После окончания института я как иногородний был распределен на великие стройки коммунизма, где в течение пяти лет отрабатывал затраты, которые понесло государство на мое обучение. За эти пять лет я опубликовал в отраслевых журналах пять научных статей, в одном из НИИ защитил кандидатскую диссертацию и был приглашен в этот же НИИ на работу с предоставлением постоянной ленинградской прописки и жилплощади в виде семнадцатиметровой комнаты в коммуналке в Апраксином переулке. Я с удовольствием согласился, поскольку работать рядом с учеными с мировым именем я считал для себя большой удачей.
Я ушел весь в работу, а площадью пользовался, просто чтобы отоспаться. Выходные же я проводил днем в музее, а вечером в театре. Однажды в Мариинке я встретил своего однокурсника. У меня не было в институте закадычных друзей, но в общежитии в комнате, где я с ребятами жил, у нас были нормальные дружеские отношения. После института все разлетелись по стране. В течение года еще переписывались, потом иногда я встречал однокурсников на великих стройках коммунизма. И вот сейчас мы вдруг встретились с Виктором.
Он тоже был иногородним, но на последнем курсе женился на ленинградке, получил ленинградскую прописку и был распределен на ленинградское предприятие. Сейчас он сказал, что работает в жилищном агентстве, которое создал его тесть и отдал ему а управление. У него двое детей. Поинтересовался, чем я занимаюсь. Я сказал, что защитился, живу в Апраксином переулке в коммуналке в семнадцатиметровой комнате. Мы обменялись телефонами и договорились, что в ближайшее время встретимся, конечно, не в антракте на спектакле, а нормально посидеть. На этом и расстались.
Через пару дней Виктор мне позвонил, сказал, что надо поговорить, и пригласил меня к себе в офис в агентство. Я приехал. Агентство находилось почти в центре города, в старинном здании. Я зашел в холл, где сидели люди на диванах и чего-то ждали. Я подошел к двери, ведущей внутрь помещения. Ко мне подошла женщина, спросила:
– Вы к кому?
– Виктор Петрович меня должен ждать.
– Да-да, приходите.
Я вошел в кабинет и удивился: со стороны кабинета весь зал был хорошо виден через особое стекло, а со стороны зала стекло не прозрачно. Виктор вышел из-за стола, поздоровался и пригласил меня за журнальный столик. Секретарь занесла две чашки кофе и удалилась. Виктор сказал:
– Я позвал тебя по такому вопросу. Ты сказал, что живешь в коммуналке, так вот есть отличный вариант приобрести отдельную квартиру на Васильевском острове. Один бизнесмен занимался расселением коммуналок. Вначале ему хорошо удавалось, он расселял, а потом продавал как отдельный квартиры, получая хорошую прибыль. И вот одну квартиру расселил, в залог этой квартиры взял кредит, где-то, очевидно, прогорел, но это не суть. Короче, банк сейчас продает эту квартиру в очень хорошем месте по приемлемой цене. Я сразу вспомнил о тебе и решил предложить, – он достал план. – Почти семьдесят метров, три комнаты, кухня, раздельные ванная и туалет. Планировка, правда, не очень удачная, но об этом потом. Желаешь или нет?
– Да не знаю, я как-то об этом не думал.
– Поедем, посмотришь, потом будешь думать.
Мы вышли. Его машина стояла возле агентства. Мы сели в машину. Прежде чем вставить ключи, он как бы между прочим сказал:
– Вчера Ирину видел. Она все время интересуется, где ты, как ты, что с тобой. Она четвертый раз то ли выходит замуж, то ли разводится, не понял. Я ей сказал, что мы встретились в театре. Она очень заинтересовалась, просила телефон. Я без твоего разрешения не дал. Не знаю, правильно я поступил или нет.
Я сказал:
– Ну и правильно.
Он завел машину, мы поехали.
Ирина – это моя первая и пока единственная любовь. Я заметил ее уже на первом курсе. Она одногруппница была. Конечно, такую девушку не заметить невозможно было. Ленинградка. Красивая, модно одетая, держала себя гордо, независимо, всем видом показывая, что она ленинградка, особенно для нас, иногородних, общаговских, как называли нас.
