ЕЩЁ РАЗ О КНЯЗЕ Г.А.ПОТЁМКИНЕ – ТАВРИЧЕСКОМ
Кабинет-секретарь императрицы Екатерины II Храповицкий записал в своём дневнике 12 октября 1791 года: «Курьер к пяти часам пополудни – что Потёмкин умер… Слёзы и отчаяние. В 8 часов пустили кровь; в 10 легли в постель».
Запись в дневнике 13 октября: «Проснулись в огорчении и слезах. Жаловались, что не успевают приготовить людей. Теперь не на кого опереться».
В ту же ночь, между 12 и 13 октября Екатерина в два с половиной часа утра села писать письмо своему эпистолярному другу, публицисту, барону Фридриху Гримму, с которым общалась по всем важнейшим вопросам: «Страшный удар разразился над моей головою… мой ученик, мой друг, можно сказать, мой идол, князь Потёмкин-Таврический, умер в Молдавии от болезни… Вы не можете представить себе, как я огорчена. Это был человек высокого ума, редкого разума и превосходного сердца; цели его всегда были направлены к великому. Он был человеколюбив, очень вездесущ и крайне любезен. В голове его непрерывно возникали новые мысли… В эту войну он выказал поразительные дарования: везде была ему удача и на суше, и на море. Им никто не управлял, но сам он удивительно умел управлять другими. Одним словом, он был государственным человеком: умел дать хороший совет, умел и выполнить. … По моему мнению, князь Потёмкин был великий человек, который не выполнил и половины того, что был в состоянии сделать».
Запись Храповицкого в дневнике 16 октября: «Продолжение слёз. Мне сказано: «Как можно Потёмкина мне заменить? Всё будет не то… Он был настоящий дворянин, умный человек, меня не продавал; его нельзя было купить».
В переписке с Потёмкиным Екатерина часто повторяла: «Я без тебя как без рук».
22 октября императрица снова писала Гримму: «Князь Потёмкин своею смертью сыграл со мною злую шутку. Теперь вся тяжесть правления лежит на мне одной».
Потёмкин был фаворитом императрицы всего два с небольшим года (1774 – 1776), Екатерина настолько доверяла ему, что в 1775 году они даже повенчались по воле Григория, однако это венчание осталось их личной тайной. Масштаб обоих был настолько велик, что они не смогли ужиться, их широким и богатым натурам вместе было тесно, и они довольно быстро расстались, но остались друзьями! Потёмкин обладал смелостью и государственным умом и давал императрице очень дельные советы в управлении делами. Он не только был хорошим воином и хорошо разбирался в политике, но был также хороший психолог, умел подбирать кадры и был сведущ в административных делах. Секретарь саксонского посольства Георг фон Гельбиг, критически оценивавший деятельность императрицы Екатерины писал в 1790 году, что она боится решить какое-либо важное дело, не спросивши у князя. После таких высказываний императрица потребовала, чтобы Гельбига убрали из саксонского посольства в России, однако не только Гельбиг, но и ещё некоторые современники были уверенны, что Екатерина побаивалась Потёмкина, его смелости, огромной мощи и всесильного влияния.
Императрица Екатерина II действительно была некоторое время после смерти Потёмкина в панике, с ней чуть не случился апоплексический удар, она трижды падала в обморок, и её с трудом откачали. Но далеко не все так горевали о смерти Светлейшего князя. Потёмкин был очень противоречивый человек: в нём уживался и добродетельный ангел, и дьявольский сатана. У него кроме большого количества положительных качеств было не меньшее количество отрицательных. Некоторые считали, чуть ли ни за благо для России, его «уход».
Генерал Фёдор Васильевич Ростопчин, которого Екатерина II прозвала «Сумасшедший Федька», будущий губернатор Москвы в период наполеоновского нашествия, писал С.Р.Воронцову: «Здесь все прикидываются печальными; однако, никто не скорбеет». «Он (Потёмкин) в высшей степени обладал искусством из добра делать зло и внушать к себе ненависть». Учёный А.Т.Болотов в своих «Записках» отмечал, что кончина Потёмкина «поразила всю Россию не столько огорчением, сколько радостью».
Шарль Массон, французский поэт и мемуарист, автор «Секретных записок о России времён царствования Екатерины II и Павла I» писал о Потёмкине: «Он создавал или уничтожал всё; он приводил в беспорядок всё. Когда его не было, все говорили лишь о нём; когда он находился в столице, никого не замечали, кроме него. Вельможи, его ненавидевшие и игравшие некоторую роль разве только в то время, когда князь находился при армии, обращались в ничто при его возвращении… Его кончина оставила громадный пробел в империи». Кстати Павел I, придя к власти, удалил Массона из России.
