Как медведь в рабство попал

 
   
   Пошла однажды  жонка по имени Торокона,  (а прозвали так её  из-за  говори. Уж шибко порато при разговоре она не говорила, а тороконила, съедая окончания слов. Не слушала жонок, своё торопилась тороконить, побыстрее высказать. Иногда с полудёнок тороконила, а жонки слушали. Не смели перебивать, так как знали, что  Торокона из-за этого в ярость большую входила) в лес, чтобы  малины насобирать и домой принести. Жонки, которые побойчее да на ноги быстрые, малины наносили и уже варенья на зиму наварили. Только Торокона сейгод  припозднилась, да особо не горевала, что поздно в лес пошла и малины не насобирать. Ведь не зря на Вые говорят, что не помело по лесу волочено, всем хватит ягод и грибов, только не ленись  сходи в лес. Приговаривают, что хожано лучше лёжаного.
 
   Не горевала ещё и потому, что была  у её, в лесу, знакоминка, где малины всегда росло видимо-невидимо. Далеконько идти до того малинника, но и ягода там крупная да красная, размером с мелкую картошку, до земли свисают кусты с ягодами. Да такая сладкая и притомкая, что на языке так и  тает. Не так давно жонки баяли, что медведь бродит в малинниках, так страшно стало ходить одним-то. Не поверила жонкиным байкам, да как верить? Не один год туда ходит, не то, что зверя, запаху не чуяла.

   Поэтому без опаски брала в туесок  спелые и крупные ягоды в густом малиннике, который разросся без конца и краю. Набрать малины  надо бурню заплечную. Кто не знает, что такое бурня, могу объяснить:большой заплечный, плетёный из береста короб, сверху крышка. Ягоды собирала в туесок, а потом высыпала в бурню. Отдыхать не в кою пору, поэтому не разгибаясь, руками работала во всю мощь.

   Толстым задом разворачиваться стала да почуяла -   во что-то  мягкое зад упирается. Расматривать некогда, решила пихнуть печным задом неизвестно что  и дальше малину собирать. Да не смогла столкнуть помеху с места, ох и в ярость тогда пришла Торокона. Распрямилась во весь рост, метра два он у её, да как зыркнула с высоты роста, открыла рот, а там…
   «Батюшки светы,о,о,о,ишко-ты,ишко-ты,не зря мне дуре упрямой, жонки сказывали, что бродит медведь, так вот он самой настоящий живой медведь. На боку лежит да поляживает, рот открыт, куст малиновый лапой качает. Ягода малина переспелая, крупная худо на веточке держится, и от небольшого качания, сама в рот медведю падает, а повезёт - то три-четыре ягоды упадут. Не надо внаклонку ягоды сбирать да в рот класть. От удовольствия мишка урчит, губами толстыми причмокивает, от сладкой ягоды глаза блаженно закатывает, по сторонам не смотрит, только пузо набивает.
 
   Торокона от всего увиденного  онемела, столбняк напал. Как рот был открыт, не смогла закрыть, ещё больше открылся, глаза от ужаса и страха расширились. Но недолго была в оцепенении и душевном смятении. От экой страсти и ужасти завопила громовым голосом, от которого зашатался и закачался лес зелёный, а маленькие кустики и деревца в три погибели согнулись и не разогнулись, какой голос-то у ярой-то жонки   да мощный.
 
   Медведь, во время Тороконьего ора, вокурат полную лапищу малины в рот положил, да
от неожиданности и с испугу большого, от голосища раскатистого и громкого, ягодами начал давиться, не в то горло попали. Так и   умер бы медведь от разрыва сердца, да не
суждено видать  горемыке смерть принять. От матерущего Тороконьего голосища, деревья стали качаться и трястись, а с них шишки падать. Вокурат над мишкой ель раскачалась и шишки западали, одна за другой на его толстую башку. От стука по голове  медведь пришёл в растроенные чувства, а ягоды от тряски провалились в глотку. Торокона увидала, что медведь не умер от её ору и крику, крепче  разъярилась, и не помня себя заорала, завопила, затопала ногами, размахивая руками, при этом матерясь и брызжа слюною на зверя.
    Медведь решил убежать от разъярённой жонки, но не на ту напал. Не зря в народе говорят, что разъяри бабу, она и медведя заломает. Медведь упал на малинник, верхние
лапы сложил на груди, а нижние вытянул, глаза закрыл и думает: погибель моя пришла. Торокона же от слабости медвежьей пришла в неистовую ярость, закипела крутым кипятком. От большой ярости воздушные потоки пошли, с мощными частотами. Стали поверженного медведя поднимать вверх. Подняли выше леса зелёного, посреди неба синего. Бултыхается бесчувственный медведь в просторе небесном. Может  долго  пришлось бы  бедолаге находиться в небесах, да вокурат лёгкий ветерок подул в сторону Тороконьей деревни.

   А Торокона еще того ярее, во всю пасть вопит, новые мощные потоки посылает.

  Понёс попутный, тёплый,  ветерок, под небом голубым,  медведя всё дальше и дальше. Донёс до Тороконьей избы, и там медведь благопулучно приземлился на лужайку.

