133. Сказка о профессоре и его гомункуле

                Сказка о гениальном профессоре Ойгене Карловиче и его  жестокой ошибке – гомункуле Ильюше
                Глава 1
Уж сколько существует всяких историй о создании искусственных гомункулов, и не сосчитать. Вот например взять хотя бы давнюю историю о сотворение папой Карло того же деревянного мальчика Буратино, а ведь он действительно его сотворил, произвёл на свет, словно истинный Создатель, как наш верховный отец Творец всего сущего. Притом сотворил он его из какого-то простого куска полена. Более того вдохнул в него жизнь, и отправил в люди учиться. Так что это вполне фантастическая история достойная сравнения с произведениями высокой научной фантастики, в которой говорится об изобретении гениальными учёными-одиночками искусственного интеллекта.

         Впрочем, и помимо этого в истории литературы есть ещё немало примеров изобретательности человеческого ума. Сразу стоит вспомнить неподражаемого профессора Преображенского и его подопечного гомункула Шарикова, так лихо описанного великим Михаилом Булгаковым.  Так же всем известен античный миф о греческом скульпторе Пигмалионе и его творении, деве Галатеи, которую он создал из слоновой кости и влюбился в неё без памяти. Но в этом нет ничего странного, ведь плох тот творец, что отвернулся от своего творения. Хотя такое и случается в обыденной повседневности; порой мать спокойно может оскорбить свою дочь, а отец опорочить честь сына, и наоборот. Пойди тут разберись, кто прав, кто виноват. Жизнь вообще сложная штука.

        Но самое страшное, это когда от нас отворачивается наш главный Создатель, наш Верховный Творец, и тогда уж точно жди беды. На Землю приходят ненастья и катастрофы: извержения вулканов, ураганы, шторма, землетрясения, и их последствия — цунами. Иной раз мы крайне сильно гневим Всевышнего своим безрассудным поведением, и тут тоже всё очень сложно. Однако хватит философских умозаключений и нудных поучений, пора переходить к сути дела, ведь та история, что случилась в нашем прекрасном государстве много лет тому назад, не менее интересна, чем миф о Галатее и её творце.
                Глава 2
А начиналось всё в те стародавние времена, когда Российской империей правила достославная наследница Петра Великого — Екатерина II. Столицей государства в те годы являлся Санкт-Петербург, а Москва оставалась прежней колыбелью всех начинаний великих царей прошлого. Тогда здесь было спокойно и даже  уныло, ибо все бурные события теперь проходили там, на просторах Балтики. Хотя и в Москве ещё находились кое-какие очаги деятельного развития. И, разумеется, в первую очередь это были учебные заведения: гимназии, университет, и научные лаборатории, там жизнь кипела. Так же процветали и деятельные, инициативные люди от науки.

        И вот одним из таких инициативных деятелей был немало умудрённый опытом и знаниями, профессор множества университетских дисциплин, пожилой естествоиспытатель, некто Ойген Карлович Тельнов. Про него в университете даже ходили легенды, мол, он настолько умен, что если бы потребовалось, то он только одним своим правым полушарием мозга с лихвой заменил бы весь научный состав. И это было действительно так, его познаний во всех областях хватило бы на многие учёные головы. Но профессор этим не кичился, был скромен, отличался порядочностью, и вёл активную, даже можно сказать кипучую, научную деятельность.

         – Я известен не токмо своей сообразительностью, но и работоспособностью!… и только это даёт мне возможность столь долго и плодотворно жить в науке!… А потому я и всем прочим рекомендую непременно много трудиться!… лишь тогда можно постичь окружающий нас Мир со всеми его тонкостями и тайнами неизвестности!… - не раз говаривал он студентам на кафедре и продолжал работать над своим очередным открытием, которое корнями уходило в дебри зарождения человечества.

         И как это зачастую бывает, профессор настолько был поглощён своим трудом, что абсолютно не заметил, как над ним сгустились тучи. Иначе говоря, в университете нашлись недруги завистники и оклеветали его. Уж больно сильно кому-то из молодых напыщенных учёных-выскочек приглянулось его насиженное место в ректорате. В общем, Ойген Карловича выжили из университета, а если быть точным в формулировке, то отказали от места и отправили в отставку по причине достижения преклонного и якобы нетрудоспособного возраста. У нас сейчас сказали бы просто, «спровадили старичка на пенсию». 

        Но как ни говори, а Ойген Карловичу отныне пришлось забыть о регулярном посещении своей профессорской должности. Так что теперь он целыми днями находился у себя дома в небольшой усадьбе в пригороде, а куда ему ещё идти-то, ведь все двери любых научных лабораторий перед ним сейчас были закрыты. Влиятельными недругами был наложен запрет на его присутствие там. Однако наш «старичок» не стал унывать, и после первых нескольких дней раздумий он вдруг определился.

        – Ну что ж, господа интриганы,… избавиться от меня вы избавились, но вот только изгнать меня из науки, у вас не получится,… не сможете вы этого сделать!… ха-ха-ха!… Погрустил я, и хватит,… пора продолжить свои исследования в сфере зарождения человечества,… но только теперь стоит задуматься и о помощнике!… Кафедры вы меня лишили, господа завистники,… нет у меня теперь студентов, но я и тут найду выход из положения,… я сам создам себе помощников,… сотворю их из небытия,… ха-ха!… Вот и будет, кому свои знания передать,… а то ишь, думали все мои открытия уйдут со мной в могилу,… нет уж, будет у меня приемник,… ха-ха-ха!… - не теряя оптимизма, и даже посмеиваясь, твёрдо решил Ойген Карлович.

      И как всегда оказался прав, ведь в его замыслах имелось немало преимуществ. Ну, во-первых, после создания приемника, элементарно будет кому, помочь ему на старости лет. Во-вторых, появиться ум, в который можно будет вложить все те знания, что он получил за всю жизнь. А получил он их немало, ведь учиться он начал ещё в подмастерьях у самого Якова Брюса, сподвижника Петра Великого и по совместительству важного алхимика, уж тот знал столько всего о мироздании, что ни одному волшебнику или чародею даже и не снилось. Недаром же за глаза его называли императорским колдуном. Но это уже другая история, а сейчас Ойген Карлович взялся основательно преобразовывать свою нынешнюю жизнь.

        Кстати, его слегка странное для современного времени имя и отчество, тогда ничем примечательным не выделялось, ведь Ойген в переводе с немецкого языка значит Евгений, или просто Женя, почти как Онегин у А. С. Пушкина. А отчество Карлович, это вообще распространённое и даже характерное явление тех лет, потому как увлечение Петра Великого всем европейским, сказалось и на его солдатах, что воевали с ним бок обок. И как раз одним из таких солдат, по преданию, являлся отец юного Жени, впоследствии Ойген Карловича. А вот фамилия Тельнов, пошла из глубины веков. Правда истинное происхождение своего рода Ойген Карлович держал в секрете, некоторые старожилы поговаривали, что на самом деле профессор гораздо старше, и это, мол, наоборот Яков Брюс учился у него. Впрочем, всё это лишь предположения, домыслы, лирическое отступление, ну а главные события только начинались.
                Глава 3
На следующий день после основательного решения изменить свою жизнь и создать для себя приемника, Ойген Карлович взялся оборудовать у себя  в усадьбе научную лабораторию, ничем не уступающую университетской. Для этого у него имелось всё необходимое: были и средства, и материалы, и инструментарий, и даже мелкие пустяшные аксессуары, такие как склянки, всего предостаточно. Но самое важное, у него были навыки, как всё это собрать и запустить в действие. Уж это Ойген Карлович знал прекрасно, ведь он как-никак профессор кафедры естествознания.

          В общем, уже к вечеру первые очертания собственного научного поприща у него чётко наметились. Многое из задуманного было сделано, даже рабочий стол и инвентарь заняли свои места. Под это он отвёл боковой зал своего одиноко-стоящего, скромного дома, что располагался близ речки Яузы на краю сельца Богородское, которое некогда служило кузницей кадров для армии царя Петра. Эту небольшую усадьбу профессор приобрёл ещё в давние годы, и неслучайно, ведь здесь весьма живописные места. Рядом Сокольники и Преображенское, пышущие великолепной растительностью, и славящиеся множеством прудов с озерцами. А уж про знаменитую речку Яузу и говорить нечего, она кладезь чистой воды и рыбных запасов, по крайне мере в те времена рыбалка здесь была отменная.

        И вот, в столь благословенном месте профессор начал свои первые самостоятельные опыты по созданию некоего гомункула, нового человека, образцового существа. Притом это вполне исторический факт, такие опыты действительно имели место быть. Остальные сведения записаны со слов местных старожил, кои были свидетелями тех событий. А события те, надо отметить, разворачивались весьма стремительно. Прежде всего, профессор воспользовался кристально-чистой водой с Яузы, и при её помощи составил из тщательно подобранных ингредиентов питательную жидкость.

         – Ну что же, первый шаг сделан,… эта жидкость станет неким желтком для зародыша, который начнёт развиваться в ней, словно в курином яйце,… далее будет не менее интересно!… Теперь же пора создать и сам зародыш… - удовлетворенный качеством питательной жидкости заключил Ойген Карлович и перешёл непосредственно к формированию самого зародыша. Ну а формировать он его взялся из своих собственных клеток. А из чего же ещё его создавать? ведь так поступил бы каждый естествоиспытатель, так поступали и Луи Пастер, и Илья Мечников, и ещё много кто из плеяды отважных исследователей. С этого же начал и профессор.

       – Как говорится, кровь всему начало, а плоть уже потом,… клетки крови послужат отличным материалом для развития зародыша… - твёрдо решил он. Тут же взял у себя из артерии несколько крупных капель крови и поместил их в стеклянный прозрачный сосуд, разогретый до температуры человеческого тела. После чего добавил в сосуд ещё и пару частиц загадочного ингредиента известного лишь ему одному. Притом этот ингредиент был больше связан со знаниями алхимии, которой пользовался Яков Брюс, нежели чем с естественными науками к коим был привязан профессор.

        Кстати, тайна этого ингредиента не разгадана до сих пор, и вряд ли когда-либо станет известна вообще, ведь это нечто мистическое, связанное с магией, а современная наука её не признаёт. Хотя и зря, ибо после соединения того таинственного ингредиента с кровью Ойген Карловича, начали твориться чудеса. Кровяные клетки стали делиться именно так, как это происходит при естественном зачатии, но только с наибольшей скоростью. В течение минуты появились очертание некоторых сосудов и даже нервных окончаний. А вскоре весь процесс неожиданно сам собой заключился в какую-то плотную оболочку, в прозрачную капсулу-цисту.

