гл. 6 2015. пора пробуждений, или...
6
А вечером - перед сном, всему личному составу объявили: завтра, все пойдем на экскурсию: в Североморск.
- Ну что, почти что капитан Ильин? – Обрадовался Денис раскрывая “Айфон” и вводя коды доступа.
- Посмотрим, сколько накапало, пока я страну спасал?
– Отчего? - Не понимал Лев.
- Ну как отчего, от моей бурной деятельности, за которую платит бир-жа.
- Нет, от чего спасаешь? - настаивал друг.
- А, спасаю от всех. Хотя, теперь не это главное, - признался Денис, прыгая на кровать.
- Я думаю, все подводники одинаково служат, - поправлял Лев.
- Все не все, а я один такой.
- Тоже мне, спасатель Малибу нашелся, – возразил Ильин.
- Ты в этом смысле?! Нет, я просто к красному словцу приплел, - сознался биржевой поклонник. И вот тут – словно присел на горячую сковородку: соскочил и так бедный затрясся; показывая согнутую руку в локте.
- “Ес”, - он заговорил по-английски: - Такого еще не было.
- Ты только посмотри? – и предложил Льву, при этом, не передавая в руки устройство. Где, видимо отправив стандартный запрос, Денис опять-таки от кого-то, по-лучил легитимный ответ. Который и заключался в поступлении на его счет приличной разницы: в денежных единицах заокеанской страны. Короче, продажа чьих-то акций, принесла бывшему владельцу в перерасчете - десятки тысяч рублей.
- Ну вот, совсем другое дело. А то стараюсь-стараюсь, а результата нет. Теперь, сам видишь? - тут больше, чем мы с тобой вскладчину заработа-ем. Так что, это правильно, что увлекся...
И захлопав в ладоши, пропел: - Тысяча баксов как с куста! Ха-ха.
- Слушай, а может и мне на бирже попробовать? – интересовался пер-спективой Лев.
- Помогу сестренке на квартиру собрать. А? Подскажешь, что к чему? Если только без риска?!
- Да не, – прогоришь. Знаешь, сколько я денег проиграл, пока получаться стало?! Пока нашел нужный фонд и нужного брокера с реальными советами. Ведь теперь только заполняю анкеты; а он, предлагает темы для инвестиций, – признался Денис.
- Ну, ты же подскажешь, если что? Не дашь прогореть! – Понадеялся Лев.
- А вот тут, извини, – дружба дружбой, а табачок свой, – напоминал ин-вестор неизменный закон капитализма.
- Ну и ладно. Действительно, зачем мне? Сам заработаю, как всегда, - решил Лев.
- Да не сердись ты. Ну, пойми наконец. Если ты появишься в этом фонде, тогда прибыль будет делиться на двоих, - доказывал свою математику Денис-ка.
Но старшина Ильин уже не слушал. Просто хвалил друга:
- Молодец, что имеешь финансовую возможность помогать родным.
- А то. Вот заработаю больше, тогда и фирму открою. Хочешь, я и тебя возьму на работу? Мне честные люди нужны, - Денис привычно погружался в мечты.
– Так они везде нужны, - напомнил Левка.
- И знаешь почему? - прозвучал встречный вопрос.
- Ну как, порядочные же. Приятней дело иметь не с прохвостом, а с нор-мальным человеком, - придумал Ильин.
- Да не, болван - порядочные тут причем? Просто, честные не будут во-ровать и красть у хозяина фирмы. Вот и все…
- Ты думаешь, все воры что ли?
- Ну, все не все, а половина точно. Или больше? – покривил губы Чижик, придумывая как ему потратить очередное вознаграждение. А устав листать виртуальные страницы интернета, остановился и произнес:
- О, какие тачки тут, – и показал фотки. - Я тоже такую хочу…
- Хочешь, бери, – не на шутку обиделся Лев, от неправильной интер-претации слова “Порядочные”. В общем, спать они ложились молча.
Но тут(!) - перед сном, двухместные комнаты обходил зам по личному. Зайдя к ребятам, ни слова не говоря направился к уже лежащему в постели Де-нису.
- Не спите?! А я у Вас конспекта так и не видел, - Да, капитан третьего ранга Пескарев служил и ночью.
– Я... командиру показывал, – удивленно оправдывался Денис, успевая спрятать телефон под подушку.
- Причем тут командир. Согласно устава, утвержденного еще ….. зани-маюсь воспитанием и учебой всего личного состава я. И нашего уважаемого командира, подобным беспокоить не нужно: на нем и так столько ответственности. Мы с вами, должны только помогать... Вот лично Вы, как помогаете?
- Не, я к тому, что просто не успел показать Вам. А так, у меня все написано. Даже печатными буквами...
- Тогда почему другие успевают вовремя: и написать и показать? - по-интересовался главный воспитатель и решил: - Поэтому, вот. Завтра с утра, как уже было объявлено, свободные от вахты поедут на экскурсию. А вам при-дётся дежурить дополнительную смену на лодке. И там хорошенько подумае-те, чтобы следующий раз не я за Вами бегал или Вы за мной. Как сделать все во время - как все. Ясно?!
