Летящая высоко - глава 9

Евгений Шпунт
По сторонам петляющей дороги тянулись заросшие лесом холмы. Алые и золотые кроны деревьев резко выделялись на фоне серо-стального неба, затянутого тучами. Недавно прошел ливень и, казалось, в любую минуту начнется новый. Амитоле вдруг вспомнились слова из сказок старика Вихо, которые она слушала много зим назад. В земле блеклых людей всегда идут дожди.

Прерия наконец осталась позади. Форты сменились разбросанными вдоль дороги фермами и маленькими деревеньками. Они попадались все чаще и чаще, а к вечеру потянулись ряды тесно жмущихся друг к другу домов — двух- или трехэтажных, с большими окнами и высокими крышами, сложенных из странного вида красноватых прямоугольных камней или покрытых белой известью. Амитола только сейчас поняла, что они уже на месте — похоже, это и был Нойкастелль, город блеклых людей.

Вокруг звучала незнакомая резкая речь. Прильнув к решетке, она разглядывала прохожих — мужчин в конических шляпах и куртках, кутающихся в теплые шали женщин в длинных юбках и чепцах. Повозка проехала мимо стайки малышей, увлеченно перебрасывающих друг другу тряпичный мячик; девушка успела заметить, как появившийся из переулка солдат прикрикнул на них и дети бросились врассыпную. В домах загорались свечи и масляные лампы, и глядя на дрожащий в окнах теплый свет, Амитола затосковала. Она опустилась на подрагивающий дощатый пол, обхватила себя руками, насколько это позволяли кандалы и тихонько заплакала. Хотя теперь у нее была надежда, что вестник ми-кой доберется до Кэтэри и Юргена, в эти минуты, холодным промозглым вечером, одна в чужом краю, Амитола чувствовала себя маленькой, несчастной и потерянной.

Повозка остановилась. Загремел ключ в замке и священник открыл дверь.

— Плачешь, ведьма? — сказал он, поднимая руку с фонарем. — Правильно.

Он знаком приказал ей выбираться наружу. Ступив на землю, Амитола огляделась. У ворот, в которые они только что въехали, замерли вооруженные стражники. Перед ней раскинулся темный парк; единственная аллея, освещенная фонарями, вела к длинному трехэтажному строению на его противоположной стороне. Отец Курт бросил что-то сопровождавшим их солдатам и зашагал к зданию. Сильный толчок в спину дал девушке понять, что она должна следовать за ним. Солдаты замыкали шествие.

— Если твои слезы — это слезы раскаяния, — не оборачиваясь, сказал священник. — То, может быть, ты еще не совсем пропащая. Но не кажется, что ты просто пытаешься разжалобить нас.

Амитола молчала.

— Если это так, то ты зря стараешься, — добавил он.- Сейчас ты предстанешь перед графом Борга, а его тебе не провести.

У входа в дом их встретил невысокий седой человек в черной одежде; он обменялся несколькими фразами со священником, кивнул и исчез внутри. Через минуту раздались тяжелые шаги, большие деревянные двери распахнулись и на пороге вырос, как сообразила девушка, сам граф — великан, еще не старый, но с изрезанным морщинами лицом; его длинные светлые волосы были собраны в конский хвост и перехвачены лентой.

Он улыбался, но улыбка увяла, стоило ему взглянуть на Амитолу. Глаза графа Борга вспыхнули, ноздри раздулись. Какое-то время он, казалось, даже не мог говорить от переполнявшего его гнева.

Отец Курт почтительно поклонился и начал было говорить что-то, но великан ткнул пальцем в сторону девушки.

— Дас ист ништ зи. — дрожащим от ярости голосом сказал он. — Думкопф!

Тот осекся, захлопал глазами, что-то забормотал. Граф оборвал его взмахом руки, что-то спросил. Священник быстро заговорил, будто оправдываясь. Собеседник слушал, тяжело дыша, потом в сердцах двинул тяжелым кулаком о косяк, отрывисто бросил что-то отцу Курту, развернулся и зашагал прочь по длинному коридору.