        – Так-так,… по-моему, всё идёт весьма успешно,… ведь когда-то у меня получалось же точно такое при экспериментах на мышах,… правда, они потом куда-то разбежались,… ха-ха,… но мыши-то, хоть и искусственные, но всё же были!… Так почему бы у меня и сейчас с человеком такое же не получилось,… ха-ха!… ранее я бы и не осмелился на такой шаг,… но уж коли меня отлучили от классической науки, то я невольно превращаюсь в колдуна,… хм, или же даже, наоборот, в Бога!… Хотя, нет-нет!… зачем же так кощунствовать,… это просто эксперимент с расчётом на удачу… - вполне логично рассудил Ойген Карлович, внимательно наблюдая за периодом созревания плода.

         А меж тем клетки настолько наделились, что стали напоминать некие структуры человеческого организма, хотя и размером всего лишь с горошину. Вот тут-то профессор и поместил всю эту неустойчивую структуру в питательную жидкость, после чего процесс формирования клеток намного ускорился. Профессору даже пришлось понизить температуру жидкости почти на пару градусов, с повышенной 36.9, на почти летальную 35.0, что способствовало значительному торможению реакций. Прохладная ванна, в которую Ойген Карлович поместил сосуд с жидкостью, быстро замедлила процесс.

        Но долго так не продолжалось. Уже через полчаса возникла опасность полной остановки деления клеток, так что профессору всё же пришлось снова подогреть жидкость до нужной температуры, и это повлекло за собой немедленное восстановление всех функций зародыша. Формирование клеток пошло равномерно. А вскоре из бесструктурной массы определились явные контуры человеческого тела, чему профессор был несказанно рад. 

          – Это удача!… всё складывается как нельзя лучше!… процесс пошёл свойственным природе путём!… гиперускорения не произошло!… А ведь был риск обрушиться в разнос,… но стоило-то всего лишь понизить температуру питательной жидкости и всё, пике прекратилось!… Гомункул начал развиваться в заданных параметрах,… ха-ха-ха!… - довольно потирая руки и весело посмеиваясь, сделал заключение Ойген Карлович и продолжил свои наблюдения.
                Глава 4
Между тем время шло, и равномерное развитие плода нисколько не снижалось, даже наоборот, его активность прогрессировала, отчего потребовалась дополнительная подпитка. Жидкость, сделанная профессором, быстро истощалась, и это вполне закономерно, ведь строительные материалы клеток заключённые в ней уходили на рост плода. В результате чего на следующий день профессору пришлось аккуратно заменить жидкость в ёмкости с зародышем. 

        А при замене он невзначай обнаружил, что у плода сформировалась некая аналогия пуповины сообщающаяся с питательной средой. И такое открытие тоже немало порадовало профессора, ведь оно означало, что он на верном пути. Его изыскания продолжились. Таким образом, прошёл ещё один день. Затем ещё день, и ещё, и ещё.  Незаметно пролетела целая неделя. Теперь плод напоминал вполне сформировавшегося человечка. Но только размером пока с куклу: те же ручки, ножки, тельце, голова. А лицом он, кстати, сильно походил на самого Ойген Карловича.

        Впрочем, чему тут удивляться ведь получившийся гомункул был создан из клеток крови профессора, а потому по его образу и подобию, всё сходилось. Но что ещё беспокоило Ойген Карловича, так это интенсивное деление мозговых корпускул, проще говоря, голова росла несколько интенсивней, чем тело и выглядела чуть великоватой, нарушая тем самым общепринятые пропорции. Хотя с другой стороны, профессора радовала такая интенсивность.

         – Уверен, ума и рассудительности в этом существе, будет ничуть не меньше чем у меня!… И это весьма обнадёживает, значит, у меня есть ёмкость, куда я смогу переложить все свои знания!… полагаю, у этого мальчишки большие перспективы и светлое будущее!… Однако уж коли он развивается, как особь мужеского пола, то ему и следует дать соответствующее имя,… ибо без него никак невозможно находиться среди людей,… всякий индивид обязан носить имя!… Но какое?… как назвать?… Может, по библейски, Иоанн, или Матфей, либо Иосиф,… а может Адам!… О, нет-нет,… назову-ка я его лучше Ильёй, как Илью-пророка,… посмотрим, станет ли его имя таким же пророческим,… ха-ха-ха… - чуть усмехнувшись, решил Ойген Карлович, и сходу занялся приготовлением всяких там пелёнок, распашонок, и прочих детских одежонок, ведь всё это может уже скоро понадобится. А так оно и случилось.

         Неожиданно эксперимент слишком ускорился и вышел из-под контроля профессора. Даже снижение температуры околоплодной жидкости не помогало. Гомункул стремительно набирал рост и вес. Не прошло и двух недель, как он преодолел все циклы развития, на которые простые роженицы затрачивают девять месяцев. И ровно в полночь накануне Светлой Пасхи, Ильюшенька вылупился из своей оболочки. Напористо ткнул её ножкой и сразу подал голосок, мол, вот он я, Мир встречай меня.

        О, если бы Мир в этот момент знал, какое ужасное существо возвестило о своём появлении, то он наверняка ужаснулся бы, ведь Ильюшенька явился не христианским путём, а скорее дьявольским, без участия матери и отца. Однако это всё больше религиозные понятия, нежели чем житейские будни и ценности учёного человека, который совершил прорыв в науке и разумом победил тёмные предрассудки веков. Впервые в истории гомункул был создан в стенах лаборатории, и это неопровержимый факт. Тут уж профессор радовался сверх всякой меры. Прыгал, хлопал в ладоши, пританцовывал, ликовал и восторгался, словно ребёнок.

       – Ура, свершилось!… я это сделал!… я покорил природу!… я подчинил её себе!… Наследник моих познаний явлен белому свету!… теперь я всё передам ему!… ура!…  - восклицал он, одновременно наблюдая, как малыш задорно плюхается в околоплодной жидкости. Ильюшенька, будто в купели для новорожденных, принимал свою первую ванну. Но долго так не продолжалось. Ойген Карлович вскоре пришёл в себя, и его эйфория тут же сменилась на деловое настроение. Он быстро взялся за обработку малыша. Здесь-то и пригодились все те пелёнки, распашонки и полотенца, что были приготовлены им заранее.

         В результате чего спустя всего полчаса Ильюшенька был хорошенько обмыт, обсушен, чист, опрятен, и аккуратно запеленован в свежие простыни. Хотя подавать голос он так и не прекращал, ему сильно хотелось кушать, элементарное желание грудничка. Впрочем, профессор и к этому был готов. В ход пошли кормовые смеси из коровьего молока и питательных веществ на основе простых зерновых злаков: проса, ячменя, ржи. Ильюшенька моментально заглотив импровизированную соску стал с особой жадностью опустошать бутылочку с молочной смесью.

        Одним словом, дальше всё пошло именно так, как и полагается в таких случаях. Тем самым у профессора прибавилось хлопот, теперь в его доме появился настоящий ребёнок, младенец, требующий ухода. Начались трудовые бдения у колыбельки. И вот тут стоит заметить, что и они долго не продлились, не прошло и недели, как Ильюшенька покинул колыбельку и стал перемещаться по дому ползком. А вскоре и вовсе потребовал твёрдую пищу, смесей ему уже было мало, он перешёл на каши и даже омлеты. В общем, бурно развивался. Но и Ойген Карлович не стоял на месте, не тратя времени даром, он сходу принялся пичкать Ильюшеньку знаниями.

        – Так-с,… не стану оригинальным и преподам ему ознакомительный урок!… Во-первых, пора бы уже начать учить его говорить,… элементарно правильно произносить слова!… Во-вторых,  уж коли он так быстро растёт, то и пусть-ка найдёт себе применение в развивающих дисциплинах… - вполне здраво рассудил Ойген Карлович, и деятельно взялся за полный цикл обучения детей дошкольного возраста, хотя Ильюшеньке шла всего лишь третья неделя.

        Но и тут не надо забывать, что профессор был преподавателем высшей квалификации. И вот вам чудо, Илья оправдал его надежды, ибо скорей всего его большая голова сама требовала скорейшего наполнения знаниями. Начался удивительный процесс, его мозг юного гомункула впитывал в себя всё сказанное, словно губка поглощает влагу. Осмысленную разговорную речь он освоил буквально за три дня, и начал общаться с профессором ничуть не хуже студента подростка среднего уровня развития. Притом один из его первых вопросов носил весьма щепетильный характер.

         – А вот послушайте-ка меня профессор,… отчего же так получается, что мы с вами как-то странно общаемся, будто совсем чужие!… А ведь вы меня вроде как породили,… создали из своих частиц, маленьких корпускул вашего естества,… и я это понимаю и принимаю!… Но вдруг узнаю, что мне называть вас отцом нельзя,… вы мне в этом отказываете, не даёте, не позволяете,… но как же так? ведь вы же сами мне рассказывали, что у людей заведено как раз всё наоборот, у них кто породил, тот и отец,… и я бы этого тоже хотел!… Так в чём дело? почему нельзя?… - вполне осознанно и даже с лёгкой ноткой возмущения, как-то на досуге спросил Илья профессора, на что тот резко ответил. 

        – Ну что за вздор!… ведь с научной точки зрения ты, Ильюшенька, всего лишь результат моего удавшегося эксперимента!… И да, я честно тебе об этом рассказал, не стал утаивать и придумывать какую-то небылицу о твоём происхождении!… Да и нет смысла скрывать, ведь ты всё равно бы сам это от кого-нибудь узнал,… уж лучше от меня!… Тем более что ты как раз и создавался специально для того, чтоб принять от меня все мои знания без исключения!… Хотя конечно тебе присущи и примитивные человеческие эмоции,… тебе хочется иметь отца, это тоже понятно!… Но я считаю, что это не так уж и важно, а скорее излишне,… и даже вредно!… Пойми, ты для меня сосуд, некая ёмкость, и я хочу наполнить тебя своими знаниями, чтоб ты их сохранил и в последующем передал дальше своему приемнику!… Ты же видишь, я не испытываю ни к кому привязанности,… у меня нет ни семьи, ни детей,… мне наука заменила всю эту примитивную, первобытную чепуху!… Нет, ну конечно по молодости я пытался построить что-то семейное, какое-то гнездо, очаг, но всё тщетно,… девица, которую я полюбил, изменила мне, выбрала себе богатого купца,… и я после этого полностью разочаровался в браке!… Чем переживать измены и предательства уж лучше иметь трезвый ум и увлекаться наукой,… такого же будущего я желаю и тебе!… Так что давай обойдёмся без сантиментов,… к чертям семейную блажь,… займёмся знаниями,… хорошо!?… - произнеся целую тираду, настойчиво спросил Ойген Карлович, на что тут же получил утвердительный ответ. 