- Так точно! - щеки Дениса наполнились алым цветом. А Юрий Дмитриевич напомнил:
- Вот, товарищ старшина вам первая заповедь подводника: Не зевай! Есть и вторая, помните ее? - Не обманывай! А то быть беде, – поучал глав-ный по личному, посмотрев теперь и на его соседа. Просто Лев шел на помощь.
- Разрешите доложить? – заступился друг: - Я лично видел, как стар-шина Чижик показывал конспект.
- Не врете? – Пескарев проницательно смотрел на старшину.
- Никак нет. Показывал синюю тетрадь!
- Вопрос решеный и обжалованию не подлежит. Поэтому в следующий раз, все сделает во время, – повторил решение Песка-рев.
- Однако чтобы не получить еще и наряды вне очереди, перед завтра-ком покажете свою синюю тетрадь. Представите конспекты... оба, - и громко скомандовал, выходя в коридор: - Через пять минут отбой.
- Чего он ко мне прицепился? - укладываясь поудобнее, не понимал Де-нис.
- Видишь: надо было давно переписать, и показать в срок. А ты все шутишь. Это же подлодка, тут серьезно, - Объяснял Лев.
– Да некогда было. Я файлы что накачал - обучающие, срочно просматри-вал. Там все: как разговаривать, что думать. Как выводы сделать?! Какие ценности нужны?! И потом, еще задание по инвестиционной стратегии выполнял и проходил соц.опросы, что были в обучающем ролике.
- Ну и ладно, - решал для себя Денис. - Я вообще тогда учиться не буду тут. Буду стратегом…
- Слушай стратег, так нельзя, – напомнил Лев: - Нас с тобой ценят отцы-командиры, и мы должны соответствовать.
- И помогать всегда? - переспросил Денис.
- Ну конечно, - похвалил Лев - хлопнув легонько по одеялу.
- Хорошо. Может тогда не будем голословно - братскими тезисами раз-брасываться. А действительно поможешь?
- Сейчас?! – поняв все, но еще надеясь что это шутка – Лев накрылся одеялом с головой.
- Ну а когда? – отвечали с противоположной койки: - Твой ведь почерк... Помоги написать, а то пишу как курица лапой.
- Ночью?! - озвучил Ильин.
- А хоть бы и ночью. Я бы - к примеру, за тебя все сделал. И в огонь и в воду пошел.
- Ну, если так, то конечно. Дружище. Напишу - не переживай, - согласился Лев.
Естественно, что Денис вскоре забылся. При том отношении друга к нему и тех, почти домашних условиях, которые предоставляла морякам когда-то неухоженная – а теперь в три звезды матросская казарма; подводник быст-ро заснул. А старшина Ильин, погасив верхний свет и включив торшер, расположился за новеньким полированным столом; где и принялся переписывать свой собствен-ный конспект, не замечая при этом как мимо бежало время. И если бы сейчас – ночью, к нему подошел хоть кто-нибудь, с одним простым вопросом: Скажите, наши люди по-прежнему отзывчивы и помогают в беде? Не как часто: себе любимому; и даже не своим знакомым или родственникам. А просто: помочь погибающему. В планетарном - так сказать, масштабе.
То не задумываясь, парень ответит: - Да. Любой россиянин может!
Только однажды, в обычный - запомнившийся современникам только тем, что был душным - летний день; подобный хороший человек не повстречался одному подозрительно худому юноше. Поскольку не заметить озверевшего вида его, любой бы нормальный не смог. А поговорив, обязательно помог; ну хотя бы со-ветом. Однако кто или что-то постаралось, чтобы болезненный оставался один. А в одиночестве как утверждают медики, и с ума нередко сходят.
Так вот, день тогда переваливал за экватор; а он уже разменял несколько районов огромного города. Причем сделал это не замечая: ни дорог, ни хоть одной, сколько-нибудь живой мысли в голове – сами ноги несли… Но периодически – на нужных им поворотах вновь становясь послушными – пе-реводили дух, пересекая в спокойствии очередной большой перекресток. Вот на последнем, бешено-смотрящий в даль и очнулся; окунаясь в горячо лю-бимое всеми гурманами обеденное время. С этим как раз просто: высокорасположенное солнце и призывы собственного желудка, не оставляли выбора. Также настоящее подтверждалось шерстяным - превратившимся в серо-пыльный и захваченный каплями тела чехольчик. Хотя когда-то, действительно - костюм был строгим: черного цвета...
Да, юноша по-настоящему взмок. И это неприятное и носу состояние, поддерживали даже хрусталики глаз, что искажая отображали все больше больших и ужасающих картин из цикла “Без будущего”. В общем, подтвердилась странность местного менталитета(!) - никто не помог и не узнал: как хоте-лось слышать ему слова благодарности; напоминание - что Гений. Еще лучше: сразу получить защиту от окружающего насилия. Поэтому - как бы в отместку: отправляя непослушную челку влево, юноша все сильнее сжимал и без того уже искусанные губы, бормоча дежурные проклятия. Нет - сумасшедшим он тогда не был. И начиная приходить в себя от недавно пережитого – не обделённый любознательностью стал всматриваться в раз-ношерстную, иногда говорящую на разных языках публику. Вот только когда очередной прохожий или прохожая, не выдерживая внимания по-западному – не-естественно широко улыбались; он воспринимал реакции встречных “физий” за насмешку над собой. Получалось: хотелось одного – а выходило, совсем иное. Короче, и тут категорически не везло.