На третьем курсе мне поручено было организовать фестивальный вечер. Это мероприятие проводилось ежегодно. Каждый факультет организовывал свой вечер, готовил концерт художественной самодеятельности. Вот этим я и занялся. Я с первого курса был комсомольским, не скажу, вожаком, но активистом. Привлек Ирину и очень кстати, поскольку она театралка, и практически она срежиссировала вечер, который мы готовили, а я как бы в роли продюсера агитировал, приглашал ребят на репетиции. И мы все время с Ириной были вместе, и на лекциях уже сидели вместе, обсуждали подготовку фестивального вечера. И незаметно мы сблизились, настолько сблизились, что стали понимать друг друга с полуслова. На репетициях вместе, на лекциях вместе, домой я ее провожал, хотя с родителями еще незнаком был.
Вечер удался на славу. Очень интересная программа. Много ребят приняли участие. Мы с Ириной даже удивлялись, как эти ребята попали в политехнический институт, а не в театральный, настолько они талантливые были. И вот после этого фестиваля мы заметили, она и я, что нам хорошо вместе, мы понимали друг друга. Подготовка вечера нас так сблизила, что мы и потом вместе сидели на лекциях.
Затем комитет комсомола предложил мне возглавить стройотряд. Я решил брать в стройотряд только тех ребят, кто без хвостов, потому что в прошлом году несколько студентов, которые поехали в стройотряд, имея несданные экзамены, осенью не смогли их сдать и вынуждены были брать академический отпуск. Поэтому я объявил, что в этом году возьму только тех, кто сдаст нормально сессию. Правда, пришлось мне как представителю комитета комсомола уговаривать и замдекана, и преподавателей, чтобы у некоторых приняли пересдачу экзаменов. Это у меня успешно получилось. Три человека со второго курса и два с третьего пересдали экзамены и тоже поехали в стройотряд.
Ирина никак не могла дать мне согласие, поедет она в стройотряд или нет. И я спросил:
– Ты, в конце концов, решишь или нет?
Мне уже надо было лететь организовывать все к прибытию отряда. Она ответила, что мама возражает, и пригласила меня домой познакомиться с родителями. Это было неожиданно.
Я оделся, как мне казалось, нормально. Тогда только еще входили в моду нейлоновые рубашки, еще не считали, что они вреднее для тела, чем хэбэшные. Я достал коричневую рубашку к коричневым брюкам, которые были у меня, правда, не первого года, немножко с вздутыми коленями, но я постарался разгладить, так что стрелки были нормальные. И вот в таком виде, с букетом цветов, коробкой конфет, я явился к Ирининому дому.
Она провела меня по своей, как она говорила, малонаселенной коммуналке, где они занимали две комнаты, и еще одна семья – тоже две комнаты, а пятую комнату занимал пожилой мужчина. Меня встретили Иринины отец и мать. Я поздоровался, вручил матери цветы, а коробку конфет ранее отдал Ирине. Мама взяла, смерила меня взглядом, поджала губы, руки не подала, зато отец протянул руку, мы поздоровались, и они пригласили меня к столу. Разговор повела мать.
– Расскажи о себе, молодой человек, кто ты такой и что собой представляешь?
– Я студент. Сейчас меня назначили командиром стройотряда, и приглашаю туда Иру.
– Это что за стройотряд, куда?
– Примерно туда же, где мы в прошлом году были. Это в Казахстане. Будем строить коровники.
– И ты хочешь, чтобы моя Ирочка там топором махала, строила? Это не для нее такая работа.
– Да девушки обычно топором не машут.
– А ты хочешь, чтобы она кирпичи таскала там и бревна? Нет, молодой человек, ты ошибся. И вообще как ты попал в институт? Наверно, по путевке колхоза.
– Да нет, я нормально закончил десять классов, приехал и поступил.
– И, наверное, учишься с тройки на двойку, что таскаешь мою Ирочку то на какой-то фестиваль, столько времени отнимал у нее, то теперь еще куда-то тащишь.
– Мама, он круглый отличник.