        – Хорошо профессор, как скажете,… я доверюсь вам, и более не очерню наших отношений всякой там семейной чепухой!… Никаких чувств, лишь голая наука!… Итак, продолжим… - вмиг согласился на все условия Ильюшенька, и занятия дальше пошли в прежнем русле, уже без всяких лирических отступлений. Разумеется, это было жёстко, и даже жестоко. Уж слишком категоричное решение принял профессор. Но и оно было крайне необходимо, ведь и в этом случае не стоит забывать, что профессор был уже весьма преклонного возраста, и ему хотелось как можно быстрее передать Илье все свои накопленные за долгие годы знания. Так что понять профессора можно, ибо он мог в любой момент просто помереть от старости, потому-то и были предприняты столь радикальные меры. И вот эти-то крайние, а можно смело сказать, драконовские меры, в дальнейшем привели к незапланированным и весьма ужасающим последствиям.
                Глава 5
Ойген Карлович, правильно сравнил Ильюшу с ёмкостью для наполнения знаний, ведь всё чем теперь пропитается его мозг, будет сохранено на всю жизнь, сколько бы она не продлилась, да хоть сто лет. И это хорошо, но были и побочные эффекты. Вся та чрезмерная строгость при воспитании, наравне со знаниями тоже вошли в жизнь Ильюшеньки. А с учётом того, что он, как гомункул невероятно быстро рос и развивался, то и его характер так же быстро и прочно впитывал в себя все эти негативные качества. Из него формировалась весьма противоречивая личность.

       Спустя месяц воспитания и обучения, Илья уже больше походил на жёсткого, пытливого лицеиста, нежели чем на мягкого, добродушного грудничка, коим он ещё совсем недавно был. Правда его слишком крупная голова всё же выдавала в нём большого, болезненного ребёнка. При этом и его лицо приобрело несколько иные, необычные формы. Некогда чуть пухлые губы теперь вытянулись тонкими ниточками, обрамив совсем крохотный рот, и всё это из-за того, что Ильюша сейчас редко разговаривал, а лишь всё больше чётко и ясно произносил заученные, научные термины и фразы. 

        Нос его тоже изменился, он как бы даже совсем исчез, ввалился в череп за ненадобностью, остались только нюхательные отверстия, ноздри. Зато глаза, от переизбытка чтения учебников и общей литературы, крайне увеличились и стали напоминать совиные. При этом развитие тела тоже пошло не по нормальному пути, вместо ожидаемого мощного торса образовался тщедушный силуэт с особо длинными руками и короткими ногами. И это также произошло по вине постоянной муштры, кою устраивал профессор, делая упор только на научные дисциплины.

        В результате чего Ильюшенька не производил практически никаких физических действий: не ходил гулять, не утруждался мышечно, не занимался гимнастическими упражнениями, не поднимал тяжести, а лишь тянулся за книгами на полке, да изредка старался помогать профессору в его опытах, но там ходить не приходилось, отчего его ноги почти не развивались. В общем, получился несуразный гомункул с отвратительным нравом и повадками. Впрочем, Ойген Карловича это вполне удовлетворяло. Хотя стоит честно признаться, что изредка у профессора всё же возникала идея отпустить Ильюшеньку на улицу, погулять на свежем воздухе.

         Однако из-за прохладной, капризной погоды такая идея мигом улетучивалась, ведь не надо забывать, что стояла весна. Правда уже поздняя, и всякая слякоть подходила к концу. А потому природа жила ожиданием тепла и яркого, жаркого солнца. Все животные в округе, и местные обитатели, включая сюда и селян из Богородского, были настроены оптимистично. Повсюду пахло начинающей расцветать зеленью, отчего воздух с каждым днём всё больше наполнялся ароматами леса, ведь место-то здесь благодатное, всякой растительности в изобилии, да и речка Яуза рядышком, всё вокруг дышало свежестью и первозданной чистотой.

          Но, к сожалению, Ойген Карловичу и Ильюшеньке пока было не до всего этого. Интенсивность передачи знаний набрала колоссальные обороты. Ежеминутно Илья получал такой объём информации, какой Ойген Карлович копил десятилетиями. А в конце каждого занятия профессор подытоживал всё пройденное, при этом ставил новые задачи и намечал следующую фазу обучения.

      – Итак, Ильюша, сегодня мы закрепили происхождение животных средней полосы, а также добавили материал о возникновении некоторых ценных металлов,… сочетание этих двух научных величин даст тебе достаточное понимание процессов происходящих с химическими элементами в организмах млекопитающих!… Завтра мы займёмся физикой движения мышечной ткани,… но учти, это пока естественные науки, а впереди у нас ещё немало нетривиальных дисциплин,… но я уверен, ты и с ними справишься, как до этого справился с математикой, иностранными языками и литературой… - закончив как-то вечером очередной урок, сделал заключение профессор.

       И это было правильное заключение, ведь Ильюша действительно освоил многое из высшей математики и иностранных языков, а по литературе им было прочитано бессчётное количество книг, уж настолько его мозг оказался объёмным и восприимчивым. Он с невероятным рвением поглощал весь предоставленный ему материал, а уж библиотека у профессора была нескончаемая. Одним словом занятия шли полным ходом. Таким образом, пролетела ещё одна неделя. И вот как раз после неё в природе произошли  те самые изменения, которые намечались уже давно.

       Природа прямо-таки взорвалась цветением растительности. Бурной вспышкой жизни озарились окрестности Богородского: в мгновенье защебетали птички, заурчали в лесу звери, заплескалась в Яузе рыба. Всё моментально преобразилось. Такого всплеска активности не ожидал никто. Всё произошло настолько быстро, что местные крестьяне аж оторопели, и долго не могли понять, что им делать, то ли ещё раз засеять поля, то ли кинутся праздновать наступление лета. Такое же влияние этот внезапный феномен оказал и на профессора с Ильюшей. Мгновенно пришедшее тепло неумолимо потянуло их на улицу, на природу, и конечно они выбрались из дома.

        – Вот Илья, смотри,… это и есть лето,… я тебе о нём рассказывал,… это чудо, настоящий пир жизни!… Ты видишь, сколько всего живого предстало перед тобой в первый раз,… вон бабочка, ты такой никогда не видел,… вон птичка,… а вон смотри, белочка на дерево взобралась!… Это непочатое поле для исследований, для экспериментов, для изучения,… здесь всё твоё, тут для тебя целый мир познанья!… - едва они вышли на крыльцо, как несколько пафосно заявил Ойген Карлович, на что Ильюша тут же запросил.

        – Ну и когда же мы начнём его изучать!?… лично мне уже не терпится!… я бы прямо сейчас пустился в поход куда-нибудь далеко в лес!… В те дали, о которых вы мне рассказывали!… это так интересно!… - вдохновенно воскликнул он, на что профессор мигом возразил. 

        – О, нет-нет, погоди!… мир не так прост, как ты думаешь!… Я рассказывал тебе о природе, о естестве,… но пока не упоминал о тех многих нестыковках,  которые порой возникают в человеческих отношениях!… Ты же никогда не был за порогом этого дома,… а ведь за ним помимо мира природы, есть ещё и огромный мир людей,… и они тоже в каком-то роде животные со своими повадками и наклонностями!… И их тоже прежде надо изучить!… Я, конечно, понимаю,… ты прочёл много книг, разной художественной литературы, но то просто книги, порой вымысел,… там одно, а здесь совсем другое,… тут реальность полная противоречий и опасностей!… Так что ты ещё чуток подучись, а уже потом пойдёшь гулять,… я не стану тебя держать,… потерпи, хорошо?… - прочтя почти целую лекцию, коротко спросил Ойген Карлович.

         – Ну, хорошо-хорошо,… хотя здесь на улице у нас во дворе так чудесно, так тепло и комфортно, что я с удовольствием провёл бы здесь ещё несколько минут,… так хочется насладиться всем этим благолепием… - восхищенно отозвался Ильюша.

        – Ну что ж,… ладно,… оставайся, побудь здесь!… Вон во дворе, видишь? беседка,… присядь там, оглядись, а я пока нам ужин приготовлю!… Давай, смелей… - добродушно согласился с Ильёй профессор и направил его в беседку. Чем Илья тут же и воспользовался, пошёл да присел на лавочке, а профессор ушёл на кухню. Всё чинно, тихо, спокойно и даже пристойно.
                Глава 6
Но так было ровно до той минуты, пока в беседку к Ильюше не запрыгнула белочка. Уж до того скованно он сидел, что она даже не признала в нём человека, а потому и не испугалась. Прыг-скок, прыг-скок и вот она уже у него на плече. Затем на руке, и на ладошке. А пальцы у Ильи такие тонкие, длинные, что белочка наверняка приняла их за сухие веточки, и конечно присело на них.

         – Ну, надо же какая забавная зверушка,… пушистая, шустрая,… крутится, вертится, будто заводная,… вот бы посмотреть, как она изнутри устроена,… что там  у неё такое есть? отчего ей удаётся так ловко прыгать!?… А может, там пружинка какая, или механизм?… разобрать бы её на части,… но она такая милая, такая обаятельная, что даже жалко её трогать,… вон как по-доброму она смотрит на мои пальчики… - очарованный поведением белки, подумал про себя Илья, боясь даже пошелохнуться. Тогда как белка повела себя крайне бесцеремонно.

       Она нагло обнюхала его пальцы, слегка покачала головой, и даже фыркнула, видимо удивилась, отчего это так необычно пахнут эти веточки. А пахли они, кстати, мятной конфеткой. Ойген Карлович иногда угощал Ильюшу этим лакомством, особенно перед приёмом пищи, наивно полагая, что мятная конфетка вызывает аппетит. Вот и сейчас перед ужином он угостил ей Ильюшу, отчего его пальцы получили аромат мяты. И естественно белочка заинтересовалась этим. Ну и конечно решила попробовать на вкус. Взяла, да и со всего маха укусила Илью за мизинец. Вполне понятно теперь уж о какой-либо скрытности не могло быть и речи. Ильюшенька неистово вскричал, и подскочил, чуть ли не до самого потолка беседке.

      Разумеется, от такой реакции белка мгновенно скрылась в садовых кущах, всего секунда и её уже нет. Ну а Ильюшенька сразу кинулся домой, ведь кровь из пальца полилась буквально струёй. Видимо беличий зуб попал в какой-то крупный кровяной сосудик, зуб, словно вражеский кинжал, распорол его надвое. Конечно тут же всполошился и Ойген Карлович, истошный крик Ильюши долетел и до него.

         – Что случилось!?… какая напасть с тобой приключилась!?… - выскочив навстречу Илье, запричитал он во весь голос.

         – Там-там!… вон!… это белка, она укусила меня!… я ей ничего не сделал!… просто сидел!… а она меня цап!… - горестно стеная, пожаловался Илья, показывая ранку.
 
