Фитнес кост. Часть 1. Обратный отсчет

Михаил Горелик
Эту небольшую повесть мы написали вместе с моим старым другом Дмитрием Байтиным. Д.б.н. Дмитрий - очень интересный человек, и работать с ним здорово, но непросто. Критикует, однако. И правильно делает, потому что от этого становится только лучше. В общем, получилось "твоя тема, моя обработка". Впрочем, и в обработке тоже есть его немалый вклад. Очень надеюсь на то, что  возникнет еще какая-нибудь идея, и мы напишем снова.


"Что бы ты ни сделал в жизни, это будет незначительно. Но очень важно, чтобы ты это сделал."
Ганди


1. Помощник первого уровня.

Микки топтался у дверей кухни, не решаясь поднять кусок, предательски соскользнувший с края тарелки. А может, и не было никакого такого предательства - просто он сам как бы случайно ее наклонил чтобы этот кусок сполз и шлепнулся на пол. Могло такое быть? Могло… А может быть, Матильда специально навалила еду горой, зная, что с этой горы что-нибудь обязательно сорвется и окажется на полу. А коль окажется. то Микки поднимет и съест. Он не гордый, особенно когда голодный.

- Да съешь ты его уже. - Матильда стояла за его спиной, уперев руки в бока, и хитро улыбалась. - Дай сюда тарелку, подержу. Давай-давай. Хозяева куски не считают. Пока.
Микки густо покраснел, осторожно протянул ей тарелку, подобрал с пола кусок и запихнул его в рот.
- Только жуй как следует. Не заглатывай целиком, подавишься.
- Угу, - промычал Микки. Жевать оказалось трудно - зубы у него, как и многих тут, были те еще.
Рот Микки реагировал на эти труды по-разному. В левом нижнем углу проснулась ноющая боль, зато язык и нёбо словно купались в волнах неизъяснимо-прекрасного, чуть кисловатого, с пряной ноткой. Микки на мгновение задумался, какими словами можно было бы описать это восхитительное ощущение, но не преуспел.

- Вкусно. - выдохнул он и улыбнулся Матильде. - Пойду я, а то мистер Роджер сердиться будет.
- Иди, иди. А вечером загляни, я, может, соберу тебе что-нибудь.

Он молча кивнул и, крепко сжав тарелку. понес ее в столовую.

“Двадцать лет всего, а выглядит, словно за сорок ему… Хорошо бы до тридцати дотянул. Бедняга. Да и не он один. Мы-то чем лучше?”  Мысли наподобие этой приходили Матильде в голову каждый раз, когда ее взгляд останавливался на невысокой, сутулой фигуре с непомерно длинными руками, тощими, словно травинки, ногами, которые заканчивались ступнями такого размера, что носки ботинок приходилось отрезать.  Не смотреть на Микки она просто не могла, потому что все время крутился под ногами, а вот на себя не смотрела никогда. Знала, что увидит в зеркале, и совсем не хотела это видеть. Уроды - одно слово. Уроды…

А вот мистер Роджер был красив. да не просто красив - великолепен. Рослый. статный, широкий в плечах, рыжебородый. А мускулы… Однажды Матильде случилось увидеть. как он расхаживает по гостиной в одних трусах - в глазах помутилось, а в низу живота началось такое томление, что унять его удалось только к исходу следующего дня.
И жена ему под стать: высока. стройна, с длинными и густыми светлыми волосами. И дети… Дети… Матильде очень хотелось бы иметь хотя бы одного, пусть такого же заморыша, как Микки,,но своего. Ну, хотелось - и что?! Пока не положено. А как будет можно - скажут, вот когда только скажут? Век у них недлинный…

Она вздохнула и вернулась к плите. Ужин-то готов, а вот завтрашний обед никто не отменял.

***
Фридрихсен в четвертый раз проверил отчет дежурной смены и прикрыл глаза. Темно-багровая бездна, поджидающая его всякий раз, когда опускались веки, колыхалась, пульсировала и выталкивала на поверхность неясные образы. Лица, которые погружались обратно в глубину, прежде чем он успевал их узнать. Гигантские полотнища лесов до самого горизонта, которые, едва показавшись, становились океанским простором, а потом таяли, уступая место очередному миражу.
В этих видениях, как и в порядке их появления, несомненно, был какой-то смысл, но Фридрихсен даже не пытался его искать, тем более, что самое простое объяснение и так лежало на поверхности. Он устал. Очень устал. 

Мало кто берется за такую работу в его возрасте. И он бы не взялся, но… “Да понимаю я все, Олаф, понимаю. - говорил ему капитан, когда они приканчивали вторую бутылку в “Синем Льве”. - Моложе не становимся, и работенка ожидается еще та. Но ты же сумму в контракте видел?  Вот!  Это не просто безбедная старость. С такими деньгами ты и себя, и Марту свою так подлатаешь, что еще пяток детишек настрогаете и поставите на ноги. И потом, Олаф, дорогой ты мой, где еще я такого суперкарго найду? ””  Короче, убедил, но Фридрихсен впоследствии пожалел об этом. И не раз.

Неполадки со здоровьем начались месяца через четыре. После осмотра доктор Игнатов помрачнел и вызвал капитана. “Три года я гарантирую. - сказал он тогда. - Потом, скорее всего, понадобятся дополнительные меры. Вы знаете, что я был против вашего участия, Фридрихсен. Но капитан...” “Но капитан настоял на своем и пока что об этом не жалеет. Надеюсь, Олаф, ты не дашь мне повода и не подведешь. Давай, друг, держись. Слушайся доктора, и все будет нормально.” Он похлопывал Фридрихсена по плечу, улыбался и шутил, и Фридрихсен улыбался ему в ответ, чувствуя, как пол уходит у него из-под ног. 

.-  Суперкарго, доложите о готовности.
- Отчет дежурной смены проверен. Готовность подтверждаю. Протоколы 214 и 215 соблюдены, отклонений нет.
- Отлично, Олаф. Как сам?
- Все в порядке, капитан.
- Точно?
- Абсолютно.
- Смотри у меня. Кстати, с днем рождения! Отметим уже на обратном пути, но обещаю - так отметим, что вовек не забудешь.
- Спасибо, капитан.
- Все. Отдыхай пока. И попробуй мне не выспаться как следует! Игнатов дал тебе таблетки?
- Да. Сейчас приму - и спать.
- ОК. Отключаюсь.

