легко. Он упал в пыль, вскочил и, не отряхивая одежду, устремился вверх по каменным ступеням. Все, он спасен. Главное не прекращать, не замедлять восхождение. Голоса преследователей звучали внизу, гневные, злые. Оскорбления, требования остановиться, угрозы, обещания всяческих мучений. Голоса звучали все неразборчивее, при этом не отдаляясь. Человеческая речь превращалась в звериное рычание. И когда только его друзья, герои национальных сказок, успели превратиться в злых беспощадных тварей?
Нельзя останавливаться. К вершине, к фиолетовому коническому куполу, который он разглядел у самых облаков еще в зале ресторана. Там спасение. В какой-то миг пришло напоминание-осознание: лестница бесконечна. Он никогда не доберется до купола. И в этом была радость, потому что в конечном пункте его тут же настигнут преследователи. Спасение не под куполом, спасение – в непрерывном движении, в постоянном безостановочном стремлении вверх. Как только он понял это, тяжелый сон отпустил его в разорванный в клочья мир неизбежной яви.
Совсем уж на сухую заняться мотоциклом не удалось. Без джина с тоником реальность не хотела собираться в целую картинку, мозаика не складывалась в узор. Он намешал лекарство, бросил лед из холодильника, две льдинки прижал к разгоряченному лбу. Завис в таком состоянии на несколько минут. Надел уличные тапки, шагнул в дневной свет.
На улице было хорошо. По-сентябрьски свежо, просторно, солнечно. За пару дней служения Дионису в домашнем воздухе накопилась тяжесть хмельных испарений, дымных блюд, вяленой рыбы, жареного масла. Здесь, на улице, текла иная жизнь – ароматная, легкая, простая, светлая. Вот и два жеребца, Бунтарь и Вулкан, искрили на солнце лаковыми боками бензобаков.
Осенний воздух трезвил. Теперь он был уверен, что справится с перегоном мотоцикла в гараж. Вернулся в прихожую за ключом зажигания. Завел мотоцикл, убрал подножку. Покачал влево, вправо, проверяя баланс и координацию. Сам себе поставил оценку «удовлетворительно». Погазовал, добавляя в осенний аромат горький запах миндаля. Сделал пару маневров взад-вперед, развернул Бунтаря фарой к воротам, чудом не опрокинув тихий игреневый Вулкан.
Ворота были закрыты. Подвела память, что не удивительно, с учетом выпитого и пережитого. Снова выставил подножку, глушить не стал, пусть поворчит перед долгим недельным сном. Вернулся в прихожую, попал непослушными пальцами в кнопки, открыл ворота со двора и ворота в гараж. Улица была безлюдна, только испуганная кошка шарахнулась в сторону и взлетела на соседский забор. Описав неуверенный полукруг, попал в гаражный проем, слово космонавт, выполняющий вручную стыковку модуля с космической станцией.
Дело сделано. Заглушил Бунтаря. Проверил, закрылись ли ворота. Разделся на ходу, в прихожей. Вещи бросил в направлении скамеечки, не попал. Не его забота. Босыми ногами прошлепал по прохладной плитке на кухню, хлопнул бугельной пробкой. Полбутылки выпил залпом, остатки пива потащил с собой в душ. Регулировал долго температуру воды, чтобы не обжигало, чтобы не бросало в дрожь.
До приезда водителя оставался час. За этот час нужно было сделать четыре вещи. Восстановить чистоту тела. Высохнуть. Сохранить трезвость. Решить, с какого ресторана начать, каким продолжить и каким закончить. Первый и последний вопросы он вполне мог совместить. Он стоял под благодатными струями, втирал шампунь в кожу головы, постепенно расставался с растерянной болью и укладывал на полки разума простые мысли. Начать нужно с пива, продолжить глинтвейном, закрыть гештальт (или гешефт?) вином. Где? Начать в пабе, продолжить на центральной улице города, завершить день в ресторане. Все просто.
С пабом юлить нечего – «Бочка», только она. Несколько десятков сортов пива: янтарные лагеры, красные эли, черные стауты. На центральной улице множество будочек, где продают паршивый глинтвейн. Можно зайти в ресторан и взять бокал пряного напитка на дорогом белом или красном вине. Но был риск скатиться на виски и закрыть гешефт (или гештальт?), не добравшись до вина.