   Торокона же осталась малину добирать, да громовым голосом  быстренько бурню ягодой наполнила.

   Радостная, оттого, что от медведя спаслась и малины полную  бурню набрала,  пошла домой.

   Пришла домой, а там что деется, творится: медведь-то на лужайке лежит, поляживает без сознания. Чего с лесным гостем  делать,  куда его  девать? С  ярости хотела топором голову отрубить, да пожалела - решила взять в работники.  Мужик-то, Торокон, давно на том свете отдыхает, а она на этом, живёт да  мается. Хозяйство-то большое, одной сложно управлять. Работники все разбежались из-за её неловкого, поперечного,  характера. А тут медведь, даровой работник,  сила есть, а ума, хоть и у зверя  нет,  да и ни к чему ему.
 
   Стал медведь у Тороконы  в батраках жить да работать. Крепко  напугала она его своим громовым голосом, от которого тот оглох и потерял рассудок. Всякую работу выполнял зверь по крику Тороконы, только бельё не стирал да обеды не варил.
 
   Видят соседкие жонки, что хозяйство у  Тороконы в гору пошло, разбогатела, богато жить стала. А ведь всё из-за медвежьего труда. Медведь бескорыстно  трудился с раннего утра и до поздней  ночи. Большим-то  умом  раньше не мог похвастаться, а теперь Торокона совсем у зверя ума да разум отняла. А всму причина   «слова, вековые,  знаткие», которые к тому же  присушными оказались, лишили зверя всякого соображения и сопротивления. Одна лишь в нём  работоспособность и послушание осталась, что и нужно было жадной хозяйке.
 
  Жонки деревенские, от завидости да жадности к чужому богатству, от всего увиденного   готовы  Торокону на части порвать, а богатствомежду собой   разделить.
 
   Да не боялась Торокона сплетниц, местных кумушек, так как в этом деле была замешана нечистая сила. Для этого  нужно знать  «ополошные слова», чтобы снять с медведя испуг. Ведь  на одном испуге зверя держала в рабстве и им помыкала.
Ближних  «знатких» старух в волости днём с огнём не найти. Если есть, то только  в дальних деревнях. Решили тогда жонки ехать в дальную деревню, на Василёво. Быстро нашли «знаткую» , там через дом живут знаткие, на ополохи, и на присухи, старушки. Выбирай любую, да не порато сговорчивые нонь бабки пошли, набивают себе цену. Наконец отыскалась одна глухая да  слепая бабка. Пока до её доревелись,докричались - много времени потеряли. За дорогие подарки,  слова льстивые, да хвалёные, растаяла старушка и выполнила просьбу дальних гостей. Дала «слова ополошные», на водичку ключевую, в туеске берестяном беззубым ртом, что-то долго шептала, шамкала да туда   плевала. Потом закрыла плотно крышкой, чтобы не испарились с водой «знаткие слова», не улетели в небо синее, в простор голубой.
 
   С Василёва дорога неблизкая, но жонки ходко ехали, поторапливались  и утром уже приехали домой, на медведя,  с начитанной водой. Жалко им зверя, что почём зря в неволе пропадает, в лес на волю не сбегает. Да не только зверя жалко им, а обидно и досадно на Торокону, что жить стала хорошо. Вот  из за этого медведя зависть жонок, что ржа железо, ест да  поедает, сна и покою, из-за чужого богачества, не давает.
 
   Выбрали жонки время, урочный час, когда хозяйки дома не было. Начерпали в  большой ушат  холодянки из колодца ключевого, а в ушат ещё вылили туесок с начитанной водой и понесли к медведю. Медведь вокурат отдыхал после тяжёлого труда, и с тоской смотрел в небо синее-синее, где плавали облака белые да пушистые , не зная границ,  и  преград, были вольные  во своём выборе и от этого очень счастливые . Тяжёлый ушат-то был, десятиведёрный,  а  жонки того крепче и могутнее были да и ярость им силы придавала.

   Надо спешить, доброе дело творить, от злых чар медведя освободить. Тихонько подошли жонки к спящему зверю  да весь-то ушат на медведя с начитанной водой, с ополошными словами, опрокинули, вылили и сами скорее убежали за угол. Стали, со страхом и большим любопытством,  смотреть, что же медведь теперь будет  делать?
 
   Медведь от холодной воды онемел, околел. Не живой, не мёртвой упал и лежит вростяжь. Жонки перепужались, подумали, что от разрыва сердца лесной зверь  умер, но ошиблись. Медведь внезапно вскочил и стремглав побежал,  помчался, полетел стрелой в лес зелёный, в дом родной, где воля, волюшка, вольная, да житьё привольное.
 
   С той поры не видали медведя в лесу ближайшем, не запаху, не рыку медвежьего. Говорили, что все звери ушли в леса дальние, края чужие и спокойные. Вот как всех напужал медведь, побывавший в рабстве у Тороконы.
 
   После бегства медведя, хозяйство у  Тороконы пришло в упадок. Шибко уж порато она медведя жалела, да от расстройства нервенного да от жалости и печали по нажитому и потерянному,  от жадности и зависти к чужому, вскоре Богу душу отдала и на этом сказка вся.

*****

Фотография из интернета.