Фридрихсен вытащил упаковку из нагрудного кармана. Все-таки цвет имеет значение! Эти, глянцево-ультрамариновые, веселенькие такие, одним своим видом вселяли уверенность и успокаивали. Две штуки под язык. Готово.

До конца обещанного доктором срока оставалось чуть меньше месяца, до расчетного времени прибытия - двадцать девять часов.

***
Мистер Роджер был явно не в духе.

- Ты где бродишь? - крикнул он, едва услышав шарканье подошв на подходе к столовой. - Сколько раз говорил, что обед нужно приносить вовремя. Во-вре-мя.
- Да, мистер Роджер, простите меня. - забормотал Микки, осторожно водрузив тарелку на стол. - Клянусь, это больше не повторится.
- Клянется он… Ты свои клятвы знаешь куда засунь? Если влезут, конечно, а то их там столько скопилось… Это что?
- Жаркое. - смиренно сказал Микки, глядя в пол.
- Это жаркое?! Вы там совсем от рук отбились, как я погляжу. Это куча теплого дерьма. а не жаркое. Уроды чертовы.
- Простите, мистер Роджер. Мы с Матильдой очень старались. Но вы же знаете - запасы заканчиваются. а эта последняя туша, она уже сколько лет в морозильной пролежала, мы тушили-тушили…
- Да заткнись ты! - мистер Роджер жахнул кулаком по столу так, что тарелка подскочила. и часть соуса выплеснулась на скатерть. - Он еще оправдываться будет.  Вон пошел.
- Да. мистер Роджер, слушаюсь. Может быть, вам еще что-нибудь принести?
- Вон!!!
Микки как будто стал еще меньше ростом и выскользнул из столовой, оставив хозяина наедине с тем, что тот совершенно безосновательно назвал кучей теплого дерьма.


Когда шарканье, извещающее о пребывании Микки на господском этаже, затихло, Роджер Харрис вздохнул и нехотя принялся за еду. Он жевал. глотал, снова жевал и снова глотал, не ощущая вкуса. Зря сорвался, зря. Не надо было так, хорошо. что Мэгги не видела. Она их жалеет. Тоже люди, говорит, просто другие. Так ведь в том-то и все дело, что другие! Недолюди, если честно. Ну да, накричал, бывает, но ведь не бил же. А некоторые, между прочим, бьют - и ничего страшного, уроды только послушнее становятся. Мэгги говорит, что это все несправедливо, ну так кто сказал, что мир, особенно этот, справедлив? Тут всем достается, хоть и по-разному.
И все равно нехорошо. У них в семье так не заведено, у них к уродам относятся куда мягче. чем в других домах. Так с чего он завелся-то?

На самом деле, Роджер отлично понимал, с чего. Нервы совсем расшатались за последние месяцы. Добыча идет еле-еле, установки изношены.  Вчера - ну самое время, мать ее! - отказала еще одна. И Мэтью, друг Мэтью, лучший друг, которого знаешь почти с пеленок, пропал на третьем участке. Поехал чинить установку и пропал… Вездеход нашли, следы Мэтью тоже. но цепочка оборвалась в нескольких метрах от проклятого агрегата. А потом и вездеход засосало в трясину. Все, нет больше Мэтью. Болото, если уж приметило кого, своего дождется.

А тут еще этот Микки со своим “последняя туша, последняя туша”! Да, последняя. А у других еще месяц назад все закончилось. Даже подумать страшно, что тут начнется, если Экспедиция задержится. И насколько задержится. если вдруг? Последняя была тут двадцать лет назад…

***
Когда Микки хотелось побыть в одиночестве и поплакать - да, поплакать, и нечего этого стыдится. раз никто не видит - он приходил сюда.  Болото не пугало его - наоборот, даже успокаивало. 

Поселок (или Город, как торжественно именовали его хозяева) прилепился к самому краю гигантской пустоши, простиравшейся до самого горизонта. Синевато-зеленая, окутанная маревом: то густым и вязким, то вдруг рвущимся на куски от невесть откуда взявшегося ветра, она казалась Микки живой.  Да нет, не казалось -была. Медленно колыхалась под тонким покровом травы. Вздыхала - то тихо и жалостно, то громко и утробно. Приходила в бешенство, когда начинали работать установки - тогда вся поверхность ходила ходуном, и полумертвые деревца, торчащие кое-где, опасно раскачивались. А некоторые и падали, окунаясь в топь, которая на следующий день поглощала их целиком.

На болото пускали только Добытчиков - рослых и сильных, как мистер Роджер.  Каждое утро с площадки, что к северу от поселка, урча, взлетали крылатые металлические чудища с отвисшими брюхами, в которые набивалась очередная смена. Каждый вечер они же возвращали уставших, зеленовато-бледных мужчин их семьям. Иногда не всех.

Женщин и детей к Болоту не допускали.  А вот уродам обоего пола шляться по его краю не возбранялось. Главное, чтобы успевали делать то, ради чего были рождены - служить и обслуживать. А так - ходи себе, ставь силки на мелкую птицу да капканы на местных зверушек, срезай сладковатые толстые стебли тростника, в хозяйстве все пригодится. О том, что такое плодородная земля, здесь знали только теоретически.  Не было тут ничего такого, только сырая и тяжелая глина, прикрытая тощим слоем почвы. Семена, которые привозили редкие экспедиции, в подавляющем большинстве сгнивали, так и не решившись прорасти. Говорили, что первые поселенцы мечтали тут дыни выращивать (кто бы рассказал, какая она на вкус, эта дыня!), а потом и чахлым морковинам были рады несказанно.

Микки положил в сумку связку добытых птичек - совсем маленьких, а уж когда ощиплешь, вообще ничего не останется. Зато аромат от них -  что надо. Матильда будет довольна. Можно немного посидеть.

Было у Микки потайное местечко, где его никто не найдет. если сам не захочет выйти. У самого края, в зарослях тростника. И коряга там была - гладкая, словно натертая десятками задов задолго до того, как Микки приметил ее и с трудом, но все же дотащил до своего укрытия.
Сидишь себе на этой коряге, и приходят тебе в голову разные мысли. От мелких, сиюминутных, до совсем больших и пугающих. Сегодня были какие-то ноюще-тоскливые.