        – Вот же зверюга!… Ну и хитрая бестия!… Ничего подобного от неё не ждёшь, а она бац, и цап!… Надо бы укус спиртом обработать, прижечь его, обезвредить,… а то может, у белки зараза какая,… занесёт ещё тебе инфекцию в кровь… - обеспокоенно воскликнул профессор, осматривая ранку, и уже было хотел кинуться за спиртом для дезинфекции, как вдруг заметил насколько быстро остановилось кровотечение. Вот оно было, и его уже нет. Более того, кожа на месте укуса стала прямо на глазах стягиваться, и минуты не прошло, как от ранения не осталось и следа, даже самого маленького шрамика не было видно.

        – Что за чудеса!?… Да у тебя всё махом зажило!… Вот так скорость восстановления!… Простому человеку для этого надо немало времени, а у тебя всё прошло за минуту!… вот это регенерация!… Да ты феномен!… уникум!… Раньше-то ты никогда не ранился,… осторожничал,… всё дома сидел, а тут вышел на улицу, и сразу такое открытие!… Ты уж меня извини, но это надо ещё раз повторить,… проверить твою уникальность… - изумлённый случившимся, пролепетал Ойген Карлович.

         – А как это проверить?… вы что задумали?… - вмиг поинтересовался Ильюша.

         – Да ты не бойся, я просто чиркну твой пальчик лезвием и всё!… И как я только раньше этого не сделал,… всё только брал иголкой кровь на анализ, но такой прокол и так мигом затягивается,… а тут такая ранка,… давно бы уже надо было проверить тебя на регенерацию!… Да и вообще всего исследовать,… а я-то всё со своими знаниями,… скорей их хотел тебе передать,… а оказывается ты и сам отличный экземпляр для познания!… Недаром же так быстро вырос,… хотя в последнее время твой рост заметно сбавился,… видимо, набралась достаточная масса для стабильного существования… - вкратце поясняя свои намерения, рассуждал профессор, одновременно ища подходящее лезвие для надсечки пальца.

        Но вот лезвие было найдено, обеззаражено спиртом, и профессор, подготовив пробирку, сделал Ильюше надсечку, собираясь взять побольше крови для исследования. Естественно кровь из пальца тут же пошла, но недолго, всего несколько секунд и ранка моментально затянулась.

         – Вот так дела!… ну и скорость!… - вновь удивлённо воскликнул профессор и быстрей кинулся к микроскопу изучать едва собранные капли крови, – хорошо, что успел,… хорошо успел,… - приговаривал он, разглядывая их под сильным увеличением. А вскоре и сделал вывод.

         – Да уж, это, несомненно, феноменально!… С виду обыкновенная капля крови, но интересно работает защитный механизм клетки,… весь посторонний материал в ней погибает,… кровяные тельца его просто отторгают,… за счёт чего и происходит столь быстрая регенерация!… В принципе она уже есть в природе, у некоторых видов амфибий,… саламандр, например,… также у морских звёзд и ряда насекомых,… тех же червей,… но чтобы настолько быстро, ни у кого такого нет!… Ты действительно уникальное существо!… гомункул из пробирки, и тебя надо изучать, притом немедленно!… - вновь изумлённо вскликнул профессор и опять схватился за лезвие и склянку под кровь, отчего Ильюшенька вдруг вздрогнул.

         – Погодите, профессор,… ведь мы вроде собирались ужинать,… и честно признаться, я сильно проголодался… - чуть испуганно заметил он, на что теперь уже профессор встрепенулся.

         – Ах, да!… я и забыл совсем!… да-да!… ужин!… конечно-конечно!… Ну что же, давай поедим,… твой организм видимо затратил много энергии на регенерацию, вот ты и проголодался!… Это надо записать,… стоит начать вести дневник наблюдений!… Хотя ладно, это потом, время терпит,… а сейчас займёмся едой!… - словно очнувшись от затмения, воскликнул Ойген Карлович и скорей потянул Ильюшу на кухню. Там как раз дожарилась в духовке утка с яблоками, любимое блюдо профессора, он частенько готовил его сам, ибо обожал вкусно поесть.

       А уже через пару минут они вместе преспокойно, в обычном порядке, ужинали. Вроде как ничего странного и не случилось. Однако эта внешняя успокоенность была крайне обманчива, на самом деле внутри у обоих едоков клокотала буря различного рода противоречивых эмоций. Так что именно с этого вечера и начали развиваться последующие неординарные события.
                Глава 7
Ойген Карловича будто подменили, он стал более напряжённым, въедливым, пытливым, и даже суетливым, ведь теперь он вёл систематическое наблюдение за Ильюшей. Вся та не растраченная энергия, которую он берёг на обучение Ильи, теперь уходила на его изучение. Профессор буквально не давал бедняге проходу, шёл за ним попятам, брал кровь и слюну на исследование, докучал расспросами, сделался нудным и требовательным. И, разумеется, такая навязчивость стала сильно угнетать Илью. 

         Раньше, когда он получал от профессора знания, то был готов буквально молиться на него, почитал его как своего создателя-творца, проявлял к нему максимум уважения и такта, и может даже где-то по-своему любил. Но сейчас, когда Ойген Карлович настолько плотно влез в его жизнь, что превратил его практически в своего подопытного раба, Ильюшенька конечно взъелся, не выдержал такой назойливости. Сделался более раздражительным, нервным, обидчивым и, теперь во всех своих бедах стал винить профессора. Бывало, чуть отсидит себе ногу или слегка ударится рукой, и ну сразу корить профессора. 

           – Это вы во всём виноваты!… Ну, зачем вы меня создали таким!?… житья у меня нет!… Ах, я несчастный!… - скуксившись, ругал он Ойген Карловича. Однако когда у Ильюши вдруг появлялось хорошее настроение и ему что-то удавалось сделать, например, быстро прочесть новую книгу или откушать чего-нибудь вкусненького, то он тут же начинал благодарить профессора.

           – О, спасибо вам, создатель!…Благодаря вам, творец, я так хорошо живу!… никаких забот у меня нет!… - хвалебно радовался он, но недолго. Проходило какое-то время и всё начиналось опять. Недовольство, упрёки и даже некоторое проявление агрессии. И такое его отношение к профессору стало чем-то напоминать расположение людей к Богу, когда им хорошо они Его превозносят и славят, но стоит только случиться чему-то скверному, как их ярости нет предела. В общем, из относительно доброго и покладистого мальчика-гомункула, Ильюша стал превращаться в вечно ноющего ипохондрика с замашками злобного подростка-тирана. Так прошло ещё пару недель.

        А меж тем на дворе уже вовсю буйствовало лето, стояла жаркая погода. Чистое, ясное, голубое небо и зелёная, цветущая растительность не могла не будоражить пытливый и жаждущий новых знаний ум Ильюши, ведь с некоторых пор Ойген Карлович только и делал, что лишь изучал его, а новых знаний не давал. И тогда Илья, раздражённый постоянными исследованиями профессора, решил сам взяться за своё дальнейшее образование. Ну и, разумеется, собрался делать это втайне от профессора, иначе бы тот не позволил ему и шагу ступить без его ведома.
      
        Ну а для того чтобы действовать тайно, Илья решил изолировать себя от профессора. А как это сделать, знает всякий, нужно просто взять и усыпить оппонента, притом натурально без каких-либо аллегорий. И Ильюшенька действительно стал усыплять Ойген Карловича, знаний у него для этого вполне хватало. Из травы и химикатов, которых у профессора имелось в избытке, Илья изготовил «эликсир сна», ну это он его так называл, хотя на самом деле у него элементарно получилось сильнодействующее снотворное. И сделал он его тоже в тайне, когда профессор отлучался для закупки свежих продуктов питания.

        И вот как раз в эти-то самые продукты Ильюшенька и добавлял свой «эликсир сна». Ойген Карлович спал с него, как говорится, без задних ног, словно убитый. И кстати, отлично высыпался, ведь эликсир был абсолютно безвреден, никаких побочных эффектов, при этом вызывал полное расслабление функций мозга и способствовал прекрасному отдыху нервной системы. Отчего профессор неожиданно для самого себя вдруг стал таким умиротворённым, благодушным и даже чуточку рассеянным, что списывал на преклонный возраст. Иначе говоря, Ойген Карлович превратился в типичного старичка, хотя и непроизвольно продолжал вести наблюдения за Ильёй.

         А Ильюша меж тем зря времени не терял, и затеялся по ночам, пока профессор крепко спал, производить вылазки на улицу. Разумеется, сразу возникает вопрос, а почему только по ночам, отчего не днём? А ответ простой. Ну, во-первых, у профессора не возникало никаких подозрений на счёт его столь крепкого ночного сна, вроде как обычное дело, а вот дневной сон стал бы крайне подозрителен. Во-вторых, внешность самого Ильи, мягко говоря, могла бы вызвать тысячу вопросов у селян, если бы они увидели его днём, ведь он выглядел слишком странно для местного жителя, и это тоже подозрительно.

         В-третьих, ночью не так жарко, ибо днём невыносимо палило солнце, что было очень вредно для кожи Ильи. Ну и, в-четвёртых, Ильюша собирался заниматься по ночам весьма странными делами, и эти дела ни в коем случае не подлежали огласки. Ещё с того первого раза, с его нежданной встречи с белкой у Ильи в мозгу зародилась мысль распотрошить бедную попрыгунью, и посмотреть, что там у неё внутри. Одним словом, начало было положено, идея исследовать окружающий Мир, накрепко засела у Ильи в голове.
                Глава 8
Прошло всего пару дней с того момента, как Илья убедился в том, что его «эликсир сна» отменно действует, после него профессор превратился в добродушного, слегка рассеянного старичка, и это послужило для Ильи сигналом действовать. В связи с чем, сегодня ночью он наконец-то решился на свою первую вылазку. Собирался он недолго, прихватил с собой кое-какие инструменты, скальпель, ланцеты, обязательную склянку с «эликсиром сна», ещё что-то по мелочам, и ровно в полночь при взошедшей Луне вышел на улицу.

        Сначала Ильюша прямиком направился в садовую беседку, там он надеялся встретить ту наглую белку, и даже намеревался отомстить ей за укус. Однако белки по ночам спят, и его надежде не суждено было сбыться, его намерения просто не оправдались. Тогда он продолжил свой путь и вышел уже за пределы усадьбы профессора. Здесь-то для него и открылось настоящее раздолье, ведь в сельской местности, да ещё и лесной, всегда можно отыскать ночных животных, их тут водится немерено. Те же летучие мыши, нетопыри, разные совы, всякие хомячки, кроты, и, конечно же, деревенские кошки, ведущие ночную охоту на всю ту мелкую живность.