Сын и внуки Екатерины смотрели иначе на Потёмкина, чем императрица. Особенно сын Павел – он просто ненавидел князя, так же как ненавидел свою мать. Придя к власти после смерти Екатерины в 1796 году, он уничтожал всё, созданное ею и её помощниками, включая Потёмкина. Когда в 1797 году Павел узнал, что тело князя забальзамировано и находится в склепе Херсонской церкви Святой Екатерины, он приказал захоронить его в полу склепа, склеп засыпать, накрыть каменными плитами в уровень с полом церковного зала, и убрать любые малейшие детали, напоминавшие об усопшем.
У Павла были основания не любить Потёмкина: князь играл важнейшую, решающую роль при дворе императрицы, а он, наследник престола, был не у дел. Павел догадывался об интригах Потёмкина, постоянно обращавшего внимание императрицы на опасность, грозившую ей со стороны сына-наследника. Ходили слухи, которые доходили до Павла, что князь советовал Екатерине не допускать его к войскам, по совету Потёмкина Павел не был взят в знаменитую «инспекторскую» поездку императрицы в Крым в 1787 году и не принял участия в войне против Турции. Во время пребывания Потёмкина в Петербурге в 1791 году на знаменитом балу в честь взятия крепости Измаил этот громадный человек огромного роста совсем не замечал маленького Павла. Говорили, что рядом с князем Потёмкиным Великий Князь Павел, наследник престола, казался «совсем ничтожным».
С другой стороны, во время своего последнего пребывания в Петербурге в 1790 году Потёмкин несколько раз посетил Гатчину, где был в гостях у Великокняжеской четы. При этом он особенно интересовался живописными работами Марии Фёдоровны, жены Павла, чем расположил её к себе (он умел нравиться женщинам). Мария Фёдоровна писала своим родителям в письме: «Карьера этого необыкновенного человека была блестящею; ум и способности его были громадны, трудно, или, пожалуй, даже невозможно начертить его портрет. Он составил счастье многих людей, но общее мнение не было расположено в его пользу. Что касается лично до меня, то я могу лишь хвалить его; он всегда старался поддерживать мои интересы, исполнять мои желания, нравиться мне, и обращался со мной с почтением». Вот такие противоположные мнения о князе были у мужа и жены Великокняжеской четы. Такие противоречия были характерны для личности Потёмкина. В нём одновременно уживались добро и зло, добродетель и пороки, сила и слабость, идеализм и цинизм, острый ум и бесшабашное сумасбродство, героизм и фанфаронство, доброта и корыстолюбие, культурная утончённость и тупое варварство, вера в Бога и моральная распущенность.
Бельгийский дворянин принц де Линь Шарль – Жозеф, 7-й, находившийся при армии Потёмкина, так писал о нём после взятия Очакова: «Показывая вид ленивца, трудится беспрестанно; не имеет стола, кроме своих колен, другого гребня, кроме своих ногтей; всегда лежит, но не предаётся сну ни днём, ни ночью; беспокоится прежде наступления опасности и веселится, когда она настала; унывает в удовольствиях; несчастен от того, что счастлив; нетерпеливо желает и скоро всем наскучивает; философ глубокомысленный, искусный министр, тонкий политик и вместе избалованный 9-ти летний ребёнок; любит Бога, боится сатаны, которого почитает гораздо более и сильнее, нежели самого себя; одною рукой крестится, а другою приветствует женщин; принимает бесчисленные награждения и тотчас их раздаёт; лучше любит давать, чем платить долги; чрезвычайно богат, но никогда не имеет денег; говорит о богословии с генералами, а о военных делах с архиереями; по очереди имеет вид восточного сатрапа или любезного придворного века Людовика XIV и вместе изнеженного сибарита. Какая же его магия? Гений, потом и ещё гений; природный ум, превосходная память, возвышенность души, коварство без злобы, хитрость без лукавства, счастливая смесь причуд, великая щедрость в раздаянии наград, чрезвычайная тонкость, дар угадывать то, что он сам не знает, и величайшее познание людей… В нём есть много исполинского, романтического и варварского».
Венгерский граф Миклош Эстергази писал о Потёмкине: « Никто не станет отрицать в нём обширных, гениальных способностей, приверженности к монархине, радения о государственной славе. Но ему ставят в упрёк его леность, нарушение заведенных порядков, страсть к богатству и роскоши, чрезмерное уважение собственной личности и разные причуды, до такой степени странные, что иной раз рождалось сомнение – в здравом ли он уме. От всего этого он скучал жизнью и был несчастлив, и ты поймёшь это: он не любил ничего».
В записках адмирала Павла Васильевича Чичагова сказано: « Гений Потёмкина царил над всеми частями русской политики, и великая государыня могла лишь радоваться его умению содействовать её видам… Кто же из государственных людей более Потёмкина способствовал расширению пределов и могущества империи? Он приобрёл для России области в одном из благорастворённейших климатов Европы… Его гений парил над всею политикою империи наряду с гением его бессмертной государыни».
