Степан. рассказ

Илгиз Ахметов
Степан.
рассказ


     День начинался как обычно...
Нет, может лучше так:
    Ничто не выдавало, что наступившее утро станет днём, наполненным кошмарами и нечеловеческими испытаниями для Миши, праздновавшего сегодня свой 11ый день рождения...
    Вот, так вроде более складно получается. Просто, рассказать о тех событиях, переплетённых друг с другом настолько запутанно, даже начинать рассказать сложно. Но для внесения ясности, я видимо лучше начну с событий, прешествовавших этому дню. С того, как и почему я оказался в этой деревне. Иначе всё дальше только, наверно, запутаю.
    Уезжая со станции Тайга на привычном для меня плацкартном вагоне, куда билет я купил, выезжая из дома, еще заблаговременно, туда и обратно, ещё не зная, что обратный путь прервётся, еле начавшись. Чувства во мне бурлили так, что усидеть на одном месте было трудно. Как назло, не было и вагона-ресторана, да и проводница попалась какая-то огрессивная. Правда, возможно я сам виноват: после того, как положил цветы на могилу своих друзей я и вправду был сам не свой. До момента возложения цветов всё вроде было хорошо. Заранее через интернет переписался с цветочным магазином, заказал ровно 100 гвоздик кроваво-красного цвета, выполнил предоплату. Кто-то скажет, зачем столько... Поясню... Тем четверым, что лежали там и спали вечным сном, в сумме было бы ровно 100 лет. Одному 24, двоим по 25, и Николаю 26... Вот и получается. Нарочно не придумаешь. В магазине молодая продовщица, тепло улыбаясь, вынесла мне до самого такси этот огромный букет. Водитель, не ожидавший увидеть такое, стал тараторить какие-то неясные слова про даму сердца, что он, вкалывая сутками, не может даже жене подарить розу на день рождения и ещё какие-то слова.
    -Это на могилу... четверым...
    Слова, сухо и гортанно сорвывшись с моих губ обожги всё вокруг: даже декабрьский свежевыпавший ослепительно белый снег вдруг стал перед моими глазами каким-то тёмным, слова, звучавшие в воздухе не доходили до моего сознания. Стали какими то непонятными – смешанными со звоном в ушах. Девушка убежала обратно и почти мгновенно вернулась обратно. Это наверно из-за резкого скачка артериального давления на фоне стресса от услышанных слов с уст таксиста в моём восприятии произошло какое-то искажение пространства и времени...
    -Это от меня... Положете?
    Она держала в дрожащих руках две белые гвоздики. На этих белых лепестках как кровеносные сосуды на теле тянулись красные прожилки...
    -Вы же мне сказали... Сами... Помните? Вечная им память...

    Выходя из парка после возложения цветов я был не в состоянии оценивать происходящее. Земля уходила из-под ног, какой-то необычно жгучий ветер теребил мои волосы, это я оказывается до сих пор нёс шапку на руках. Оглянувшись, вдруг увидел, что пастомент пуст. Я окаменел! Куда-то в левую сторону спешно удалялся мужчина с этими самыми цветами... А через буквально две минуты белый снег стал красным. Цветы разлетелись в разные стороны, наглец, ползая на четвереньках метил своей кровью с разбитого носа тропинки. А я не владея собой, продолжал наносить беспощадные удары... Откуда не возьмись, появились ещё трое, видно собутыльников, а спустя секунды и они составили компанию этому вору.
    -Там... –прохрипел я, – лежат четверо моих друзей! Смотри-ка! И вас четверо! Может вас и положить вместо букета памяти??? Принести жертвой во славу Аллаху???
    Вернувшись обратно, прочитал несколько сур из Корана перед тем самым камнем, куда буквально только что возложил обратно те же цветы. Поставив на колени с приклоненными головами этих бессовестных впереди себя перед камнем. Смотри-ка! Стояли-то оказывается... Как раз лицом и Мекку...

