Речь о бесплатном молоке

Авель Хладик
Купил себе на Больших Исадах свитер из овечьей шерсти. Теперь каждая дворняжка задорным лаем пытается отогнать меня обратно в стадо.
 
Зато именно так я понял, что дискриминация ленивых философов по первичным половым признакам - величайшая несправедливость современного мира. Как говорится - ужас с нами. Он только спит.
 
А нам, философам (молоко за вредность давать надо. Бесплатно) приходится на все реагировать в умственном смысле, чтобы решить наконец возникшее онтологическое неравенство. Мы и отреагировали большой чашкой Маофэна с молоком и медом вприкуску, после чего неравенство разрешилось в пользу тавтологии о знании и библейской печали, хотя все вокруг ждали смешного оксюморона в стиле Лукиана или, на худой конец, унылого, в стиле Филона Александрийского.
 
Так вышло совсем не потому, что с утра мы дурак и пьяница. Главная проблема в другом. Главная проблема - вовремя задаться вопросом- что в тебе настоящее, а что нет. Нам пишут и говорят, что в вашей прекрасной Греции (или не-Греции) нет ни споров, ни обид, ни страстей? Замечательно! Дай всем бог здоровья - и я аплодирую вашему счастью вот этими руками. Но подумайте о другом. О том, что если нет споров, обид и страстей - значит, нет и обратного. Радости, блаженства, любви. Ведь именно потому, что существуют отчаяние, разочарование и печаль, на свет рождается Радость. Куда ни пойди - ты нигде не встретишь восторга без отчаяния. Вот это и есть Настоящее… А еще есть Любовь. Человек, который забыл, кто он на самом деле, - не человек, а ходячий мираж. Какой смысл приручать такого человека? И ради чего жить такой жизнью хоть где?
 
Или вот еще вопрос - кому нибудь приходилось жить в комнате в которой все четыре угла тупые? Поверьте эта вещь будет посильнее чем квадратура круга, не говоря уж о "Фаусте" Гёте.
 
Однажды наша дорогая редакция выучила немецкий язык только за то, что на нем говорил и писал Гёте, Иоганн Вольфганг фон. Гете мне вообще всегда очень нравился.Носился по Веймару в своем небесно-голубом фраке на тележке, запряженной белой лошадью и соблазнял направо и налево местных, налитых пивом Fr;ulein - сисястых фанаток тушеной капусты и копченых колбасок.
 
И вот вдохнув воздуха полной грудью, исполненный искреннего почтения перед гением я прочитал таки его бессмертное творение "Фауст" в оригинале. Легко и свободно. Припал, говоря высоким штилем Освальда Шпенглера, к матрице фаустовского духа... или души? Забыл как правильно.
 
И представляете, сколь велико было мое разочарование помноженное на жалость о бесцельно прожитых часах, проведенных над учебниками немецкого языка и в лингафонных кабинетах филологического факультета МГУ.
 
Яркий перевод Пастернака выгодно отличался от бледного оригинала Гете. Он был звонче и солоней. И вовсе не потому что русский язык мне роднее, могуче, величе и ближче чем немецкий. Пастернак был объективно луче.
 
Лучше по всем моим тогдашним духовным параметрам, скрепам и причинам, которые сейчас нет никакого желания заново верифицировать. Особенно сейчас, когда мы с похмелья.
 
И если мы тогда заблуждались, пребывая на мужских гималаях интеллектуального галлюциноза - как раз это не вызывает у нас сейчас никаких сомнений - все равно заблуждение было прекрасным, как первая любовь, высоким, бесполезным, бессмысленно-нежным, трепетным и безнадёжным.
 
Засим откланиваюсь с надеждой, что быть может, лет через триста меня поймут и проявят к моим эссе и сочинениям необычайный интерес.