Ведь с утра, обнимая несколько авторских работ - уподобившись неокрепше-му орленку, он повторно летел в Венскую Академию. Как говорится: был “в процессе”. И только поэтому, не придал значение внешнему виду; когда словно не разбираясь в композиции и цвете, решил облачиться в этот старенький, не-когда очень официальный костюм. Хотя, чего с него взять - другого все равно не было... Так почему тогда и физически, не новый наряд решился принизить: ужать плечи владельца? Ответ конечно был: Природа.
Поэтому повторимся: любитель живописи не сомневался в своей исключитель-ности. А посему, вместо того чтобы весь прожитый год – подобно другим не-удачливым абитуриентам готовиться, его прогулял - инспектируя столичную архитектуру. Помнится, как напевал тогда; примерно так: Мои картинки берут! Мои картинки берут!
Это правда – он стал забывать как ночевал в здешних ночлежках; а кусок хле-ба добывал работой носильщика, или дворника. В общем, юный гражданин ненавидел Австро-Венгерскую империю. Поскольку в своей нищете винил всех – ну кроме самого себя. А именно: евреев, венгров, славян и многих других - давно проживавших в ней народностей. Почему-то, молодой австриец уверовал: они отбирают работу!
- Моя жизнь в Вене, - напишет он позже, - самое несчастное время. Я вы-нужден был спать на лавочках, дышать пылью - выбивая чужие ковры и даже чистить снег. Но зато, рисуя картины с видами городских шедевров - я само-стоятельно стал великим!
Да, самоучка по живописи решил: на этот раз обязательно поступлю. Тем более что и близких давно обманывал: как хорошо там учиться с прошлого года. И конечно, как всякая мать, урожденная фрау Пёльцл всецело поддержи-вала отпрыска; понимая – он австриец, а в стране прекрасные виды. Значит эта тяга к рисованию - естественна. Эх, знала бы больная мать будущее, когда вспоминала: - Все что он видел – пытался зарисовать. Только людей не изображал почему-то…
Однако произошло немыслимое – само названого гения снова не приняли. Хотя и был замечен экзаменаторами прогресс в манере рисования и формирования сюжета рисунка. Смех. Ему объяснили: - Мы принимаем талантливых или способных, а не тех - кто просто учится рисовать.
Итак, мощный удар состоялся. И главное, как водится: во время и точно в цель – в огромное самолюбие. Он вновь проиграл… Тогда что же осталось?! Только волочится от величественно-нарядных и праздничных, до убогих и грязных улиц; жители которых не шибко спешили уби-рать мусор. Отсюда, нокаутированный увидел не только лицевую, но и обрат-ную сторону ненавистного города. А ведь для большинства, Вена по-прежнему считалась чудесной; и более того: домом композитора из композиторов, коро-ля вальсов Штрауса.
- Иоганну значит “Да”, а мне снова “Нет”? – В который раз повторял парень.
– Я также, хотел жить искусством… Как верил, в свое картинное бу-дущее.
Что это было: проверка маленького человека дополнительным испытанием; простое, случавшееся с любым невезение или чей-то, давно запланированный план? Об этом, человечество узнает гораздо позже. К моему огромному сожа-лению… А пока, серо-черно-пиджачный перегревшийся брюнет продолжал неистовство-вать: - Ему – профессору вступительной комиссии, даже наряд не понравился. Назвал “Бездарным”.... Что говорить про картины? – вспоминал недавний раз-говор несостоявшийся студент:
– Он наверно думал, что я без фантазии?! Ну, раз не понимая черно-белых основ, напялил абсолютно темное? Конечно – этот цвет подчеркивает излишнюю стройность. А великий худож-ник обязан разбираться в образах... Эх, если бы я выбрал противоположную - светлую сторону цветовой гаммы; то никакого неестественного вида бы не имел. Со светлым, меня точно бы приняли…. Что же теперь делать??
И поразительно быстро нашелся ответ: Главное: не возвращайся назад - в этот чертов приют на “Мельдерманнштрассе”.
- Я просто не переживу еще одну ночь в комнате, где ночует триста тел... О, как же ненавижу этих самодовольных профессоров! Тем более, многие из них даже не немцы, а немецкие евреи. Однако указывают на несостоятельность. Мне.. Значит – они ненавидят(!), - так, за нежеланием признать истину – от-сутствие таланта; непринятый в Академию объяснял произошедшее. И эта надуманная причина, начинала все больше нравиться. Так что дальше, худющий решил: - Я докажу черномазым, как смертельно ошиблись. Когда-нибудь, обязательно покажу!
Между тем, заканчивалось первое десятилетие двадцатого века: Европа развивалась. И к привычности австрийских улиц – немалому количеству пеших и в старомодных теперь гужевых повозках сограждан; добавились ворвавшиеся в привычный быт новомодно-одинокие, но зато самодвижущиеся экипажи: ды-мяще-рычащие авто. Застыв памятником - пока подобное детище технического прогресса развора-чивалось на перекрестке двух мостовых, он чуть было не оглох от выстрелов его выхлопной системы.