Сардинский посланник де Парело писал:« Потёмкин– необыкновенный человек… Я никогда не слыхал ни о каких его подвигах, которые являли бы в нём истинного воина… Он баловень счастия… он задумал план расширения владений России до Чёрного моря. Князь такой человек, который возвысился столько же своим умом, сколько по счастливому стечению обстоятельств. Он более имеет природного ума, чем образования; он обладает главным из всех дарований, необходимых великому министру – способностью познавать людей. Но можно ли считать его честным, искренним, откровенным? Говорят, что нет».
Сегюр пишет своему французскому министру Верженну: « Князь пользуется безграничным влиянием; ему известны все тайны, все добродетели и слабости государыни; он необходим для её ума; он имеет власть над её сердцем; она смотрит на него как на единственного человека, способного управлять армией и принять какое-нибудь твёрдое решение в случае революции; это единственный подданный, верность которого она считает твёрдой и неподкупной. Несметные богатства, которыми она его награждает, и та громадная власть, которую она ему предоставила, неразрывно связывают его интересы с жизнию этой государыни. Он служит ей оплотом против всех невзгод, какие ей могут угрожать; она считает его, и совершенно справедливо, единственным человеком, у которого есть гордость, ум и характер».
Король Германии Иосиф II Габсбург писал о Потёмкине: «Он человек ленивый, беспечный и слишком холодный для того, чтобы заняться каким-либо делом последовательно».
Е.Н. Голицын: « Заграбя многие важные должности, он от своей лени слишком на других надеялся, следственно худо оные исполнял. Был сластолюбив, не имел нужной в делах деятельности. Военный департамент, ему вверенный, не в самом лучшем был порядке».
Князю Потёмкину были не чужды Музыка, Литература и Живопись: «Он отличался быстрым пониманием и редкою памятью, имел общее, хотя поверхностное, понятие о литературе. Его начитанность ограничивалась французской беллетристикой, русскими духовными писателями и переводами классиков, особенно Плутарха; но масса сведений, приобретённых им от лиц различных профессий, с которыми он сталкивался, была изумительна». Потёмкин переписывался с разными людьми и обсуждал литературные вопросы. Потёмкин даже писал стихи в юности, а в 1790 году он сочинил стихотворение в честь Екатерины по случаю заключения Верельского мира. Потёмкин считался меценатом и покровителем поэтов; благосклонно относился к придворному поэту Г.Р.Державину, ценил его оду, посвящённую императрице, «Фелица», читал оду «Решемыслу», написанную в его честь. Державин писал в своих «Записках»: «Должно справедливость отдать князю Потёмкину, что он имел весьма доброе сердце и человек отлично великодушный». По смерти князя Державин написал оду «Водопад»: «Державин заплатил долг благодарности своему покровителю, воздвигнув этот поэтический памятник на могиле его в то время, когда многие без стыда поносили память падшего кумира. «Водопад» есть блестящая апофеоза всего, что было в духе и делах Потёмкина действительно достойного жить в потомстве».
В его библиотеке было более двух тысяч книг, среди которых самое видное место занимали богословские книги. В молодости Потёмкин мечтал посвятить свою жизнь религии и уйти в монастырь. Его племянник Самойлов, первый биограф князя, писал по этому поводу: «по образу мыслей он никогда не входил в таинственные общества, славившиеся мистичеством; но имел истинное уважение к догматам и обрядам веры, многих духовных особ почитал и отличал». В молодости Екатерина посадила Потёмкина за прокурорский стол в Синоде, зная его стремление к изучению богословия. Самойлов далее рассказывал: «Государыня во время архиерейского служения в придворной церкви призывала его (Потёмкина – А.Л.)к своему месту, спрашивала изъяснений о таинствах литургии и об обряде облачения архиепископского». Потёмкина особенно интересовали догматические вопросы раскола церкви и вопрос различий между Православной и Католической церквами. Потёмкин потворствовал старообрядцам, по разрешению императрицы и правительственного Синода строил за свои деньги и открывал для них церкви со старыми книгами и обрядами; приносил богатые пожертвования.
Потёмкин охотно слушал музыку, умел хорошо танцевать. Он неоднократно посылал Гримму копии новых нот сочинений Сарти и других композиторов. Граф Андрей Кириллович Разумовский, живя в Вене, писал ему в 1791 году: «Хотел было я отправить к вам первого пианиста и одного из лучших композиторов Германии, именем Моцарт. Он недоволен своим положением здесь и охотно предпринял бы это путешествие. Если ваша светлость пожелает, я могу нанять его ненадолго, так, чтобы его послушать и содержать при себе некоторое время». Поездка Моцарта в Россию не состоялась по неизвестным причинам.
