Как приближали Кровавый русский бунт 1905 года...
Из воспоминаний революционера-народовольца Николая Морозова
На этой фотографии интеллигентного вида человек, сын помещика и крестьянки, ученый, писатель, член-основатель 1-й статьи при инсталляции масонской ложи «Полярная звезда» и досточтимый мастер ложи «Заря Петербурга», основоположный лжетеории об отсутствии в истории человечества периода античности (его последователь А. Т. Фоменко), почетный член Академии наук СССР по химическому и физико-математическому отделению, и видный деятель российского революционного движения Николай Александрович Морозов.
Вот что он вспоминал о своей бурной жизни перед микрофоном в 1941 году: «Я уже знал, что существуют государства, например Соединённые штаты Америки, в которых народ управляется выборными своими представителями. А в церквах везде говорили о Благочестивейшем, Самодержавнейшем, Великом Государе нашем, и говорили, что власть его не от народа, а от Бога…
В 1874 году началось известное студенческое движение "В народ!". Я в то время уже был знаком с многими радикально настроенными студентами и тоже пошёл блуждать среди крестьян. За это меня исключили из гимназии и всякие мечты о дальнейшей научной деятельности у меня резко оборвались, я сразу пошёл в революционное движение.
Благодаря тому, что у меня были литературные способности, я писал в то время и стихи, и прозы, по окончанию движения в народ меня отправили за границу, в Женеву, с целью издавать там революционный журнал под названием "Работник", специально для рабочих.
Я быстро организовал там это дело, выпустил около пяти номеров, но тут я почувствовал, что уже не могу более оставаться в иммиграции, потому что мои товарищи гибли в России один за другим. И мне захотелось разделить их участь.
Я поехал в Россию, но на границе был арестован и посажен в дом предварительного заключения. Там меня держали три года и потом судили вместе со 193-мя другими товарищами. И это был известный, так называемый, "Большой процесс". Благодаря тому, что за мной не могли открыть ничего другого кроме разговоров с крестьянами, мне вменили в наказание моё трехлетнее сидение и выпустили на свободу.
Я сразу почувствовал, что мне уже не возродиться к научной деятельности. И поэтому, встретившись со старыми товарищами, с Клеменцом (революционер-народник Дмитрий Александрович Клеменц?), с Перовской (Софья Львовна Перовская - член Исполнительного комитета террористической организации «Народная воля», организовала и руководила убийством российского императора Александра II – прим. автора), особенно, с любимым моим Кравчинским (Кравчинский Сергей Михайлович - террорист, в 1878 году убивший шефа жандармов Н. В. Мезенцова и бежавший после этого за границу - прим. автора), мы основали тайное общество "Земля и Воля". (Основные члены второго состава организации в 1876— 1879 годах: А. Д. Михайлов, Г. В. Плеханов, Д. А. Лизогуб, позже С. М. Кравчинский, Н. А. Морозов, С. Л. Перовская, Л. А. Тихомиров, Н. С. Тютчев – прим. автора).
Через несколько месяцев тайная организация разделилась на "Чёрный передел" и "Народную волю" (Чернопередельцы делали ставку на пропаганду анархо-социалистических идей в крестьянской среде и среди городских рабочих. А «Народная воля» встала на радикальные позиции террора – прим. автора). Меня выбрали редактором "Народной воли".
В январе 1880 года типография "Народной воли" была арестована («Народная воля» перестала существовать в 1887 году. Основные члены организации-народовольцы: А. И. Желябов, А. Д. Михайлов, С. Л. Перовская, В. Н. Фигнер, Н. А. Морозов, С. Н. Халтурин, Н. И. Кибальчич, Ю. Н. Богданович, Герман Лопатин, Н. С. Тютчев, Александр Баранников, Н. В. Клеточников, Я. Л. Юделевский, В. И. Дзюбинский. Об этом историк Фриче написал тогда в статье "Крушение Народной воли": «Разгром "Народной воли" был прежде всего равносилен крушению веры во всемогущество интеллигенции, в её историческую миссию, в её творческие силы» - прим. автора) и меня снова отправили за границу издавать толстый революционный журнал.
Первой его книжкой вышла "Парижская коммуна" Лаврова (имеется в виду один из идеологов «народничества» Пётр Лавров, который в день провозглашения Французской республики, 4 сентября 1870 года, был вместе с восставшими на парижской площади Согласия и требовал: «Да здравствует республика!», а потом издал книгу об этих событиях - прим. автора), второй – Шеффле - "Квинтэссенция в социализме" (подразумеваются труды немецко-австрийского экономиста и социолога Альберта Шеффле об экономической сущности радикального социализма – прим. автора), а для третьей книжки мне захотелось во чтобы то ни стало издать что-нибудь из сочинений Маркса (Карл Генрих Маркс - основоположник марксизма, автор теории прибавочной стоимости – прим. автора).
С этой целью я поехал к нему в Лондон. В Лондоне в это время жил мой товарищ Гартман. Вместе с ним мы отправились к Марксу, который тогда жил в предместье Лондона в хорошеньком беленьком домике.