Священник рявкнул на солдат. Те схватили Амитолу за руки и потащили обратно к повозке, ждущей в дальнем конце аллеи.

— Подождите! Что происходит?..

— Замолчи! — отрезал отец Курт. Он был бледен, хмурился и кусал губы.

Девушку грубо швырнули в повозку и через несколько минут та двинулась с места. Поездка была недолгой. Пунктом назначения оказалась обнесенная каменным забором круглая башня. Во дворе их встретили несколько солдат и сопроводили внутрь. Там в небольшой полутемной комнате с Амитолы принялись сбивать кандалы, а сидевший за столом толстяк с обтянутой кожей дубинкой у пояса зажег светильник, достал откуда-то внушительных размеров книгу и перо и что-то спросил у нее.

— Я... я не понимаю... — растерянно проговорила она.

— Назови себя! — перевел отец Курт.

Толстяк записал имя девушки в книгу и заговорил о чем-то со священником. Про Амитолу, казалось, забыли. Она отступила подальше в тень и стала осторожно растирать натертые запястья. Толстяк время от времени делал в книге записи, потом встал, взял светильник и жестом приказал девушке следовать за ним. Вместе с отцом Куртом они спустились по узкой винтовой лестнице и оказались в темном сыром подземелье. Гремя ключами и посмеиваясь, толстяк отпер одну из дверей, ведущую в совсем маленькую комнатушку, где еле умещалась узкая деревянная койка, и что-то сказал Амитоле.

— Он говорит, что тебе повезло, — перевел священник. — Твоя камера совсем рядом с комнатой дознаний. Не придется далеко ходить.

— Что это за место?

Отец Курт вытащил из-за пазухи флягу, что-то пошептал над ней, плеснул воды через порог комнаты и лишь потом снизошел до ответа:

— Это твоя камера. Здесь ты будешь ждать, пока граф и Блюстительница не решат, как с тобой поступить. Я окропил ее благословенной водой, так что колдовать здесь ты не сможешь.

— Да я не умею колдовать... — устало проговорила Амитола.

Священник хмыкнул.

— Конечно. Вперед, заходи!

Тяжелая деревянная дверь за ней захлопнулась.



Под затянутым грозовыми тучами почти черным небом расстилались безжизненные голые холмы; внизу, у подножия скалы, шелестело море, мрачное и серо-свинцовое. Раньше в округе не было ни души. Сегодня же Амитоле показалось, что далеко, у самой кромки горизонта, из воды поднялось, свиваясь в кольца, чье-то гигантское чешуйчатое тело и тут же снова исчезло. Можно было бы слетать и посмотреть, не появится ли морской дух снова. Можно было расправить крылья и улететь обратно в прерию к сияющей скале ми-кой, но она не могла заставить себя даже встать с холодного камня, на котором сидела. Наверное, я теперь понимаю, что чувствует Кэтэри, подумала девушка. Апатия, давящая пустота внутри, чувство, будто спишь наяву тяжелым сном без сновидений. Будто тонешь в холодной темной воде, а выплыть не только не можешь, но и не хочешь. Амитола вздохнула и перенеслась к мир людей.

Она вновь была в полутемной камере, сидела на кровати, поджав под себя ноги и прислонившись к холодной стене. Ее взгляд скользнул по запертой двери с крохотным зарешеченным окошком, по деревянному ведру в углу, по миске с жидкой похлебкой на полу у кровати и замер, обращенный в пустоту. Амитола с трудом могла вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как ее бросили сюда и велели ждать. Три, четыре, пять дней? Может быть, про нее забыли?

Амитола на помнила, сколько она просидела так, пока ее не вывел из оцепенения звук отпирающейся двери. На пороге стоял толстый стражник и знаками показывал, чтобы она встала и вышла из камеры. Амитола молча подчинилась; безразличие настолько овладело девушкой, что ей было все равно, куда ее поведут и что произойдет дальше.

Стражник, крепко держа ее за руку, подвел Амитолу к противоположной двери, открыл ее и толкнул девушку внутрь. Ее окутало тепло — комната была попросторнее, чем ее каморка, но все же небольшая, и ее согревали две горящие жаровни. Прямо напротив за столом сидели двое — склонившийся над открытой книгой старичок и девушка с коротко остриженными волосами, одетая в черное и с кулоном священника на шее.

