Бабьи радости и власти шалости... продолжение

Анатолий Озеров
-Пятровна! Кто это? - ометом   скаковым несется к тебе в двор? Бутылку убери и нос утри. Анкор, еще анкор…- смотри, смотри, она чего-то прячет.  За пазуху, а это ей в укор.
- С наскока требуха трясется… - позорный коленкор. Хоть прячься, лезь под святцы или стол… беды не миновать…  аж хочется бежать, блевать… дверь отворяй во двор.
Пятровна наспех смахнула в руку крошки со стола, их высыпала в рот…- шмыгнула носом
-  А мой кобель не лает, значит гость незваный, свой. Смотри, смотри как головой мотает…ослепла я, не вижу… что за гость?    
-Не баба, прямо гвоздь без шляпки, Еж в тумане… вернее на аркане гусеница ползет сюда. 
-Давай поспешать… коль к нам спешит подмога… не от бога.
-Рядиться мы не будем, а рот залудим.
Мамон с Пятровной не сговариваясь по рюмке лихо хлобыстнули… закусить не успели… а Горемиха, тут как тут. В лице ум не прочтешь, тоща, как бычий хвост. Как хочешь величай…заблеяла в «кошмаре».  А здесь спокойный рай. Мамона и хозяйку не пугай, они не на пожаре.
Горемиха влетела на метле, не здравствуй, не прощай. Как леший, вся в репьях…и начала с порога: - -Вы моете мне кости? - ради бога. Я нынче на «сносях» и подшофе. Вы клад нашли… я точно знаю. Золото небось? -делиться непременно надо. Вы здесь кумекаете, как добром распорядиться? Делим на три части, - на троих.   
 Пятровну будто оса ужалила, она дерьмо где надо не оставила… с собой взяла.  В суть, запаха добавила не мучась, как всегда.
- Понеслась дура по кукурузе. Какое золото? Какой у бабы клад? У бабы ценен зад… а ты трясешь пред господом мощами. Кощей бессмертный встал сейчас пред нами… и ссыт нам прямо в горсть.
И сыпет соль в рану.  Акстись, клад в селе –навоз.
- Навоз навозом, а вы как под наркозом…серпом в моём мозгу.
- Ты бабёнка впрямь с ума сошла… неужто Квит тебя за клитор ущипнул и носом в нужник затхлый ткнул? Пал голым на тебя, что ты с лица сошла?  Признайся, что грешна. А кости мыли мы твои вчера. Они поди остыли…без козырей ты здесь с погонами шестерка…совсем сошла с ума. Мамон, банкуй.
-Не сошла. И не грешна! Я земельку копнула, а там сундук кованный, и край,облеванный… а по среди черта.
Мамон с Пятровной переглянулись… что она несет. Какой сундук?
-А рядом плита бетонная, или гроб разорённый… я не разобрала, но поняла. Клад делим на троих.
Пятровна развела руками. - Мамон разливай, наливай на троих. Благо рюмка третья под рукой. Мы с тобой теперь сказочно богаты, корсары сельские, с цепями на груди пираты. А её величеству, бабе в телогрейке рюмашку ты налил?
-Да!
- Не многовато?
-Кобыле худосочной  в самый раз. 
- Роджера к стыду, нам в сенях не хватает…
-Согласен! Завтра флаг сошью, на древко намотаю, и на трубу. Пусть вся деревня знает: -Пятровна -Флинт.  Вот черепа Адама по теме   тоже не хватает… может её того? К нулю?
-И на дно! -Помянем заранее «покойницу- саревну» добрым словом. Пусть ил не мутит. Спит спокойным сном.  Ворота ты закрыла? Мы здесь сидим втроем… свидетели лишь мухи. А Верка не свидетель…-спит беспробудным сном.
Мамон ухмыляясь помял рукой у Горемихи тощую грудь…продолжил: -   И налиму в радость. Пусть пососет твою восковую грудь.
Горемихи не терпелось отстранить Мамона руку… но выпить так хотелось… что спасу нет.  И надо бы прознать… сколько там козырей в колоде? они на взводе. Дознаться, где оно.  И сколько здесь   добра всего?  Рюмку опрокинув в рот…крякнула, вздрогнула, закусила свежим огурцом. Выпучив глаз обдумывала…- шутка это или явь? Хмель, что Лель, поет-живет внутри.  Мочу наружу гонит. А ей теперь все по нулю, - очко ведь впереди… не лаптем щи хлебать,
- Смотри какая благодать… три идиота за столом и все о золоте твердят… и все на «Вы». 