– Круглый отличник? Наверное, блатной какой-нибудь. Что тебе надо от Иры? Что ты ей голову кружишь? Хочешь ленинградскую прописку получить? Так я тебе заявляю: никуда она с тобой не поедет. И не надейся, что получишь прописку ленинградскую. Вот тебе мое последнее слово: моя дочь за колхозника-мужлана никогда не выйдет. За моей дочерью интеллигентные ленинградцы ухаживали, а она, не знаю, что нашла в мужлане. Ты понял или нет, что я сказала?
Мне, конечно, обидно было слушать эти слова, я поднялся и сказал:
– Я понял, что хамству нет предела.
– Что?! Ты, колхозное быдло, будешь еще мне возражать и оскорблять меня?
– Ну что вы, какое это оскорбление? Это комплимент.
У нее перехватило дыхание. Я вышел, сказав спасибо и что провожать меня не надо, выход я знаю.
На следующий день я улетел готовить место к прибытию стройотряда, а когда вернулся и начался новый учебный год, Ира сидела уже на лекциях с интеллигентным ленинградским мальчиком. Вот так закончилась моя первая и единственная любовь.
Не скажу, что на великих стройках коммунизма не было ко мне интереса у женского пола, был и немалый, но я говорил, что женюсь только тогда, когда получу степень доктора наук, а это может произойти очень нескоро. У некоторых сразу отпадал интерес. Я кочевал с одной великой стройки коммунизма на другую и старался переезжать, не оставляя хвостов. И сейчас мне, считай, уже тридцатник, а у меня не то что жены, а и подруги нет.
Мы подъехали к дому со стороны набережной, Виктор показал мне на шестой этаж:
– Видишь колонны? Вон те четыре окна – этой квартиры.
Когда я увидел этот дом на берегу Невы, я уже решил, что обязательно куплю эту квартиру.
Мы поднялись на шестой этаж. Ключи у Виктора были. Он открыл. Внутри, как и во всех коммуналках в Ленинграде, был хлам, оставленный людьми, кругом разбросаны ненужные вещи, старые, рваные, бумага, какие-то ящики. Я подошел к окну – прекраснейший вид. И сказал:
– Согласен.
Мы поехали оформили договор, вернее, Виктор все оформлял, я только подписывал. Через несколько дней он мне позвонил и сказал:
– Приезжай получать свидетельство о собственности.
Он вручил мне свидетельство о собственности и ключи. Я спросил:
– Что, можно заезжать?
– Неужели ты хочешь заехать в сарай? Ты не представляешь, как я удивился, что ты совсем не заботишься о своем будущем. Тебе уже четвертый десяток. Как можно человеку не думать, что он женится и приведет жену в Апраксин переулок в эту коммуналку в одну комнату? Или вот в эту грязную, не ремонтированную несколько лет квартиру? Нет, я тебе советую сделать нормальный ремонт. У меня есть знакомый архитектор, который специализируется на ремонте и переустройстве жилья. Аким Петрович с удовольствием сделает, причем за проект он практически не берет денег. Есть ремонтные бригады, с которыми он работает, там и сантехники, и плиточники. Поскольку они заказывают материалы оптом, то имеют скидки, и получается кое-какая экономия. Хочу сказать, что ремонт и перепланировка – это не дешевое удовольствие, может вылиться в копеечку. Но ты уже, считай, доктор наук, тебе любой банк даст кредит. Так что я тебе рекомендую сделать нормальный ремонт, как сейчас говорят, евроремонт. Я скажу Акиму Петровичу, он тебе позвонит, когда у него будет готов проект.
Тот позвонил буквально через три дня и сказал, что в удобное для меня время я могу подъехать в его мастерскую, назвал адрес. Я не стал откладывать и подъехал сразу же к нему. Он показал план моей квартиры, сказал, чем он неудобен для одинокого пока человека, и предложил свой вариант перепланировки трехкомнатной квартиры в двухкомнатную. Кухня увеличивается, и получается кухня-гостиная, а ванная комната объединяется с туалетом. На этом и порешили. Оплата будет поэтапная. Первый этап – это подготовка. Он показал смету, где учтена замена батареи, установка душевой кабины вместо ванной. Показал проспект душевой кабины и кухни. Мне это понравилось. Все подсчитано, рассчитано. Стенку в зале он закладывал недорогую, заметив:
– Мебель вам не надо пока дорогую, тем более что я не знаю, какими деньгами вы располагаете под весь проект. Где возможно, сэкономим. Вот такая сумма…
Моих денег немного не хватало. Аким Петрович сказал:
– Будете расплачиваться поэтапно. Ваш оклад доктора наук, очевидно, будет достаточным для покрытия расходов.