Вот, например, завтра-послезавтра прибудет Экспедиция. Об этом уже не первый год разговоры идут. Привезут продовольствие, кучу других нужных вещей, колонистов новых, опять же. А потом набьют корабль до отказа этим таинственным UCS-478, и Поселок снова останется один на один с Болотом на двадцать лет.

Но самое тревожное даже не в этом. Три из трехсот семей получат право вернуться. Как там их выбирают, Микки не знал, но очень боялся, что выберут семью мистера Роджера. И будут у него новые хозяева, а лучше Харрисов никого не сыщешь. О том, чтобы его тоже взяли, даже заикаться нельзя. Уродам место здесь. И больше нигде. Ну вот, уже в носу засвербило, и глаза на мокром месте. А ну, хорош хныкать, дружище Микки, тебе все-таки двадцать, а не шесть.  Один черт, ничего не изменишь.


***
- Олаф. ты как?
- Все ОК, капитан. Таблетки принял, спал как убитый.
- Молодец. До прибытия еще шесть часов, так что успеешь подготовиться.
- К чему?!  У меня и так все готово.
- Слушай, я тут кое-что переиграл. Сообщили, что одна установка вышла из строя. А у нас с собой новая, придется срочно доставить и аккуратненько опустить.
- Так это же плевое дело. Тут любой справится. У меня команда классная, поручу кому-нибудь из молодых.
- Нет, Олаф. - капитан говорил спокойно, но Фридрихсен хорошо знал эту еле заметную интонацию и отлично понимал, что она означает. - Ничего плевого тут нет. Местное болото - страшная и очень опасная штука..Туда горячих, но неопытных парней пускать нельзя. И установку угробят, и себя самих тоже. Поэтому поручаю тебе. Не обсуждается.
- Слушаюсь, капитан.
- Вот и хорошо. Проинструктируй Исикаву, все проверь. Ты ему доверяешь?
- Как себе.
- Трех часов хватит?
- Вполне.
- Значит, закончишь с Исикавой, и жду с докладом. К этому времени подберу тебе команду покруче. Доставите эту дуру, опустите, проверите - и дуйте на местную базу. Как раз подоспеете к самому разгару, тут-то ты мне очень понадобишься. Все понял?
- Так точно. Можно личный вопрос?
- Валяй.
- Это не потому что я…
- Нет. Я знаю, что три года на исходе, но время у тебя еще есть. Да и доктор ведь не сказал, что это точно три года, день в день. Так что, на этот счет не беспокойся. Я тебе полностью доверяю. А как закончим тут, отдохнем недельку-другую, погрузим контейнеры - опять же без тебя не обойдется - и домой. Вот на обратном пути Игнатов тобой плотно займется, а я с него не слезу, пока он тебя в норму не приведет. Чтобы к возвращению был ты как новенький.
- Спасибо, Норман. Я тебе очень обязан.
- Да иди ты! Все, суперкарго. Приступайте.

Как новенький... Было бы неплохо.  Фридрихсен вздохнул и подошел к зеркалу. А что? Почему бы и нет? Высок, подтянут, крепок. И седина, кажется, не портит.  Так что, рано на ту сторону собираться, Олаф, шестьдесят - отличный возраст. Если Игнатов и вправду на обратном пути подлатает, еще лет тридцать протянем. И не протянем - проживем!
Он достал из личного сейфа пузатую бутылку. откупорил, принюхался. Боже ты мой, вот это аромат, вот это дух!  А ну-ка. четверть стаканчика, в честь юбилея.
Коричневый с золотыми переливами напиток заполнил отмеренный Фридрихсеном объем, и запах стал еще сильнее. Суперкарго качнул стакан, жидкость словно ожила на секунду, сверкнула золотом и вновь застыла.
Фридрихсен вздохнул еще раз, чокнулся со своим отражением в зеркале, поставил стакан на стол, так и не сделав даже маленького глотка, и отправился к грузовым модулям инструктировать Исикаву.

***
Пора было возвращаться, давно пора.  На Болоте время тянется медленно, оно здесь густое такое, вязкое, как сама трясина, что прячется под тонким слоем растительности. Казалось, только присел, только позволил мыслям зашевелиться, а тебя уже ищут - Микки, ты куда пропал, Микки, а ну бегом туда, бегом сюда!
Ага, сейчас вам бегом. Уроды бегать не могут. Чуть ускоришь шаг, и сразу одышка, сердце ухает.  Мы. уроды, ходим. Передвигаемся. А бегать - это для Харрисов и прочих таких же.
Сколько раз Микки незаметно и с горькой завистью наблюдал за беготней детишек Роджера и Мэгги! Да и за другими тоже… А смотреть на мускулистых, отлично сложенных молодых мужчин, гоняющих мяч на спортплощадке -это вам как?!  Но дети - особый разговор.

О своем детстве вспоминать не любил. Оно, вроде бы, и недавно закончилось, если по годам считать. А если по-настоящему, то и не начиналось - как может начаться то, чего не было?
Помнил он с себя лет с трех, хотя какие-то смутные более ранние воспоминания иногда всплывали на поверхность. Но толку от них не было - моментально исчезали, как тончайшая пленка на болотной воде. Прикоснешься - и нет ее.

Он родился в год предыдущей Экспедиции. До нее, во время или после, никто не рассказывал. Микки было года четыре, когда отца увели куда-то, и больше он не возвращался. Мама тогда очень плакала, и это он накрепко запомнил.
Через пару лет маму тоже увели, сказали, что переводят на другой конец Города, там Помощников не хватало. Так с тех пор и не видел. Когда подрос, начал расспрашивать, конечно, но кто ж скажет-то? Такие, как он, сами ничего не знают, а у хозяев поди спроси, потом не оберешься.