Вперив глаза в Мамона… будто бы в Димона…  алаверды здесь к месту, в самый раз.
– Неужто ты туземец неприглядный, убивцем хочешь стать? В землю старуху закопать? Меня.  Ах сукин сын, навозный коровяк…  решил кровь с хлебушком мешать, с Пятровной сидя поедать?   Чтоб вам не поперхнуться. Беду лакать мне не впервой. Катитесь все яйцом, с ОМОНа бубенцом. Хоронить меня надумал. Чего он вздумал: -Может хочешь под юбку… силой влезть… поправ судьбу мою и честь. Там все мое и все на месте…, и я не против… но потом, при случае замесим тесто на меже вдвоем?  Но только не сейчас.  А в сундучок меня ховать не надо? - тупить средь ряда. От тебя Мамон и от гопницы,-моей подруги, такого не ждала. Нате, режьте меня, пейте мою кровушку христопродавцы.  И не ведая что делает… Горемиха схватила со стола нож, и полоснула им по запястью. Пятровна от испуга закрыла глаза, чтоб крови не видать. Приоткрыв глаз, увидела интересную картину. Мамон, выворачивает дуре- Горемихе, руку с ножом. Нож падает на пол. Горемиха кособочась норовит посмотреть на   запястье… причитая… Я святая! Я святая! Крови нет. Рана зажила…- господи, ведь это чудо!
-Какое на хрен чудо? …  чудо-юдо. Пятровна наливай. Привстав, наклонившись, Мамон шепнул: бог нас спас, и дуру тоже. Черканула во всю дурь себя, тыльной стороной ножа.  И не меняя позы, левой увесистой ладонью   влепил ей такую затрещину, что Горемиха потеряла сознание рухнула со стула на пол.
-Что делать будем. Завтра все село придет за золотом. Как кур начнут щипать…, не зная, что нечего искать.
-Петицию настрочат, и между строчий… намекнут на факт. Что мы не люди, элементы… нас надо расстрелять.
-Эту «сиротку» … споить надо.
-И не день поить, дня два- три.
-Чтобы у неё ролики за шарики зашли… авось запамятует, перестанет чушь нести.
- Пятровна, наливай! Будем «сиротку» самогоном лечить, пока не одуреет и не уснет.
- Таща, как Митин кот.
-А что она про кованый сундук мычала? перст в обруч свой макала… словесный видимо понос?
-Тут надо обмозговать, и уточнить… неужто мы опростоволосились?  Тебе смешно. А мне грешно. Макнуть готов. Вот думаю в кого?
- Нас на растопку двое.               
- Вас… в вашу дырку трое.
- А евнух нам на что?  Ты пьяный там никто.
               
                2

Горемиха пришла в себя, слюну пустила, уздечку отцепила… готова учинить скандал.  Мамон узду прижал… коленом грудь ей придавил… намордник снял. Пятровны «чай», сродни спиртам, и   градусам коньячным.  Лечебный с безупречностью бальзам.  Морфея испытал я сам. «Бальзам» - наследие любви и драм… мираж возможный в красках.  А шкурный интерес принес и результат.   Мамон   дал пригубить мензурочку до дна … и не одну… она уж весела. И на глазах безумная хмелеет.  Язык её деревенеет… и прыть с лица сошла.
 Она на неопределенный срок от света отделилась, в дурман вошла.  Ясно что грешна…с шипеньем мерзким сзади. Мамон еще пару раз повторял процедуру, вливая меж редких зубов её, остаток крепкого напитка. Приговаривая: - баю, баю бай, скорее дура засыпай. Рассуждая с Пятровной о жизни и бренности тела…  пришли к выводу:- Мамон там не блевал. А значит: врет «небесное» создание.  Что порешили? Что ночь черна, одна нога в могиле…они не в силе срок свой повернуть назад. Мамон промолвил: -Мысль грешная черна, черней чем дьявола душа.  Не будем ждать, страдать… Дай ущепнуть тебя, грешницу за ляжку.  Желание приходит и уходит, а горечь остается…
-пьем до дна.