        И вот как раз одна из таких кошек встретилась нашему Ильюшеньке. И тут не надо забывать насколько странно он выглядел, да и запах от него исходил тоже не совсем характерный для местных селян. От них-то пахло сеном, землёй, природой, а от Ильюши химикатами лаборатории, да домашним угаром кухни. Впрочем, этот самый угар и сыграл не малую роль в поимке той самой деревенской кошки. Поначалу, заприметив Ильюшу, она вполне логично зашипела и изогнула спину, вздыбив шерсть: сработал защитный инстинкт, ведь такого ужасного человека кошка ещё не видела. Воочию он походил на какое-то чучело: голова, словно соломой набита, раздулась вся, а руки крюки, пальцы, будто ветки у метлы торчат.

        Но неожиданно кухонный запах жареной утки в яблоках, успокоил кошку, и она, сбавив агрессию, даже замурлыкала, чем моментально воспользовался Илья. Он протянул к ней руку и ласково позвал, «кис-кис». После чего кошка довольно быстро попала в его объятья. Приятный аромат еды исходящий от его рук покорил её. Но затем действия Ильюши были уже не такими добрыми. Он достал склянку со своим «эликсиром сна», капнул его чуток себе на ладонь и дал лизнуть кошке, вроде как угостил её лакомством. Естественно кошка слизнула ту каплю, ведь она имела привкус сладких яств. В результате, бедная кошечка уже через мгновенье преспокойно уснула, ей хватило и капли эликсира.

         Отчего Илья пришёл в какой-то неистовый раж. Его аж затрясло от нетерпения начать своё исследование кошки, которое заключалось в её полном препарировании. Илья прекрасно знал, что во сне любое живое существо теряет чувствительность, и потому с ним можно делать всё что угодно, даже потрошить. Так что в следующую секунду Ильюша приступил к вскрытию, разложил кошку прямо на первом попавшемся пяточке, хорошо освящённом лунным светом. Вмиг достал скальпель, ланцет, пригляделся к лохматому брюшку кошки, и тут вдруг с ним опять случилось нечто странное. В глазах у него словно огонёк зажёгся, будто кто-то изнутри включил крохотный фонарик. Ильюша стал отчётливо видеть в темноте, совсем так же, как днём.

          – Вот так чудеса!… похоже, у меня проявилась ещё какая-то особенность!… Да уж, мой организм полон сюрпризов,… прав профессор, говоря, что во мне сокрыто ещё много всего непознанного и меня надо тщательно изучать,… но не сейчас,… сейчас у меня есть другие дела… - подумал Илья и продолжил начатое. Даже удивление от появления у него ночного зрения не остановило его, скорей наоборот, придало больше уверенности. Твёрдой рукой он нанёс кошке первый разрез. Илья примерно уже знал, что там внутри и как расположено, ведь ранее он об этом интересовался в анатомическом справочнике у профессора.

        Однако обозрение воочию устройства внутреннего содержимого кошки, стало для него открытием поважней собственного ночного зрения. Не стоит вдаваться во все подробности происходящего, но процедура была ничуть не скромней, чем у знаменитого Джека-Потрошителя, кто знает, о чём речь, тот поймёт: всё содержимое кошки было изъято и внимательно изучено. Это действо продолжалось полные два часа, что весьма удовлетворило Ильюшу. Затем он, как ни в чём не бывало, сложил все внутренности обратно в кошку. Притом не нарушая последовательности, всё аккуратно и тщательно было убрано вовнутрь.

         После чего Илья достал крохотный ланцет и крайне резко надсёк им себе мизинец. Кровь, как и ожидалось, сначала хлынула ручьём, но через секунду остановилась, и ранка быстро затянулась. Однако как раз этой-то секунды и хватило, чтоб кровь из мизинца попала на кошку и её полостную рану. И тут опять произошло чудо, второе за ночь; под воздействием крови Ильи кошачья рана почти мгновенно срослась.

          – Ага!… я так и рассчитывал!… Значит, моя кровь может действовать, как регенеративное средство и на других животных!… Гипотеза подтверждена!… да здравствует логика!… - несколько восторженно вскрикнул Илья, отчего кошка тут же стала приходить в себя, вероятно, его громкий вскрик разбудил её. Естественно ничего не понимая и конечно не помня, что с ней произошло, кошка поднялась с земли, зевнула, и как-то вяло пошатываясь, побрела прочь. Пару мгновений и она уже скрылась из вида в тёмных зарослях травы.

         – Ха-ха!… победа!… Я теперь сам стал естествоиспытателем,… да с моими способностями мне сейчас и профессор не нужен,… уж теперь я развернусь!… Ну, держись Мир, я иду тебя познавать!… - вскинув руки в победном порыве, с каким-то особым злорадством произнёс Илья. Но в ту же секунду собрался с мыслями, вновь посерьёзнел, и оглядываясь, украдкой пошёл домой. Как раз начинал брызжеть первыми лучами рассвет, не надо забывать, что стояло лето, а летом ночи короткие. Вернувшись домой, Илья, моментально прыгнул в свою постель, и удовлетворённо заснул. На том и закончилась эта его первая вылазка ночных исследований.
                Глава 9
Утром как обычно всё началось с водных процедур и завтрака. Ойген Карлович даже не усомнился в том, что Ильюша всю ночь был дома, ведь внешних признаков его ночной вылазки не осталось. Хотя слегка приподнятое настроение Ильи, могло бы его и выдать. Но профессор, увлечённый своими мыслями, не обратил на это никакого внимания. Иначе говоря, день начался буднично и привычно. Впрочем, он также обыкновенно и продолжился, дела пошли прежним оборотом. Чего нельзя сказать о делах, происходящих на селе, там дела обстояли вовсе непривычно. А виной всему оказалась та самая кошка, которую ночью препарировал Илья. И вот что случилось.

         Разумеется, как только та кошка вернулась в село, то сразу заснула на своей лежанке в сарае, свернулась калачиком да задремала, ведь сильно устала. Да так и проспала до обеда. А проснувшись, естественно проголодалась, кушать ей захотелось, ведь она всё же живая тварь, ночью-то не померла, Ильюшенька ей не дал, оживил своей кровью. И вот она, эта живая тварь, как раз и повела себя как самая настоящая тварь. Прошу, конечно, прощения, если кому сие слово покажется слишком грубым и коробит слух, но тут, в данном случае, иначе и не скажешь, ибо кошка принялась вытворять нечто невообразимое.

      Сначала она привычно ринулась к кормушке, какая есть в любом деревенском дворе. Из неё харчуется практически вся домашняя живность: и куры, и свиньи, и утки, и петухи каплуны, и гуси, и даже порой козы. Вот кошка по обыкновению и начала прилаживаться к кормушке. А рядом чуть в сторонке важно расхаживали гуси с утками. Тут-то и случилось непредвиденное. Кошка вдруг резко отвернула свою мордашку от кормушки и обратила взор на птицу. 

          И секунды не прошло, как она с диким урчанием кинулась на самого крупного и важного гуся. Тот даже оторопел от такой наглости, ведь он намного крупней и сильней её. Никогда такого не было, чтоб кошка имела на него зуб, а здесь так аж прямо взъерепенилась вся, давай его кусать, да норовит до горла дотянуться, словно дьявол в неё вселился. Естественно гусь не стерпел такой дерзости и стал обороняться, кинулся щипать кошку. Завязалась грандиозная драка. Шум, гам. Во все стороны летят клочки кошачьей шерсти и гусиных перьев. Но тут из дома выскочила хозяйка подворья.

         – Это ещё что за сабантуй!?… чего разорались, бешенные!?… - увидев какой переполох устроила кошка, закричала она, схватила стоявшую в углу метлу и давай ей разнимать дерущихся. Но не тут-то было. Кошка так вцепилась в гуся, что была готова немедля сожрать его целиком. Урчит, шипит, слюной брызжет, глаза вытаращила, хотя сама, словно мерзкий прыщ торчит у здоровенного гуся на боку, вцепилась и не отодрать. 

         Ну, тогда уж хозяйка зачерпнула из дождевой бочки ведро воды да как ливанёт на кошку. Отчего та вообще взбеленилась. Не своим голосом как заверещит, и на хозяйку бросится, да слёту давай её в отместку кусать и царапать, страсть какая злая. Здесь уж и сама хозяйка оторопела, да как была, шасть одним прыжком прямо в дождевую бочку с водой нырнула. Погрузилась в неё с головой, и затаилась, мол, хоть сама утону, но и эту бестию, кошку одичалую, тоже утоплю.

       Однако кошка не дура, отпустила хозяйку, и долой из бочки. Выскочила, да тут же, уже не разбираясь на кого ей кидаться, бросилась на глупую курицу, что не убежала, не спряталась, а продолжала жадно клевать зерно из кормушки, за что собственно и поплатилась. Кошка схватила её и мигом умчалась прочь. Такая прыткая оказалась, словно лиса-воровка из лесу выскочила, и вмиг птицу стащила. Вот такой дикий, звериный нрав в кошке проснулся после эксперимента Ильи. Вдруг захотелось ей свежего мяса и тёплой живой крови. Украла курицу, и была такова. А хозяйка из бочки еле выбралась и сразу давай блажить на всё село.

         – Да что же это делается-то, люди добрые!… Кошка Мурка с ума сошла!… Всю жизнь ласковая была, а тут будто взбесилася, курицу несушку украла, меня в бочку загнала, на гуся покушалась! А-а-а-а-а!… - орет, ревёт, остановиться не может. Ну, здесь конечно соседи сбегаться начали, а как же иначе, ведь человек кричит, может горе какое случилось. Примчались и давай хозяйке расспрос учинять, мол, что стряслось? говори, и за зря не блажи. А она им в ответ всё и выложила: и про безумный кошачий взгляд, про её выпученные глаза, и про истошное урчание утробы, и про побитого гуся. Рассказала да слезами залилась, ведь та кошка-то её любимицей была, жаль ей животину-то, коль та с ума сошла. Соседи сразу обвинили во всём нечистую силу, уж так у нас заведено.

        – Да это же в неё бес вселился,… чертовщина какая-то,… где ж это видано, чтоб кошка курей воровала, она же не лиса!… Да тебе соседка в пору священника звать, дом окропить,… нечисть у тебя завелась… - чуть ли не в голос забубнили соседи, и тут же понеслись по всему селу скорбную весть о нечистой силе разносить. Вот с этого момента и начался в Богородском переполох, о нём даже в летописях указано, «кошачьим» его прозвали.
                Глава 10
Но как бы там ни было, и какой бы тарарам в селе не случился, а Ильюшенька своих ночных вылазок не прекратил, и даже наоборот, усугубил. Следующей же ночью опять на научный промысел вышел. Усыпил профессора, взял инструменты со склянками и снова в сад к беседке подался. Вновь захотел ту белку-обидчицу увидеть, уж больно она шустрая была, вот он на ней и зациклился. Но удача опять отвернулась от него, белки нигде не было, а потому он снова за ограду вышел да к селу подался промышлять.

