Через час в штабе я с командирами провёл краткое совещание. Скорее, даже не совещание, а обмен информацией для уяснения оперативной обстановки. Вспомнили и героическую гибель сержанта Сантоса. Старший лейтенант Карденас с перевязанной рукой доложил:
– У меня командир роты БТРов тяжело ранен. Мне-то повезло – левая рука, только палец осколком срезало, а ему ноги перебило.
– Ты тоже аккуратнее, лейтенант, – заметил я ему. – Ещё раз так «повезёт», и совсем без руки, а то и без головы останешься, а батальон без командира. Цена должна быть минимальной. Где-то, может быть, совсем не обязательно, чтобы твоя машина была первой в контратаке…
Я очень хорошо понимал, что такие парни, как Карденас, готовы не раздумывая за родину отдать свою жизнь. Но офицеров я обязан был беречь, резервов не было никаких.
Однако Карденасу тут же поставил задачу поддержать боевыми машинами резервистов. Была атакована тюрьма. Там уже шёл бой. Я приказал комбату оперативно информировать штаб, и он побежал к командирской машине.
Оказалось, там также орудует спецназ «Дельта». Я не мог понять, для чего использовать спецподразделение контртеррора во фронтовом бою? Демаскирующая чёрная форма и бесшумные автоматы со слабым пистолетным патроном здесь нужны не больше, чем балетные пуанты на деревенской свадьбе. Видимо, их отцы-командиры решили, что тюрьма, она везде тюрьма – что у террористов, что на поле боя. Однако разница была, и существенная. Наш объект имел четырёхметровые стены со спиралью Бруно и был расположен на вершине гребня, отвесные стены которого покрывала густая растительность. На подступах к стенам также были препятствия из колючки. К тому же их разведка не смогла выявить позиции двух зенитных орудий, расположенных выше тюрьмы, на склоне.
Поэтому, когда появились американские вертолёты UН-60, знаменитый «Чёрный ястреб» с десантом, их встретил такой огонь, что две «вертушки» были сбиты сразу, вслед за ними отлетался и сопровождавший их «Хьюз» МН-6. Экипажи погибли, остатки искалеченного десанта сняли вертолётами поддержки. Подошли машины Карденаса, и атака захлебнулась, а с ней и попытка освободить «узников совести». Знали бы эти ребята, что там уже нет никаких заключённых! Ни политических, ни уголовников. Рапортовать всё равно было бы не о чем.
К вечеру американские БТРы и танки М-60А1, задержанные в столице, вышли из города. Глядя, как рота пятидесятитонных бронемашин разворачивается для атаки на наши форты, я вспомнил, как будучи ещё школьником, бредил танками и всё время спрашивал отца, почему на Эставалье нет танков. Ну вот и появились, красавцы. Только не для защиты тавальянцев.
Выдержав первую атаку, форты подверглись новому налёту авиации. И снова вздрагивала земля и вековые каменные стены. Временами казалось, что нам уже не выбраться отсюда. Но штурмовики, отбомбившись, ушли, и опять двинулись бронемашины.
Настоящая неразбериха началась около нашего штабного форта. Брукс распорядился снять флаг со штаба и повесить его на расположенную в полукилометре больницу. Это была бесчеловечная военная хитрость. Больные, пытавшиеся эвакуироваться, также подверглись авианалёту, двенадцать человек погибли. Однако сумятицу в рядах противника подполковнику удалось посеять.
Хотя, может быть, спасибо следует сказать совершенно бестолковой разведке противника. Наступающие с запада американские рейнджеры приняли за защитников штабного форта наступающих с севера «морских котиков» и запросили поддержку корабельной артиллерии, которая от души поработала, обрушив мощь своих калибров на свой спецназ. Потерявшийся спецназ сделал то же самое, и уже другие корабли ударили по координатам рейнджеров. Единственное, о чём я жалел в эти минуты, так это о том, что их артиллерийские коммандеры не видят результатов своей «работы». Мы слышали в радиоэфире, как рейнджеры и спецназ слёзно умоляют своих корректировщиков разобраться, что происходит. Разобрались к утру, когда снова поднялась в воздух авиация.
Ночью из форта мы наблюдали алое зарево пожаров, горела наша столица. Рассветный штиль повесил над городом густой чёрный смог.
После очередного налёта штурмовиков в атаку опять пошли танки, на этот раз поддержанные ударными вертолётами. Мы были выбиты из штабного форта. Батальон «Кобра» поспешил покинуть форт Жерар, на который собственно наземной атаки не было.
Мы втроём с Мигелем Сото и Рамоном Креспо укрылись в этом форте, из которого уйти можно было всегда успеть – тыльная подземная галерея – потерна, выходила прямо в примыкающий к форту лес. Там мы и замаскировали наш помятый и побитый УАЗ, который, как ни странно, всё ещё был на ходу. Но главное, цела была рация.
Последняя связь у меня была с подполковником Эскобаром, командиром кубинцев. Они продержались трое суток. Потом его помощник сообщил, что подполковник тяжело ранен. Потери убитыми более сорока человек. Боезапас израсходован полностью, не осталось ни одного патрона. На предложение сдаться кубинцы ответили согласием. Своего командира вынесли на носилках…
Я задремал, сидя на ящике у стены. Меня окликнул Мигель.
К нашему форту направлялись БТРы рейнджеров. Видимо, их овеянная славой разведка доложила, что форт пуст. Нам удалось огнём зенитной установки поджечь один БТР. Лейтенант Креспо из ручного пулемёта провожал эвакуирующийся десант с экипажем. Стрелок он был отменный, так что атакующие потеряли несколько человек десанта.
– Теперь без бомбометания больше не сунутся. Опять запросят авиацию, – сказал лейтенант.
– Это уж, как всегда, – подтвердил Сото. – Им же хочется лично деньги и ордена за Эставалью получить, а не посмертно.
Я усмехнулся, вспомнив любимое изречение моего командира полка: «В основе армейских уставов лежит вера в загробную жизнь».
– Дай воды, Мигель, – снова заняв своё место на ящике, попросил я сержанта. – А батальону в этом форте ещё долго можно было держаться…
– Это был приказ подполковника, – отозвался Креспо. – Сохранив батальон, он останется хозяином в лесах Дель Пантано…
– Ты посмотри, какой Кутузов нашёлся! А я думаю, кого он мне напоминает? – и я от души добавил несколько русских слов в адрес Брукса.