Уже смеркалось. Позубоскалив минут пятнадцать, -  успокоились.   Сменив тему, позу, они, не пререкаясь, хмельные вышли со двора. Впереди шел с фонариком Мамон. За ним прихрамывая и виляя ядреными окороками, шла по тропинке - стежке Пятровна. Гундося себе под нос всякую невнятность.  Глаголя о мультяшной черни ночи…тараща очи, будто без ума.  Виня себя, и всех в округе, за то, что осталась, как перст, в селе одна.
 -Ум за разум не идеть. А вдруг мертвец…, на нас пойдеть? Что делать?  У Гоголя кажись гробы летают… и свечи угасают. В этот момент шедший впереди Мамон юлой вращаясь, крутанулся и рухнул, помяв спиной ботву. Пятровна только видела …как фонарик подлетел вверх и вращаясь осветил   место падения Мамона… и не только. Пятровне почудилось, что в районе бетонной плиты, белое раздвоенное пятно, вдруг зашевелилось…, неужто ангел двигался   навстречу.  Вот дура я какая… меньше пить надо и о вибраторе голландском думать. Не во сне, явь наяву в глазах двоиться.
-Мамон, вставай! Дурень и есть дурень. Табе фонарик доверить впрямь нельзя. Поднимайся, он в ботве, вон, недалеко от тебя. Мамон подполз к лежащему в межрядье фонарику, сжал его крепко.  -Прости Пятровна. Бес попутал… теперь не выпущу его из рук. Мамон приподнялся, кряхтя стряхнув землицу и поспешил осветить   тропу Пятровне.. в треть сажени от себя. Переведя свет от неё в глубь тьмы, Мамон от неожиданности замер. Навстречу по тропе к ним приближался  падший ангел. Женщина в лохмотьях, -вся в репьях. Волосы растрёпаны…, спасите боже нас…она к Мамону протягивает руки. Дышит тяжело, зубами выбивая дробь. Это ли не чудо…незваный гость.
- Мамон, помоги! Мне холодно. Земля сырая… а у меня …конфуз…. я гола - боса, всех теперь  боюсь.
Мамон присмотрелся: - так это же теща моя… свят, свят… а в руках шкворень. И там помнит про меня.

Пятровна воочию, сразу признала в ангеле убиенную. И не помня, что творит… кинулась обратно по кривой узкой стежке к себе домой. Мамон побежал за ней, обогнал, и опрокинул Пятровну, столкнул её плечом в ботву. Пятровна упала лицом в низ и замерла от страха.
А неизвестная идет, земля дрожит… а голос впрямь загробный. В уме ли?  Неизвестная её зовет: -
«Помоги Пятровна! «Помоги! – какой народ… никто мне не поможет… душа болит, гранатом кровоточит … земля сыра, от сырости сойду с ума…мне нестерпимо зябко… здесь не Сочи.
 А что Пятровне делать? Ждет? - тут все не гладко. Надо помирать.
               
                3
Мамон же перепрыгнув две разбитые колеи, бросился к себе во двор… распахнул калитку. А она здесь, в белом на крыльце.  .. и шепчет: -Мама! Как мне здесь тяжко. Забери меня к себе, здесь неуютно   холодно… и жить не сладко. Я будто бы в тумане… горечь пью.
Мамон кинулся назад во двор к Пятровне. А там баба полуголая на крыльце… телами грешников рыгает.  Мамон пьян, пьян… а страхом обуян. Далее Мамон  не понимал, что делает и что с ним происходит. Очнулся, лежит как бич вселенский в лопухах, и без штанов. Попытался было встать, дернулся, от боли взвыл.  Кто-то тисками сжал его хозяйство. Рукой ощупал. Бельевая веревка привязана к его… хозяйству …, конец веревки где-то в небесах…привязан к звездам. (к ведру с водой). Только Мамон дернулся, зашевелился, ведро опрокинулась и окатило его с ног до головы ледяной водой.
Пятровна же, от страха сразу впала в кому.  Очнулась, жопа гола…  под животом запревшая солома.  Горемиха , ястребом вокруг неё  кружит… с розгами…и вся светится, она в игре. И что она творит? Пятровне норовит  грех отпустить, вдоль зада  розгой угостить.   Горемиха сплюнув в руку, с натягом, не по бабьи выпорола Пятровну розгами… причитая. Убивцы! Меня порешить хотели. Вот тебе и задаток на зарок. Будешь знать, как предавать подругу.
Пятровне боль не боль… жива осталась… и тому уж рада. - А где покойница? …ангел мой.
