Кстати, батя тот еще затейник и фантазер, какие редко нарождаются в наших широтах. Свидетельств тому немало, как злые языки, коих всегда хватало, лишь пальцем крутили у виска и сладостно предвкушали фиаско: ничего-то не выйдет, это решительно невозможно! быть пусту… пророчили-с. Ан нет: кое-что вышло, местами даже сверх задуманного, вразрез и вопреки. И главным проектом, делом жизни родителя, очевидно, стал я. К слову, иные по наивности своей полагают, что и назван я в честь отца, какое милое заблуждение: все-таки в честь апостола одного, не из последних. И хотя святости не достиг, зато постиг в избытке внушительных людских драм, подвигов, подлостей и прочих показательных проявлений.
Буквально с зачатия уготована мне была доля завидная, перворазрядная, и, прямо скажем, оправдать ожидания, с известными оговорками, удалось. Теперь уж, когда обо мне написаны тысячи книг, статей и стихов, а слава разлетелась далеко за пределы границ, сомнениям по определению не должно бы оставаться ни шанса, ни места. И вместе с тем удовлетворенности судьбой в полной мере не было и нету. Явно ведь не все устроилось так, как планировалось на схемах и сияло в самых смелых мечтах: могло же, могло бы быть куда гармоничнее, удачнее и счастливее.
Что с одной стороны странно, а с другой вполне объяснимо: обыкновенно меня чрезмерно превозносят и восхваляют или, напротив, принижают и бранят на чем свет стоит. Должно быть, причиной тому непохожесть на сородичей и побратимов: то есть вроде как бы и свой, а в то же время какой-то чужой и нездешний, отстраненный и надменный, возомнивший себя превосходительством среди середнячков и заурядностей – кому же это понравится? А вот простую, трезвую, взвешенную оценку отнюдь нечасто услышишь, примерно где-то между «иногда» и «никогда». Немудрено, ибо оценка – следствие мыслительного усилия и напряжения чувств, а откуда им взяться в эпоху клише и штампов?
Возможно потому и вырос я столь разномастным, едва ли таким, каким видел отец, сделавшись господином хмурым, нервным, строгим, щеголевато-неухоженным, совсем не как та неугомонная боярыня из средней полосы, которую отчего-то постоянно мне ставят в пример и выдают за эталон. И пускай у меня давно отобран титул, столовое серебро и прочие предметы роскоши благополучно промотаны и профуканы, а блеск столичности прилично поугас, все же многим по-прежнему кажусь я притягательным и мистическим: гостей, что добавляют нотки заезжих интонаций, наречий и противоречий, посещает довольно. Их, странников, желающих осмотреть зодческие творения прошлого, различные портики и пилястры, по сезону тьма, но, должен предупредить, в лабиринты арки беспричинно лучше не забредать: в подворотнях может случиться вполне негостеприимно.
А по фасадам, лепота-красота! Однако сырой, ветреный климат запросто смазывает впечатления и снимки. Воды, одетые в рукава Невы, курсирующие по каналам экскурсионные кораблики, зазывалы зевак с матюгальниками – таковы реалии короткого лета, а затем, извините, зима, пронизывающая сквозняками и закутывающая в заячий тулуп.
Таков я – недоносок идеала, бедный всадник, давно застывший на месте, забывший свой путь и назначение. Полузакрытое окно в Европу, ведь там теперь, как общеизвестно, уцелели одни только радужные и бесполые, несчастные наркоманы, потаскухи да обездоленные полукровки. Сомнительно, понятно, но… Так Говорит Телевизор!
Знаешь, Вера, меня всегда занимал простой вопрос: насколько город, именно что город, а не пресловутая среда обитания, воспитание, климатические условия, зов крови и тому подобное способен влиять на характер и формировать ценностные настройки личности? Могу ли я хоть на минутку побыть Петербургом и порассуждать от его имени? Сдается мне, как живая частица его – право имею.