Я согласился, подписал договор. Когда привез деньги за первый этап, я посмотрел, что стало с моей будущей квартирой. Там были убраны все шкафчики и все перегородки, антресоли, осталась одна сплошная комната без дверей и оконных рам. Аким Петрович посмотрел на меня и сказал:
– Вам лучше не приезжать сюда, пока не будет сделан полностью ремонт.
Я с нетерпением ждал, когда пригласят в уже отремонтированную квартиру. И вот позвонил Виктор и сказал:
– Приглашаю тебя на вручение ключей от твоей отремонтированной квартиры.
Я приехал. Там были Аким Петрович и Виктор. Конечно, у меня слов не находилось. Вместо сарая я увидел отличную квартиру. Приемкой занимался Виктор, и даже у него не нашлось, к чему придраться, все было сделано идеально. И вот сколько лет я живу в этой квартире, и надо сказать, что да, в самом деле, все было сделано грамотно и аккуратно.
Я подписал акт приемки. Аким Петрович достал бутылку шампанского. Виктор сказал, что он за рулем. Мы с Акимом Петровичем выпили по бокалу шампанского, и он уехал. Я спросил:
– Ну что, можно устраивать банкет?
Виктор ответил:
– Я не советую тебе справлять новоселье?
– А что так?
– Видишь, какая красивая квартира? Я не уверен, что у твоих сотрудников, которых ты хотел бы пригласить, квартиры такие же, поэтому у них может просто возникнуть зависть. А потом еще есть одно поверье: незамужняя женщина, которая переступит первой порог новой квартиры, может стать ее хозяйкой. Имей это в виду.
– Если буду жениться, – сказал я, – то невесту буду выбирать не из своего курятника.
– Что ж, посмотрим.
Я воспользовался его советом, мы устроили с ним типа мальчишника, пригласили одногруппников, с которыми он держал связь и кому, как я понял, так же, как и мне, помогал приобрести квартиры. На мальчишнике вспоминали студенческие годы.
Заселившись, я перенес часть своей работы в квартиру. Мне нравилось работать в моем кабинете-спальне за компьютером и с работы спешил домой.
И вот однажды поднимаюсь на лифте, выхожу из него, вдруг вижу, на лестнице, ведущей на чердак, сидит девушка, она встала и как-то странно держала правую руку за спиной. А на моей лестничной площадке, кроме моей, еще две квартиры: с правой стороны – семья врачей, как мне сказал председатель нашего ТСЖ, а с левой мужчина сдавал квартиру, поскольку это квартира его дочери, которая живет где-то в другом городе то ли за границей. Я спросил у этой девушки:
– Вы ко мне?
– Нет, я к Владимиру Максимовичу.
Я не знал, кто такой Владимир Максимович, я его просто еще ни разу не видел. Я зашел к себе, позвонил председателю нашего ТСЖ и спросил телефон человека, который сдает квартиру рядом с моей. Тот дал телефон, я набрал номер:
– Скажите, снимает ли у вас квартиру Владимир Максимович?
– Да, снимает. Вернее, снимал. Два дня назад он отдал мне ключи и съехал. Фамилия его Сокруто.
Я поблагодарил, вышел на лестничную площадку и сказал девушке:
– Владимир Максимович не живет уже здесь, съехал два дня назад. Вот телефон хозяина квартиры.
Она как-то поджала губки на своем миловидном, красивом личике и произнесла:
– Ну, что ж, повезло.
Я не понял, кому повезло. Она подняла книгу, на которой сидела, положила в рюкзачок и пошла. Я наблюдал за ней, красивая девочка лет двадцати, в этом возрасте все красивые, но эта особенно. Она подошла к лифту, нажала кнопку вызова, лифт поднялся, она вдруг каким-то таким взглядом меня одарила, вошла в лифт и уехала. Вот так у меня появился какой-то интерес к женщинам. Когда-то, я бы сказал, он как-то пропал, я ушел весь в работу, а после этого взгляда я стал приглядываться к своим сотрудницам, стал замечать, что мне внимание уделяют гораздо больше, не только как к начальнику, но и как к мужчине сотрудницы незамужние и разведенные. Но, как я сказал Виктору, не из своего курятника выбирают жен.