Самойлов пишет о Потёмкине: «В архитектуре он предпочитал огромное и величественное… пылкое его воображение и огромные замыслы не вместимы были в тесных стенах. Всем прочим красотам сего художества предпочитал он лёгкость и простоту ионического ордера. Живопись и скульптуру любил в их совершенствах, и никогда никто не обманул его в оных, а отличных художников уважал и старался доставлять им уважение. Музыке не учась, судил об ней как знаток, любил в оной всё важное и возвышенное; многих музыкантов и виртуозов имел на своём иждивении… Он желал иметь в своём ведении Академию Художеств… В слове отечественном он был сведущ и углублялся в исследования языка; витиев и поэтов уважал и из современных людей, в сём отличившихся, предпочитал другим В.П.Петрова, прославившегося переводом Вергилиевой «Энеиды».
Но истинным увлечением, безудержной страстью Потёмкина были женщины! Он был очень чувственным человеком из плоти и крови! Современник князя, учёный, деятель науки и культуры, Андрей Тимофеевич Болотов в своих «Записках…» писал о Потёмкине: «Он имел у себя нескольких родных племянниц, которые, ежели верить носившейся тогда всеобщей молве, были вкупе и его любовницы; всех их пороздал он кой за кого. Княгиня Голицына, г-жа Шепелева, г-жа Браницкая и г-жа Скавронская, его племянницы, были, как утверждают, его любовницами». Семён Романович Воронцов, дипломат, отец знаменитого генерал-фельдмаршала Михаила Семёновича Воронцова, Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора, писал в 1802 году, описывая повреждение нравов при русском дворе: «Мы же видели, как князь Потёмкин из своих родственниц составил для себя гарем в самом дворце, часть которого он занимал». Семён Воронцов хотел, чтобы его дочь стала фрейлиной, но, наблюдая разврат, устроенный при дворе фаворитом Екатерины князем Потёмкиным, не решился просить императрицу об этом. Поговаривали, что у князя были близкие отношения даже с женой мага и мистификатора Калиостро, когда тот приезжал с ней в Россию.
Даже во время русско-турецкой войны 1787-1791 годов Потёмкин возил с собой на фронт целый сонм прекрасных созданий слабого пола. Там были: Потёмкина Прасковья Андреевна, урождённая Закревская, жена племянника князя, который служил при Потёмкине; княгиня Долгорукая, тоже жена подчинённого князю генерала; графиня Головина; княгиня Гагарина; жена коменданта Каменец-Подольской крепости Иосифа де Витта, славившаяся своей неотразимой красотой, фанариотка, г-жа София де Витт, которую Потёмкин просто купил (её муж получил взамен титул графа и стал генералом). Кроме того, в русский военный лагерь, под Очаков и под Измаил, к Потёмкину приезжали его племянницы, уже долгое время бывшие его сожительницами. Особенным вниманием и расположением князя пользовалась Александра Браницкая, которая не пропускала ни одной возможности «пообщаться» со своим возлюбленным; она была срочно вызвана в Яссы, где ухаживала за больным Потёмкиным, и на руках которой он умер 5 октября 1791 года.
В обращении с дамами Потёмкин был необыкновенно щедр; о его расточительстве рассказывали целые небылицы. Особенно князь старался при завоевании внимания юной княгини Долгорукой. Однажды в лагере он устроил в её честь великолепный праздник, поместив за столом княгиню рядом с собой. За десертом подавали хрустальные чаши, наполненные доверху бриллиантами, которые он раздавал присутствующим дамам целыми ложками. Узнав однажды, что у Долгорукой не оказалось бальных башмачков, и она не могла принять из-за этого участие в танцах, а башмачки она обыкновенно выписывала из самого Парижа, в Париж срочно был послан нарочный, который скакал на лошадях день и ночь, и привёз к сроку эти злополучные башмачки. Всё было брошено к ногам красавицы, всё возможное и невозможное делалось ей в угоду. У Потёмкина была сделана для любовных утех специальная отдельная палатка из двух комнат, оборудованная не хуже, чем столичный дворец. Когда он, наконец, добился «полного расположения» Долгорукой, по его сигналу (он дёрнул за шнурок и снаружи раздался звон колокольчика) был дан холостой залп из всех орудий!
Ухаживая за г-жёй Софьей де Витт, на одном из балов в Петербурге он подарил ей очень дорогую кашемировую шаль. При этом присутствовали около 200 дам, которые наблюдали эту сцену. Заметив их завистливые взгляды, Потёмкин устроил после обеда лотерею, да такую, что каждая дама получила подобную шаль, правда чуть подешевле, чем подаренная Софье!
В «Записках Александра Михайловича Тургенева», офицера и губернатора, описаны события во время осады Очакова: «Когда войско умирало от холода, голода и житья в землянках», князь Потёмкин в лагере «давал балы, пиры, жёг фейерверки… куртизанил с … бывшею прачкою в Константинополе, потом польской службы генерала графа Витта женою…». Почти все дамы сердца князя Потёмкина носили на груди медальон с портретом «Светлейшего», носила его и Софья, до конца своих дней!