А выпить вина хотелось. Пройти сквозь обязательный винный ритуал: полистать винную карту, выбрать достойную бутылку, понюхать пробку на предмет тонов прелости, декантировать дегустационную дозу вина в бокале и приступить к трапезе, чередуя устриц или каракатицу с ароматными кисловатыми глотками. Не для внешнего эффекта, а для внутреннего спокойствия. Еще не расклеился, не расплылся, еще готов держать марку, выказывать манеры и блюсти честь выходного костюма.
Он знал несколько ресторанов, где сделать это было бы отрадно для души и пользительно для тела. Не фешенебельных, без швейцаров у дверей, без белых простыней на столах и без золотых канделябров на каминах. Но дорогих, с «изюмом» и уникальной прелестью. Он щедро расходовал горячую воду и перебирал варианты.
Сразу отмел те заведения из длинного списка, что гордо именуют себя ресторанами, но на самом деле являются забегаловками в самом небрежном смысле этого слова. Если забегаловка ведет себя честно и позиционирует себя именно как забегаловка, то к ней он будет испытывать значительно большее уважение, чем к липовому, картонному «ресторану».
Есть два типа общепитовских заведений, которые с кабацкой удалью задирают собственную планку выше головы. Первые – это «рестораны» с меню на одном листе. Официант приносит цветной ламинированный лист, на одной стороне которого расположилось скудное меню из репертуара быстрого питания, а на другой стороне под жирной надписью «НАПИТКИ» сбились в кучу безалкогольные (чаи, соки, газировка) и алкогольные (дешевое вино из универсама, виски трех общеупотребимых сортов и, конечно же, водочка, она, родимая, как без нее?) пойла. С одной стороны листа – поесть, с другой стороны – попить. Как не вспомнить сидящую на шляпке гриба Синюю Гусеницу из «Алисы»: «Откусишь с одной стороны – подрастешь, с другой – уменьшишься!»
Другой тип лже-ресторанов – это заведения, в которых меню и вовсе отсутствует. Как правило, это дорогие места для престижных сheck-inов обколотых гиалуроновой кислотой телочек с претензией на глубокий внутренний мир. В таких заведениях вместо меню тебе предлагают считать QR-код и просматривать меню на своем мобильном телефоне. До такой низости он не опускался никогда. И если уж занесло его по каким-то неодолимым причинам в такую забегаловку, предпочитал живой диалог с официантом.
- Есть у вас бумажное меню? – спрашивал он на всякий случай.
- Вы можете считать QR-код на… - начинала девушка, подозревая, видимо, запущенный фимоз головного мозга у клиента-пациента.
- Я в курсе, - останавливал он это темное заклинание. – Скажите, что у вас есть на завтрак? Что-нибудь обычное, простое. Например, яичница с беконом или с жареными сосисками?
- У нас есть оладьи, запеканка, мюсли, овсяная каша, сырники… - официантка чуть ли не загибала пальцы для наглядности.
- Яичница с беконом есть? – спрашивал он терпеливо. – Понимаете, все люди делятся на йогуртистов и беконистов. Йогуртисты едят на завтрак все вами перечисленное: каши, сырники, йогурты. Беконисты едят яйца, бекон, сосиски. Я беконист. У вас есть яичница с беконом?
- У нас только европейское меню, - растерянно отвечала девушка. – Есть круассан с яйцом Бенедикт и лососем.
- А яичница с беконом – это блюдо экзотическое?
Девушка беспомощно пожимала плечами: «Выходит, так».
- Черный чай, - сдавался он. – С бергамотом.
- Черный чай с бергамотом, - облегченно вздыхала девушка и уходила вглубь забегаловки за понятным ей заказом.
Особое умиление вызывали у него «рестораны быстрого питания». Этакий оксюморон из разряда «калоши для плаванья», «ласты для бега с препятствиями», «ушная палочка для чистки зубов». Разрыв в семантике, когда заявленная категория противоречит прикладной функции. Не может быть ресторана, в который ты пришел быстро забить желудок. Нет, ты можешь забежать в ресторан «на перекусить», но от этого заведение не переходит в категорию «быстрого питания».