Как-то раз позвонил замдиректора по науке, спросил:
– Сколько студентов можешь принять преддипломников?
– У меня два свободных места, могу двух человек, больше не надо.
– Хорошо, завтра будут.
На следующий день ко мне подошли две студентки. Одна мне показалась знакомой. Я поинтересовался, какой институт, какой курс, есть ли у них уже темы дипломов, и проводил их к начальникам групп. Одну звали Юлей, прикрепил ее к группе Сергея Ильича, а вторую, которую звали Олей, определил в группу Веры Андреевны. После обеда подошла Юля, которая кого-то мне напоминала, я не мог вспомнить, кого. Спросила, можно ли ей уходить на час раньше.
– Практика предусматривает режим работы отдела, – ответил я. – Чем вызвана такая необходимость уходить раньше?
Оказалось, что она подрабатывает, уже третий год, и если она будет уходить с работы в пять часов, то станет опаздывать туда и может подвести коллектив.
– Что ж, вполне уважительная причина, – решил я. – Дайте ваш пропуск.
Она подала пропуск, я прочитал: Сокруто Юлия Владимировна. И вспомнил, почему она показалась мне знакомой. Так это та девушка, которая полтора или два года назад сидела на лестничной площадке и дожидалась Сокруто Владимира Максимовича. Это, очевидно, дочь его. Сокруто – редкая фамилия, и я ее запомнил.
Я оформил ей пропуск со свободным входом и подал со словами:
– Вы нашли своего отца?
Она удивленно ответила:
– Ах, это вы? Я хотела с ним познакомиться.
Взяла пропуск и ушла. Больше я ей не напоминал ни о чем. Она проходила практику, чем я не интересовался, поскольку это курировали Сергей Ильич и Вера Андреевна.
Однажды в воскресенье мне надо было взять один отчет, который готовился к статье в журнал. Я заехал в институт, зашел и вижу, что Юля сидит и что-то паяет. Я вообще запрещал сотрудникам, у которых был вход свободный, работать по одному в лаборатории, и когда инструктировал студенток, предупредил их, что работать по одному в лаборатории с приборами под напряжением запрещается, дабы соблюсти правила пожарной безопасности и собственную безопасность сотрудников, а тут вдруг одна она в лаборатории. Заметив мой сердитый взгляд, Юля встала и сказал:
– Извините, но я только настольной лампой и пистолетом пользуюсь, а никакими другими приборами не пользуюсь.
Пистолетом у нас назывался паяльник, который включается только тогда, когда на ручке нажимается курок.
– А почему в воскресенье работаете?
– Да я вот хочу собрать схему, чтобы завтра уже с утра приступить к испытаниям.
Я не стал больше ничего говорить, взял нужный отчет и, уходя, напомнил:
– Не забудьте пистолет от сети отключить.
Думаю, как вот так студентка в воскресенье собирает схему, чтобы завтра испытать, мне это показалось очень положительным.
На следующей неделе я заболел. Не знаю, где простыл. Во вторник поднялась температура. Но решил все же приехать на работу. Сергей Ильич увидел меня и сказал:
– Ну-ка, убирайся в поликлинику, нечего тут заражать весь коллектив.
Я пошел в поликлинику, врач выписал бюллетень и кучу таблеток, сказав:
– Придете через неделю.
Тогда была в ходу поговорка: грипп, когда лечишь, проходит за неделю, а если его не лечить, он сам проходит через семь дней. И вот я отправился домой на больничный. Три дня я самым настоящим образом болел, температура не спадала. Запасы, что у меня были, колбасы, хлеба, сыра подошли к концу. В субботу я хотел пойти в магазин пополнить запасы. Вдруг раздался звонок. Кто бы это мог быть? В институте до сих пор никто не знал мой новый адрес, а в отделе кадров я числился по старой прописке. Открыл дверь – стоит Юля с двумя коробками. Спросила, можно ли пройти. Я почему-то сразу вспомнил слова Виктора о том, что незамужняя женщина, которая первой переступит порог моей квартиры, может стать хозяйкой. Я замешкался. А Юля повела себя смело, вручила мне эти две коробки со словами:
– Такой красивый паркет. Могу поцарапать своими шпильками. Будьте любезны, дайте мне тапочки.