Ради женщины Потёмкин мог стерпеть всё! Например, одна из его племянниц, Екатерина Энгельгардт, просто истерзала князя своими ревностью, капризами, непостоянством, просьбами об устройстве её родственников и знакомых. Он ни разу не посмел отказать этой очаровательной, но вконец избалованной и изнеженной любовнице. Она была достаточно ленива, любила целыми днями в ожидании князя лежать обнажённой на диване, закутавшись в чёрную тёплую мягкую шубу. Впоследствии Потёмкин, натешившись и намучившись с нею, выдал её замуж за Скавронского Павла Мартыновича, внучатого племянника Екатерины Первой.
«Светлейший» устроил личную жизнь всем своим племянницам, всех выдал замуж за достойных кавалеров. И все они, в награду, были призваны на должность фрейлин императрицы, каждая в своё время. Браницкая дослужилась даже до должности Обер-Гофмейсетины двора.
Для пущей убедительности и подтверждения эротических наклонностей Потёмкина приведу несколько интимных выдержек из сохранившихся подлинных многочисленных любовных писем князя: « Скажи, душа моя, красавица моя, божество моё, что ты меня любишь; от этого я буду здоров, весел, счастлив и покоен; я весь полон тобою». «Душа моя, любовница нежная, победа твоя надо мною и сильна, и вечна… приду ужо тебя целовать». «Ты живёшь в моём сердце и будешь там вечно!».
Причём, Потёмкин мог, направляя пылкие любовные письма Закревской, тут же ухаживать за г-жёй де Витт, рассказывать, что он по уши влюблён в Долгорукую и распространять слухи, что он намерен жениться на Нарышкиной!
Граф Чернышёв из лагеря под Измаилом писал «Госпожа Л. должна немедленно приехать и везёт с собою молоденькую девушку лет 15 или 16, прелестную, как амур. Говорят, что это П., но не знаю, которая; не П. ли это, жившая при дворе вместе с М.? Как бы то ни было, князю готовят жертву, которую добыл генерал Львов». Нет сомнений, что Львов был за это достойно награждён!
Несомненно, что такой самодовольный, пользующийся большим успехом у женщин и всем обеспеченный князь Потёмкин вызывал зависть не только у многих вельмож, но и у генералов. Современник Потёмкина мелкопоместный дворянин, писатель, точнее эссеист, Винский Григорий Степанович так писал о Потёмкине: «не могши поравняться с древними вельможами, оттеснил их всех от двора в самое короткое время». Лишились своего прежнего значения при дворе Алексей Разумовский, Никита Панин, Захар Чернышёв, Пётр Румянцев и проч. Однако, тот же Винский отмечает: «По сущей справедливости князя Потёмкина нельзя порицать жестокосердным и гонителем своих недоброхотов; напротив, было много примеров, что он был нередко к ним великодушен; по большей части мстил своим злодеям одним презрением».
Однако, были у Потёмкина и серьёзные стычки. Например, секретарь саксонского посольства Георг фон Гельбиг сообщал, что Потёмкин приревновал молодого князя Голицына, который пользовался особым вниманием императрицы, и сделал так, что офицер Шепелев вызвал Голицына на дуэль и убил его. А Потёмкин остался неподсуден!
Серьёзная стычка была между Потёмкиным и Чернышёвым в 1780 году в Могилёве. Существовал многолетний антагонизм между всем семейством Воронцовых и Потёмкиным, а между князем и графом Александром Воронцовым была настоящая «ненависть», как свидетельствовали современники. Семён Романович Воронцов называл Потёмкина «дерзким деспотом». Генерал Фёдор Васильевич Ростопчин через несколько лет после смерти Потёмкина говорил, что он попирал ногами закон и правила честности, отличался эгоизмом и прочими неприятными качествами. Алексей Кириллович Разумовский писал в 1778 году о Потёмкине, что он «никому добра не желает, кроме себя». Завадовский Пётр Васильевич, фаворит Екатерины, не любил Потёмкина и так характеризовал князя в 1789 году: «Нерадение его, при жажде властвования, суть его пороки. Но благотворить есть также его превосходное свойство, и сия добродетель в нём с излишеством. Всё стоячее он валит, лежачее подымает; врагам отнюдь не мстителен. Много в нём остроты, много замыслов на истинную пользу; но сии надобно исполнить бы другим. Словом, премного доброго, но общая ненависть к нему выбирает только худое; достигая всё покорить под свою пяту, не дорожит способами: но и величайший муж Иулий Цезарь бросался «in omnia praeceps» (во всё с головой). Очень сложные, натянутые отношения у Потёмкина были с графом, сенатором, Новгородским губернатором, Яковом Ефимовичем Сиверсом, который жаловался на произвол князя, интриги с его стороны, вредное влияние на представителей местной администрации.