- Прямо как на войне, - придумал парень, отгоняя от себя окутывающее прилипчивое облако; что норовило поселиться в легких. Однако откашлявшись, заметил: А оказывается, я стою напротив Михайлов-ского корпуса Императорского дворца Габсбургов “Хофбур”.
- Вот где жизнь была… никто не перечил, только потакали, - представ-ляя себе быт прежних хозяев – беседуя, рядом остановились две брюнетки в армейской униформе.
- Точно. Ничего не запрещалось, а если что: голову гильотиной…, - и обе барышни, показав – как ему увиделось: свои скошенные на сторону лица громко рассмеялись. Видимо важным для них было и то, чтобы именно он обратил внимание. И тонкий заметил, услышав следом трубный – а не их “не бас”: - А тебе указывают! Убить за такое…
– Точно! - зашептал стройный своим дисконтирующим тенорком: - Если бы только была возможность. Так бы и сделал, и спасибо сказал.
Сразу(!), будто ждало проведение: какой-то чумазый и кудряво-волосатый мальчишка-выскочка, появившись словно из-под земли - а по факту, из-за широ-ченной спины очередного многочисленного прохожего; в общем, этот невысо-кий и прихрамывающий, умудрился так точно и пресильно ударить своим - буд-то железным бортом, более слабое и физически недоразвитое плечо несосто-явшегося художника; что он страстно завыл. Но другой, естественно не заметил – при существенной разнице контактиру-ющих; чаще проигрывает меньший. Вот и ударивший не стал останавливать-ся, а также по-ребячески - проворно вбежал в этот самый дворец; что поти-равшему ушибленное место почудилось: учувствуй тот в олимпиаде по бегу, обязательно установит новый порядок - вернее, новый мировой рекорд.
- Ах-ты! - вырвалось у стонущего самоучки. И нисколько не задумываясь, его ноги рванули следом. Видимо захотели помочь пострадавшему телу напад-дать подростку, за такое наглое обращение. А может, и случайное невеже-ство; поскольку по существующим тогда европейским нормам, агрессию искус-но скрывали. Это потом, все кардинально измениться…
Однако милая – с мелкими кудрями фрау на входе; остановив - словно сталь-ными - капиталистическими руками не тонко намекнула:
- Билет нужен... юноша, чтобы попасть в храм западноевропейского ис-кусства. В общем, хочешь глазеть на экспонаты и интерьер, - плати!
- Я австриец и немец, - гордо - как показалось, заявлял обиженный гость: - Поэтому имею право смотреть на завещанное нам искусство.
Улыбка и снисхождение к глупцу совокуплялись в ее словах: - Вообще-то, у нас культурная страна. Мы не делимся по национальности: перед Богом все равны; поэтому, запла-тить тебе все равно придётся.
- Ты посмотри: снова черная запрещает?! – в голове повторно возникали чужие слова. Переварив их, обиженный заявил:
- Это никуда не годится! Если запрещается видеть, зачем они здесь?
Да, понимание такого факта, превращалось в ледяной душ. Ушат - как говорят еще: был неприлично полон. И все же не остывая под ним, гражданин не заметил или просто не придал должного значения: какая-то все-лившаяся сила сперва порылась в нем: в мыслях и желаниях; а затем и в тощих карманах. Следовательно, не очень удивился, когда сам(!) - выбрав оттуда по-следнюю мелочь; своей левой безвольной передавал ее приставучей крючко-нособразной женщине. Он только успел отметить, еще больше походя на наружное платье – то есть мрачнея:
- Это были последние деньги. А за новые картинки, обещали в будущий четверг…
То есть, хотя парень и считался у знакомых не самым бедным; занимать ему теперь не спешили: ведь нигде не учился; следовательно, стабильной работы не получит: как рассчитается? Короче – так обиженный профессорами Академии искусств попал внутрь.
И вышеупомянутое искусство встречало прохладой... Застегнув свое жаркое - для улицы одеяние; становясь веселее, “шерстяной” с наслаждением принялся прогуливаться по нескончаемым залам; получая не только эстетическое, но и полноценное физическое удовлетворение.
Так как внутреннее состояние больше не перегревалось; а внешнее будоражило уже воспаленное воображение - масштаб былой власти Габсбургов завоевал очередного посетителя. Та грандиозность: от массивных колонн на входе и статуй под потолок, до огромных размеров самих обставленных комнат; все это подчеркивало величие над остальным миром.
Повторно переходя в управляемый транс, юноша с жадностью проглатывал представленные экспонаты. Тем более, действительно было на что смот-реть: роскошно-убранные - в смысле мебели помещения, оказались буквально зава-ленными предметами интерьера. Повыше их, сие великолепие дополнялось из-вестными миру картинами; и довершали избранность, непрактичной дорого-визны люстры да расписные потолки.
Отмечая в себе: что больше всего притягивают залы с живописью и античной лепкой, посетитель упрямо двигался вглубь. Считали минуты… Мускулы, обнаженный торс и женские прелести – все эти застывшие боги, пронизывали старинное здание мощью и энергией ушедшей эпохи. Впрочем, самоучка это видел и раньше, считая промежуточным искусством - надеясь даже когда-то превзойти; но теперь, видимо подбадриваемый изнутри, впитывался иным смыслом: - Управлять и властвовать! Властвовать и Управлять! Вот посыл мирового искусства.