Меню на таких «фабриках жиров, белков и углеводов» есть. Оно располагается над длинной раздачей, где посвященные в секту студенты в униформе принимают и раздают заказанные бургеры, картофель фри, крылышки Буффало и рожки с мороженым. Самой известной из таких нелепиц является, конечно же, сеть «ресторанов быстрого питания» «McDonald’s» - в традиционном американском стиле, где рестораном называют любое предприятие общественного питания вообще, а не те заведения, которые принято именовать ресторанами во всем относительно свободном от Соединенных Штатов мире.
Он был уверен, и вера сия была неколебима, что если уж свершится прогнозируемый шлаковыми шедеврами Голливуда зомби-Апокалипсис, то выживут только те, кто ни разу не ел в «McDonald’sе». И себя, к сожалению, к таким счастливчикам он причислить не мог. Давным-давно, когда агрессивная экспансия фастфуда только начиналась, он частенько грешил – огульно, необдуманно, не понимая далеко идущих последствий. И даже дочь свою развлекал этими цветными коробочками с идеологическими канцерогенами и серийными игрушками.
О, сколько было их, этих манков для детей! Не только в ресторанах – в магазинах, на рынках, в ларьках – везде. Шоколадные яйца с игрушками внутри, коробки с фастфудом с игрушками внутри, журналы для детей с игрушками внутри… Первый журнал стоил рупь, последний стоил полтинник – естественно, в рублях, не в копейках. И попробуй не купи – в последнем же генерал армии или флагман всей армады! До сих пор еще живы в памяти эти тихие дочкины слезы: «Тут мишка в шортиках, а у меня нет мишки в сарафанчике». И счастливое девичье личико, когда кассир кричит с раздачи «McDonald’sа»: «Мишка в сарафанчике! На третьей кассе – мишка в сарафанчике!»
Годам к тридцати он повзрослел, оглянулся назад и с ужасом понял, что несколько лет бесшабашно посещал лепрозории, не имея защиты, иммунитета, что эта вкрадчивая проказа могла поселиться и в его разуме, что могла затронуть его семью. Как бросают курить – резко и окончательно, так он бросил любые взаимодействия с «McDonald’sом». Теперь уже взрослые дети иногда забредали туда, в тайне от отца, вопреки его воле. И потому он всегда с радостью устраивал семейные встречи в настоящих ресторанах – с хорошим вином, с широким меню, со сложными уникальными блюдами.
Даже среди людей с образованием и достатком выше среднего есть любители фастфуда. Как бросившие курить с удивлением и непониманием смотрят на курильщиков, так и он взирал на длинные очереди автомобилей к окошку выдачи корма, на взрослых людей, что сами, без открытого принуждения, ведут своих детей к адовым вратам, на веселые стайки студентов, что в суете, толчее и фритюрном смраде затевают очередную кровавую революцию за пластиковыми столиками.
Частичное успокоение наступило только тогда, когда он пролистал отзывы посетителей. Основная тема – туалеты, их чистота, функционирование, ограничение доступа в туалеты по чеку – всего на полтора часа после его получения, наличие свободных мест и прочая клозетная шелуха. Хотя и восторженные отзывы тоже попадались. Типа: «Мне очень нравится ваши заведения можно покушать с друзьями, очень круто молодцы ребята так держать». Если судить по пунктуации, лексике и грамматическому управлению, то автором строк был (или была?) именно тот человек, для которого, собственно, и создавались такие заведения.
Особенно понравился ему отзыв одной барышни, также игнорирующей знаки препинания: «Всегда вкусно и горячее всё добрый персонал приветливые кассиры добрые чисто и красиво чистые туалет и бумага есть красивый дизайнер». Вездесущий туалет, бумага в наличии, все горячее, добрые кассиры и красивый дизайнер (даже не дизайн) – вот залог успеха любого «ресторана быстрого питания». Оставался открытым вопрос: маркетологи «McDonald’sа» специально разработали концепт торговой сети именно для такого контингента, либо к такому состоянию контингент приходит постепенно, в процессе посещения торговых точек.
