Сидели, ждали, когда подвезут кирпич, грелись на весеннем солнышке, покуривали и травили байки. Особенно запомнилась байка дяди Кости, рассказанная им в лицах с большой долей настоящего артистизма.
- Дом на Садовой знаете - кирпичная пятиэтажка с аптекой на первом этаже? Я строил. Был у нас там бригадир отличный, ДимДимычем звался. Правильный мужик, крепкий, с характером, ни себя, ни нас в обиду не давал. Мы его сильно уважали, а начальство терпеть не могло. Особо прораб на него зуб имел.
Мы в тот день, помнится, четвёртый этаж заканчивали, глядим, а над сараем, где маляры свои краски хранили, что-то вроде дымка поднимается. И не понять сразу то ли из сарая дымок идёт, то ли ветром откуда-то принесло. Когда пламя узрели, то ясно стало, что сарай горит. С чего загорелся, шут его знает, только слушок потом прошёл, что маляры часть краски кому-то толкнули, а сарай сами подожгли. Но это так, к слову пришлось.
Похватали мы лопаты и помчались к сараю, да пока спускались и бежали сарай уже заполыхал, как пионерский костёр. Ходим вокруг пожарища, искры да головешки тушим. А что ещё поделать можем? Тут прораб прибежал и началось:
- Чего стоим, мать вашу, чего не тушим, мать вашу, - и всё в таком духе.
Димыч ему спокойно объясняет, что тушить нечем, да и не пожарные мы, а каменщики. Вот приедут специалисты пусть они и тушат. А прораб распалился прямо, как сарай этот:
- Я вам покажу «не пожарные». Тушить немедленно, я приказываю!
Димыч подходит к пожарному щиту, снимает ведро и прорабу суёт:
- Держи и научи нас, дураков, как тушить надо, а то мы, идиоты несчастные, ничего в этом не понимаем.
Прораб его трёхэтажно покрыл и убежал. Тут пожарные прикатили, а мы работать пошли. На следующий день заявляется прораб к нам в бытовку. На морде торжество великое нарисовано:
- Я покажу вам кузькину мать, работнички тра-та-та-та, - кричит он и приказ начальника строительства к стенке пришпиливает. А в приказе значится, что за неисполнение распоряжения прораба, разгильдяйство и ещё чего-то, лишить ДимДимыча квартальной премии.
Мы галдеть начали, а Димыч к начальнику строительства двинул. Мы всем кагалом за ним. В кабинет ввалились и Димыч речь произносит:
- Отменяй свой приказ, товарищ начальник, несправедливый он, всё не так было, как прораб тебе наплёл, вся бригада подтвердить может. Не отменишь добровольно, так я и выше пожалуюсь и в суд подам. Я просто так не сдамся и правды добьюсь, - и всё в таком духе, но спокойно, без крика и истерик.
Начальник нас поспрашивал, разобрался, перед Димычем извинился, приказ отменил, а прорабу влепил выговор.
На следующий день обедаем в бытовке, а Михеев и говорит:
- Молодец ты, Димыч, отстоял себя и правду, а я как-то попробовал с начальством пободаться, так только хуже стало.
И ещё один подтверждает, что и у него ничего не получилось, и ещё один, и ещё.
ДимДимыч говорит:
- Если чуешь, что правда за тобой, то не уступай, борись, а схлопочешь – кровь и сопли утри и продолжай бороться. Иначе ничего не выйдет. Вода камень точит.
Расскажу вам, братцы, историю. Жила на другом конце нашего городка обычная девочка, не красавица с обложки журнала и не страхолюдина какая. В музыкальной школе обучалась, а в остальном никаких отличий от других девчонок не было.
Атаманил у дворовых пацанов здоровый парень по имени Остап. Сидят пацаны на лавочке, семечки лузгают и видят они немыслимую картину: какой-то парень их девочку провожает и во двор к ним припёрся. В те годы правило такое в нашем городке было: пока парень с девчонкой, его ни трогать, ни задирать нельзя, а как останется один, то с ним любой разговор вести можно. Дождались, когда парень назад пойдёт и в кольцо взяли. Остап говорит:
- Ты, парень, девочку нашу прекрати охаживать и во двор к нам больше не ползай. Понял?
- Понял, - отвечает парень и уходит.
На следующий день, что за диво, парень снова девчонку к подъезду ведёт. На обратном пути Остап его спрашивает:
- У тебя что, память отшибло? Ты же вчера сказал, что понял, а сегодня снова припёрся. Придётся нам память твою укрепить.
Наваляли они парню по первое число. Два дня его не было, а на третий снова появился. Ссадины ещё толком не зажили, синяки не рассосались, а он уже новую порцию огрёб. На этот раз дней пять он отсутствовал, но снова притащился и снова огрёб.
На пятый раз Остап его спрашивает:
- Долго ты будешь судьбу испытывать?
- Долго, - отвечает парень.
- И не страшно тебе?
- Страшно.
- Слушай, а может ты чокнутый?
- Может быть.
Пацаны уже рукава закатывают, а Остап вдруг говорит:
- Оставьте его, он точно ненормальный, пусть ходит.
Вот так, братцы, парнишка отстоял своё право. Не зря же говорят, что вода камень точит.
- И что, женился парнишка на этой девчонке? – поинтересовался Михеев.
- Нет, она в музыкальное училище поступила и уехала из нашего городка.
- Зря, выходит, парень страдал.
- Почему зря, - удивился Димыч, - совсем не зря. У него тогда это было главной задачей в жизни и он её решил. А на память ему достался характер, воспоминания да два шрама под глазом и на губе. Всё, кончай языки чесать, пошли работать.
Вышли мы из бытовки на солнышко и я вдруг замечаю, что у Димыча шрамы белеют на губе и под глазом.
Такая, братцы, история. А вот и кирпич привезли, работаем, мужики.