У меня были новые, еще ненадеванные тапочки, подал и спросил:
– Не малы, не давят?
– Немножко малы.
А то были настоящие лыжи.
Она осмотрела прихожую, прошла на кухню, стала открывать принесенные коробки. Там было печенье, пирожные, малиновое варенье, липовый цвет. Юля вела себя свободно. Включила чайник, всполоснула заварочный чайник, положила туда липовый цвет. Открыла холодильник, а он оказался совсем пустой. Она спросила:
– А вы чем питаетесь? Одним воздухом, что ли?
Мне нечего было сказать, с утра я доел последний кусок черствого хлеба и колбасы. Она поинтересовалась:
– Где у вас хранится картошка?
– В магазине.
– А морковка?
– Там же. С капустой.
Понятно, что дома никаких продуктов нет. Она заварила липовый чай, поставила на стол чашки.
– Вот варенье, печенье, пейте чай, а я пойду в магазин.
Я подал кошелек:
– Вот, пожалуйста, деньги.
Она открыла кошелек.
– Здесь слишком много, могут вытащить из кармана.
Взяла, сколько считала нужным, кошелек оставила на столе и ушла. По правде сказать, мне очень не хотелось идти самому в магазин. Такая слабость, что вообще двигаться не хотелось. С удовольствием стал пить липовый чай и поглощать сладости.
Через какое-то время появилась Юля с двумя большими пакетами, положила их на столешницу на кухне. Нашла фартук, надела и обратилась ко мне:
– Если вы не против, я тут немножко похозяйничаю, а вы можете чай попить у себя в кабинете или в зале.
– Я что, вам мешаю?
– Ну, не совсем, но не люблю, когда наблюдают за моей работой.
Я взял чайник, чашку, коробку с печеньем и пошел в зал, включил телевизор, сел в кресло. То ли оттого, что я плохо питался три дня и навалился на сладости, я задремал в кресле. Не знаю, сколько времени прошло, когда проснулся. Заглянул на кухню. Оттуда доносились очень приятные запахи. Не стал мешать Ире, опять ушел в зал, сел у телевизора. Через какое-то время она подошла и сообщила:
– Через пять минут будет обед. Пожалуйста, мойте руки, приходите.
Я был удивлен обедом. Там был салат, селедка, очищенная от шкуры и костей, с луком и лимоном, прекрасный борщ и, как говорили тогда, «ножки Буша», курочка с гарниром, картофельным пюре. Все это было настолько вкусно. Я борща попросил добавку. Она сказала:
– Прекрасно, значит, дело к выздоровлению, раз добавку попросили.
Заварила чай липовый, предложила выпить с малиной, чтоб хорошо поспать после обеда.
Когда я насытился, она убирала посуду. Предупредила, что борщ, когда остынет, надо поставить в холодильник. Селедку переложила в стеклянную банку и залила подсолнечным маслом.
Кроме всего прочего, она еще купила фрукты, апельсины, мандарины. Сдачу вместе с чеками положила рядом с кошельком. Сказала, что завтра придет утром, чтобы навести порядок.
– Какой порядок?
– Вы не видите? У вас уже вон несколько дней, как разлито кофе, такое пятно, и пыль кругом, все это надо протирать, убирать. Когда вы встаете утром?
– Ну, я уже в восемь часов на ногах.
– Хорошо, тогда я к восьми и приду. А еще я возьму у вас денег для моющих и чистящих средств, чтоб навести порядок.
Я не возражал. Она взяла из кошелька денег, сколько считала нужным, и удалилась, посоветовав напоследок поспать после обеда. Я воспользовался ее советом и первый раз за неделю крепко уснул.
Проснулся в поту, весь мокрый, наверное, от липы и малины, так что пришлось полностью менять белье, не только на себе, но и на кровати. После сна чувствовал бодрость в теле и свежесть в голове.
В восемь утра, как и обещала, появилась Юля с какой-то сумкой и даже с ведром. Спросила, завтракал ли я.
