Опус 11.
Вы когда-нибудь жили, ну или бывали у берега реки? Этот неповторимый и незабываемый запах, одор рыбы, ила и тины! Все прибрежные кварталы кажутся пропитанными этим духом, даже их песчано-земляные топкие тротуары — не верите, склонитесь к земле и понюхайте! Идёшь и проваливаешься, утопаешь в них следами. А на тебе белые сандалии — никогда не ходите в светлой обуви по побережью!
Так вот, у самой воды, с берега и отмелей тянет больше всего, а чуть отойдя, с высокого песчаного побережья, как со взгорья, можно обозреть всю Бабью лужу, в которой купались и я даже держала на руках вполне себе взрослую и полновесную тётю, не потому, что такой силач, а просто в воде все лёгкие и невесомые, как пушинки. Ну и дальше, уже за рекой, весь пейзаж, с окрестными плёсами и рёлками, заводями и увалами.
Ты идёшь, выворачивая по этим частным кварталам, злая, как Бобик, потому что повздорила, поссорилась с друзьями-приятелями. Тебе лет 9 и ты идёшь и так сильно расстраиваешься, а тут ещё эта топкая и грязная земля под ногами — вжик и подскользнуться-проехаться и упасть недолго! Мгновение назад спрыгнув с высокого, свежеобтёсанного сруба — ещё живой запах дерева хоть как-то примирял, смирял, ты сейчас идёшь уже без него и без своих друзей, одна, погружённая во все свои нелёгкие мысли, тяжко вздыхая. Зубы стискиваешь, руки сжимаешь в кулаки, решительность до предела, донельзя! На острие все твои чувства и эмоции — кажется, вот-вот, и взорвёшься! Уже пошли знакомые старо-мощёные тротуары и ново-асфальтированная дорога. Проходишь мимо старинного, полуразрушенного, полуразвалившегося дома, домика своей давней подружки, именно этот уголок являет в твоём понимании некое волшебное, призрачное, будто пришедшее из детских сказок и снов место — как будто в нём, через него открываются двери и окна, колодец и портал в иные пространства и миры…
Но вот ты уже переходишь проезжую часть дороги, смотришь влево-вправо и оказываешься у памятника музыкальному искусству, скрипичного ключа, напротив твоей музыкальной школы, рядом с твоим общежитием. Слова В. И. Ленина на постаменте: «Искусство принадлежит народу». Мимо небольшого скверика из кустарников и клумб достигаешь входа — раз-два-три-пять, и так все десять ступеней, и ты у двери. Тяжёлая, дубовая, на скрипучих пружинах, от твоего рывка она со всей силы распахивается, как фанерная. Тебя разозлили, и более того, тебя разозлила ты сама. Угрюмо мимо фойе и вот уже поднимаешься к себе на третий этаж.
Наутро тебя отчитает в классе учитель за твоё непотребное, недопустимое поведение. При людно, при всех, при всём твоём классе, и все будут участвовать в этом обсуждении, и ты попробуешь оправдаться, что-то вставить, сказать на этой своей голгофе. Но учитель перекроет фразой, слово в слово врезавшейся в память на всю жизнь: « В войну не то, что хлеба с маслом, а порой и чая, тем более с сахаром, не было, этого надо было ещё поискать!» Эти слова и их смысл, их суть гудят в голове громом по сей день, с тех самых пор, с того случая. И вторя своему учителю, я не прокалываю всю жизнь уши, чтобы, как и у неё, не было серёг. Во избежание прочих лишних соблазнов и излишеств и впредь.
Я больше могу рассказать про Петербург, чем Москву, так как чаще там бываю. Однажды, прогуливаясь по Смольному и окрестностям, то ли к Ленину пришла, то ли в институт благородных девиц, уже на выходе на набережную и к Большеохтинскому мосту, на меня набежала, чуть не наскакивая, группа китайцев, оголтело орущая «где тут Эрмитаж?» Какой Эрмитаж, ребята, вы его уже пару километров назад, как пробежали! Я им, «обратно, говорю, назад бегите, разворачивайтесь!» и вместе с ними несусь до поворота, чтоб рукой нужное направление показать. «Вон напротив той башни вам», показываю на Петропавловскую крепость в точку. «Ничего, думаю, пробежали, почти всю набережную!» «Через три моста ещё вам!» бросаю им, уже в спину. Это ж надо было столько проскакать! Ну, и мы бы в Пекине или Ханое потерялись. Если вы знаете Питер, то примерно представляете, откуда и куда им бежать.
Обожаю этот город — из него можно уехать в Репино одним путём, а вернуться совсем противоположным. Там, где большой, высокий, до неба Охта-центр. В другом конце Финского залива. На экскурсии в Константиновском дворце его видно далеко через весь залив, на том берегу. Резиденция президента В.В.Путина. А тут ты к самой «Охте» подъезжаешь и спускаешься в метро — ехать через весь город до себя. Не на той стороне дороги в Репино села в автобус — ехала потом не меньше часа до города, зато увидела, где находится парк Динозавров, если он мне когда-нибудь понадобится. Ну, с детьми-то уж точно!
Людей в Питере, всех и каждого, люблю до безумия! До того они свои, как друзья, близкие знакомые и даже родня! Если бы жила, бывала, останавливалась почаще в Москве, может быть, относилась так же и к москвичам!
«Оставила, уехав, ребёнка в пять лет?! А ну быстро обратно, к нему!» И после этого собеседования на работу жизнь моя изменилась, повернувшись на сто восемьдесят градусов — я поверила директору бумажной фабрики по производству упаковки сигарет «Муратти», и сейчас приезжаю в Питер только в гости — пока ещё не на совсем, не на ПМЖ.
Две наших столицы, вообще, кардинально противоположны — Москва русская, солнечная, снежная, как и вся Россия, в Питере же всегда пасмурно и сумрачно, как и в самой Европе, чьим окном он является. Туда переехала жить моя мама — получать и питаться этими европейскими культурно-историческими корнями и веяниями. Питер отстоит отдельно от всех, но в то же время, он и вместе с нами. Москва же, вся как мы, но отдельно от нас, сама по себе. Что это за влечение, стремление к разъединению в русском сознании, менталитете?! Оттого, что так огромна страна, или что? Нет, други, надо, придётся, всё же, нам устремляясь друг к другу на встречу, объединяться и консолидироваться — по-другому никак. Чтоб не было, как в перефразированном стихотворении «Страна-то большая, да два человека, всего мужиков-то — отец мой, да я».