В его советском детстве много было пионерских презрительных стихотворений про «буржуйские» товары. Про джинсы («Если ходишь в синих джинсах – ты холуй капиталистов»), про «Адидас» («Сегодня носит «Адидас» - завтра Родину продаст»), про жвачку («От врага прими подачку – в пачке мятную жевачку»). Он запомнил один, про «Кока-Колу», который, как и другие, принадлежал перу неизвестного автора:
Не ходите, дети, в школу -
Пейте, дети, «Кока-Колу»!
Это чудный химикат -
Сульфа-нитро-трифосфат!
«Кока-Кола» - обязательный атрибут в сени золотых дуг. Вряд ли для кого-либо секрет, что основными ингредиентами «Кока-колы» изначально были три части листьев коки и одна часть орехов тропического дерева колы. Наркотик-сырец. Недаром «Кока-Колу» сперва подавали как лекарственное средство «от любых нервных расстройств» и даже предлагали переходить на неё тем, кто пристрастился к морфию. Морфий-лайт.
Когда кокаин признали наркотиком и запретили к свободной продаже, компания объявила, что изъяла наркотик из состава и тут же сделала рецепт напитка тайным. Но, как ни странно, до сей поры компания освобождена от закона, запрещающего завозить листья коки в США, и по-прежнему килотоннами импортирует это сырье из стран Южной Америки. Так что не только в «красивых дизайнерах», «добрых кассирах» и туалетной бумаге секрет всемирной пищевой сети.
Нужно признать: даже в его ближайшем окружении состояли сектанты, приверженцы культа «золотых дуг». Не так давно один товарищ пришел за советом и теплым ободряющим словом. Пришел со своей историей.
- Представляешь, - начал товарищ, - мне сегодня баба не дала.
- Бывает, - ответил он.
- Но я подвез ее на мотоцикле, - уточнил товарищ.
- Что в корне меняет дело, - улыбнулся он. – «Села – дала» - это закон, нерушимое правило.
- Она его нарушила, - поник товарищ головой.
- Свозил бы ее в ресторан, - посоветовал он.
- Так я свозил! – встрепенулся товарищ. – Все равно не дала.
- Ты парень видный, - успокоил он. – Так что претензии не к тебе. Претензии – к ресторану. В следующий раз поведи в другой.
- Хороший ресторан, - расстроился товарищ. - «McDonald’s».
- О, тогда понятно, почему не дала! – рассмеялся он. – Открою секрет: есть такая вредная категория людей – противники фастфуда. Наверное, девушка была из этих.
- Нет, ей все понравилось, - вновь поник товарищ.
- Так почему не дала?
- Рассчитываться не захотела, - товарищ сказал так, словно обвинил даму в страшном грехе.
- Ты привез девушку на мотоцикле в «McDonald’s» и заставил ее платить по счету? – он облек эту дикую ситуацию в слова, но по-прежнему не мог поверить, что такое возможно. – И удивляешься, что она не захотела более тесных отношений? Тебя серьезно удивляет ее отказ?
- Почему нет? – насупился товарищ. – Я ее привез, потратил бензин, вполне логично ей заплатить за бургеры…
Он и сам любил заведения быстрого питания. Но не те, что именуют себя ресторанами. Ностальгическую тягу испытывал он к сохранившимся еще редким рюмочным, сосисочным, чебуречным, пельменным, вареничным, бутербродным. В Санкт- Петербурге таких мест и сегодня еще было в достатке – животворящий родник для всех, чье детство прошло в большой дружной стране. В его родном городе чебуречных не было вовсе, а сосисочные и рюмочные либо возрождались под новыми брендами, либо скатились на уровень пунктов приема стеклотары.
Однажды стоял он в центре города в ожидании нотариуса как раз возле такого подвальчика, где схоронилась наливайка образца одна тысяча девятьсот восьмидесятого года. Три колоритных персонажа примостились на бетонных выступах по краям ступенек, ведущих в синюю бездну. Они курили вонючие сигареты, которые пахли больше горелым силосом, чем дымящимся табаком. И вели светскую беседу в рамках традиционного для данной среды политеса.
- Завезли час назад крепляк, - важно объявил первый сквозь клубы дыма.
- Портвейн? – с пониманием дела уточнил второй.