– Нет, не завтракал, только проснулся.
– Хорошо, тогда я сейчас приготовлю завтрак. Вы яичницу из скольки готовите яиц?
– Да я как-то ее вообще не готовлю.
– А чем вы завтракаете?
– Как чем? Бутербродами.
– Все понятно.
И она приготовила глазунью из трех яиц с помидорами и луком. Очень вкусно. К тому же она приготовила гренки, и я с таким удовольствием съел эти гренки. Потом она попросила меня пойти или в зал, или в кабинет и приступила к уборке.
Через какое-то время я заглянул на кухню. Она была в спортивном костюме, очевидно, принесла с собой. Она работала. Я не знал, как себя вести с ней. Она девчонка, совсем еще молодая, пятый курс, ей двадцать два года. Так свободно себя ведет. Я чужой человек, совершенно незнакомый, к тому же начальник, и вдруг она пришла в дом к нему и так свободно себя чувствует, нет, это что-то ненормальное. То ли у меня понятия устаревшие, но я вроде еще молодой, не старый.
И снова мне вспомнились слова Виктора о том, что первая, переступившая порог, может стать хозяйкой. Вчера такой обед был, а сегодня она порядок наводит. Нет, я не готов еще сделать предложение. Надо уже что-то предпринимать. С этими мыслями я опять задремал в кресле. А когда проснулся, Юля уже закончила уборку и на кухне, и в ванной, и в спальне, оставалось только в зале. Увидела, что я проснулся.
– Прошу немножко переселиться.
Я ушел в свой кабинет-спальню. Она продолжила уборку. Через какое-то время позвала меня на кухню. Очевидно, уже приняла душ, потому что волосы у нее были мокрые, переоделась. На столе был обед. Вчерашний борщ, а на второе рыба.
Пообедав, я попросил Юлю:
– Расскажите о себе.
– Да что рассказывать? Деревенская девчонка. Мама растила меня одна. Как вы догадались, я искала папу, хотела познакомиться.
– А почему ж вы за спиной держали газовый баллончик?
– Да это просто так. Заметили?
– Да, заметил.
– Не знаю, для чего я с собой его брала… Мои дедушка и бабушка погибли в автокатастрофе, а мама чудом спаслась. Ей тогда было четыре года. Ее опекуном стала сестра отца, пожилая женщина, сельский врач. Мама жила в глухой деревне, когда я родилась. После травмы у нее, очевидно, открылись экстрасенсорные способности. Когда я уже подросла, мама рассказывала случай из своего детства, как однажды у врачебного кабинета, где принимала больных ее тетка, сидели несколько женщин, и одна женщина потом рассказывала, что вдруг к ней подходит четырехлетняя девочка, подает кружку с водой и говорит: «Выпейте водички, вы же хотите пить». А у этой женщины действительно во рту пересохло, она так хотела пить, и вдруг ребенок подает ей кружку с водой. Она вначале подумала, что это снится. Другая женщина рассказывала, как она пришла на прием беременная, все места заняты пожилыми, она прислонилась к стене, ноги еле держат, и вдруг к ней подходит маленькая девочка, тащит табуретку и говорит: «Присядьте, вам тяжело стоять».
Тетка все свое свободное время посвящала моей маме, учила ее читать, писать, считать, и в школу она пошла не в семь лет, а в шесть, и не в первый, а сразу во второй класс, и потом еще попыталась перепрыгнуть через класс. После школы поступила в медицинское училище. Закончила училище и стала работать медсестрой вместе с теткой. Ее уважали все в деревне. Она всем помогала, уколы делала, особенно трепетно относилась к детям. В нее были влюблены все свободные мужчины и говорили: «Наташка сама выберет себе жениха, а если кто ее обидит, голову оторвем». Но она никого не выбирала, пока не приехал к своей деревенской тетке городской племянник, студент последнего курса, на зимних каникулах. В то время городские были и одеты лучше, и выглядели выгодно, и возраст подходил у Наташки, она, моя мать, влюбилась в него. Весной он получил диплом, и его определили в городе на завод. Приехал опять в деревню, соблазнил мою маму и смотался. Обещал жениться, взять с собой, но этого не выполнил.