    -Знал бы, что сюда, – встретил меня таксист, – не поехал бы.
    -Почему?
    -Здесь было тюремное кладбище. Понимаешь? Это потом уже парк сделали...
    -Знаю. Только кладбище по другому немножко называли: “социальное”...
    -Какая разница...
    -Может и никакой... Только... Тут похоронены четверо моих товарищей, героически погибших от лучевой болезни. Боевых, понимаешь, товарищей!
    Дорога в сторону вокзала пролегает через весь город. Долго ехать. По обе стороны мелькают те же серые дома, какими я их видел лет тридцать назад. Оказывается, сам не заметив сказал это вслух.
    -Город только в центре и изменился! Да на Поле Чудес... Там, за городом...
    -Да, Россия везде одинакова.
    -Да не смотри ты на мои наколки... Я ведь тоже Афган прошёл... С двумя боевыми наградами вернулся... Лучше бы я их не показывал...
    -Никак судьба стандартная? Пришлось за честь боевую кулаки в ход?
    -Так точно... Вышел на танцы... Какой-то щегол медаль сорвал! Дальше ясно... А щегол оказался сыном горкомовского работника... Дали три. Отсидел пять. Вышел – опять сел. За то же... Но в этот раз вышел уже через полгода. Земля-то ведь, оказывается, всё-таки круглая! Щегол этот, пока я чалился, всё ”рос”. Да не умом только, лишь наглостью. Постепенно по наклонной... И вот, когда откинулся с первой ходки, первым делом пошел и врезал ему! Упал не совсем удачно – сразу сознание потерял. А за мной, оказывается следили. Тут же и забрали. Так что, я и дом то видеть не успел... А потом... Не поверишь!!!
    -Я теперь всему поверю...
    -Когда сидел... Привезли этап. Очередной. Я был в шоке! Щегол был среди них! Авторитет у меня был, хоть я и мужиком числился, блатные, да что там – паханы – и те с уважением относились. Вопрос встал сам по себе. Щеглу пришлось ответ держать. Вот тогда я и узнал, что после того, как забрали меня, он вернулся домой, избил родителей. Но мать – это свято! Я любого за мать порву! А он... На родную мать! Руку поднять! Отец пытался помешать, да от полученных ударов скончался вроде в тот же день. Его по СИЗО, пока по зонам... Да и тут прославился: куда попадёт – везде проблемы создавал. Пока к нам не попал. Воспитательный процесс длился недолго: его перекрасили. Я написал начальнику тюрьмы. Сидел у нас юрист один. Он помог правильно написать. Век ему благодарен буду! Кстати, и сейчас дружбу поддерживаем! Дело пересмотрели. И моё, и щегла. Меня сразу на свободу, а щеглу потолок... 25 лет... Опущенные столько не живут... За то, что отца с матерью на тот свет отправил – этого мало...
    Он замолчал. Закурил. Слегка опустив стекло, отправил дымок внаружу.
    -Вот как этот дым... Был щегол – и нет щегла! Ох, как хорошо было бы, если бы его вообще не было! Уродов таких ещё до рождения... Чтоб жизнь людям не портили!
    Ветер, что становился только крепче, к вечеру превратился в буран. И уже заходя в вагон, проводивший до самого тамбура таксист вдруг спросил:
    -А не ты был случайно тогда, на Кандагаре???
    Вот так случайность! Столько лет прошло! А всё как сегодня...
    -Оставайся! Не уезжай! Хоть на денёк!
    -Так билет ведь пропадёт!
    - Поменяем мы билет! Не вопрос это совсем! Таксист я или кто? – и уже вагоновожатой, – Сколько ещё до отправления?
    -20 минут ещё...
     И мы тут же помчались к служебной кассе, перерегистрировать билет на рейс через день.