Правда, однажды он не выдержал, подошел к миссис Харрис. Ничего не сказала, только погладила по голове, и при этом оглянулась - воровато так, словно боялась, что кто заметит.
Миссис Харрис вообще была женщина добрая, веселая. Смех у нее - как будто хрустальные бокалы (видел он такие в столовой, красота!) стукаются друг о друга легонько. И звенел этот смех часто, разносился по всему дому. Но настал один плохой, очень плохой год, и смех сначала стал звучать все реже и реже, а потом и вовсе пропал.
В тот год у миссис Харрис начал расти живот. Микки поначалу подумал, что это болезнь какая-то.  Недаром же ей так часто нездоровилось, даже один раз упала в обморок прямо в столовой. Потом Матильда ему кое-что разъяснило, и с этого момента он знал - в животе у хозяйки прячется маленький. совсем маленький человечек. Он растет, и живот растет. А в один прекрасный день…

День настал, миссис Харрис увезли в больницу к доктору Блюму, разговорчивому толстяку-коротышке, который частенько захаживал к Харрисам в гости. Через неделю она вернулась домой, но сильно спавшая с лица, с заплаканными глазами, без живота и без маленького человечка
Со временем хозяйка успокоилась, и улыбка стала появляться на ее лице. А вот смех так и не вернулся, видать, разбились хрустальные бокалы.


Живот у нее вырастал еще трижды.  Сначала сын, потом дочь. А на третий раз все было как в первый…

Должно быть, Харрисам надоело делать детей. То есть, что-то они все-таки делали, Микки иногда слышал по ночам вскрики и стоны из их спальни. Очень громкие. И опять спасибо Матильде - как могла, разъяснила.  А еще говорила, что кричать и стонать можно сколько угодно. а вот дети от этого заводятся не всегда. С тех пор Микки часто об этом думал. Если честно - каждый день и по многу раз.

И даже сейчас. когда его неуклюжее, хилое тело готовилось вылезать из зарослей и тащиться к дому, эти мысли продолжали крутиться в голове. И вдруг исчезли.

- Роберт, вы. конечно,.отдышитесь, но.у нас мало времени, а еще столько всего нужно проверить.
- Да, господин мэр. - Микки узнал голос шерифа Гранта, который тоже захаживап к Харрисам, был немолод, шумен и очень груб с Микки и Матильдой, если они попадались ему на глаза. - А доктор Блюм?
- Он уже там. Кстати, с самого утра, в отличие от нас с вами.
- Господин мэр, а вы когда-нибудь пробовали…
- Нет. - отрезал мэр. - Это запрещено, о чем вы знаете не хуже меня. Но инструкции изучил очень подробно.  А вы по своей части готовы?
- Да, господин мэр. Я не подведу.
- Отлично. Тогда идемте уже. Дорога, конечно, не самая удобная, но зато никто не увидит.
- Далеко?
- Нет. Шериф, вам пора сбрасывать вес.

Когда их голоса стихли, Микки, выбрался из тростника. В висках стучало, слегка кружилась голова. . Да  ерт с ней, с головой! Тут… тут что-то очень важное. Тайна. Настоящая, в которую не посвящен никто, кроме господина мэра, шерифа. доктора Блюма и - получается, что так, хотя и самым краешком  - Микки.

Он знал, что нужно возвращаться, и чем быстрее, тем лучше. Но все равно застыл на месте, а потом сделал один шаг, другой, третий, стараясь ступать только по следам, которые оставили господин мэр и шериф Грант. Потому что если твоя скучная и в общем-то никчемная жизнь вдруг соприкоснулась с Тайной, ты уже никогда не будешь таким, как до этого соприкосновения. Потому что если просто вернешься, чтобы протирать, убирать, подавать и терпеливо сносить, никогда себе этого не простишь. Потому что такое случается далеко не с каждым и всего один раз. Страшно? Еще как.
“Еще как, еще как” - хлюпала под ногами болотная жижа.  Ботинки Микки, как и его дыхание, стали втрое тяжелее, но он продолжал идти, надеясь, что господин мэр не ошибся, и это (что?!) действительно недалеко.



***
- А еще я сегодня разговорилась с миссис Салливан, ты ее знаешь - работает на продовольственном складе. Удивительное дело, говорит. Уже три месяца сверяют данные, так голова просто кругом идет.  Не сходится у них, причем здорово не сходится.
- Что не сходится?
- Если, говорит, сравнить поступления после прошлой Экспедиции с тем, что осталось (а толком-то ничего не осталось), то не сходится. Мы, она сказала, конечно. много потребляем. но не столько же!  Если прикинуть средний расход на семью, то на каждую должно было еще туш по двадцать остаться, а то и больше. Это если и Помощников считать, им ведь тоже есть нужно. А у нас сколько?
- Последнюю доедаем. - мрачно сказал Роджер.
- Вот! - указательный палец Мэгги словно грозил кому-то невидимому. но явно виноватому. - Вот видишь! Значит, остальное просто украли. И миссис Салливан так думает, и начальник ее тоже. А кто украл?  Неизвестно. И ведь если что, миссис Салливан крайней окажется, все с нее спросят.
- Да ерунда это. Никто ничего не крал, некому, да и прятать негде. Не в болото же зарывать. И охрана на складе такая, что не проскользнешь. Ты миссис Салливан слушай меньше. Как дети?
- Все хорошо. Роджер…
- Что? Ну что у тебя глаза такие?
- Нормальные у меня глаза. Я вот все думаю - вдруг нашу семью выберут? И мы сможем вернуться. Ты бы хотел?
- Даже думать себе об этом не позволяю. И тебе не советую, а то потом целый год реветь будешь.
- Зачем ты так?
- Ну извини. Извини, пожалуйста.
- Ладно… Ты прав, конечно. Не выберут. С нашими-то статьями…
- Знаешь, что бы я сделал по возвращении?  Нашел бы того, кто всё это слепил, если этот мерзавец жив, конечно. И тогда я бы его ограбил, взял в заложники, а потом убил.
- Роджер!
- Да шучу, шучу… А может быть, и не шучу. Но раз уж завели этот дурацкий разговор. я тоже тебя спрошу. Если бы мы просто встретились тогда - ну, случайно, я бы тебе понравился?
- Думаю, да. Уверена, что понравился бы. А я тебе?
- Да. Я ведь, когда постановление и направление получил, совсем струхнул. Думал, попадется какая-нибудь стерва, дура и скандалистка - и совсем пропала жизнь. А как тебя увидел, сразу успокоился. Хоть в этом повезло.
- Не может быть так, чтобы всегда и во всем не везло. А ну-ка поцелуй меня.