-Какая покойница? А, та?  У тебя в хате спит.
-Как спит? Я ведь…
Пятровна как лань подскочила, натянула трусы и не чувствуя боли, кинулась в хату.  Горемиха за ней. А там, на её кровати, на её месте, лежит Вера Васильева. Все лицо в синяках, платье разорвано в клочья… и надо же: - шерсть пышная наружу.
- Что с ней? Что говорит?
-Сказывала…, бабе шибко повезло. Три мужика   её любили, и все сразу. Она в узде. Три мужика в седле, … как выжила? –не помнит.
-Она не врет?   У нас в селе с евнухом их трое… что-то у неё с головой такое. Небось в кредит дала кому со стороны? А может баба брешет… упала в ров с бугра… и басней себя тешит…
- Приезжие. Я видела. Они ловили в речке раков. Вот и результат. Она решила чужакам помочь, и показать где раки здешние бичуют. А ты ведь знаешь, она всегда не прочь.  Видать удачно девка наклонилась, подмигнула, оступилась… мужик желанье по лицу прочел…   
-А за чем   измываться, «девку» бить?
- Говорит, как будто через час страсть её к «насильникам» остыла. 
-А где Мамон? – «Убивец» твой?
-Так он в лопухах, у дома Коли горбатого. Коля над ним малость подшутил…я думаю скоро и он появиться. Сундук, когда вскрывать пойдем?
-Вот только Мамона дождемся.
Мамон прибежал, весь от холода трясется…зуб на зуб не попадает. 
 - Дайте одежонку согреться.
- Так твой дом рядом,- беги …
Прошло пол часа. вся орава, в количестве трех мычащих и ходящих, собралась на сход во дворе Пятровны.  Решили срочно идти, немедленно выкапывать сундук. Пятровна принесла две лопаты и топор. Приняв шансовый инструмент, построившись в шеренгу… левое плечо вперед … двинулись, не спеша к назначенному месту.  Придя на место, Мамон сразу определил диспозицию. А она такова. Горемиха копала чуть- чуть в стороне от бетонной плиты. Как они с Пятровной обмишурились и не капнули чуток в сторонке. Мамон сразу определил: -из земли торчал угол кованной крышки сундука, металл с зеленоватым отливом…- медь.  Сплюнув в руку Горемиха постучав по металлической крышке лопатой, начала окапывать, отбрасывая землю в сторону. Мамона удивило то, что удар о крышку был не гулкий, а глухой. Либо сундук заполнен до краев «золотом»? Либо под крышкой земля. Ждать долго не пришлось. Мамон поддев крышку топором, приподнял её левой рукой … Горемиха и Пятровна аж остолбенели. Под крышкой куча дождевых червей и давняя листвы труха. Как попала тяжелая крышка сундука сюда и где сам сундук? Видать корова языком слизала. Тут ребус и загадка для чтеца. Сказка без начала. и конца. О бетонной плите никто и не вспомнил. Погоревали, посмеялись. и к чему пришли? Пора стол заново накрывать… не все время бабам горевать… можно и частушки, небылицы спеть.
Мамон как истинный ложкарь, выбивая левой рукой ритм на ляжках, запел: - «Мне с Пятровною хотелось вместе в думе посидеть…».  и подмигнув Горемихе: - «Помоги мне   ради слога , на хрен валенок надеть!»
Горемиха, всплеснув руками… проскрипела: -А в селе сейчас падёж, хрен где валенок найдешь.
Пятровна перешагивая через лопух, каторжно, тоскливо пропела… «-Здесь, сейчас в родном селе … мандавошки на уме. Три в уме Московские, остальные Львовские…»

За стол уселись тихо, Мамон павлином у окна, а рядом павы для забавы… налили, выпили чуток.  Поправили в прическах гребешок… судачить начали, свистя в один свисток. Веру Васильеву не разбудили, к столу не пригласили. Она  во сне, как девица стонала. Ей было не до них.
Мамон не слушая собеседниц, сунул указательный палец в рюмку, понюхал, палец облизнул. И не смущаясь сунул левую руку под подол Пятровны.
 - «Наклонись кума чуть ниже? покажи соседу грыжу.
-Язык у тебя в рыбьей чешуе…  небось без дела чешешь им везде?