Подойдя к двери, Гартман три раза ударил висящим на ней молоточком, как полагалось тогда по английскому обычаю вместо звонков. К нам вышла молодая девушка, Гартман спросил её: дома ли мистер Маркс? Она ответила: нет. Почти в то же самое время вышла к нам другая молодая девушка, которая оказалась дочерью Маркса – Элеонорой.
(Элеонора Маркс-Эвелинг - младшая дочь Карла Маркса от Женни фон Вестфален. Активная деятельница социалистического и женского движений Великобритании, суфражистка, переводчица литературных произведений. Жена английского социалиста Эдуарда Эвелинга – прим. автора).
Она встретила Гартмана, как своего хорошего знакомого, и сказала, что её отец находится теперь в Британском музее. И вернётся только поздно вечером. Завтра утром он будет дома и очень рад будет нас видеть.
Разговор у нас начался по-английски, но так кая я ещё плохо владел разговорным английским языком, а только читал на этом языке, то в след за несколькими английскими словами я употребил какое-то французское слово, и тогда она тоже перешла на французский язык, на котором и продолжались все наши дальнейшие разговоры.
На следующий день, в назначенный час, мы были уже у Маркса. Он принял меня чрезвычайно приветливо, расспрашивал о том, что делается в России, говорил, что предаёт нашему движению чрезвычайно большое значение, что в Европе такая борьба, как у нас, ему кажется немыслимой, но, начавшись в России, она может привести к восстанию пролетариата на Западе. Таким образом может послужить началом к всемирной революции.
Когда я ему рассказал за чём приехал, он сказал, что с удовольствием подберёт несколько своих книжек, чтобы я приходил за ними на следующий день.
На следующий день я был у него уже один, без Гартмана. Маркс мне дал несколько своих сочинений, среди которых находился и его "Коммунистический манифест". Когда я прощался, после получаса разговора, и он и Элеонора пошли провожать меня до станции железной дороги, которая находилась в километре от их дома, приблизительно. На прощание помахали друг другу руками, и он сказал, чтобы я навестил его, если буду в Лондоне.
Маркс имел тогда внешность совершенно такую, какую вы теперь можете видеть на его портретах. Я даже так и сказал ему об этом, а он, смеясь, ответил: "Как странно быть человеком который похож на свой портрет, когда как обыкновенно портрет похож на человека". Он производил впечатление человека, хорошо понимающего своё значение. Манеры его были скорее профессорские.
Когда я возвратился в Женеву, я первым делом посмотрел его книжки, и нашёл, что самое лучшее будет напечатать его "Коммунистический манифест". Мои товарищи согласились с этим, мы начали перевод. Но раньше, чем мы закончили перевод, вдруг пришло письмо от Перовской, которое сообщало мне, что в России готовиться очень важное событие (убийство императора Александра Второго – прим. автора) и что моё присутствие крайне необходимо. Это, конечно, имело для меня решающее значение. Я собрал свои вещи и отправился в Россию.
Но на границе я опять был арестован. Меня посадили сначала в Варшавскую цитадель, где я вошёл в сношение, как обыкновенно у тюремных - стуком, с моим товарищем Балицким(?), который, недели через две, сообщил мне о событиях 1 марта, что Александр Второй убит.
Я сразу почувствовал, что моя жизнь уже кончилась. Я отлично понимал, что меня более не пощадят и стал готовиться к казни.
Меня привезли в Петербург через несколько дней после казни Перовской с товарищами и посадили в Петропавловскую крепость. Через год меня судили вместе с сотоварищами "народовольцами". Тех из нас, которые принимали непосредственное участие в вооружённых действиях, приговорили к смертной казни. Однако за мной не могли установить ничего подобного, а только литературную деятельность, то меня приговорили к бессрочному одиночному заключению».
На этих словах звукозапись воспоминаний обрывается.
Известно, что Морозов с 1882 года отбывал одиночное заключение в Шлиссельбургской крепости, где принялся за изучение естественных наук. В ноябре 1905 года был амнистирован. С 1907 года преподавал в Психоневрологическом институте и в Вольной высшей школе П. Ф. Лесгафта в С.-Петербурге, читал научно-популярные лекции в Сибири и на Дальнем Востоке.
После Февральской революции 1917 года Морозов депутат Учредительного собрания от партии кадетов, после его роспуска отошёл от политической деятельности.
С 1918 года по 1946 год был директором Естественно-научного института им. П. Ф. Лесгафта в Петрограде.
В 1923 году по распоряжению В. И. Ленина ему в пожизненное пользование перешла усадьба Борок, ранее принадлежавшая его отцу - сегодня музей Морозовых. А в 1932 году Николай Александрович передал в распоряжение Академии Наук СССР часть усадьбы, где в 1938 создана Верхневолжская база АН СССР, от которой ведёт свою историю Институт биологии внутренних вод им. И. Д. Папанина РАН.
Подробности читайте в книге Владлена Дорофеева «Бесы "Кровавой Зари". Первая Русская революция в неизвестных воспоминаниях участников»: https://ridero.ru/books/widget/besy_krovavoi_zari/