Когда местные узнали, что она беременная и покинутая, они посчитали это за личное оскорбление, несколько ребят поехали в город, нашли его, помяли ему бока немножко, не портя лицо, привезли в деревню, пригрозили, что если не женится, то сейчас же подадут заявление в милицию, и полдеревни будут свидетелями, что он изнасиловал малолетку, несовершеннолетнюю. Короче, зарегистрировали брак моей мамы с этим моим папашей, но как только поставили штамп, он, конечно, смотался. Инициативная группа подала на алименты, которые, надо сказать, приходили регулярно.
Я бы сказала, что мы не нуждались, поскольку мама выполняла практически роль врача вместо тетки, которая была уже старенькая, а народ-то в деревне благодарный, хоть и зарплата маленькая, но люди из благодарности делились чем могли, поэтому у нас всегда продуктов хватало.
Но если мама была добрая и внимательная, то я росла хулиганкой самой настоящей, и окружение у меня было такое же из девчонок и мальчишек. В десять лет мы с подружками начали писать моему папе письма, в которых мы грозили ему и уши обрезать, и еще кое-что обрезать, когда исполнится мне восемнадцать лет, а до восемнадцати лет мы не будем ему делать членовредительства, поскольку он должен меня материально содержать до совершеннолетия. Не знаю, подействовали или нет наши письма на него, но очень часто он менял место жительства. Но у одной из моих подружек отец был милицейский начальник, и он как-то по своим каналам узнавал, где проживает мой отец, поскольку был влюблен в мою маму, а в нее многие были влюблены. Но она однолюбка была. Как полюбила отца, с тех пор замуж больше не выходила. Большей частью занималась мною, журила, что я веду себя как хулиганка. Я так и не познакомилась с отцом.
После школы поступила в институт. А поступила после того, как к нам в деревню приехали молодая пара муж с женой, энергетики, я познакомилась с этой женщиной, она, оказывается, окончила электротехнический институт, много рассказывала, и я тоже решила поступить в этот институт. На втором курсе устроилась на работу на кондитерское предприятие. Меня приняли в бригаду таких же студенток, но студенток в основном кулинарных учебных заведений. Я училась у них готовить с удовольствием. Мы, шесть девчонок, сняли двухкомнатную квартиру вскладчину, и бригада у нас одна.
С отцом я так и не встретилась и вот сейчас заканчиваю институт. Очевидно, меня будут просить остаться в институте. Не думаю, что среди студентов, пишущих сейчас диплом, есть такие, у кого уже три авторских свидетельства на изобретения и четыре опубликованные научные статьи в отраслевом журнале. Причем два моих изобретения внедрены на нашем же предприятии, где работаю. Думаю, меня все-таки уговорят остаться в институте. Кандидатский минимум я, конечно, сдам. Собрать отзывы о диссертации проблема будет, но ничего, справлюсь. А там будет видно, то ли замуж выйду, то ли в науку уйду. Преподавать мне не очень хочется.
Для меня это была новость. Вот так вот девочка, которая у меня навела порядок, накормила, приготовила на два дня мне обед шикарнейший, к тому же она почти ученый. Я спросил:
– А почему ты пришла сюда ко мне?
– Я догадалась, что никто из сотрудников не знает вашего адреса. В четверг вечером Сергей Ильич поручил навестить вас. Поехали в Апраксин переулок, вас там не было, как сказали соседи. А когда приехали утром, оказалось, вместо вас там другой мужчина. Так выяснилось, что вы в Апраксином переулке не живете. Кто-то высказал предположение, что вы живете где-нибудь у подруги или жены. Одна я знала, где вы живете, но не сказала никому, потому что у вас, очевидно, были свои соображения не сообщать свой адрес и телефон. И вот я решила навестить вас.
Я сказал ей:
– Останешься?
Она покачала головой:
– Нет. Мы, деревенские, строго воспитаны. До свадьбы ни-ни. А если сделаете предложение, я еще подумаю, выходить ли мне замуж за такого старика, как вы.
– Какой же я старик? Когда ты будешь шестидесятилетней старухой, мне еще и семидесяти не будет…
Через год она стала хозяйкой моей квартиры, подтвердив поверье, о котором предупреждал меня Виктор.