    Узкая неухоженная извилистая дорога  вела нас туда, где как обещал мой новый старый знакомый ещё с Афгана Степан, ждали рыбалка на озере, баня на его берегу, шашлыки на природе и компания друзей.
    -Видишь – дорога лесная. Никто никогда сюда даже гравий не отправлял... Это мы, попутно, при каждом удобном случае из города строительным мусором грузимся да высыпаем там, где похуже. Теперь здесь как раньше колеи не бывает. Я начал было в мешках песок речной в багажнике возить – целая история получилось! Остановили ГАИшники да стали требовать, что внутри спятал. Четыре мешка по два ведра высыпал на обочину. Стыдно же перед пассажирами своими! Они едут именно в эту деревню, знают, что дорога ни к чёрту, и... молчат! Хоть один бы слово сказал в поддержку!
    Степан говорил, говорил... Мне, конечно было приятно слушать, да и время проходило быстрее. К сумеркам выехали из леса и впереди открылся изумительно живописная картина: по низовью распологались дома в одну улицу, изогнутую в форме серпа вдоль берега озера. Из печных труб шёл дым. Такой белый-белый и прямо поднимался вверх.
    -Плохо, что забросил я рисование... Лучшего сюжета – просто не найти!
    Встречать нас, заметив свет фар, вышла целая толпа. Это Степан, пока я в магазине брал продукты, позвонил, предупредил о приезде. Тихое поначалу застолье постепенно стало переполняться, вскоре в доме яблоку было упасть некуда... Похоже, собралась вся деревня. Здесь все знали историю о том, как Степан, раненный тогда от взрыва мины, весь перебинтованный, лежал на носилках на лётном поле Кандагарского аэропорта и ждал отправки на большую землю. О том, как напали духи, каково это, быть беспомощьным, безоружным – когда на тебя и таких же как ты беспомощных идёт целая орда – прямо как стая саранчи... Правда, здесь, в таёжной деревне никто никогда саранчу даже в глаза не видел...
    А потом свершилось чудо: кто-то открыл пулемётный огонь, стрелял так, будто сам бог помогал противостоять врагам. Кровь текла рекой, трупы образовали горы. Вот так Степан обрел второе рождение. И не только он. А все почти две сотни раненных, что лежали тогда на полосе...
     Когда Степан в очередной раз рассказал об этом, уже при мне, вдруг замолчал. Преодолевая себя, изо всех сил стараясь удерживать слёзы, высказал отрывисто, слова по одному и каждый раз, после каждого слова тяжело дыша:
    -Это он стрелял тогда... Он спас...
    Шатаясь, сделал несолько шагов и сжал меня в своих могучих обьятиях. Тишина, воцарившая при последних словах накалилась до предела и... взорвалась! Дом мгновенно наполнился словами и чувствами восхищения, родости, удивления и ещё многими мноими прекрасными состояниями.
    В этот вечер говорили много. Очень много. И всё больше о тех, кто не дожил до этого дня. О моих четверых тоже... Так постепенно ночь сменило утро. Никто не хотел расходиться, более того, к утру стали приезжать гости, кто каким-то чудом узнал о моем приезде.
   
    Только, это удивительно, я пожалуй понять этого никогда не смогу, если есть счастье – рядом обязательно появляется горе!

    Именно так и случилось. Время было наверно уже ближе к обеду, мы со Степаном пошли топить баню, сделанную по самым что ни на есть старинным традициям. Огромная баня, срубленная из толстых брёвен, вмещающая сразу хоть 10 человек, была чёрной. Да такой, в которых и мылись наши предки, которую с гордостью называли русской баней. Хозяин всего этого заведения, тёска моего Степана, оказывается специально выписывает берёзывые дрова и берёзовые веники для этой бани, специально собирает травы, чтобы запаривать...
    Итак шли мы к поленнице, пробиваясь через выпавший за ночь снег, разговаривали. Вдруг... с обратной стороны, за поленницей послышался какой-то неясный шум, будто кто-то пытался шевелиться изо всех последних сил. Степан, он ведь здесь постоянный, знает где что находится, кинулся за поленницу. Тут же раздался крик наполненный и жалостью и страхом и удивлением одновременно:
    -Сюда!!!
    Когда я подоспел, он уже пытался отделить от столба мальчика, так безжалостно примотанного скотчем... Уже замерзающее, еле живое тело мальчика упало на мои руки. Степан изо всех сил старался и зубами и ногтями отрывать скотч, разматывать и делать хоть что то, чтоб мальчика освободить от пут. К нам прибежали ещё несколько человек, наконец мальчика понесли в дом, где он только спустя полчаса смог сказать свои первые слова.