Но даже такие - бредовые идеи, требовали перерыва… Или по причине, что пеший отсчитал свои дневные физические возможности; или еще что-то. В общем, в голове опять возникала чужая речь:
- Ты устал. Отдохни. Здесь можно: посмотри, сколько красивой мебели?!
Хотя раньше, возле любого - мало-мальски пригодного для сидения тут пред-мета, имелась соответствующая надпись: “Запрещено использовать по назначению”. Он увидел то, чего в принципе не могло быть: мягкую мебель без запрета. Путник присел. Тотчас, на сей факт среагировала решительная смотрительница зала. К слову – заскучавшая, решила выговориться по полной:
- Сидеть воспрещается! Это французский экспонат. Чему Вас только в школе учат?!
- А я не школьник, студент, - повторил он то, что снова подсказывали на ушко.
- И на кого тебя учат, студент? - она еще вставила французское: “Etudi-ante”.
- Стану самым главным художником, над всеми другими, - оправдывался посетитель, осматриваясь и ища поблизости подкрепление - картины со вку-сом.
- Твой “художник”, происходит от “худо” - заявила женщина, вновь переходя на немецкий. В общем, она защитила мебель - отогнав ненужного в опреде-ленную сторону. Он и побрел... дорогой другой.
О том, чтобы просто вспомнить: Что именно подтолкнуло зайти? Ну, тот - нечаянно толкнувший, похожий на чертенка подросток; и найти его, - так об этом вообще не было речи. Он - который мечтал стать художником и которого вновь отстранили, а вернее уничтожили сокровенную мечту; больше не хотел жить: все стало не просто плохо, а категорически неудовлетворительно. Так прежняя вера заразилась, поболела в нем и умерла. А сам бедняга, пе-ревоплощался...
“Бледный” – теперь не видел искусства. Не замечал: нарядно одетых искус-ствоведов, собирающих как и прежде - перед каждым значимым экспонатом народ. Следовательно, упускались и восхищенные, наливающиеся доброй энер-гией души... Все то, что занимало в нем прежнюю сущность – художество; оказывалось в небытии. Это значит и физически, теперешняя пустота требовала нового заполнения: повышался градус перемен. Так продолжалось, шестьсот шестьдесят шесть секунд...
Пришло время, а скорее - так было задумано: почти что художник возвращался – перегорев прошлым. К нему снова вернулись: слух, зрение, пространственное мышление и масштабная - не похожая ни на чью злость. Однако сам молодой человек был примагничен лекцией и местом - в зале сокро-вищ.
Расскажем подробней: группа молодых девушек - видимо какого-то учебного за-ведения, остановилась именно в том месте, где ничего не видящим стоял по-луживой парень. Сошлось и время – когда зрительный туман рассеялся, стоя-щий напротив полный - в новеньком белом льняном костюме гид, как по коман-де - ткнул указательным пальцем в центр стеклянной витрины. Вот с этим бравым выпадом, безмолвно стоящий - не обращавший никакого внимания на рассказчика; считая это присутствие лишь вторжением в интим-ное течение своих мыслей – ожил. Даже пытался соображать: Что делать дальше? И стоит ли вообще жить: когда старое сгорело, а новое кажется невозмож-ным; как вдруг услышал. То есть не просто услышал, но и разобрал, вникая и принимая в себя - ставшие предопределяющими слова.
Так хвастающийся отменным аппетитом бюргер рассказывал о представ-ленной экспозиции: - Эта история – стара как сам мир: c данным Копьем, свя-зана легенда.
И с сомнением оглядев слушательниц – восторженно заявил:
- Так слушайте, если не знаете главного: Тот, кто объявит своим и постигнет его тайну – возьмет судьбу мира за руку.
Упитанный сделал паузу – подумал шевелящимися щеками: заглядываясь на приличные женские формы. И пока их владелицы - смотрящие теперь в рот рассказчику не дышали; технично добавил - понижая голос до состояния полно-го предательства:
- Совершит любое... Доступно все копью, что римлянин Лонгин вонзил в подреберье Иисуса; уже распятого на Кресте.
Неизвестно, понимали ли студентки суть легенды. Об этом, мировая история умалчивает. Также и гид этот, которого впоследствии все же заставят же-ниться на одной из многих забеременевших от него девушек - нигде более не упоминается. А вот то, что подслушавший экскурсию уяснил, принял и начал соответствовать – тенью ложилось на все светлое, в мире живое.
- Ну наконец-то, определился, - сказал тогда молодой человек, подходя ближе к рассказчику.
Уже и гид не казался противным: похожим на пенку вскипающего молока. И тот, словно подтверждая неизбежное, а вернее расфуфыриваясь перед мо-лодыми женщинами; погнал историю дальше:
- В средние века, многие германские императоры владели копьем. Однако за последние пять столетий, особого доверия у властьимущих к этой истории не было. Но…это если не считать Наполеона, потребовавшего копье себе - после победы при Аустерлице. И он, кстати, потом захватил полмира. На целый у него не хватило…, - лектор еще пытался шутить.
