Мне никогда не понять, за что так мое сердце поступает со мной - я, придворный комедиант, с потешающими только одной внешностью, зал короля, падаю, отчаиваюсь, и укрываюсь, как в первый и впоследний раз в осознание - в мой рассудок сладко-цепеняще впивается ее черты (они тоже необычны, но...).
Сколько этих но, пока я поспешно пытаюсь прикрыть черным гримом в виде капелек "звездочек" и лепестков брошенные в мое лицо охапки муки и зрительно увеличить разрез глаз (что вам сделал хоть один азиат или точнее его чуть смугловатый оттенок кожи или его раскосый взгляд?!). Или это из-за того, что я в нетипичной, для ваших стереотипов, профессии?.. Риторичность грустинки моих мыслей даже не оставляют мне "Вы" "Ваше" (может, просто потому, что не хочу уж давно не имееть с вами ничего общего... Но - смешки и улюлюканья - раскраски в ленты и бусинки на мой костюм, второй маской, что не улыбнется больше никому, кроме нее... Она - с чуть розоватыми глазами, светлой-светлой кожей, обрамленной... Белоснежностью, утопающей в своей притягательности мой бессильный и немой робкий затаившийся восторг - белые пушистые ресницы, брови, которые она чуть подкрашивает стыдливо тушью и пудрой, чуть подертые розовостью губы, что она прячет за помадой и длинные, невообразимо ослепительные лёгкие волны волос, что окутывают ее фигуру даже ниже пояса. Ее положение в том дворце - фаворитка короля, причем я не замечаю, чтобы он дорожил ею, скорее, ему нравятся просто необычные игрушки (помимо нас ещё был темнокожий парень-валет, постоянно получающий как паж, оплеухи и смешки). Как мне жаль, что мы не короли в своей свободе и равенстве, мы просто другие, и что дальше?..
Впрочем, я слишком долго думаю не о том... Я не могу ни о чем думать, кроме того, что хочу приоткрыть для себя ее красоту и прикрыть одновременно ее, для нас лишь двоих, за последние гроши, заработанные подработкой министрелем, покупая у знакомого напыщенного цирюльника редкий нежно-чуть розовато-рыжеватый оттенок парика (за форму было доплачено, для покраски ещё пошла оплата, а так... Не стыдясь, скажу это прямо хотя б внутри себя - под корень с концами пошли мои собственные волосы, с болью и дискомфортом втискивающиеся до этого в обруч колпака и под металлическую застёжку моего сценического наряда, что буквально душила.
После долгих пререканий с мастером (праздник, гуляния, поздная ночь, а тут тайком стучится шерамыга с задворних пристроек замка и умоляет о парике явно не для себя), просто хватаю нож и самостоятельно с лихорадочным рвением плюю на порезы и шрамы (замажу косметикой в артистическом ключе), боясь упустить и полволосинки для нее ("На! Все, что есть, бери, любые деньги, надо будет, донесу, накоплю ещё для тебя, только собирай в парик, можешь даже форму не собирать, и как покрась на совесть. Точка!"). Пойдя, наверное не раз, к такой-то матери определенным способом и направлением на неопределенный срок, я... наблюдаю работу цирюльника, не чувствуя собачьего холода даже потолка его претемнейшей лачуги, затаив дыхание... Ощущаю счастье и прилив воодушевления, точно как во сне у меня в голове заиграли арфы, лунный свет и... Истома по мгновению, когда я надену на нее новые волосы.
И конечно же, я одену ее в самое красивое и дорогое платье, чтобы она была похожа в нем на куколку, на ангела, на небесную принцессу, на... Мою мечту и мой сон, она и есть мой сон и моя мечта (она мне снилась в своем белоснежном платье, украшенном полупрозрачной кисеей корсажа, по обе стороны от него целомудренно укрывают ее формы полоски шелка и рюш, и даже лицо ее обхватили они, застёжкой и собрав часть роскошных волос в ушки-корону-сережки, тонкой сеточкой гладя ее думы под ними. Интересно, вспоминает ли она меня, что то арлекино, то джокером, меняя фарфоровые мамочки в реквизит и сценки, незаметно старается приблизиться на пирах к ней поближе и храбро рискнуть притянуть ее взгляд и слабый румянец своими. Король совсем не любит ее, уже флиртуя при ней сразу с двумя-тремя разноволосыми особями, не понимая, что пока он капризно чего-то там перебирает в своих придирках, я кусаю локти, завидуя, что его дыхание касается ее шеи (она снова одела это платье, это не сон... Я схожу с ума, не в силах оторвать своих... речей от ее плеч, в которых, казалось, прячутся пару бесконечных крыльев быть может, сотканных из самой луны, а может навеваемых теми белыми розами, которыми я осыпаю ее в своих стихах (да, пусть хотя бы на бумаге скомканных и перепачканых тушью страниц, я в уединении с тобой, та, что манит забыться в биении ее сердца, в объятии ее стана...).