       Привлекло его собачье стенанье, воют они на Луну аки волки лесные, это-то и заинтересовало Ильюшу. Подкрался он к крайней избе, а там во дворе собака мечется, вот он её ловко к себе и приманил, да сходу эликсиром из склянки усыпил. Вытянул её со двора на ближнюю полянку, и давай скорей над ней свои опыты творить. Правда, на сей раз, на небе были облака, и Луна из-за этого, то светила, то нет, так что ночное зрение у Ильюши включилось заранее, а потому глаза у него в темноте засветились ну прямо как у кошки в сумерках. Кстати, жуткое зрелище. Такого, чтоб у человека глаза светились, ещё никто не видел, хотя в этом случае всё вышло иначе, Ильюшу заметили.

         Так уж сложилось, что в той избе на отшибе, откуда Илья собаку увёл, жил местный юродивый, или как ещё называют таких людей — блаженный, проще говоря, человек слегка не в себе. Так вот аккурат в эту тёмную пору, он, этот блаженный, вышел на двор по нужде, и тихонько так, чтоб никого не беспокоить, не любил он шума, отправился чуть в сторонку от забора. И тут видит какое-то большеголовое существо с горящими глазами что-то там, на полянке, с его собакой делает. И что ещё странно, его пёс при этом даже не лает, вообще ни разу не гавкнул, будто онемел, или просто помер. Жуть, страхотища, всегда такой активный, а тут лежит без признаков жизни.

        Вот блаженный и испугался, замер, оцепенел, стоит, дышать не смеет. Только видит, как существо с горящими глазами на полянке его собаку потрошит, и всё это при мерцающем лунном свете. И не разобрать кто там, не то это зверь какой, не то вурдалак, но точно на человека не похож. А Ильюшенька увлёкся и блаженного-то не замечает, он ему безразличен, он в этот момент внутреннее устройство собаки изучает. Часа полтора с ней провозился: всё высмотрел, всё выглядел, всё узрел, ничего не упустил, а затем всё обратно в неё сложил, и своей кровью из мизинца зияющую рану оросил. В ту же секунду рана стянулась, зажила, и собака очнулась, на ноги поднялась да к избе во двор, шатаясь, подалась. Ильюшенька тоже не задержался, и вмиг в противоположную сторону отправился, к себе домой, так они и разошлись.

       Впрочем, у собаки здесь же другая встреча случилась, наткнулась она у забора на своего юродивого хозяина, тут-то он и опростался. Два часа стоял, терпел, а теперь от прикосновения собаки не выдержал, бедняга. Хорошо ещё, что хоть не скончался от ужаса, ведь собака-то всего минуту назад вроде как была мертвая, а тут на тебе, оказалась живая, да ещё и носом в ногу тычется. В общем, натерпелся за эту ночь бедняга юродивый, всего разного передумал, аж до самого утра так недвижимым и оставался, всё размышлял да обсыхал. А как рассвело да солнышко в зенит пошло, пригревать стало, так он и оттаял, да сходу причитать кинулся.

         – Ах, честной народ, слушайте, что скажу!… ко мне ночью демон приходил!… не чистые дела творил!… собаку мою ел-ел да не доел!… отпустил на волю!… Вон она теперь вся квёлая ходит!… не лает, не кусает, лишь молча воду из лужи лакает!… совсем скаженная стала!… - прокричал он и побежал, понёсся по селу страшилки рассказывать. А собака-то его действительно ходит как пришибленная, всё ей безразлично, лишь водицу лакает и лакает.

       Видимо на неё Ильюшино вскрытие тоже не благотворно подействовало. Но блаженный-то знать не знает, что с ней Илья творил, он-то лишь про демона с горящими глазами и помнит, вот и блажит про нечисть страшную. И понятное дело народ опять из домов повыскакивал, и к нему сразу с расспросами. Всполошились люди, не нравится им разные кривотолки. Учинили ему настоящий допрос, и притом весьма серьёзный. Хотя сначала-то не поверили, подумали, ведь он блаженный, так может, что и привиделось, иль показалось, вот и всё. Но он на своём настаивает.

         – Нет, не показалось!… я точно видел демона!… голова здоровенная, глаза, словно факелы горят!… А сам тощий, тельце тщедушное,… но руки длинные, загребущие,… а пальцы, будто ветви плюща цепкие,… обхватил он ими мою собаку, и потрошить её стал аки мясник на бойне!… Вскрыл её, кишки вынул, всё вкусное объел, остальное обратно впихнул, и домой отпустил,… ну, явно демон!… Ей богу не вру, всё сам видел!… вот как сейчас было, наяву!… - клянется, крестится, убеждает людей, а они всё одно сомневаются.

          – Ох, и брешешь же ты,… как такое может быть, чтоб собака без кишок жила!?… померещилось тебе, а ты и распричитался!… - вновь спорят с ним мужики, а он их снова убеждать пытается. Так они и стоят, препираются, кто прав разобраться стараются. В общем, опять сошлись на священнике, мол, это происки бесовщины и тут только в церковь идти надо. На том и порешили, да  разошлись по домам, все выяснения оставили на потом.
                Глава 11
А тем временем в доме профессора всё спокойно и пристойно. Ильюшенька ходит довольный, во всём профессору угождает, и его исследования проводить не мешает. Всё чинно и прилично, с отметкой «отлично». А Ойген Карлович и счастлив, ведь отоспался и опять наукой занялся, любимым делом. Так что беспокоится ему не о чем, и о том, что в селе очередной переполох случился, он не ведает, ему и не зачем. Уж они с Ильёй и позавтракали, и кое-чего подучили, знаний получили, и даже обед сварили, и тут же его употребили, удовольствие и сытость получили, отчего конечно подремать решили, сплошное благолепие.

      Но вот настал вечер, все дела пришлось свернуть. Поужинали они, посуду помыли, последний моцион совершили, да ко сну собираться решили. Пора подошла, а вернее сказать Ильюшенька опять Ойген Карловичу своего «эликсира сна» подмешал, а сам на ночную вылазку затеялся идти. И едва профессор крепко заснул, как он мигом свои инструменты схватил да за дверь выскочил, и, не теряя времени даром прямиком в село пошагал. Понравилась ему деревенскую животину потрошить-препарировать. Ведь если в лес идти, то там зверя ещё найти да поймать надо, а тут вот он, ты его только подмани и всё, делай с ним что хочешь.

         Вот Ильюшенька сегодня и нацелился на козу, которую вчера случайно заприметил в соседнем с избой юродивого дворе. В уголке она там за заборчиком приютилась. И что уж тут говорить, да лишний сыр-бор разводить, ведь та коза этой же ночью была Ильюшей тщательно обработана, всё по прежнему распорядку вышло. Подманил он козу, усыпил её, вскрыл, выпотрошил, высмотрел что наметил, вновь внутренности в тушу убрал, запаковал, и оживил, своей кровь полил. Как запланировал, так всё и выполнил.

        Однако и здесь без огрехов не обошлось, а если быть точным, то Ильюшу опять приметили. Увидела его хозяйка той козы, старая бабулька, уже чуть подслеповата, слегка глуховата, но всё одно приняла Ильюшу за демона. Вышла она в полночь козу в стайку загнать. Не спалось старушке, бессонница её замучила, извертелась она вся, а как Илью в образе демона увидела, разглядела его горящие глаза, и что он там с её козой делает, так встала аки к столбу привязанная, да так до самого утра и простояла не шелохнувшись. А спозаранку отогрелась на солнышке, опять ожила, почти так же, как и её коза после экзекуции Ильи. В себя пришла, и тоже в крик, заголосила, словно юродивый накануне.

          – Ой, соседи дорогие, это что же у нас творится-то!?… сам сатана ко мне ночью приходил!… козу мой кормилицу доил да потрошил!… а-а-а-а-а-а!… всё вымя ей разбередил, чуть не погубил, окаянный!… а-а-а-а-а!… - блажит во всё горло, по селу шарахается, своими старческими ножками еле-еле сучит, едва перебирает. Конечно же, опять из домов и подворотен народ повыскакивал, и к ней с расспросами. Пытать её давай, мол, что там да как. Ну, старушка всё в деталях и пересказала. И снова весь сход решил, что пора к священнику обращаться, пресвятого батюшку звать да село от нечисти освобождать. Но вот досада, решить-то решили, да опять по домам разошлись, уж такой у нас народ. После чего старушка более не кричала и не жаловалась, а к себе подалась, с козой обниматься да радоваться, что та живой осталась.

        Меж тем в усадьбе Ойген Карловича всё без перемен, по-прежнему спокойно. День начался неторопливо. Завтрак, занятия, записки разные, затем обед, после научные исследования, и ужин с наступлением сна. Всё по расписанию, всё чётко и отлажено. Но ближе к полночи Илья снова на вылазку заспешил. Уложил свой инструментарий, склянки, собрался и в путь. Вышел из дома и быстрей в село. Уж ему не терпится порося вскрыть, коего он заранее на соседском подворье заприметил. Теперь он уже стал загодя себе жертву выбирать. Не стесняется, намечает, кого хочет, ведь ему и невдомёк, что животные после его вмешательства в их естество становятся уже сами не свои, суть их меняется.

         Он-то видит вроде они живые, ходят, двигаются, а осталась ли в них душа ему это уже не интересно, ведь душа понятие не научное. Но как бы там ни было, а этой ночью у него опять всё получилось, его очередная вылазка удалась. Поросёнок был вскрыт, выпотрошен и благополучно возвращён в изначальное состояние. После чего Ильюша спокойно вернулся домой. Правда, на сей раз его никто не видел, ушёл он незамеченным. Хотя хозяин порося с утра всё же обратил внимание на странное поведение своего подопечного, тот вместо выданной ему похлёбки кинулся траву в огороде щипать, словно он корова какая.
 
       Впрочем, это никак не сказалось на расписании Ильи, он и следующей ночью вышел на свой научный, но весьма вредный для местной живности промысел. И надо отметить промысел у него снова прошёл великолепно, как говорится, без сучка и задоринки. Более того и последующая ночь тоже была отмечена удачей. И так несколько ночей подряд. У Ильюши выдалась прекраснейшая неделя научных изысканий. Однако после этого у его подопытных дела обстояли, мягко говоря, не совсем хорошо. Уже почти во всём селе животина была им доведена до невменяемого состояния, чем сильно озаботились местные жители и предприняли меры. Из церкви пригласили служку, юного паренька, и попросили его дежурить по ночам.