- А дальше? – каким-то чужим голосом попросил подошедший.
Подчиненный лектор чеканил: - После разгрома наполеоновских войск, наконеч-ник копья был тайно вывезен из Нюрнберга и спрятан у нас: в Вене. В моем лю-бимом интимном месте...
Тут группа экскурсанток хихикнула, и продолжила путь по музею. Разочарован-ный гид поплелся следом: его информация оказывалась ненужной. Но молодой Гитлер, а ведь это был именно он, завороженно прислонился к витрине. Причем глаза приобрели цвет подложки – материала под наконечником: алой крови.
- Очень нужная вещь, – отметил он. И тут показалось(!), что старинное копье подмигивает - поблескивая намека-ет о близости. В общем, как теперь стало понятно: юношу задержала сила. Адольф понял: это мой знаменательный день.
Преступное копье гипнотизировало долго. Все чудилось: как убившее Иисуса оружие, расскажет свою страшную тайну.
Короче, случилось! Адольф покорился. Сознанием овладело новое. Оно просило? Нет, - оно приказывало!
- Ты знаешь чего хочешь! Твои инстинкты не сломать!
Не в состоянии анализировать озвученное подсознанием, Адольф подчинялся. А позже скажет: “Копье было магическим носителем откровения, открывающим прозрение в тот идеал, где мое воображение казалось более реальным, чем весь матери-альный мир. Все было так, как если бы я столетия назад уже держал его в ру-ках; и оно, вспомнив меня – передавало могущество”.
Так что подумать: Как это может быть? Или: Что за безумие овладело разумом и родило бурю на сердце? - юный Гитлер не мог. Музей закрывался, а бывший художник еще стоял заворожённым, перед самым кровавым предметом. Поэтому, его выталкивали из музея две жили-стых сотрудницы, силой…
Однако не прошло и чертовой дюжины шестидесяти минуток; как парень снова появился у здания. А дождавшись открытия, созерцал только его – смертель-ное оружие; ожидая новые тайны. Все остальное теперь было не важным: по пути он продал свои лучшие - предоставленные для поступления в Академию работы. Поэтому вход в музей надолго остался свободным.
- Картины мне больше не понадобятся. Разве, только батальные…, - вот как толкали мысли к оружию. И поселившийся – уже обустроившийся в сознании голос, чревовещал:
- Не переживай! Копья действительно не понадобятся. У нас с тобой бу-дет другое: современное и массовое оружие.
Адольф стал тереть пальцами информацию – медную табличку витрины: “Сие копье, принадлежало Византийским императорам - первый век нашей эры. Затем, императорам германских наций: Генриху птицелову, Барбароссе. После: Мамаю, Наполеону Бонапарту… Австрийскому фельдмаршалу Блюхеру.
- Стоп, – приказывал голос, – это важное! Сам видишь – только великие полководцы. Прежние властители мира. Главнее их, еще не жили на этой земле…
Он даже вопрос задал: - Ты желаешь стать следующим?!
Действительно, лето было горячим. И Адольф Гитлер не заморачивался: каким образом появляется голос? Но сообщаемую информацию усваивал. Тем более что ранее, ничего подобного не знал, не читал и соответственно вспомнить, что когда-то забыл – не мог. Данные оказались вставленными в пробелы – вся прожитая история человече-ства:
Злосчастный день был тоже солнечным: 5 апреля 33 года. Вспомнал Гитлер и как сотник Лонгин, желая узнать: жив ли сын Бога - от не-человеческой жары и чудовищных мучений; или отдал отцу душу - не кольнул, а вонзил копье между кварта и квинта ребром тела. Так завершилась мелодия самой мирной жизни...
- Эта реликвия особой важности, – напоминал вкрадчивый голос, не забы-вая как тогда – именно он заставлял Лонгина взяться за копье и подойти к Иисусу. Поэтому, одурманенный сотник не рассчитал силу укола. Помогли извне…
- Мы смогли тогда победить Добро, - похвастался тембр.
– Теперь сам видишь, возможности почти безграничны!
И этот настойчивый, принуждающий все и вся так полюбился Гитлеру - ведь оказался сильнее, а силу новый Адольф уважал. Может быть, что сам был не-сильным: нередко обижали мальчишки. Посему, слушая захвативший и переваривший под себя его тело звук, Адольф заметил - все поменялось. С этим нововведением, ушла привычная прострация, взамен – заявилась уверенность. Уверенность в завтрашнем дне. И дно это, уже было предопределено.
Внутренний голос теперь не шептал, выкрикивал: - Это, приносящее силу ко-пье – твое. А здесь, на хранении. Так легче контролировать…
- Значит тот, кто овладеет, сможет стать самым-самым?! И справится с самим Богом, а не то что с какими-то людишками, - об этом по-думал молодой Гитлер.
Хотя разум еще пытался возразить:
- Природа всегда уравнивает шансы: ребенок, что родился богатым – нередко бывает глуповатым. А тот, что послабей здоровьем - всех обхитрит, стараясь выжить в неприспособленном теле.
Только захвативший голос настаивал: - C копьем, ваша Дарвинская конструк-ция рушится… Зачем приспосабливается? Оно даст безграничную силу.