Нет, ни свита и король, ни зевака нищий, ни сам нечистый, ни все небо, не отнимут эти минуты у меня, где дрожащие буковки узорами складывают из строк полог наших покоев друг для друга (я нарисую ей на губах сердечко, на фарфоровом кукольном листке оставлю поцелуй кисточки из перышка, мокнув в пастельного цвета карамель, и она, если захочет, может сломать в попытке придать красивую позу вторую куколку в образе меня, там где канат и купол заброшенного готичного шапито рассыпается вдруг дождем жемчужинок и капельками белоснежных трепещущих бабочек (может, то лишь дождь за окном, прошепчу я ей)? чуть ниже талии пояс платья очерчивает ее... Немного смутившуюся позу (здесь явно что-то не то, не просто стихи к прекрасной даме - столь извечной вашей абстракции, не так ли? Да... тьфу на вас всех, не по разу, я не смущусь ни разу - да, это прозвучало посвящение в пьесске с марионетками ей, ей одной! Даже если сейчас меня ждёт изгнание из земель короля, что, конечно же, будет орать, как на казне, я... Не буду мечтать о большем - она услышит меня, я проникну в отголосок ее чувства, каким бы оно ни было и сохраню его, о, на нас двоих...
На удивление, все, как всегда - похлопали и, угощаясь мороженным-пироженным, приказали продолжать упражнения в их развлечении, хотя и грим потек, и костюм стал жарок (по щеке точно побежала слеза, в тоске по ее голосу, ее рукам (я помню, что в моих мечтах она играла на лютне и пела, я не помню о чем, но этот голос точно ласкал мое усталое разочарованностью во всех смыслах сознание... Оно уносится к ней, стой! Не уходи! Я тебя найду, ох как я тебя найду!.. - просится чуть приморгнуть лукаво-игриво, как будто есть уверенность в реальности, а... Вот ощущаю все это сейчас, а по телу дрожь, цепенящая, убаюкивающая дрожь - мы идём с ней по забытым корридорам, едва освечивая себе путь захудалым подсвечником, придворные наконец, вспомнили, что забыли построить друг другу сплетни и интриги, король плюнул на них и ушел... с новыми фривольными дамочками в свои покои.). "Я посвящаю тебе новый бесконечный мир, хочешь?" - не, я не могу одернуть и ползвука в голос к ней, потому пишу записочку. "Ты будешь его королевой, а я исполню любое твое желание!" - приписываю поспешно, придвигая...
Выторгованный под безбожные проценты и кредиты вексель на открытие маленького театра (куда мне пришлось вписываться и как... ой, даже вам лучше этого не знать); где можно будет не только показывать спектакли с куколками, но и самих их изображать. Я буду тем романтичным и чудным бледнолицым типом с черными волосами и черными украшениями на лице, про которого сочиняли сказки седины старой мельницы, и не мука, и не вирши будут озадачивать его погрустневшие навек глаза, а...жгучая, пьянящяя любовь... К одной молчаливой и робкой девушке со... Сказочного оттенка волосами и кроткими точно ягодками губ, глазами цвета слившихся в одну песнь переливов листьев леса единорога и моря дальних снегов, ни одно украшение не будет стеснять ее волос, ни одна ткань не отразит красоты ее каждого контура, впрочем, и она не будет вертлявой болтушкой на побегушках, о которых шутили рыцари в кабаках, а тихо ожидающей голубку, чтобы угостить зёрнышком и оставляющей бусинки с вышивки как бы не в значай, чтобы гриммы нашли путь к звездам... Они будут из разных миров, как и я с ней, но однажды...
Он, как и я, снимет... с себя накладные фигурки с лица, а с нее парик, медленно и поводя ресницами по высвободившимся волосам, белым, как ослепляющее пульсирующее мерцание страсти... в моих глазах, сцеловывая все ненужные детали мишуры кукольности, театральности, беря ее осторожно беря ее руки в свои и ее обнимающими пальцами снимая свои частички грима. Она, конечно, попробует отвернуться и укрыться, но... Мой костюм сам собой будет проситься укрыть ее, мимолетно приопуская ее платье ниже плеч (Не бойся меня, молю, достаточно и того, что меня пугает то, что происходит, я хочу сохранить этот страх в кровь по своим венам и забрать им твой). Мои глаза сами не понимают, что лепечут, а дыхание не слушается, все что я понимаю и помню - она в моих руках, неумело-тихонько-робко прячет лицо и себя, но я укрываю ее волнами белоснежных волос, лаская ими, и поднимаю, приближаю к себе ее, ее всю, боясь уронить хрупкую ниточку их пряди, чтобы не приоткрыть этим невольно волнующие грани... И только маленькие куколки, что оставили себе и необычный цвет волос, и чёрно-белый грим - остаются свидетелями моего откровения с ней, или все то лишь... Сценка моего воображения? Я оглядываюсь вокруг и замечаю - кругом потрёпанный и старый шатер бродячей труппы трубадуров, медленно прихожу в себя и не понимаю что со мной (помню только, что она, по настойчивому наитию короля, приближала ко мне кубок) должно быть, меня отравили и я в бреду? Но...
Но вот над лужей в который падает снег с темными листьями обрывков тусклых афиш... Склоняется она, без всяких украшений и богатого платья, в нищей накидке... Напрягаю зрение - хотя нет, все это на ней осталось, просто скрыто, под водопадом...Дивной расцветки парика, на который шли мои волосы, никто из стражей не заметил ее побега, потому, что не узнал, она возвращает мне мои стихи и тихонько говорит лишь одно: "Благодарю". Дальше... Я помню лишь луну и тишину, восторг и робкое смятение (все совсем не как в сказке и одновременно - словно в ней - она в мои руки сами собой вновь обнимают ее, как во сне...)...