Любой наш творческий акт это поступок, причём один из таких, которыми складывается подлинное содержание человеческой жизни. Почему это так? – В творчестве человек уподобляется Творцу – Создателю мира, а значит, даёт главный ответ собственной жизни – о сделанном выборе.
О выборе чего? Это вопрос не только о смысле творчества, но и всей нашей жизни.
Строго говоря, творчеством можно назвать любую осмысленную деятельность человека. Иными словами, не стать творцом... вряд ли получится. А значит, и выбора не сделать нельзя. Вопрос всё тот же: каким станет выбор?
В действительности ответ прост. Дороги у нас только две.
Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.
Обозначением этой древнейшей дихотомии простые ответы заканчиваются. Дальше сложнее – ведь требуется не только выбрать, но и понять, в чём существо верного выбора.
Как собрать сокровища на небе?
Что такое небо?
Пониманию неба равнозначно понимание Бога. Вопрос о природе Божественного – ключевой.
Согласно одному взгляду, Бог всегда неизменен. Постоянство – одно из Его определений. Бог – это Правда, которая всегда одна. Это Свет, и допущение хотя бы малейшей примеси темени в Нём или в том, что от Него, – кощунственно и нелепо.
Такое понимание Бога можно назвать христианским, однако принадлежит оно не только христианам.
Вот например:
«Значит, и бог, раз он благ, не может быть причиной всего вопреки утверждению большинства. Он причина лишь немногого для людей, а во многом он неповинен: ведь у нас гораздо меньше хорошего, чем плохого. Причиной блага нельзя считать никого другого, но для зла надо искать какие-то иные причины, только не бога…»
Или
«…когда говорят, что бог, будучи благим, становится для кого-нибудь источником зла, с этим всячески надо бороться: никто – ни юноша, ни взрослый, если он стремится к законности в своем государстве, – не должен ни говорить об этом, ни слушать ни в стихотворном, ни в прозаическом изложении, потому что такое утверждение нечестиво, не полезно нам и содержит в самом себе неувязку».
За 400 лет до появления христианства так говорил Платон в своём «Государстве».
Параллельно с показанным существует совершенно иное понимание природы Божественного.
Антагонистами протохристиан Сократа, Платона, Аристотеля были язычники Гомер, Гесиод, Эсхил.
Антагонистами христиан являются иудеи.
Вот, например, как рассказывает о понимании Бога в иудаизме наш современник – иудей, преподаватель иудаизма в Бар-Иланском университете в Израиле П. Полонский:
«"Побуждение ко злу" внутри человека создано Богом (а вовсе не является результатом "бунта против Бога", "непослушания ангела" и т.п.).
В иудаизме ангелы вообще и сатан в частности мыслятся, (в отличие от человека), как существа совсем не наделенные свободой воли. Это всего лишь орудия Бога, орудия, служебные духи, которые, проявляя расторопность внутри предписанной им миссии, заведомо лишены каких-либо собственных интересов… Это всего лишь подчиненные существа, созданные для выполнения определенной функции, и они, будучи абсолютно послушными "компьютерами", в точности выполняют то, что Бог поручает им».
Прочие источники иудейского происхождения единогласны с данными Полонским определениями:
«…законоучители склонялись, с одной стороны, к мысли о том, что зло, как и добро, происходит от Бога…»;
в каббале существует «космическое зло, порожденное внутренней диалектикой процесса эманации…»;
«идеолог саббатианского движения рассматривал процесс творения как диалектическое взаимодействие двух видов света, изначально содержавшихся в Боге: разумного, творческого и неразумного, косного…»;
«Предписания Торы не имеют силы для мессии, который стоит выше обычных понятий о добре и зле и сам творит новый закон избавления мира…»;
«Основатель хасидизма… учил, что человек должен любить Бога всем своим существом – как доброй, так и злой стороной своей природы. Праведник не должен бояться встречи со злом… телесные желания следует не подавлять, но преобразовывать…».
Стоит заметить, что подобное представление о Божественном – как о том, что может быть разным, чему может быть присуще и доброе, и злое, и разумное, и косное, – изменяет человеческую жизнь.
Допустимыми становятся самые разные варианты человеческого выбора в том или ином жизненном случае, что по существу означает релятивизацию человеческого сознания и поведения.