В общем, будущий фюрер трясся, предвкушая уготованное. Однако “Тот”, отрезвил:
- Только есть одно Но… Завладеть необходимо в войне. Поэтому нельзя выкрасть, купить, получить или обменять. Иначе, сила не пе-реходит. Для Вас, закон Вселенной неизменный: “От себя не убежишь - и Бога, никогда не обманешь”. Да, такова Истина. Мир давно поделен на Добро и Зло также, как сутки на день и ночь. Я знаю - злое тело сильнее; однако доброе – Духом и Верой возьмет. Пока па-ритет...
Так что выбираешь?
- Силу, – назвал Гитлер, вступая в диалог: – Мечтаю стать сильнее.
Действительно, он не забыл: как избивал спивавшийся отец... до полусмерти. Получается, в нем также сидело нечеловеческое. Короче, Адольф окончательно выбрал, озвучивая написанные для его новой жизни слова: Сила рождает право! Я готов стать новым Лонгином.
- В копье, – теперь он услышал не прежний – чужой внутренний голос, а своими ушами, – столько силы, что даже сын Бога продул. Ты следующий Вла-стелин. Восемьдесят восемь…
Адольф оглянулся - рядом по-прежнему никого не было. Однако уши продолжали вещать: - ‘’Хозяин’’ выбрал тебя. В доказательство, дарует бессмертие.
Но поскольку Адольфу не только хотелось услышать; захотелось владеть. По-этому сразу поверил, что это произойдет. И пока он так думал, откуда-то снизу – из межподставочного витринного про-странства проявилась тень. Причем робкий силуэт самого Гитлера, все также лежал неподвижно. А эта – непонятно чья, оказывалась сама по себе: потому что перемещалась вне зависимости от проходивших неподалеку людей.
Снова молодой не сообразил – не сопоставил: если рядом никого нет, тогда чей голос я слышу? Или: Что это за тень с рожками??
Ведь правильней было предположить: что это она – тень пообещала: Пройдет лет двадцать и копье станет твоим!
Однако она не упомянула главное: что давно “служит” возле него и очень редко кто-то - из спровоцированных ею выбирал Зло. А ведь за столько лет, перед ним - убийцей Иисуса, простояли миллионы отпрысков человечества. В общем, чернь выполнила задание - нашла кандидата по правилам. А вопрос: Кандидата на что? К сожалению, так называемым “еврочеловече-ством” не задавался. Ошибка мира крепла...
И все же жива на планете мудрость. Наши соотечественники – прототип евразийского человека знают : Вопросы ставить, необходимо во время!
Только через несколько дней, люди впервые заметят странность: дрожащего, ежедневного поклонника у копья. Это спустя многие годы, демонологи докажут: - В Вене, Адольф Гитлер под-писал договор с самим Дьяволом; когда в обмен на обещанное бессмертие, бу-дущий фюрер стал еще одними руками его на Земле...
Но так ли смешны подобные утверждения?! Просто вышеописанный эпизод свидетельствует о готовности Гитлера пойти на любое, только бы уподо-биться Чингисхану с Наполеоном. И историки настаивают: дескать, в том, что Гитлер стал самым кровавым убийцей планеты - повинен сам; а не какие-то сверхъестественные силы. Далее, подкрепляют современными аргументами: Любой начинающий политик - да еще с такими нацистскими убеждениями как у него, должен идти на любые сделки. А приняв решение - расставляя точки: осуществлять, или ограничиться идеями без воплощения.
Так что, как это будет оформлено – самостоятельно Гитлер дошел до невоз-можного или с помощью сверхъестественного, уже не имеет принципиального значения. Как говорится – не было смешно, пока не стало грустно. Поскольку этими объяснениями, неверующие в нечистую – только подтвер-ждали “невозможную” - первоначальную версию: Гитлер стал слугой Дьявола!
Только страшное будет потом – сопоставим факты; а пока – в начале 20-го века, музейные посетители улыбались друг другу. Однозначно не обращая вни-мание - что на планете возник союз. Союз негодника и Зла. Которое, уже не скрываясь кричало - хотя, кроме самого Адольфа, этого голоса никто не слы-шал. Крик усиливался:
– Ты удостоверишься в безграничных возможностях - будешь жить во-преки. Тебе бессмертие – мне души.
От такой – теперь ясной перспективы, все еще болезненный Адольф закрыл глаза. Пошатнулся и …. И не упал. Спасло услужливое лицо: мужчина, что поглаживая остро-конечную бородку в этот момент – неподалеку, любовался великим творением - старинными ваза-ми. Однако профессионально среагировав - завидя падающего, не задумываясь бросился на помощь. В общем, упав на колени поймал потерявшего сознание. Конечно, человек с округлой лысиной на голове ударился, но не показывая вида перетерпел коленно-преклоненную боль:
- Я медик. Врач. Пожалуйста, не беспокойтесь, - поднимаясь, он объяснял падшему.
Только Гитлер сторонился помощи, вырываясь из крепких рук.
- Вам помогут молодой человек. Где болит?! Сердце? – обнимая ловкими пальцами его правую руку, врач определял давление. Следом, потомственный медик заглянул в зрачки безмерно расширенных и уже таких пустых глаз.