***

Холод и сырость - первое, что ощутил Микки, когда пришел в себя. Потом добавились боль во всем теле и затрудненное дыхание.
Он попытался встать, но тут же со стоном осел на жесткую, ледяную койку.  Яркий свет резал глаза. По ту сторону прочной решетки прохаживался охранник. На Микки он даже не посмотрел.

Воспоминания были отрывочными. Вот он идет по следам. Медленно, осторожно, неслышно. Ага, неслышно!  А то болото под ногами не чавкало… Еще как, поэтому его, наверное, и заметили. Зато он, дурак, никого.  Идет себе, вот уже и холм виднеется, а тропа обрывается прямо у подножья. И не просто обрывается, а как бы останавливается у небольшой металлической двери. Еще несколько шагов, и он окажется у входа. И в этот момент… А что было в этот момент? Похоже, ударили сзади. Не так чтобы сильно, убивать явно не хотели. Но таким, как Микки, много-то и не надо. Тюкнули - потерял сознание.  И все.

Микки попробовал подняться еще раз, и снова не получилось. Но теперь охранник остановился, подошел к решетке и заглянул внутрь.

- Что, уродец, очухался? - беззлобно и даже добродушно спросил он. - Куда ж ты полез, идиот?  Сюда и Добытчикам ходить не положено, а уж вам, богом обиженным, и подавно. Ну, раз очухался. сейчас тебе будет. Пойду господина мэра позову.

Господина мэра Микки раньше не видел и был весьма впечатлен.  Высокий, как мистер Роджер, чуть полноватый, но все равно неплохо сложенный, с крупным, необычно вылепленным лицом.  Лоб здоровенный, покатый. Мясистый, но вполне аккуратный нос, седые усы и борода, в которых еще остались угольно-черные волосы. И глаза умные такие, проницательные. А голос…

- Микаэль Эванс, Помощник первого уровня. Ну рассказывай, Эванс, что ты тут делал.
Помощник первого уровня? Микки растерялся. Почему первого уровня, почему не просто Помощник? Звучит-то красиво, но…

- Простите, господин мэр. Я это… задумался, шел себе и вот вышел…
- Не ври, Эванс. Я этого не люблю. Ты что, наш разговор с шерифом подслушал?
Микки молчал.
- Точно подслушал. А знаешь, что за такое бывает?
Микки не знал, но сразу заподозрил худшее.
- Не убивайте меня, пожалуйста. Я не знал… И ничего такого не думал…
- Вот дурак. - усмехнулся господин мэр. - В других местах, может быть, и оторвали бы тебе башку. Но у нас так не поступают. Никто тебя убивать не собирается. Но наказан будешь, можешь не сомневаться. И как следует наказан. На всю жизнь запомнишь. Не сегодня и даже не завтра - потом, когда Экспедиция тут свои дела закончит. А сейчас пошел вон. Возвращайся домой и доложи мистеру Харрису, чем его Помощник первого уровня занимался.
- Да, господин мэр, слушаюсь, господин мэр. - забормотал Микки, сползая с койки.
- Сержант Янг, проводите Эванса к выходу. Нет, даже дальше - прямо до города. И следите, чтобы повязку с глаз не снимал.
- Слушаюсь, сэр.

Сержант Янг - теперь Микки знал, как зовут этого охранника - нажал на что-то, и решетка бесшумно сдвинулась вбок.
- Пошли домой,Эванс, - сказал он, туго завязывая повязку. - Уши бы тебе еще заткнуть, да и рот заодно. Попробуешь снять или хотя бы сдвинуть, пожалеешь сразу. А теперь - вперед.

Он подтолкнул Микки в спину.

Уши никто не затыкал. Поэтому Микки слышал дыхание огромного помещения, странные звуки: ровный гул, который вдруг прерывался взревываниями и треском, шаги снующих вокруг людей (а их явно было немало), их деловитые и немного встревоженные голоса. Кто-то отдавал команды, суть которых Микки была непонятна, кто-то в ответ докладывал о готовности. Готовности чего? На мгновение Микки показалось, что откуда-то доносится детский плач. А может быть, и не показалось, может, и вправду слышал.

А еще тут было очень трудно дышать. Воздух как будто обжигал легкие, а потом застревал в них, так что выдохнуть оказывалось едва ли не тяжелее, чем вдохнуть.

И только когда вдруг наступило небольшое облегчение, Микки понял, что они наконец выбрались наружу.
Сержант Янг выполнил приказ господина мэра в точности и даже перевыполнил- довел Микки до самого дома и только потом снял повязку.
- Ну что, сам хозяину доложишь, или мне это сделать?
- Я сам все скажу, ничего не утаю. Обещаю, господин сержант. Вот сейчас прямо и пойду.
- Иди-иди. Мистер Харрис человек добрый, но сейчас он тебя точно не похвалит.

Тут Микки совсем приуныл и, опустив голову, ссутулившись больше обычного, побрел к входной двери.


2. Обратный отсчет

***
- Доклады принимаю.  Хорошая работа. Суперкарго Фридрихсен, вы стартуете на десять минут раньше. Все готово?
- Так точно, капитан.
- Объявляю получасовую готовность. Покажем класс аборигенам! Не подведите. Штурман, через три минуты жду вас на мостике.

***

Фридрихсену вдруг стало весело. Тревожные мысли, роившиеся в голове всего полчаса назад, рассеялись. Эх, хорошие у тебя, Игнатов, таблеточки. Правильные. Нам сейчас волноваться ни к чему. Нам сейчас слаженная и филигранная работа нужна. USC-478 - штука серьезная. Универсальный катализатор. Уникальная субстанция, ее только здесь добывают. Из самых, можно сказать, болотных глубин. Говорят, на наш уголь чем-то похожа, тоже какие-то местные деревья миллионы лет назад тут полегли. Но уголь этому UCS-478 в подметки не годится. Его уже и не жгут давным-давно, кому он теперь нужен? А вот без этой славной субстанции все встанет, все прахом пойдет. И на Земле, и не только на ней. Везде, где двуногие обосновались, на любом производстве, да что там - в любом доме его так или иначе используют.
Опасная работа, говорят, работа у Добытчиков. Его же не просто на поверхность вытащить нужно, его еще на глубине полностью изолировать приходится. Иначе… Иначе и подумать страшно.
Поэтому, дорогой мой Олаф, мы все сделаем очень аккуратно.  Новую установку доставим, рядом со старой воткнем, и к своим. Там работы ого-го сколько будет.