Повисла тишина, которую нарушало только потрескивание огня; Амитола стояла, ожидая, что будет дальше, а девушка сверлила ее взглядом. Наконец, она опустила глаза, быстро прошептала что-то, сложив ладони вместе, и решительно хлопнула ими по столу.

— Альзо, лес унс бегинен. Ви хайсен зи?

Старичок обмакнул перо в стоящую тут же на столе металлическую коробочку и заскользил им по бумаге.

— Я не понимаю ваш язык, — медленно произнесла Амитола. Она уже и не помнила, когда в последний раз ей было тепло. Хотелось улечься на пол и уснуть.

— Назови свое имя!

Из тени за ее спиной выплыл отец Курт. Амитола вздохнула.

— Вы же знаете, как меня зовут. Когда меня сюда привезли...

— Молчать! Ты, ведьма, не сознаешь, кто перед тобой. Это, — он чуть склонил голову и указал на девушку-священника. — Дочь графа Ингерта Борга. Она с самого детства посвятила себя служению Господу. Хотя ей всего двадцать один год, вера, знание священных писаний и благочестие госпожи Ингерты были отмечены Высшей коллегией пасторов Кронланда и ей был дарован сан Блюстительницы веры заморских земель. Она — глава Церкви графства. Когда госпожа Ингерта задает тебе вопрос, ты должна отвечать быстро и ясно. Итак, как тебя зовут?

Амитола назвала свое имя.

— Возраст? — последовал следующий вопрос.

— Мне семнадцать.

— Ты принадлежишь к племени сеанти, проживаешь в их селении на берегу Великой реки и вместе с некоей Кэтэри являешься деревенской ведьмой?

— Все верно, — тихо сказала Амитола. — Но я не ведьма. И откуда вы знаете о Кэтэри?

Священник склонился к уху Ингерты и перевел ее ответ. Блюстительница коротко кивнула и продолжила допрос:

— И как же ты называешь себя?

— Я видящая.

— Видящая что? Что это значит?

— Мы называем так людей, которые могут общаться с духами и переходить из нашего мира в их.

Льдисто-синие глаза Блюстительницы блеснули.

— Итак, ты, как видящая, разговаривала с сущностями, которых ты называешь духами, и посещала их мир?

— Я... — девушка замешкалась, только сейчас сообразив, куда клонит Ингерта.

— Да или нет? Отвечай! — прикрикнула та, ударив ладонью по столу.

— Я... да, но мы... мы не считаем всех духов злыми...

Блюстительница снова кивнула.

— Отлично. Ты только что призналась, что общалась с бесами и посещала царство Дьявола. Следовательно, ты ведьма.

Амитола разозлилась.

— Можете называть меня, как хотите. И то, что вы считаете, что все духи злые и служат вашему Дьяволу, не делает это правдой.

Подождав, пока священник переведет ее ответ, Ингерта слегка покачала головой. Ее тонкие губы растянулись в улыбке.

— Твоему Дьяволу, не нашему. Скажи, правда ли, что обряд посвящения ваших, если тебе угодно, видящих, проводит некий Каййона?

Каййона? Она на секунду растерялась, но потом вспомнила слова Кэтэри — у духа прерии много имен, некоторые кочевники называют его Те-Ллака Нуави, некоторые Каййоной...

— Видящих из прерии, наверное, да. У нас он зовется... — Амитола замолчала на полуслове. Один раз она уже попалась в ловушку. Неизвестно, к чему сейчас ведет эта Блюстительница. — Знаете что? Я больше ничего не буду говорить.

Светловолосая девушка и священник переглянулись.

— Ведьмам свойственно запираться, — невозмутимо сказала Ингерта. — Но нам и так известно, что вас посвящает в видящие существо, которого зовут Каййоной. Так на дознании рассказал нам колдун из монготов, упорствовавший в своей нечестивой вере. Нам также известно, что это существо — покрытый темной шерстью гигант с копытами вместо ступней, с хвостом и рогами. Ведь так?

