Мы опять говорили на её любимые темы, то и дело переключаясь на тревожные события последних дней. Марита мне сказала, что свой швертбот с «оригинальным» названием «Эсте-Валья» она перегнала на восточный берег острова, на пристань Эсте-Валькано, под присмотр родственников.
– Это правильно, ты бы ещё прекратила колесить по улицам на своём мотоцикле, – напомнил я ей.
– Постараюсь, но завтра мне обязательно нужно быть в Пуэртесилло. Мы там договорились встретиться с однокурсниками. А потом я закрою мотоцикл под замок. Я уже родителям обещала…
Кир, в прошлый раз ты мне рассказывал о русских поэтах. Я искала их книги в университетской библиотеке и нашла только сборник Есенина. Не нашла книг Вознесенского, Евтушенко, Высоцкого…
– Ну, Высоцкого и в Союзе только после его смерти в восьмидесятом году стали печатать. А что касается остальных, то удивлён. У своих друзей на Кубе я видел их сборники. Евгений Евтушенко и сам приезжал на Кубу, и с Фиделем встречался. Они оба друг другу понравились. Кастро его называл «русо сибирьяно»…
– Почему «сибирьяно»?
– Евтушенко родился там, в Сибири. По моему, в Иркутске.
– Это большой город?
– Если сравнить по населению с Эставальей, то раз пять больше.
– А ты можешь прочесть что-нибудь из его стихов?
Я задумался. Что же я помню наизусть у Евтушенко? Начал читать:
– «Идут белые снеги, как по нитке, скользя, жить и жить бы на свете, но, наверно, нельзя…»
Марита слушала, глядя не на меня, а куда-то в небо.
– «Идут белые снеги, и я тоже уйду. Не печалюсь о смерти и бессмертья не жду…», – я запнулся, вспоминая следующую строчку.
– Печальное стихотворение, – сказала она. – Сегодня нет настроения слушать печальные стихи.
– Правильно, – согласился я, – всё равно я дальше не помню. – Мама меня воспитывала на классике девятнадцатого века. Вот Пушкина, твоего любимого, я могу читать несколько часов подряд…
– Пушкина я и сама могу читать: «И выстраданный стих, пронзительно унылый, ударит по сердцам с неведомою силой…»
– Ого! Да ты, оказывается, многое читала!
– Эх, Кирилл! А говоришь, что всё помнишь. Пока мой папа тебя учил физике, твоя мама давала мне уроки русской литературы. У меня со второго класса Пушкин на книжной полке. Лучше скажи, из Вознесенского что-нибудь помнишь?
– А как же! «Бани! Бани! Двери – хлоп! Бабы прыгают в сугроб. Прямо с пылу, прямо с жару – ну и ну! Слабовато Ренуару до таких сибирских «ню»!»…
Когда закончил, она спросила:
– Кир, а «сугроб» это что?
– Сугроб – это… Это большое количество снега так называется.
– А Вознесенский что, тоже из Сибири?
– Почему ты так решила?
– Так тоже про сибирские бани, про снег пишет.
– Ну и что? Жил он в Сибири, в городе Кургане, во время войны, когда в эвакуации был. А вообще-то он москвич…
– Хорошо. Теперь Высоцкого почитай.
– Это запросто! Из Высоцкого я много чего знаю, – сказал я и задумался. А что же ей почитать? Что поймёт из Высоцкого человек, который по-русски не знает, что такое «сугроб»?
– Ты знаешь, Высоцкий свои стихи не читал, он их пел, вернее, играл… Он ведь актёр. Поэтому, если я начну их читать, тебе будет трудно их понять. А если не поймёшь, они тебе не понравятся…
– Да, а ты говорил, у него жена была француженка. Она-то его понимала!
– Так она была русская француженка. Не только понимала. Она тоже его стихи пела.
– И о чём она пела? Напой.
– Петь не умею. Но могу продекламировать: «Так случилось – мужчины ушли, побросали посевы до срока. Вот их больше не видно из окон – растворились в дорожной пыли…»
Марита вздохнула, когда я закончил:
– Это опять про войну. Не люблю. Грустно это… Русские много воюют?
– Не больше тавальянцев. Твой папа только что приводил примеры, что произошло на острове за последние восемь лет. Давай лучше ты что-нибудь почитай. Ты говоришь, что нашла сборник Есенина? Он-то военных стихов не писал.
– Да, Есенин мне нравится. Он очень тонкий лирик.
– Что-нибудь помнишь?
– Конечно. «Не жалею, не зову, не плачу, всё пройдёт, как с белых яблонь дым. Увяданья золотом охваченный, я не буду больше молодым. Ты теперь не так уж будешь биться, сердце, тронутое холодком, и страна берёзового ситца не заманит шляться босиком…»
Когда Марита закончила, я сказал ей комплимент по поводу её памяти.
– Что ты, Кир! Я его раз десять прочитала, чтобы выучить. Хотелось тебе прочесть наизусть. А что в России можно по лесу босиком ходить?
– Я ни разу не ходил. Но люди ходят. Там ведь змей нет, только комары кусаются. Это здесь даже молодёжь «страна мускатного ореха не заманит шляться босиком»!
Она засмеялась. В тот вечер мы расстались на весёлой ноте. Неприятности начались этим же вечером.