А вот и обратный отсчет начался…

***
- Капитан…
- Что вам, Исикава? Я, кажется. вас не вызывал. До начала обратного отсчета - пятнадцать минут, если вы забыли.
- Я отлично помню, капитан. И должен показать вам вот это.
- Что? Почему сейчас?
- Читайте.
- Тэдэши Исикава назначается представителем Центрального Офиса со всеми полномочиями. Ну? И что это значит?
- Это значит, капитан, что все вопросы, касающиеся погрузки USC-478, а также распределения новых поселенцев, курирую я. Любое ваше решение, любое, даже самое мелкое распоряжение вы будете согласовывать со мной. Только так и не иначе.
- Я полагал, что на этом корабле командую я.
- Имели право. Отчасти так и есть.
- Насколько “отчасти”?
- Капитан, до начала обратного отсчета, как вы справедливо заметили, осталось совсем немного.
- Почему не сообщили раньше?
- Потому что следовал инструкциям Центрального Офиса. И намерен от них не отклоняться. Вам не хуже меня известно, что бывает с теми, кто нарушает приказы ЦО. Разрешите идти?
- Странно, что вы теперь спрашиваете у меня разрешение. Идите.

***
Лестница. ведущая в хозяйскую половину, всегда доставляла Микки неприятности. Слишком высокие ступеньки, слишком гладкие перила, слишком… Да все в ней было слишком, поэтому подъем обычно занимал много времени, особенно если какое блюдо к столу принести.
Но в этот раз неудобства его, скорее, радовали. Можно взбираться медленно, очень медленно. Так медленно, что доползешь до гостиной только к вечеру. Было бы здорово, но нельзя. Рано или поздно он сделает последний шаг, откроет дверь, увидит мистера Роджера и расскажет ему все, что должен. О последствиях лучше не думать. Эх, вот если бы хозяина срочно вызвали куда-нибудь! Тогда можно было бы все рассказать Мэгги (нет, лучше так: миссис Харрис), а уж она бы передала мужу. Она умеет самые неприятные вещи говорить так, что даже вспыльчивый мистер Роджер выслушивает ее спокойно.

Он постучался, осторожно открыл дверь и замер на пороге. Ну конечно, Харрисы были тут, и никто никуда мистера Роджера не вызывал.

- Что тебе? - спросил Харрис, спешно заправляя рубашку в штаны. Жена сидела на диванчике и, судя по всему, едва успела прикрыться какой-то накидкой. - Почему без стука?!
- Я постучал. - виновато сказал Микки.
- Постучал он… Ладно. Чего хотел-то?
- Я должен вам…

Слова сплелись в омерзительно-густой комок, и выдавить его у Микки никак не получалось. Он топтался у порога, беззвучно шевеля губами.

- Если сказать нечего, зачем пришел? Вот ведь… Боже мой, Мэгги!  Кажется, начинается!

Откуда-то из глубины просочился гул. Он перерос в грохот, и земля вздрогнула. Испуганно замигали лампы.  Пол как будто ожил и сделал попытку уйти у Микки из-под ног. Стоявшие на столе бокалы затряслись мелкой дрожью, засеменили к краю, и один из них шлепнулся на ковер, разбрызгав пахучую красную жидкость.

- Мэгги, это Прибытие!  Идем скорее!
Мистер Роджер схватил жену за руку, рывком поднял с диванчика. Накидка упала, и Микки увидел, что миссис Харрис была не так чтобы одета. Скорее, наоборот.

- Что пялишься? А ну, пошел к себе! - голос мистера Роджера внезапно превратился в рык.

В другой раз Микки бы очень расстроился. но сейчас обрадовался. Потом ему все расскажу, я же хотел, но тут такое…
Он неловко развернулся, запнулся о порог и чуть не растянулся. Но все же устоял на ногах.  Пол продолжал трястись, поэтому путь от двери до лестницы занял даже больше времени, чем путь от лестницы до двери.

***

Матильда стояла у окна, позабыв о трех разбитых чашках, которые упали на пол, как только все началось. Она знала, что сейчас произойдет - видела такое двадцать лет назад, а тот, кто раз увидел, не забудет до скончания дней.

А еще она знала, что такое наскоро обожраться всем, что попалось под руку, набить живот так, что в нем не остается места даже для капли воды. А потом сделать над собой усилие и натолкать сверху еще, еще, еще… И со смешанным чувством удовлетворения и страха ждать, что будет. А вот что будет - через какое-то время тело начнет выталкивать все это наружу, сотрясаемое мучительными судорогами.

Земля под ногами вела себя примерно так же. Напряглась, загудела, расслабилась на мгновение, а потом снова напряглась и загудела.
Равнина за городом - единственный в округе кусочек суши, не захваченный Болотом - набухала и опадала на глазах.  Наконец тощая почва не выдержала, пошла глубокими трещинами, а потом и вовсе лопнула, выпустив наружу огромную, поблескивающую металом плоскость. Еще несколько судорог, и плоскость начала медленно подниматься - под оглушительный скрежет и стон, рвущиеся из глубины. Она возносилась все выше и выше, подпираемая то ли клешнями. то ли столбами - поди пойми, что это, и вдруг замерла. Теперь уже из нее самой вырастали, раскладывались, разгибались странные конструкции. Каждая как будто знала, что именно и в какой момент ей нужно делать.
Когда последняя из них расправила свои длинные отростки, растопырила их, словно рука, обращенная ладонью к небесам, неожиданно наступила тишина.
А потом был свет.  Сразу из нескольких точек снизу вверх направились толстые световые колонны, пробивающие облака. Свет искал что-то, пока что прячущееся в небе, невидимое глазу, но этому свету хорошо знакомое. Искал, нащупывал, звал.