    ...Накануне к Мише, которому вот вот исполнится 11 лет, приехал папа. Так бывает, что родители расходятся. Живут каждый отдельно. А ребёнок в таких случаях остаётся самым незащищённым, самым обиженным во всей вселенной. Хоть и любят его оба родителя. И каждый по своему. Появившийся в доме отчим, может и был хорошим человеком, но Мишу, мягко скажем, нинавидел. Потом он сменился другим – тот оказался пьяницей, часто выгонял мальчика без всякой на то причины... Потом появился третий... Тоже не лучше...
    Ехал как-то раз отец Миши с рейса. Уже смеркалась. Сердце почему-то было не на месте. А было это несколько лет назад к концу марта. Снег уже во всю таял, а вечерами из-за наступающих ночных морозов подмораживало так, что все тропинки и тротуары покрывались льдом, идти становилось просто невозможно. Потому пешеходы предпочетали проезжую часть – там хоть не подскользнёшься. Миша, сбежав из дому, пустился куда глаза гледят и шёл как раз таким образом, когда вдруг его увидел отец с кабины своего грузовика. После этого он жил у отца, ходил учиться в школу, куда отец договорился, чтоб Миша не пропустил учебу. Всё, наверное, было бы хорошо, по крайней мере не хуже, если бы какой-то доброжелатель не сообщил в органы опеки по месту его раннего жительства. А те, в свою очередь вынудили мать написать заявление, будто сына похитил отец... А попробуй против системы идти! Никого не волнует, что мальчик говорит правду – важна бумага, что написала мать под диктовку подонков! И на основании этой бумаги судья выносит решение: запретить отцу приближаться к сыну без личного разрешения матери...
    И вот, в этом году, для того, чтоб поздравить сына с днём рождения, ему пришлось получить писменное разрешение с органов опеки. Эта унизительная процедура, сбор подписей от всяких бездельников, отъевших себе задние полушария до невозмых размеров, которые уже потеряли всякую даже внешнюю схожость с женской фигурой... Уж не говоря о их внутреннем мире...
    Наконец бумага была получена. Миша держал в руках несколько коробок: ноутбук, коробку с солидной надпись “NIKON” и брезентовый чехол с профессионал;ным штативом внутри. Осуществилась мечта ребёнка: он давно мечтал о фотоаппарате, уж не говоря о собственном копьютере! Короткие минуты встречи отца и сына истекли. Пришло время расставаться.
    Этот очередной отчим Миши был намного старше матери, а его старший сын славился как отьявленный хулиган и пьяница. Вечером, когда все были на этой встрече со мной, этот хулиган отыпался где-то после своего очередного загула. А Миша был. И он очень жалел, что не прихватил с собой фотоаппарат! Потому, как только проснулся, первым делом взял в руки камеру, быстро оделся и побежал в нашу сторону. Но только не добежал. Путь ему перегородил тот самый алкаш, гроза всего села. В следующее мгловение он бесцеремонно вырвал новенький фотоаппарат у мальчика и злобно произнёс: “Тебе такие вещи никчему!” Миша кинулся к этому взрослому дядьке, но силы были не равны. Из подмышки злодея выпал свёрток, по земле покатились несколько рулонов скотча: это он успел каким-то чудом украсть их с магазина. Мальчик кричал, того и гледи – кто-то услышет, тогда слодей решил от него избавиться: ударил по голове. Теперь-то что делать? Не оставить же посреди улицы! Вот тогда понёс он Мишу за поленницы и примотал теми самыми ворованными скотчами к столбу.
    Так и замёрз бы, если бы не пошли мы за дровами тогда. Вовремя. Дальше всё произошло в духе обычного деревеньского скандала: за дебоширом гнались все, размахивая кто-чем. У кого-то в руках мелькнула даже кочерга... Его отец, отчим Миши, тоже изрядно выпивший к тому моменту, был единственным, кто хоть как-то пытался защищать убегающего.
    Хулиган бежал, наверное и не осозновая куда, а следом его отец. Изредка оглядаваясь назад, он замечал стремительно приближающуюся фигуру. Оттого и старлся бежать ещё быстрее.
    Толпа остановилась на берегу: эти двое ушли уже довольно далеко, всё ближе туда, где чернеющим пятном простиралась поламя... Под ногами у них лёд становился всё тоньше и тоньше... Раздался треск... Одна за другой исчезли обе фигуры. Народ застыл. И в этой мертвецкой тишине кто-то тихо произнёс: “Не видели мы этого...”
    Все развернулись. Никто не произнёс ни единого слова. Это сработал закон тайги. Очищающий общество от нечести.