Да, многого повидал на своем веку Дава - случались разные пациенты. Однако увидеть в глазах страждущего колодцы с безжизненными телами, та-кого конечно не было.
Адольф снова попытался встать, отталкивая от себя человечество. В об-щем, походил на Зло - избегающее священной воды.
- Не бойтесь. Как сказал наш пророк Моисей: “Помоги ближнему своему и тебе воздастся”, - Давид успокаивал больного.
Адольф притих; пока осматривали, рассматривал ту – самостоятельную тень. Причем, что не только своей развязностью отличалась от обычной, но и внешне – цветом, походила на факт разлитых чернил. Гитлер заметил вторую – не выделяющуюся из многих, образовывавшихся в любом месте, при появлении послов света. В общем, сейчас эта нечеловече-ская - чисто-черная бесцеремонно схватила вторую – вполне земную, отбро-шенную склонившимся. Свидетель немыслимого выкатывал глазки: ведь непривязанное к чему-либо существо на полу, стало тянуться к тому месту, где у докторской копии в “2 D” голова переходила в тело; и будучи физически выше - а это Гитлер от-четливо понимал: схватила человеческую - словно в тиски руками и улыбаясь только одному будущему убийце – для чего показывала по контуру предполага-емых зубов белый пол; сперва стала душить, а затем – очень быстро, с какими-то корнями – венами вырвала сердце доктора; и покрутив хвастливо - бросило под ноги. Причем брызги, что заливали снежный пол и находящиеся на нем тени тел, по мнению самого Адольфа были грязно-красные. Но.… Но по-прежнему, кроме Гитлера этой половой сцены никто не видел. А пострадавшая тень уже металась в конвульсиях, беспомощно стуча слабе-ющими конечностями – в надежде ухватится за исчезающую нить жизни. Вот эту вибрацию и ощутил живой доктор, сравнив с привычным человеческим сердцебиением. Он даже расслышал: как следом закончилась…
Дава, непонимающими глазами целился в застывшего Гитлера. А тот смот-рел, как убитая растворялась в победительнице – от которой становилась еще темнее. Он сперва думал, что черно-белая сцена показалась – так стало плохо; но об-ращенная в ответ на эту мысль победительница - радостно показывала окро-вавленные руки… намекая, а может и обучая будущего фюрера:
- Смотри как надо. Раз и все!!
И читая мысли – доказывая факт происходящего, странная тень стала разма-хивать оставшимся от всей тени тела человека сердцем; приглашая Адольфа следовать примеру. Ведь человек от убитой тени был жив…
- Ой, мне кажется…, у меня удар, – все-таки решил Гитлер. Попутно обдумывая: Мне можно убить?!
Тогда он еще пробовал думать - оттолкнув медика, неровным шагом направил-ся к выходу. Врач теперь ударился головой; с тех пор она болела всю жизнь - до самой смерти. До 1941-го, когда загнанных в газовую камеру обнаженных людей, нацисты бесчеловечно лишат права жизни…
А пока, Гитлер оказался на улице – Бог всегда дает людям второй шанс! Казалось бы: воспользуйся им – не будет величайшей трагедии. Но словно под-жидавшее его и там Зло – послало ветер, что быстро охладил, забрав лечение из зараженной головы. Так что, ей становилось ясно: его человеческие неудачи закончились. Впереди оставались... нечеловеческие.
И снова хозяйское напоминание – перед глазами возникло недавнее кровавое представление. Адольф, перебегая в это время дорогу – понятно как оказался под колесами того самого, дурно-пахнущего автомобиля. Наверное вся кольцевая – заложенная когда-то на том месте, где возвышались защищавшие древний город укрепления: улица “Рингштрассе” ахнула. Вернее не сама улица, а наводнившие ее люди. Но еще большему – чем им удивлению водителя: что неожиданно для самого себя решил проскочить - вселилось что-то, вот и добавил усилие на педаль ак-селератора; являлось понимание лежащего под обеими передними колесами. Он совсем не пострадал. Только кровь носом… сбитый вымарал указательный палец.
Ну и подоспели сочувствующие - стремящаяся помочь дамочка, что шла за продуктами в соседнюю лавку и теперь вытирала своим белоснежным платоч-ком его закопчённый – словно поцелуем черта лоб; в общем, платок получил алые капли, чудным образом смахивающие на “14”. Молодой Гитлер отпихивал даму, в ответ на уже знакомый голос из дворца:
– Мы еще встретимся. Я свое сделал. Сам видишь… Время пошло, ты бессмертный. Договор подписан кровью.( А=1, G=4)
И кровь прильнула - добавилось столько силы; что Адольф даже накричал на сердечную - желающую помочь:
- Просто задумался, и перешел дорогу. А так все цело. Теперь вообще, все будет цело, - назвавший это побежал прочь.
- Да я помочь хотела, - отвечала леди.
- Себя помогите …, - кричал Гитлер вслед: - Пригодится вскоре…
- Пригодиться, - повторил подводник Чижик не своим, а голосом из только что просматриваемого сна. Кстати, от него проснулся, проговаривая: - И приснится ж такое?!
© Copyright:
Смоленюк Сергей, 2022
Свидетельство о публикации №222020100088