Через короткое время Матильда увидела, кто откликнулся на зов.
Тяжелый, плоский, но с огромным брюхом, аппарат, чем-то похожий на те, которые уносили Добытчиков на установки, только во много раз больше, прорвал облака, опустился чуть ниже и замер. Казалось, что махина находится в некотором смущении - то ли двигаться туда, где ее ждали световые колонны, то ли лететь куда-то в сторону.
Повисев несколько минут, аппарат выбрал второе - чуть дрогнул и полетел параллельно поверхности Болота, пока не превратился в точку, которая, едва став таковой, тут же исчезла из виду.


***

Сверху Болото казалось океаном. Безбрежным, синевато-зеленым, абсолютно спокойным. Ни единого островка, лишь редкие полоски чудом сохранившихся деревьев. Безмолвие, обманчивая неподвижность. Но сделай одно неосторожное движение - а здесь любое движение может быть неосторожным, и Великая Топь проглотит тебя. Может быть, молча и безучастно. Может быть, издаст какой-нибудь утробный звук. Но тебе-то какая разница, пропадешь и так, и этак.  Господи, как тут люди живут?! Неудивительно, что в продовольственном отсеке Экспедиции почти нет спиртного. Только для местного начальства, да и то совсем немного. Привезешь больше - начнут спиваться, говорят, так уже было. Впрочем, аборигены вполне могли бы научиться гнать какую-нибудь дрянь из местного сырья. Тьфу ты, какие глупости в голову лезут. Уже подлетаем.

- Суперкарго, мы в пяти минутах.
- Да, вижу. Вот она, сломанная установка. Новую нужно воткнуть совсем рядом. я отметил точку.
- Так точно. Сейчас будем заходить. Не беспокойтесь, Олаф, Все сделаем как надо. Я скажу, когда вам начинать.

Установка - платформа, словно висящая над поверхностью - выглядела безжизненно. Не горели огни, по поверхности не сновали люди, не шумели механизмы. А ведь это всего лишь часть гигантского айсберга, который прячется в глубинах Болота. И это чудище, напичканное аппаратурой, мертво. Ничего, мы привезли живое. Сейчас…

- Олаф, мы прямо над точкой. Вы готовы?
- Да. Сохраняйте положение модуля, перейдите на ручное. Я приступаю.

Итак, начали. Дело, в сущности, несложное. Электроника, автоматика и мои пальцы на пульте. Поехали.

- Снимаю крепление груза.
- Принято.
- Груз отсоединен. Запускаю процедуру горизонтального перемещения Три. Два. Один. Поехала.
- Отлично, Олаф. Еще десять минут и… Олаф, вы меня слышите?! Остановите! Олаф!!!

Фридрихсен не отвечал. Он сидел, навалившись на пульт и придавив его как минимум половиной тяжести своего безжизненного тела. На губах застыла пена. Голова, повернутая вбок, смотрела куда-то в пространство правым глазом, но этот глаз, как и левый, уже ничего не видел.

Груз неумолимо двигался к краю модуля, достиг его, накренился и, увлекая за собой и сам модуль, обрушился вниз. При падении задел старую установку, и Болоту пришлось принять сразу три неожиданных подарка.

Вначале оно обрадовалось и проглотило дары, извергнув при этом гигантский столб синеватой жижи. А потом пожалело о собственной жадности. Где-то на глубине начали взрываться емкости с топливом, что-то еще, и теперь вместе с тоннами болотных внутренностей в небо взлетали куски оплавленного металла. Казавшейся ровной и безмятежной поверхность вспучилась, пошла ходуном - под грозное рычание поврежденного нутра.

***
- Прибытие Экспедиции ожидается через пять минут. К встрече допускаются только Добытчики и их семьи, указанные в списке. Остальных, как и всех Помощников, прошу оставаться в своих домах до особого распоряжения.

Голос господина мэра разносился из громкоговорителей по всему городу. Микки вздрогнул. Он сидел на своей любимой коряге в тростниках, и, значит, опять нарушал правила.

А будь что будет! Все равно сейчас не до него, вряд ли кто хватится. Как там Матильда говорила - двум смертям не…

Тростник закачался, а потом согнулся под напором волны. Волны?! На болоте?! 
Если бы не тростник, принявший на себя часть удара, Микки бы захлестнуло по грудь. А так только по колено. Но даже этого оказалось достаточно.

Плотно обхватив его тело, волна начала отступать, таща его за собой. И утянула бы, и утопила бы в проклятой толще, не приди вторая - еще сильнее.

Эта волна швырнула Микки вперед метра на три, шваркнула боком о торчащий из берега острый камень. Но он даже не заметил боли. Судорожно обхватив камень руками и ногами, Микки словно сросся с ним. Была бы воля - стал бы этим камнем. Но это не понадобилась. Болото бесновалось еще какое-то время, показавшееся Микки вечностью, а потом постепенно утихло.

Он с трудом разжал руки, отлип от камня и шлепнулся на землю. Теперь стало больно, бок был сильно порезан.

Перемазанный с ног до головы синевато-зеленым, перемешанным с кровью, Микки заковылял к дому.

Бок болел все сильнее, голова кружилась, подташнивало, но было еще что-то очень странное.

И лишь когда Микки дотащился до двери, он вдруг ощутил, что изменилось.  Стало легче дышать.

***
- Роджер, мы в списке.  И это хороший знак, правда?
- В нем, кроме нас, еще пятьдесят семей.  Если будут выбирать именно из этих, вероятность - два процента.  Немного.
- Знаю. Но так хочется верить…
- Давай поторопимся, Мэгги.
- Да-да. Жаль, что детей не разрешили брать с собой.
- Ничего, посидят с Матильдой. Не впервой. Ты можешь идти чуть быстрее?
- Мы и так почти бежим.  Давай остановимся на пару секунд, отдышусь.
- Мэгги, ты меня не пугай.
- Просто разволновалась. Ничего страшного.
 
***
- Да что же это такое делается! - причитала Матильда, помогая Микки стаскивать перепачканную одежду.  - Во что ты влип? И бок кровит… Там наверху дети Харрисов хнычут, мне к ним надо, а то нажалуются потом родителям, мало не будет. Сюда садись, не топчись зря по полу, и так все вокруг заляпал.  Какие такие волны на Болоте? Не придумывай. И не стони, словно тебя режут, сейчас вот промою, приложу кое-что, сначала будет жечь, потом станет полегче. Вот, а теперь так…  Микки, ты слышишь?!