Непростые отношения были у Потёмкина с некоторыми подчинёнными генералами, в частности с Петром Александровичем Румянцевым и Александром Васильевичем Суворовым. Откровенно говоря, фельдмаршал Потёмкин не имел выдающихся военных способностей, и просто-напросто завидовал этим выдающимся, талантливым генералам и был очень доволен, если у него был повод им насолить, и делал это с большим удовольствием. Заслуженный генерал Румянцев, герой войны с Турцией 1768-1774 годов, в честь которого война получила название Румянцевской, во второй Турецкой войне был сначала назначен командующим второй армией (втростепенной), а через два года (1789), был просто отстранён Потёмкиным от командования 2-й армией и уехал обратно в Киев исполнять свои генерал-губернаторские обязанности. Тщеславный Потёмкин, заручившись поддержкой императрицы, стал Командующим обеих армий, Екатерина пожертвовала «своим Велизарием», как она называла Румянцева, ради своего гораздо менее талантливого фаворита.
Известен случай, состоявшийся при осаде Очакова, когда Суворов, командующий бригадой и подчинявшийся Потёмкину, со своим холерическим темпераментом не вынес того, что князь несколько месяцев никак не мог решиться на штурм крепости и без его разрешения атаковал турецкий отряд, устроивший вылазку из крепости. Когда Потёмкин понял, что происходит, он отправил посыльного к Суворову с требованием прекратить атаку. На это Суворов саркастически ответил: «Я на камешке сижу и на крепость всё гляжу». До Потёмкина, конечно, донесли эти слова. Когда атака Суворова, не поддержанная основными силами армии, захлебнулась и русские понесли большие потери, Потёмкин устроил ему грандиозный разнос и отправил его во вторую армию к Румянцеву, подальше от себя. С этого случая между двумя генералами пробежала чёрная кошка. Как известно, Потёмкин взял Очаков, без Суворова, но только после полугодовой осады. Командовать взятием Измаила в 1790 году Потёмкин поручил Суворову, а сам наблюдал со стороны: чем всё закончится? Очевидно, что если бы Суворов не взял Измаил, его карьере пришёл бы конец! Но гениальный Суворов взял эту крепость, считавшуюся всей Европой неприступной. При этом он ожидал, что уж теперь в награду ему присвоят звание «фельдмаршала». Однако, Потёмкин ограничился мелкой подачкой, ничего в реальной жизни не дающей, символическим званием подполковника лейб-гвардии Преображенского полка, а долгожданного звания фельдмаршала Суворов так и не получил. Только после смерти Потёмкина в 1794 году за взятие Варшавы императрица Екатерина II лично присвоила ему это почётное воинское звание фельдмаршала, которое давалось только за боевые заслуги! Эти два великих человека обменялись следующими лаконичными письмами: Суворов – Екатерине «Ура! Варшава наша!», а он ему ответила «Ура! Фельдмаршал Суворов!».
Суворов, как человек открытый и горячий, давал Потёмкину противоречивые оценки: то он восхищался им, то порицал! Критики в адрес князя и недовольства его медлительными действиями на поле брани со стороны Суворова было гораздо больше.
Когда Потёмкин, в 1791 году, поехал в Петербург, где устроил грандиозный праздник в честь взятия Измаила, то он Суворова туда даже не пригласил. Это было обидно и оскорбительно для Александра Васильевича, который был отправлен в Финляндию, под предлогом: инспектировать оборонительные укрепления. Один этот факт красноречиво свидетельствует о сложных отношениях, сложившихся между этими военачальниками.
А вот любопытное, противоречивое и подробное высказывание известного дипломата, действительного статского советника, масона, Александра Ивановича Рибопьера о Потёмкине: «Полуобразованный и полудикий гений Потёмкин наполнил мир своею славою… Он постоянно останавливался во дворце, входил без доклада к Государыне… Он командовал всем, и никто не смел ему прекословить. Он выбирал любимцев, поддерживал или ронял, всегда с согласия Государыни. Подобно Екатерине, он был эпикурейцем. Чувственные удовольствия занимали важное место в его жизни; он страстно любил женщин и страстям своим не знал преграды. Он вызвал ко двору пятерых дочерей сестры своей Марфы Александровны Энгельгардт и по смерти её объявил себя их отцом и покровителем. С ними обращались почти как с Великими княжнами… Потёмкин был очень приятен в обращении, крайне снисходителен и добр к подчинённым. Он любил моего отца, который был его адьютантом (отец, Иван Степанович Рибопьер погиб при штурме Измаила – А.Л.). Он был огромного роста. Добродушная улыбка, с которою он принимал у себя людей, производила глубокое впечатление.» А.И.Рибопьер был женат на Е.М.Потёмкиной, внучатой племяннице князя.