        – Ты у нас церковник, почти святой, черти тебя не тронут,… но будешь ещё святее, если выследишь того, кто у нас в селе по ночам животину калечит,… порчу на неё наводит,… выяснишь, что это за нечистая сила повадилась к нам во дворы лазить!… А как выяснишь, так нам скажешь,… уж мы потом разберёмся, как с ним поступить!.. Тут ведь дело в чём,… мы-то народ трудовой, днём работаем, кто в поле, кто по ремеслу,… а ночью нам спать требуется,… выспаться для работы надо,… по темноте шастать некогда!… А ты служка, должность у тебя такая, вот и послужи людям,… да и Богу тоже,… найди бесов,… сыщи их окаянных,… выведи на чистую воду!… - слегка грубо, как и все деревенские люди, напутствовали его селяне, да снарядили на ночное дежурство.
                Глава 12
Кстати, служка хоть и юный паренек, но оказался не из робких, и охотно согласился на столь рисковое предприятие. Взял с собой на всякий случай крест, освящённый крещенской водой, и осиновый кол для острастки, уж коли демон вдруг окажется вурдалаком-кровопийцей, то получит жёсткий отпор. В общем, тоже снарядился во все оружия. И вот пришла очередная ночь. Село погрузилось в темноту. Паренёк-служка затаился на крыше скотского сарая, и стал вести наблюдение с высоты, что вполне логично, ведь оттуда прекрасный обзор.
       
       А тем временем Ильюшенька уже по привычке усыпил Ойген Карловича и отправился на свой промысел. Сегодня он наметил себе препарировать молодого бычка. И надо же такому быть, так уж случайно совпало, что этот бычок находился как раз в том сарае, на крыше которого примостился служка. В результате чего все дальнейшие события стали развиваться с невероятной стремительностью. Горящие в лунном свете глаза Ильи служка заметил ещё издалека. И это тоже вполне закономерно, чуда тут нет, два ярких пятна на огромной голове трудно не заметить. 

        Сердце у служки замерло, а по всему телу пробежал озноб. Он даже собрался бежать прочь, что тоже понятно, ведь по тропе кралось какое-то бесовское отродье. Доселе невиданное существо. Такого ужаса мало кто наблюдал. Пожалуй, лишь в церковных книгах его описывали как сатану. Для верующего человека страх неимоверный. Однако юношеская любознательность служки взяла верх над предрассудками, и он стал запальчиво наблюдать за продвижением Ильи, который в этот момент, мелкими перебежками продвигаясь по тропинке, уже достиг сарая и беспрепятственно в него заскочил.
      
        За это время служка успел хорошенько рассмотреть Ильюшу, и даже смог убедиться в том, что это никакой не монстр, а всего лишь непропорционально развитый подросток с признаками какого-то странного глазного заболевания. Естественно первоначальный испуг у служки вмиг прошёл, и теперь он уже вознамерился поймать Ильюшу, коего всё село принимало за демона и жутко трепетало при упоминании о нём. Впрочем, кое-какая опаска у служки всё же ещё оставалась, ведь Ильюша вскрывал животных и менял их поведение, а такое обстоятельство, конечно, настораживало.

         А потому, служка, тихонько, не поднимая лишнего шума, спустился с крыши и, аккуратно приоткрыв дверь в сарай, осторожно заглянул вовнутрь. То, что он там увидел, заставило его вздрогнуть. Ильюшенька уже усыпил бычка, склонился над ним в три погибели, и даже занёс руку с ланцетом намереваясь вскрыть брюшную полость бедняги. И вот эта занесённая рука вместе со светом исходящим из его глаз, заставила служку действовать немедленно.

          – Ты чего это, антихрист, тут собрался делать!?… А ну не трогай животину!… бросай свой ножичек, не то я тебя оглоблей огрею!… - схватив рядом стоящую орясину от засова двери, вскричал он и тут же замахнулся ей на Илью. Ответная реакция Ильи была моментальной, он словно молния кинулся к выходу, и с силой, которая только была ему доступна, оттолкнул служку. Ещё секунда и Илья уже выскочил наружу. Мгновенно определив, в каком направлении его дом, он со всей прыти бросился бежать.

       А надо понимать, что с чрезмерно большой головой и тщедушным тельцем это делать весьма затруднительно. Несуразные движения его ног больше походили на потуги обречённого таракана, спасающегося от налёта птиц. Руки его бесформенно болтались по разные стороны, а глаза загорелись ещё сильней, почти как у литерного ночного поезда на полной скорости. Вообще-то ужасное зрелище, если конечно не знать, что это бежит болезненный подросток, хотя и искусственного происхождения, по сути — беззащитный гомункул. 

         Но служка-то не знал этого, а потому сразу попытался броситься в погоню за Ильёй, и, несомненно, догнал бы его, однако вдруг резко ощутил, что в его боку торчит какая-то штука и мешает ему двигаться, притом причиняет острую боль. Служка естественно пригляделся, и узнал в этой торчащей штуке тот самый ножечек, что держал в руках убежавший субъект, а точнее сказать это был хирургический ланцет Ильи, коим он собирался вскрывать бычка.

        – Вот же неудача,… он ранил меня, бесёнок,… прямо в бок всадил,… надо бы скорей обратиться за помощью… - пробормотал служка и скорчился от боли. О погоне теперь не было и речи, из бока сочилась кровь, и рану следовало зажимать, неприятное ощущение, трагическое состояние. А всё потому, что Илья, то ли по недомыслию, то ли с испугу не бросил ланцет, а кинулся бежать с ним в руке, да по неосторожности, отталкивая служку, ткнул его в бок. Просто неуклюже ткнул, и всё, без всякого злого умысла, без какой-либо цели, и сбежал.

       Но раненье-то служка получил, и это невозможно отрицать. Впрочем, оно-то, это ранение, и спасло Ильюшу от погони, в которой он, конечно же, проиграл бы, ведь служка как раз бегал отменно, иногда даже выполнял обязанности курьера при церковной переписке. Ну а теперь уж какие догонялки, и служка сходу направился в соседнюю избу, где жил Василий-скотник, здоровенный мужик, огромная детина, но добрейшая натура, и при этом со своими порочными привычками гнать по ночам брагу.

         – Эй, Василий, открывай!… меня демон ранил!… мне помощь нужна!… - закричал служка, стучась к скотнику в дверь. И минуты не прошло, как на пороге с зажжённой свечой в руке показался хозяин дома.
   
        – Чего-чего!?… чего ты там орёшь!?… как так ранил!?… рогами, что ли забодал!?… - удивлённо вскричал он, спросонья протирая глаза. На что служка показал ему свой бок.

        – Да вот, видишь, какой ножечек торчит,… неглубоко, но мешает,… он им собирался телка в сарае резать, но я не дал!… Да и не демон это вовсе, а какой-то уродец большеголовый,… странный отрок,… и глаза у него горят,… светятся, словно у кошки в темноте… - натужно заявил служка, на что Василий только и гаркнул.

         – А сам-то он где!?… его ж словить надо!… не то ещё кого прирежет, ошалелый!… Ну а ножечек мы тебе сейчас махом вынем,… да брагой рану прижжём… - вмиг отозвался он, отчего служка недовольно скривил рот.

        – Хм, вообще-то он сбежал,… упустил я его,… вон по той дорожке сиганул,… потом найдём,… он еле ходит,… а ты давай, что-то с ножичком делай,… да прижигай осторожней… - откликнулся он, и опять указал на свой бок.

        – А это я сейчас,… это я мигом,… я к такому привычный,… да ты хоть знаешь, сколько всего в мои бока втыкалось!?… я ж скотник!… Меня и коровы бодали, и козы кололи,… даже как-то по пьяной лавочке на бараний рог напоролся, и ничего, живой!… брагой рану промыл, и заросло, как на собаке!… ха-ха-ха!… Она у меня целебная на травах настоянная,… на меду да на подорожнике!… Щас я тебя ей намажу,… но этого бесёнка, стервеца, кой тебя подрезал, всё одно найти надо,… опасный он тип!… - протараторил почти целую тираду скотник, и повёл служку в дом, лечить.

       Хотя чего уж там лечить, скотник он человек бывалый, мигом ланцет из бока вынул да примочкой из своей браги рану смазал, и всего делов-то. Порез и вправду оказался неглубоким, кровь от действия браги сразу свернулась, и вся боль моментально прошла. Тут уж мужички пошли в сараюшку бычка проведать, как он там, ведь когда служка уходил, бедняга оставался без чувств. Зашли, стали осмотр делать, и практически сходу нашли сумку Ильи с инструментами, он впопыхах забыл её.

        – Ну-кась смотри, чего это там?… ты у нас парень грамотный,… вон, глянь-ка, на коробочке что-то на крышечке написано, прочти… - увидев футляр от ланцета, попросил служку Василий.

         – Погоди, сейчас разберу,… а ты свечкой посвети… - потребовал служка и сразу прочёл, – тут написано, «собственность профессора Тельнова О.К.»,… вот так дела!… - изумлённо заключил он, на что тут же отреагировал Василий.

        – Ха,… так это значит инструмент того профессора, что живёт за селом в усадьбе у реки,… выходит, это его детёныш сюда приходил,… слышал я, что у него в доме вроде кто-то завёлся!… Бабки у колодца судачили, мол, какой-то ребёнок у него за забором плакал,… правда, это было ещё по весне,… хотя может уже и подрос!… Но опять же ты говоришь, что тот уродец вроде уже как большой, чтоб плакать,… однако кто их знает этих детей, сегодня он малыш, а завтра уже с ножом в подворотне тебя поджидает!… В общем, что-то тут неясно,… не сходится чего-то,… дело тёмное… - вдруг сделал заключение Василий.

        – Да уж,… это точно, чертовщина какая-то,… дети плачут, уродцы ходят,… но что бы там кто ни говорил, а этот инструмент однозначно показывает, следы ведут в усадьбу профессора!… И с этим надо что-то делать, не то нам всем тут беды не обобраться,… такой детёныш нас всех распотрошит,… правильно ты подметил, сегодня он меня ткнул, а завтра тебя зарежет!… Да ты ещё посмотри, как он ловко телёнка усыпил,… тот даже и не пикнул,… режь его хоть вдоль, хоть поперёк,… не к добру это!… - резко отозвался служка.