Амитола не ответила.

— А теперь, — продолжала Ингерта. — Послушай, что говорится о Дьяволе в «Законах войны Господней».

Она прикрыла глаза и продекламировала по памяти:

— «И поелику Дьявол нечистый есть отец всей лжи, то и обличий у него множество и может он менять их по своему желанию. Известные же его обличья таковы — облако черное, громы и молнии извергающее, уродец, черной шерстью покрытый, с копытами, хвостом и рогами, оного же цвета кот либо петух. И сверх того, может Дьявол принимать обличье любого человека, мужчины ли, женщины, старика или ребенка.»

Снова воцарилась тишина. Блюстительница выжидающе смотрела на Амитолу, та молчала. Слышалось только потрескивание пламени и скрип пера.

— Тебе нечего сказать?

Девушка снова ничего не ответила.

— Уродец с рогатой головой, хвостом и копытами, совсем как ваш Каййона. Вы, те, кто называет себя видящими, служите Дьяволу и от него получаете силу. Тебе нечего сказать?
— То, что вы считаете, будто дух прерии — это Дьявол или что все духи — злые, не делает это правдой. — повторила Амитола.
— Неважно, что считаем мы. Так написано в дарованной нам Господом книге, а значит, это правда.
Она снова не стала отвечать.
— В любом случае, — сказала Ингерта. — Мы уже установили, что ты ведьма, общающаяся с бесами. Сделал ли тебя ведьмой сам нечистый или нет, не суть важно — пока. Если будет нужно, мы получим ответ и на этот вопрос. Сейчас же ты находишься на дознании из-за других своих преступлений. Ты, Амитола, ведьма из племени сеанти, обвиняешься в том, что вместе с другой ведьмой по имени Кэтэри, будучи обуреваемы и подстрекаемы Дьяволом, захватили и силой удерживали в своей деревне подданного короля Великого Кронланда, служителя Церкви отца Юргена Леманна...
Амитола облегченно вздохнула про себя. Ее догадка подтверждалась. Блеклые люди считают, что священника держат в деревне против его воли. Ну что ж, не все так плохо. Скоро посланник ми-кой отыщет Кэтэри — может, уже отыскал — и попросит ее отправить Юргена назад. Тогда они должны будут отпустить ее.
— ... а затем злодейски умертвили его. Признаешь ли ты себя виновной?
Девушка моргнула.
— Чт... что?
— Отец Курт в совершенстве владеет вашими наречиями. Что из того, что он перевел тебе, ты не поняла?
Амитола потрясенно помотала головой.
— Юрген жив! Никто его не убивал... да с чего вы взяли...
— То есть ты не отрицаешь, что его захватили в плен и силой удерживали в вашей деревне? — невозмутимо поинтересовалась Блюстительница.
— Отрицаю! Он остался у нас по своей воле и его никто не убивал! Что за бред?!
— Итак, обвинение предъявлено и ведьма отказалась признать себя виновной. — подытожила Ингерта. — Закон Божий предписывает нам с состраданием и кротостью попытаться вразумить ее еще раз прежде, чем прибегнуть к пытке.
— Юрген жив! Что за чушь ты несешь?! Скоро он вернется и ты сама увидишь, что...
Она даже не замечала, что кричит и наступает на Блюстительницу. Отец Курт шагнул ей навстречу, но Ингерта хлопнула в ладоши и в комнату вбежал толстяк-стражник.
— Берухиге зи. — спокойно приказала она.
Удар дубинки по затылку сбил Амитолу с ног. Сквозь гул в ушах она еле услышала, как священник переводит обращенные к ней слова Ингерты Борга:
— Будь ты посговорчивей, ведьма, мы отнеслись бы к тебе более мягко. Я могла бы приказать установить в твоей камере жаровню, чтобы ты не мерзла... Впрочем, неважно. Возвращайся к себе и подумай, не захочешь ли сделать признание на следующем допросе. Ульрих, ним зи вег.
В полу беспамятстве девушка почувствовала, как стражник поднял ее с каменных плит и выволок вон.