Гремиха, еще язва та…- «Мамон, колю горбатого кликни, пусть расскажет, как он тебя в разум привел. И за одно, угости…, когда   от рюмки Коля захмелеет, ты ему и отомсти. Как мерин яйцами своими не тряси… на шоркаешь, опухнут. Тостуй!
Пятровна отвлеклась, не слыша разговора.  Вклинилась; вам видно невдомек… что в Москве потеха. В думе много смеха…там продают помет.
Застолье продолжалось. Изрядно захмелев, матом сотрясая хлев… образный их сельский дифирамб, сменился на обычные треп про баб. …  стали языком вдоль улицы мести… за яйца мужиков трясти, на языке блины снимать с  «печи» … судьба ведь к верху мехом.   Со смехом выпили, расцеловались, зубоскалить стали лихо  с матерком.  Горемиха слюну в рукав спустила, поправила чулок:   
-Где бога нет…там бред нам всем в подмогу…/ а далее, лишь мат/
Мамон чуток обиделся. Выразился кратко, не конкретно. Не понято, обращался он к кому?
-Перди, перди на «бога» не гляди и погоди, вдруг к ордену представит.
Петровне непонятно… одно отрадно, гости ныне здесь. -Да! у бога убогих много… особенность здесь есть. Где нет бога, там смеху много.
-Особый цимус… слышать бред Думье…под шум мочи в своем сортире. /О чем думал Мамон, выражаясь так…иному не понятно, ему отрадно. / - Откуда столько холуев набрали? … у нас такие не растут.
- Их Рыжики подмяли, они теперь у них сосут
-Да! холуи сегодня в моде.   А дума на природе, при народе, пасет гусей.
-Гуси Рим спасли…
-А заразу занесли.
- Живи, перди… на бога не надейся. /далее, многоэтажный мат в сторону Москвы/
-Злобь в явь Димона пожирает, отсюда и Европа вытирает «нужду» -гомно о наш забор.
- Без газа ведь он нас оставит. Наступит високосный - супоросный год…что он несет и что представит?
- Протез Димону был бы очень кстати. Хер был бы в думе на подхвате и за одно….
 -Усмешка детская… а космосом грешит. Все ждет вестей оттуда,- папку шевелит… поску…
Горемиха, как индивид крамольный, выразилась сдержанно…но как! « - Артефакт…в искусстве красноречий. Он без прелюдий олуш… врет и врет. А в принципе, цена ему копейка… с процентами пятак.
-Собака лает, караван идет. А на песке стопа…её берем в заем… нужду с песок жует. Помянем день, прошедший… по рюмочке, нальем и крякнем вслед ушедшим.  Почешем репу, вдоль судьбы стегнем…а ныне, какой день недели? - за что мы пьем? –иль гости надоели? Тогда споем.
У Мамона, что-то внутри зыкнуло, замкнуло … и половой стахановец села, выйдя из запоя втихаря, речь произнес, встав с рюмкой в пьяный рост. - «Село  сейчас живет… впредь  заживет иначе. Получим хрен Голландский мы на сдачу. Москва в три раза «похудеет» - отродясь, народ прозреет- став богаче нас. Народ живет во смуте,- вещих снов. Живет без человеческих основ. Укроп ведь зреет. А ватник тлеет. Народ от скуки, без войны слабеет, воочию тупеет…   меж девками мужик быстрей хиреет, а зреет… и звереет на войне.
Столицы простодушный слышу смех Он отрезвил меня, не сразу ложью   всех… здесь, за столом сидящих…
Мамон чуток отпил из рюмки, продолжил: - «Помянем всех ушедших безвозвратно. Развратно мы живем…- иные знатно. Купаемся в грязи «информбюро» и тешим здесь себя, что мы того, иго-го-го. Ржем беспричинно. Воду мелим. Вода на киселе подарок для соседей. Но мы себе и им по роду не враги. Кто здесь со мной? Скажу вам без оглядки. Живем мы в сказке…лож лишь режет слух. Даже петух поет сейчас тоскливо… и топчет кур, не бойко, а лениво. От сюда яйца без желтков. и скорлупа в границах вещих снов трещит по швам. Власть отдана рабам… они сейчас в почете… абсурдно правят. Народ посулом травят. Мы в лодке на цепи, а все вокруг враги.
Вера Васильева, аж привстала.  От дивных слов Мамона … впрямь заикаться стала… и поглощая истинную смесь… перекрестилась трижды. - Вот вам крест!

               
                продолжение