- Да, - подтвердил первый, - тот самый. Когда он есть, только его и пью. Чистый сок. Даже в отрыжке чувствую – один виноград.
- Так чего мы сидим? – вопросил третий.
- Бочку распечатывают, - сказал первый таким глубоким голосом, каким дикторы центрального телевидения комментируют подготовку старта на Байконуре. Под «бочкой» он наверняка разумел нержавеющий кег, специальный бидон, который используют для транспортировки таких напитков.
- Что у кого? – спросил третий. – Чтобы время не терять.
И трое уважаемых друг другом людей принялись расправлять мятые бумажки и в перезвоне мелочи складывать нужную на «литер» сумму в грязную прокуренную ладонь товарища-кассира.
Как же хотелось ему, не боясь запылить начищенные кожаные туфли и осквернить едким сигаретным ладаном деловой костюм, спуститься по этим кафельным ступеням в полумрак наливайки и заказать порцию сосисок на пластиковой гибкой тарелочке, опрокинуть стакан крепленого пойла, которое местные завсегдатаи гордо величают вином. Да что там! угостить этих славных лиловых ребят двумя-тремя литрами «портвейна». Может, на ближайших «холостых» днях он так и сделает. А пока – нотариус, документы, планы, работа, трезвый расчет.
Нет, нельзя, нельзя закрывать рюмочные, чебуречные и сосисочные! Наоборот, нужно ширить их сеть, как расширяют сеть мобильной связи, устанавливая новые вышки, чтобы волны покрывали все большее расстояние, чтобы надежнее, четче была связь между людьми. От таких наливаек тоже идут волны, но не электромагнитные, не радио – идут волны особого рода. Они, именно они дают энергию его народу, поддерживают живой огонь традиции в народной душе. Той самой традиции, про которую говорил австрийский композитор Густав Малер: «Традиция — это передача Огня, а не поклонение пеплу».
Сносить нужно к едреням чуждые «рестораны быстрого питания» и на их пепле возводить храмы местных традиций – рюмочные, сосисочные, чебуречные, пельменные, вареничные. Он помнил, как в детстве папа водил его по таким местам. Не было стульев – только столики, за которыми можно было стоять взрослому человеку. А для детей были под столиками на той же мачте вторые столешницы, поменьше.
Наверное, этот второй ярус служил для сумок и авосек, но он воспринимал его именно так, как детскую столешницу. Отец брал две порции пельменей, три рюмки водки и два стакана томатного сока. Пельмени густо, до черноты, пересыпали черным перцем, сбрызгивали уксусом. Сок присаливали и размешивали ложечкой. Стакан сока и тарелка горячих пельменей перекочевывали на нижний ярус. Вторые пельмени, второй сок и обе рюмки оставались наверху. И после первой рюмки начинались разговоры. Ничто так не формирует мировосприятие сына, как присутствие отца и разговоры с ним. Эти тридцать-сорок минут взрослых бесед – ни на что не променял бы он их, да и не на что было менять…
Отобрать у его народа наливайки – это все равно что отобрать у японцев, корейцев и китайцев караоке. Часть культуры, неотъемлемая, формирующая национальный менталитет и, в свою очередь, сформированная им. Для азиатов караоке – это культ, а не дополнительная опция в забегаловках. Много времени азиаты проводят на работе, где, по традиции, сдерживают эмоции, не повышают голос, следуют ритуалу. Но вся азиатская сдержанность превращается в дым, когда они поют в специализированных клубах. Здесь они могут быть сами собой, как и его народ снимает маски в рюмочных.
Добредя по желтым кирпичикам мыслей до караоке, он улыбнулся – вспомнил одну историю многолетней давности. Возвращался он тогда из командировки по области. Еще с брежневских времен стояли на границах районов бетонные плиты. Раньше они были для него такой же загадкой, как прочие мегалиты – дольмены, менгиры, кромлехи, трилитоны. Но тайна сия была раскрыта в первом же командировочном турне.
Камни служили одной важной цели – встречать дорогих гостей из районного центра «на меже» района и там же провожать их после всех проверок-комиссий. Плиты накрывали скатертями, а по самобранкам рассыпали снедь да алкоголь. Так что в пункт назначения гости прибывали уже в нужном для принимающей стороны настроении. Провожали гостей так же радушно: бетонная плита под изобильной скатертью – последнее и главное из того, что оставалось в памяти членов любой комиссии.