Ощутив вторжение в свои верхние слои, небо глухо заворчало. По мере того как окутанный вихрями и пламенем незваный гость продирался сквозь атмосферу, грохот и рев становились все оглушительнее. Наконец они достигли почти нестерпимой силы, и в этот момент толща облаков окрасилась в пурпурно-лиловые тона.  Гигантский усеченный конус прорвал последнюю преграду и повис над платформой. Затем начал медленно снижаться, словно прижимая к земле столбы света, тянущиеся ему навстречу.

Микки стоял, прижавшись к опасно дрожащему оконному стеклу. 
Страшное и в то же время потрясающе красивое зрелище с первых секунд заполонило его голову целиком, оттеснив все остальное за горизонт сознания.
Лишь через какое-то время вернулась боль в боку, и сразу вслед за нею - неприятное пощипывание ниже пояса. Он обернулся.

За спиной стояли дети Харрисов. Томми - на правах старшего - старался держаться, а пятилетней Агнете это явно не удавалось.

- Микки, нам… ей страшно. Родители ушли, Матильду звали-звали, а она… И почему ты голый?!

Только сейчас Микки осознал. что грязную одежду он снять успел, а вот надеть что-нибудь другое - нет.
А еще он увидел Матильду. Она сидела прямо на полу, привалившись спиной к плите и с трудом хватая воздух посиневшими губами.

***
Исикава был внешне спокоен, но капитан чувствовал, какое напряжение, если не бешенство, скрывается под этим спокойствием.

- Я знаю, что Фридрихсен был болен. Вы тоже знали. И тем не менее…
- Он получил простое задание. Кроме того, доктор…
- Он ничего не должен был получать. - Исикава словно откалывал от глыбы льда мелкие, острые кусочки, и каждый впивался капитану в мозг. - Ни-че-го. Вы были обязаны отстранить его от работ под любым предлогом. Да вообще без всякого предлога! Отстранить - и в медотсек. И не смейте приплетать к этому доктора. Вы отвечаете за своих людей, за каждого. И за груз, черт вас побери.
- Но Олаф…
- Олаф?! Вы имеете в виду покойного суперкарго Фридрихсена? Вашего друга, пожалев которого, вы потеряли установку и модуль?!
- А еще самого друга и экипаж модуля. - еле слышно проговорил капитан, не отрывая взгляда от перекошенного лица Исикавы.- Я понимаю, что сделал.
- Капитан Норман Брэдли. По возвращении вы предстанете перед Дисциплинарным Комитетом ЦО. И уж поверьте, никаких поблажек не будет. Минимум. что вас ожидает - пожизненное лишение лицензии на полеты, конфискация имущества и отказ в пенсии. Но я постараюсь добиться более адекватного наказания.  Во время полета я следил за каждым вашим шагом. за каждым приказом - в соответствии с предоставленными полномочиями. И должен сказать, что…
- Достаточно, Исикава. Вы сделаете то, что должны. Захотите сверх того, что должны - ваше право. Но это потом. Сейчас приступаем к разгрузке. Далее отправляем группу на место гибели модуля. И пока я официально не снят с должности капитана, позвольте делать то, что положено. Все, что касается груза и новых поселенцев, буду согласовывать с вами. Кроме того, в связи с гибелью Олафа Фридрихсена вы официально принимаете обязанности суперкарго.
- Слушаюсь… капитан. - Исикава коротко кивнул и вышел.

***

Мэр заявился поздно ночью, без звонка. Айзек Блюм был, мягко говоря, не очень рад его появлению. Он не спал третьи сутки и только десять минут назад наконец добрался до постели.

- Простите, доктор. Знаю, насколько вы устали. но у меня, кажется, проблемы. Астма или что-то в этом роде. Задыхаюсь.

Доктор Блюм отступил, пропуская его в дом.

- Конечно. господин мэр. Прошу, проходите.
- Клайв, доктор. Сейчас я просто пациент, который вторгся в ваш дом среди ночи. Так что давайте по имени.
- Хорошо, Клайв, пусть будетпо-вашему. Давно задыхаетесь?
- Началось на следующий день после Прибытия. Думал, отпустит, ан нет. Все хуже и хуже.
- А супруга?
- Ну вы же знаете Ангелику. Ее всегда что-нибудь беспокоит. Тоже жалуется.

Доктор Блюм тяжело вздохнул. Подозрения, которые мучили его последние два дня, явно имели основания.

- Вот что, Клайв. Я, кажется, очень виноват.
- Не понял, Айзек?
- Нужно было сообщить вам еще вчера утром. Но тут навалилось столько дел, да еще размещение новых людей… Не думал. что их будет столько. Но об этом потом. Вы не первый, кто заметил ухудшение самочувствия. Вчера за помощью обратились десять человек. Сегодня - уже тридцать. Симптомы разные, но есть один общий. Затрудненное дыхание. У меня тоже что-то такое начинается, хотя пока что в очень легкой форме.
- И вы мне не доложили?!
- Простите.
- Черт вас побери, Айзек… Что это может быть? Неужели…
- Я распорядился сделать пробы воздуха. Результаты должны быть завтра рано утром, то есть. уже через четыре часа.  Боюсь, что они никого не порадуют, потому что все очень похоже на ситуацию шестнадцатилетней давности, только хуже.
- Опять выброс?!
- Похоже, да. После катастрофы с модулем.
- Боже мой… Насколько хуже?
- Скоро узнаем. Но вы сами можете прикинуть, Клайв. В тот раз потерял управление и упал в болото легкий аппарат с тремя Добытчиками и пилотом на борту. Без груза.
- Три недели. Тогда активный выброс длился три недели. А потом люди жаловались на недомогание еще полгода. Что ж теперь-то будет?!
- Боюсь даже думать об этом, Клайв.  А еще больше…
- И я тоже. Если дело дойдет до запуска этого протокола… У вас осталось какое-нибудь пойло?
- Немного. Но в вашем состоянии я бы не советовал.
- Наплевать. Доставайте.


Продолжение следует. Часть 2. Мистер Эванс. http://proza.ru/2022/01/30/1117