         – Ты прав, спит как убитый,… хотя телок этот шибко строптивый, мало кого к себе подпускает,… а этого допустил!… Ну, так надо кончать с этим, иначе уродец и нас всех тут прибьёт,… давай-ка пока не поздно мужиков собирать,… пойдём к профессору, пусть-ка он нам выдаст этого бесёнка,… а уж мы его судить станем за порчу скотины!… Ты беги по избам, буди наших,… поднимай, да сюда их веди!… А я пока вилы да факела приготовлю,… пойдём скопом, чтоб убежать не смог,… достанем, изверга… - зарёкся Василий и служка тут же умчался выполнять его указание. Сам же скотник остался крутить факела, а то как же без них-то, без них ни одна деревенская облава не обходится, с факелами-то сподручней демонов ловить.
                Глава 13
А тем временем испуганный и весь взъерошенный Ильюша уже примчался домой. И едва переступив порог, сразу обнаружил, что забыл в сараюшке свою сумку. О ланцете Илья даже и не вспомнил, ведь до него так и не дошло, что он пырнул им человека в сарае. Ильюша теперь думал лишь о том, что его застали прямо на месте его не совсем законных деяний, и что это всё вскоре может раскрыться. Осознание того, что разоблаченье близко, терзало его.
 
        – О, какой же я растяпа, такую улику оставил,… это всё,… это неотвратимый крах моих исследований!… Меня же не поймут, осудят, станут упрекать,… да вдруг ещё и накажут!… Но ведь я ради науки старался!… Ой, какое ужасное положение,… но что же делать?… кто мне поможет?… кроме профессора и некому!… Надо немедленно его разбудить и всё ему рассказать,… только он способен меня полностью защитить,… он мой спаситель… - немного прейдя в себя, рассудил Ильюша и тут же кинулся будить профессора. Принялся его трясти, усиленно раскачивать, будоражить, и даже хлопать по щекам, но профессор блаженно спал, ведь на него безотказно действовал «эликсир сна».

        И только сильнейшие дозы нашатырного спирта, аммиака, позволили Ильюше наконец-то привести Ойген Карловича в более или менее адекватное состояние. Слегка позевывая, он стал внимательно всматриваться в мимику Ильи, который, словно на исповеди, как на духу начал изливать ему все свои ночные похождения. Практически в красках описал каждое своё деянии, каждый эксперимент с животными. А когда он закончил, профессор ещё пару минут ошалело смотрел на него. Однако осознание случившегося заставило и его быстро соображать.

         – Милый мой Илья,… дорогой мой мальчик,… ты мне будто глаза открыл!… Я только сейчас понял, что же я натворил,… я, словно в чувства пришёл от долгого забытья!… О, как же я был безрассуден, замыслив создать тебя,… ты даже не представляешь, насколько я заблуждался,… ведь этот мой поступок кроме как игрой в Бога назвать нельзя!… Я действительно уподобился ему, я создал нового гомункула,… человека непознанного, но умственно совершенного,… я дал тебе навыки,  знания, и ты со временем из милого прекрасного ребёнка превратился в жестокого беспринципного узурпатора уничтожающего окружающую среду ради собственных интересов!… Из тебя получился, готовый прототип всего человечества, ты его точная модель,… ведь и оно изначально было робким очаровательным дитя по сравнению с дикой природой, и пряталось глубоко в пещерах!… Но прошли тысячелетья, человечество набралось опыта, знаний, вышло из пещер и стало завоёвывать да подчинять себе всё и вся!… Господь дал людям разум на благие дела, а они используют его лишь на удовлетворение своих низменных потребностей и интересов!… Ты посмотри, что делается вокруг,…  повсюду вырубаются леса, истребляются животные,… строятся всё новые заводы, фабрики, горят печи, воздух наполняется чадом, кругом грязь,… да много ещё чего такого, что вредит природе и всей планете в целом!… Человечество до того доведёт Землю, что ему придётся бежать с неё,… и это ужасно!… Вот и ты, пройдя начальную стадию развития в тихом укромном месте, теперь выбрался из него, и стал осваивать всё вокруг, истребляя и меняя сельских животных,… и это лишь начало!… Дальше ты пойдёшь в леса,… там станешь резать всех и вся, не давая природе пощады,… а потом дойдёшь и до людей!… Ах, мой бедный, незрелый Ильюша,… мне надо было прежде научить тебя правилам проживания на наше планете,… указать, как бережно относиться к тому, что нас окружает,… как сохранять флору и фауну,… а я забил тебе мозг всякими научными знаниями!… Они конечно важны,… но в свете нынешних событий оказались вредны, и теперь только бегство спасёт тебя от расправы сельчан!… Они люди тёмные и не поймут тебя, а ты столько всего нехорошего им сделал, что иного выхода нет!… Да и мне тоже стоит исчезнуть отсюда,… но прежде я спасу тебя, иначе толпа местных крестьян растерзает тебя,… уж я их знаю, это такой народ, они обязательно придут и конечно толпой!… - разразившись длительной тирадой, сделал философские выводы Ойген Карлович, на что Ильюша тут же ответил.

        – Да, я согласен бежать,… вы во всём правы профессор,… я не послушался вас, схитрил, обманул своего создателя, своего творца, и теперь мне расплачиваться! Вы за меня не должны отвечать, мои поступки, это мой грех,… и я теперь уйду далеко-далеко в глушь, чтоб никогда не попадаться людям на глаза!… А вы не беспокойтесь за меня,… там я не пропаду, мне хватит знаний, чтоб выжить и освоится,… да и поранится мне тоже не страшно, ведь благодаря вашей крови я наделён регенерацией,… практически я бессмертен!… А боюсь я лишь одного, что люди поймав меня, надолго посадят в каземат,… или того хуже, в дом умалишённых,… неволя для меня хуже смерти, так что я готов бежать… - окончательно прейдя в себя, принял решение Ильюша, и крепко обнял профессора, на что тот ответил взаимностью.

       Ну а дальше медлить не стали, прощанье было коротким. Ойген Карлович прекрасно знал, на что способна толпа разъярённых деревенских мужиков, бунты на Руси случались нередко, о Емельяне Пугачёве и Степане Разине каждый наслышан. В общем, через несколько минут, наскоро снарядив Ильюшу необходимыми продуктами и кое-какими вещами, профессор вывел его через заднюю калитку прямо в лесной массив подальше от села. На прощание они ещё раз обнялись, слегка расплакались и разошлись. Ильюшенька с его горящими глазами мигом растворился в ночном полумраке.

        Впереди его ждала большая, долгая, а быть может даже и вечная жизнь, ведь по своему устройству он действительно бессмертен. Ему не страшны никакие ранения, царапины, ушибы, и даже более серьёзные увечья, хоть рви его на куски, он всё равно восстановится, но вот сидение в каземате без дела, для него крах, там бы он точно сошёл с ума. Так что его решение уйти подальше от людей в глушь вполне оправдано. И если вдруг вы где-то когда-то увидите большеголового гомункула с крупными, горящими глазами и тщедушным тельцем, то не пугайте его, а просто знайте, что это скорей всего неприкаянный Ильюшенька бродит вдали. Впрочем, это могут быть уже и его потомки, кто знает, кто знает.

        Ну а что же касаемо профессора, то ему предстоял ещё один неприятный разговор. Этой же ночью он выдержал натиск возмущённых сельчан. Мужики, возглавляемые скотником и служкой, явились почти на рассвете. Ойген Карлович принял их дружелюбно, и это невзирая на то, что они пришли с факелами и вилами наперевес. Гневного ору и криков было предостаточно. Естественно сельчане требовали от профессора выдачи демона или того бесноватого отрока, который скрывается в его доме. На что Ойген Карлович вежливо ответил.

        – Дорогие мои соседи,… уважаемые господа соотечественники,… не надо так волноваться,… да, я виноват перед вами, согласен, и я признаю свою вину!… Но я могу оправдаться,… дело в том, что у меня гостил мой дальний родственник, племянник по линии двоюродной тёти!… Одним словом, седьмая вода на киселе,… но он отрок особенный, весьма неординарный, в детстве его уронили,… он выпал с кроватки и сильно ударился головой,… а в результате вырос с большими отклонениями!… Хворый, бедняга,… то заплачет как дитя, то вдруг завоет, как вьюга,… а то ночью пойдёт и станет кур потрошить, не уследить за ним, прям беда!… В общем, больной мальчик, жалко его,… и вы знаете, буквально вот перед вами, заехала за ним его тётушка,… да тут же ночью и увезла его на лечение в Карловы Вары на минеральные воды!… Так уже вышло, поезд отходил практически через час, пришлось торопиться!… Ну а то, что бедный мальчик у вас там натворил, то я готов это компенсировать,… все убытки я вам возмещу, выплачу,… вы не сомневайтесь!… А в качестве примирения, я хочу угостить вас добрым медицинским спиртом, он чистый как слеза и свежий как берёзовый сок!… У меня его целая бутыль,… и отчего бы мне ни поделится им с вами, добрыми людьми,… мне не жалко, милости прошу… - зная страсть сельчан к крепким напиткам, недолго думая, но вполне умно предложил им профессор. И конечно попал прямо в цель.

        Мужички после его слов о компенсации и спирте сразу заулыбались, повеселели, вмиг отставили в сторону вилы, и стали сочувственно ёрничать по поводу неадекватного племянника, дескать, и у них встречаются блаженные родственнички, мол, и в их селе есть юродивый, знаем как с ним тяжело, ну и так далее. На что профессор вынес мужикам огромную бутыль спирта и в придачу немалое количество денег, приличную сумму. При виде всего этого богатства радости мужиков не было предела. Сельчане тут же заверили Ойген Карловича, что у них к нему никаких претензий нет, и весь инцидент отныне забыт навсегда. Также отметили, что профессор в любой момент может обращаться к ним за помощью. После чего мужики забрали свои трофеи и разошлись по домам, отмечать свой удачный поход.

       Профессор же, невзирая на все уверения сельчан, в том же месяце всё-таки съехал с Богородского, и со временем эта история забылась в селе окончательно. Говорят, потом профессор поселился в Лефортово, в Немецкой слободе, и даже сменил фамилию, выбрал себе германскую, хотя имя оставил прежнее — Ойген Карлович. Прав он был в своём выборе или нет, я не знаю, но только то, что он правильно оценил и сравнил поведение Ильюши с поведением всего человечества, в этом я уверен, это я принимаю и одобряю, тут у меня сомнений нет.

        И тому есть масса подтверждений, ведь мы, некогда сотворённые Создателем, и, пройдя немалый путь познанья, теперь бездарно рушим свою колыбель, разоряем свою обитель, матушку Землю. Так что вполне возможно и нам через столетья придётся на самом деле бежать с неё неизвестно куда, почти так же, как сбежал из отеческого дома Ильюша, перед этим натворив немало безответственных поступков. Ну а чтобы нам всё же не пришлось этого делать, то я знаю точно, что всему человечеству следует немедленно задуматься над своим поведением, и вовремя взяться за исправление тех ошибок, которые мы уже совершили по отношению к природе и всему живущему на нашей чудесной, удивительной планете…
                Конец
Igorshipskih@mail.ru                Автор: Шиповских Игорь.