На наш взгляд, суть этого представления – профанация. Божественный образ в нём искажается. Божественный образ в нём оболган и извращён.
Как доказать это тому, кто делает выбор в пользу именно такого представления о Боге?
Никак.
Ведь человек для того и приходит в мир, чтобы самостоятельно ответить на вопрос о том, какой быть его жизни. Да и верный ответ на этот вопрос очевиден.
Почему же кто-то выбирает профанацию? Вероятно, в подавляющем большинстве случаев потому... что так гораздо проще и удобнее жить.
Ответ, ставящий человека перед необходимостью сохранять постоянство и верность неизменному высокому образу – неудобен. Такой выбор требует труда над собой и подразумевает, самое меньшее, последующие самоограничение, преодоление себя. Большее – самопожертвование, отказ от себя ради главного, всегда неизменного.
Итак, в чём смысл творчества?
В возделывании того, с чем проще и удобнее жить? Того, что не требует болезненного постоянства и безжалостной к себе верности высокому образу? Но истребляется молью и ржою, подкапывается и крадётся ворами?
Или того, с чем жить тяжело, а то и невыносимо? Того, что требует и постоянства, и безжалостного к себе отношения, но не истребляется и не крадётся?
Каждому – свой ответ.
Возможно, обозначенный драматизм выбора сколько-то преувеличен.
Но вряд ли намного.
Стоит задуматься – просто ли, удобно ли жить, создавая образ студента, совершившего двойное убийство и превозмогшего свою низость? Или образ космонавта, отказавшегося считать свою совесть ничего не стоящим хламом и воздействовать силою на планету Солярис?
Удобно ли превозмогать человеческую низость, пускай только на плёнке или бумаге, пускай даже не собственную?
Не удобней ли жить как-то попроще, «любя Бога всем своим существом – как доброй, так и злой стороной своей природы»?
Интересно, что область приложения творческих усилий влияет на драматизм выбора.
Чем богаче набор выразительных средств, как в литературе или кинематографе, тем легче создание сложного, не истребляемого ржою образа.
И тем грандиознее вечность сотворённых без подобного богатства выразительных средств рублёвской Троицы или рахманиновского 2-го концерта.
Тем ценнее творчество Репина, руководствовавшегося правилом «выражение дороже всего». – Стоит задуматься, просто ли, удобно ли жить, годами трудясь над передачей оттенков света души в глазах человека, используя для этого только краски и холст?
Удивительно, но одной из областей человеческого творчества, в которой выбор между добром и злом, удобством жизни и болезненным самоограничением является сегодня наиболее драматичным, стала область... исторического знания.
Набор выразительных средств на этом поле всегда был и будет весьма ограниченным. В истории невозможно, как, скажем, в литературе, создать новую, свою собственную реальность, придумать её насельников и наделить их произвольными, нужными для решения авторской задачи чертами.
Выразительным средством историка является выверенный (то есть отвечающий исторической правде) факт, а содержанием творческой деятельности – стремление к постижению Божественного промысла о человеке.
При этом сегодня историку в России уже далеко не всегда достаточно лишь усердно трудиться и открывать новое, пополняя тем историческую правду и стремясь к постижению Промысла.
Историческое творчество сегодня – это нередко выбор между взращиванием ставшей уже неудобной в обществе правды с неизбежным противостоянием распространившейся лжи
и удобным и безболезненным потаканием дальнейшему утверждению последней.
Правда отвергшего монархию народа России или правда о благополучной Российской империи, сражённой на взлёте в 1917 году?
Правда поддержавшего советскую власть народного большинства или правда белого дела?
Правда Одарюка и Полуянов, Шевченко и Мироненко, Сорокина и Кочубея... или правда о геноциде казачьего народа?
Правда Матросова и Космодемьянской, Кошевого и Тюленина, Жукова и Рокоссовского... или правда власовых, красновых и шкур, которые «хоть с чёртом, но против большевиков»?..
Непричастный к неправдам Господь Бог или бог, создавший побуждение ко злу внутри человека?
Христос или другой мессия, всё ещё ожидаемый древним народом вместо Христа?
Единственная, всегда неизменная правда, соответствующая русскому понятию «совесть», или множество правд, соответствующих человеческим интересам и выгодам?
Так в чём же смысл творчества?
Каждому – свой ответ.