Е.Н.Голицын писал: «Потёмкин был превосходного разума, немстителен и незол. Он разделял мнение Екатерины о необходимости смягчения наказаний, ненавидел Шешковского, начальника тайной канцелярии, о котором рассказывали, что он прибегал к телесному наказанию для вынуждения признания у подсудимых. Однажды Потёмкин, возвратившись в столицу, заметив между посетителями Шешковского, спросил его: «Каково кнутобойничать, Степан Иванович?». В польских имениях своих Потёмкин приказал: «Виселицы сломать, не оставляя и знаку оных, жителям же объявить, чтобы они исполняли приказания господские из должного повиновения, а не из страха казни». Потёмкин также смягчил наказания солдат!
Его передняя была по обыкновению заполнена посетителями в парадных мундирах и лентах, меду тем как сам он принимал их без галстука, в халате, в туфлях и часто даже без панталон. Принимая гостя, он не вставал и не трогался с места, как требовали правила приличия.
Сохранилось предание по сему поводу о курьёзном случае. В феврале 1791 года, когда Потёмкин заехал в Москву по пути из Ясс в Петербург, его посетил экс-гетман Малороссии, граф Кирилл Григорьевич Разумовский, которого князь принял по своему обыкновению, будучи неодетым, неумытым и в флашроке. В разговоре князь попросил Разумовского дать бал в его честь. Тот согласился и на следующий день пригласил всю Москву на бал. Как же был поражён и сконфужен князь, когда на балу Кирилл Григорьевич, большой шутник, принял его в ночном колпаке и флашроке!
Князь одевался очень противоречиво: то ходил в солдатском мундире из грубого сукна, то был разодет роскошно, обвешан орденами и орденскими лентами, и украшен драгоценностями.
В еде князь был неприхотлив и обжорлив. Хотя ему доставляли издалека: хорошие солёные огурцы с квашенной капустой, икру с Урала, рыбу из Астрахани, тесто из Калуги и т.д. Потёмкин предпочитал русские блюда, любил редьку, морковь, клюкву. Особенно он любил простые русские щи, он выпивал их по 10-15 чашек в день. Без щей он просто не мог жить. Мог питаться и неприхотливой крестьянской пищей: чёрным хлебом с чесноком и огурцами.
Потёмкин был сказочно богат и щедр, что и привлекало к нему женщин! В его домах было огромное количество драгоценных предметов. Любовные письма писал он на бумаге с золотым обрезом, употреблял золотой песок, что было тогда большой редкостью и считалось очень «дорогим удовольствием».
Императрица дарила ему большие суммы денег, драгоценности, имения во всех концах страны, дома и дворцы. Уже в 1779 году, когда он начал в северном Причерноморье застраивать Дикое поле, он мог совершать покупки на сумму 450 тысяч рублей наличными, без каких-либо рассрочек. Ходили слухи, что он получал громадные суммы также от фаворитов императрицы. Особенно Потёмкин любил заниматься куплей-продажей имений. Самые большие имения у него были в Польше, у одного князя Любомирского он купил различных деревень на сумму три миллиона руб.
Екатерина дважды подарила ему Таврический дворец в Петербурге который существует до сего времени. Сначала она для Потёмкина построила этот дворец и подарила, потом он его продал, а она выкупила в казну и снова подарила. В 1791 году в этом дворце Потёмкиным и был дан последний грандиозный бал, который всех поразил своей роскошью и до сих пор остаётся в памяти потомков. У него в окрестностях столицы были две дачи: «Островки» и «Осиновая роща», обе – подарки Екатерины. Были у него земли и дома и в Петербурге, и в Москве, были имения и в Новороссии.
Потёмкину принадлежали несколько заводов, стеклянный и посудный, подарок императрицы в 1777 году – в вечное и потомственное владение. Он приобрёл ещё зеркальный завод и суконную фабрику, которая одевала всю русскую армию много лет.
У Потёмкина были на руках всегда огромные суммы наличных денег, которые давала императрица. Часто он возил казну с собой, решая на месте финансовые дела. Казна доходила до нескольких миллионов. Отчётности о расходовании казённых денег у него практически не было. Всё было на доверии: скажет императрице, что потратил туда-то и столько-то – вот и вся отчётность. Можно ли сомневаться в безмерном и безотчётном использовании финансовых средств Потёмкиным, если даже Управляющий его канцелярией В.С.Попов стал миллионером! По смерти князя он подал записку о том, что за последние 4 года жизни и деятельности Потёмкина, с 1787 по 1791, годы войны с Турцией, было израсходовано 55 миллионов руб.
Вяземский в официальных докладных записках жаловался на непомерные аппетиты Потёмкина и на то, что невозможно было добиться от него отчётов об использовании полученных средств. Но императрица всё «спускала на тормозах»! Одних столовых денег Потёмкин требовал по тысяче рублей в месяц, на них можно было купить 80-100 коров! Один парадный костюм князя стоил не менее 280 тысяч рублей, это без орденов и лент.