Вот и он, прикорнувший на заднем сидении автомобиля, уже в десять утра был наполнен водкой и дунайской сельдью. И ехал он не домой на отдых, а на собрание своего коллектива, которое должен был провести ответственно и эффективно. И провел-таки – выручил его тогда возраст (было ему в то время около тридцати) и сопутствующее возрасту здоровье.
«На меже» есть ему не хотелось – мучило жуткое похмелье. Тяжело было заснуть в сельской «гостинице», которая больше напоминала общежитие, с упитанной злой вахтершей и удобствами на этаже. Поэтому первую рюмку водки принял с благодарностью, что было потом помнил слабо. Зато теперь, на подъезде к городу, голод дал о себе знать. Да и пива хотелось принять бутылки две-три для повышения работоспособности.
- Увидите ресторан, остановитесь, пожалуйста, - попросил он водителя.
- Рано еще, - напомнил водитель. – Рестораны закрыты. Вот тут написано «Открыто». Китайский, в подвале. Называется «Красный Дракон».
- Сойдет, - решил он.
В подвале пахло сыростью и раками. Длинный коридор, по левой стороне – закрытые двери, обитые синим дерматином. Не ресторан, а палуба пассажирского судна с каютами. В конце коридора раздавались голоса. Сначала он подумал было уйти, но потом решил, что негоже отступать. Двинулся на звук человеческой речи. Последняя дверь была открыта, в тесном тусклом помещении за овальным низким столом сидели десять-двенадцать китайцев и ели раков. Раки варились на переносной горелке, прямо на столе. Китайцы вылавливали раков из котелка, чистили прямо на столешницу. Запивали пивом из маленьких пластиковых стаканчиков.
Теперь он точно решил поискать другое заведение, но к нему уже спешил самый плотный из местных то ли посетителей, то ли работников. Китаец издалека улыбался так, что глаз не было видно вовсе.
- Я хозяйна! – гордо заявил китаец.
- Очень приятно, - он старался говорить медленно, чтобы облегчить взаимопонимание. – Мне бы поесть. И пива.
- Есть поесть! – обрадовался «хозяйна» ресторана. – Есть пива! Капа бует? Кусный капа!
Интуитивно догадался он, что «капа» — это карп; «кусный капа», соответственно, - вкусный карп.
- Буду, - кивнул он, чем привел хозяина в восторг. – И пива. Два, - показал на пальцах. – Нет, давайте три пива.
Хозяин бодро провел гостя в ближайшую «каюту». Помещение без окон больше было похоже не на каюту – на купе поезда в специальном вагоне. Большой стол, вокруг которого по стене диванчики – вернее, один круговой диван, обитый таким же синим дерматином. На стене рядом с дверью – довольно большой телеэкран и тумбочка с непонятной аппаратурой.
- Караоке, - заговорщицки подмигнул хозяин и скрылся, затворив дверь.
Через минут десять-пятнадцать мучительного ожидания дверь распахнулась, и в проем проследовала торжественная процессия из четырех человек. Первый пятился, катя за собой раздаточную тележку, второй толкал эту тележку перед собой. Везли они одно большое блюдо под блестящей нержавеющей полусферой. Третий официант нес три бутылки пива на железном разносе. Замыкал процессию сам хозяин. Он по-прежнему улыбался и что-то прятал за спиной.
Блюдо перекочевало на стол, рядом выстроились пивные бутылки. Официант достал из кармана открывашку. Одну бутылку откупорил, поставил на стол, положил открывашку рядом. Ни о каких бокалах-кружках не было и речи, по умолчанию предлагалось пить из горлышка. Официанты замерли неподвижно, один из них держал руку на крышке блюда – не хватало барабанной дроби. Крышка взлетела вверх, метнув блики по стене. На блюде в луже соевого соуса лежала огромная, в полметра, рыбина.
- Капа! – объявил хозяин и жестом фокусника извлек два микрофона из-за спины. – Караоке! Капа и караоке!
До сих пор он теряется в догадках – для кого был заготовлен второй микрофон. Неужели для карпа, запеченного в соевом соусе?