Часто пишут о том, что при всём богатстве Потёмкина он был всегда в долгах. У часового мастера швейцарца Фази он однажды занял 1400 рублей и долго не мог отдать. Только под давлением самой Екатерины Потёмкин вернул долг. Побывав в столице последний раз в 1791 году и закатив пир горой, он остался должен извозчикам 19 тысяч рублей, а торговцам цветами 38 тысяч рублей. У банкира Сутерланда Потёмкин занял несколько тысяч рублей, умер, так и не вернув долг. Весь этот долг, подтверждённый распиской, оплатила императрица, уже после смерти фаворита.
Князь Потёмкин оставил огромное наследство. Одних драгоценных камней было на сумму более миллиона рублей, движимого и недвижимого имущества было на 7 млн. рублей. Долгов после него осталось на 2 млн. рублей. Казана выкупила у его наследников заводы, недвижимость и драгоценностей на 2,6 млн. рублей. Наследниками богатства князя стали его сёстры и их дети. Потёмкин, ведь, не был официально женат и, следовательно, не имел ни жены, ни законнорожденных детей, родители его умерли. Всё наследство решила сначала заграбастать себе Александра Браницкая, по праву «любимой жены шаха», но сёстры князя воспротивились и всё повисло. Тогда Александр Николаевич Самойлов, племянник «светлейшего», обратился к императрице Екатерине II с просьбой поделить наследство между оставшимися в живых тремя сёстрами поровну, а после их смерти наследство должно перейти к детям сестёр Потёмкина. Императрица так и порешила. Только после смерти императора Павла I его сын Александр I разрешил ставить памятники «Светлейшему князю Потёмкину». Первая Александра Браницкая поставила за свои деньги стелу на месте смерти князя, в 36 верстах от города Яссы в Новороссийской степи (утрачена), а потом стали появляться памятники и в других городах, например, в Херсоне памятник стоит в Потёмкинском сквере до сих пор, и Потёмкинская лестница в Одессе тоже. Как ни беснуются новые украинские русофобские власти, память о Потёмкине, основателе юго-западных городов Украины, останется в веках.
После смерти князя: Безбородко, Воронцов, Завадовский, Щербатов и другие деятели осуждали Потёмкина за развал финансового хозяйства страны. Завадовский писал в 1792 году: «Из турецкой войны мы вышли не без славы, но опустошили столько свои карманы, что долго пробудем в голях. Власть и расточительность покойника изрыли ямы».
Щербатов писал о недостатках Потёмкина: «Властолюбие, пышность, подобострастие ко всем своим хотениям, обжорливость и, следственно, роскошь на столе, лесть, сребролюбие, захватчивость и все другие, знаемые в свете пороки».
Болотов: «Потёмкин ворочал всем государством; он родился во вред оному, ненавидел своё отечество и причинял ему неизреченный вред и несметные убытки алчностью своею к богатству; от него ничего ожидать было не можно, кроме вреда и пагубы».
Потёмкин называл себя «l*enfant gate» (избалованный ребёнок). Энгельгардт рассказывал о следующем случае. Однажды князь за столом был очень весел, любезен, говорил и шутил, а потом стал вдруг задумчив и грустен: «Может ли быть человек счастливее меня? Всё, чего я желал, все прихоти мои исполнялись, как будто моим очарованием: хотел чинов – имею; орденов – имею; любил играть – проигрывал суммы несчётные; любил давать праздники – давал великолепные; любил покупать имения – имею; любил строить дома – построил дворцы; любил дорогие вещи – имею столько, что ни один частный человек не имеет так много и таких редких; словом все страсти мои в полной мере выполнялись». Сказав это, он с силой разбил об пол фарфоровую тарелку и заперся в спальне. С ним частенько случались такие капризы, как ипохондрия, по-нашему – депрессия! Здесь он весь наяву: баловень счастья, более авантюрист, чем патриот, более царедворец, чем государственник, более азартный игрок, чем герой!
И всё-таки деятельность Потёмкина приносила много пользы Отечеству. Сенатор, губернатор, Павел Степанович Рунич перечисляя результаты этой деятельности, называл: Уничтожение Запорожской Сечи (хотя князь не хотел этого делать, а подчинился приказу императрицы), построение верфей и городов Херсона и Николаева, покорение Крыма, учреждение черноморского флота, овладение Очаковом и той областью, где построили Одессу (он перечислил далеко не всё, сделанное Потёмкиным), справедливо заметил: «Всё это не ложные суть памятники дивной прозорливости великой Екатерины II и сотрудника её. Память о князе Потёмкине-Таврическом не должна быть в России забвенною!»
Февраль 2022, Санкт-Петербург, Лысов А.В.
Библиография: 1.Брикнер А.Г. Светлейший князь Потёмкин-Таврический.- М.:Эксмо, 2014.- 288 с.