1. Фея
- Попова на выход!
В тёмной, грязной камере зашевелилась безликая, женская масса. От неё отделилась тоненькая фигурка девушки и скрылась за скрипучей железной дверью.
Конвоир провёл её в большой кабинет, там уже стояло ведро с водой, рядом лежала тряпка.
- Вначале протри пыль, потом помой пол.
Милиционер устало сел на табурет и опустил голову. Вчера он получил похоронку на старшего сына. Средний сын погиб ещё год назад, в первые дни войны. Украткой от самого себя молил он господа Бога, чтобы выжили его младшие дети. С тоской вспоминал обезумевший от горя взгляд жены, когда она протянула ему похоронку....
Странное поведение девочки отвлекло его от печальных мыслей. Из под шкафа вместе с окурками и другим мусором тряпка зацепила засохший, пыльный кусок хлеба. Девочка вначале замерла, бросила взгляд на конвоира и начала есть, пытаясь это делать бесшумно. У мужчины заныло сердце. Он вышел и сразу вернулся с котелком каши.
Соня взяла ещё тёплый котелок в руки, от каши пахло жизнью. Она ещё раз глубоко вдохнула в себя этот запах, взяла в руки алюминиевую ложку и за пару минут всё съела. Конвоир стоял у приоткрытой двери и смотрел в коридор. Когда котелок опустел, он облегчённо вздохнул и подошёл к девочке. Вблизи она казалась совсем ребёнком.
- Сколько же тебе годиков, доченька?
- Четырнадцать, третьего апреля будет пятнадцать, - девочка с благодарностью и доверием смотрела на милиционера. Своего отца Соня запомнила именно в форме милиционера.
- И за что ты здесь?
- Да мы с подружками сбежали с фазанки домой, а в поезде нас задержали. Завтра судить будут, - у девочки задрожжал голос.
- Не думаю, что тебя посадят, малая ещё....
В коридоре послышались шаги. Конвоир схватил пустой котелок, сунул его в шкаф. Девочка кинулась домывать пол.
В камере к Соне подсела хорошо одетая, молодая женщина, слегка улыбнулась:
- Птичку пшенной кашей кормили?
Соня удивлённо посмотрела на неё. Как она узнала? Женщина тихонько, почти не слышно рассмеялась:
- А я всё вижу... и даже будущее. Вот тебя я вижу мамой трёх красивых девочек. Вера, Надежда, Любовь... и ты. Мать их, Софья.
- Софья?!!! Вы и имя мое знаете?, - Соня лишь на мгновение растерялась, - не.... Я дочку Таней назову.
- Ну что ж... будут у тебя четыре дочери: Вера, Надежда, Любовь и Танька - женщина лукаво посмотрела на Соню, - и жизнь твоя будет прекрасной словно сказка...
Дверь снова заскрипела, охранник выкрикнул какую-то труднопроизносимую фамилию. Женщина поднялась:
- Верь мне, Сонечка... Твоя жизнь будет чудесной...
Словно сказочная фея проплыла она через вонючую, серую толпу. На миг задержалась в проёме двери: высокая, стройная, красивая. И исчезла...
Соня закрыла глаза, пытаясь представить себе чудесную жизнь. Но как не пыталась, ничего лучшего, чем добротная изба, из которой они вынуждены были в спешке уехать и комнаты в коммунальной квартире, где жила её подруга представить не смогла. Последнее время они с бабушкой жили в подсобке при школе. Сердобольная старенькая директриса не только взяла бабушку сторожем, но и Соню устроила в ПТУ, где была койка в общежитии и горячее питание.
- и зачем я сбежала?.... и куда?.... и что теперь будет со мной и с бабушкой?... - горевала Соня.
Вдруг вспомнила слова дядечки-конвоира, её нельзя судить по статье дезертирство, она маленькая ещё.
Хотя ей было всего 14 лет, но выглядела она старше. Свой четырнадцатилетний возраст она доказать могла - в трусики были зашиты метрики - свидетельство о рождении.
Сейчас Соня сидела и думала, как достать этот спасительный документ: сейчас или на суде. Как она сможет сделать это на суде? А если сейчас..., вдруг отберут? Обвела взглядом сокамерниц. Ни на одной из них взгляд не задержался - безликая, серая масса. Камера была забита женщинами, похожими друг на друга, не имеющими возраста. Одинаково хмурые, с серыми, унылыми лицами. Часть из них дремала, кто-то стонал во сне, другие тупо смотрели куда-то вдаль. Как странно, что здесь могла оказаться эта Фея. Может быть поев каши, Соня просто уснула. Но в руке был зажат платочек, подарок странной незнакомки.
- Ротик надо вытирать, - сказала она, протягивая кремовый лоскуток, обвязанный нежным белым кружевом.
- Завтра суд, - равнодушно подумала Соня и мгновенно уснула.
2. Суд
Сбежавшие из ФЗО девушки не были подругами Сони. Они держались обособленно от других учащихся, ходили всегда вдвоём. Их разговор Соня услышала сидя в туалете, в народе так называемый нужник. Нужник был сколочен из горбыля. Горбыль это отходы при распиле бревен, крайние доски с горбом... Самый дешёвый материал, но почему-то строили нужник всегда один, общий для мальчиков и девочек, с деревянной перегородкой внутри, иногда с "глазком" - дыркой для подглядывания, Снаружи над дверями крупные буквы М и Ж. На полу большие отверстия, куда легко мог провалиться взрослый человек, внизу огромная яма для отходов жизнедеятельности человека. В народе ходило много страшных рассказов о том, что когда чистили отхожие ямы, находили останки людей и новорождённых младенцев. Вот в таком укромном месте Соня и услышала, что завтра, после практики девочки успеют к товарному поезду, который проходит вблизи деревни, где живут их родители. На переезде паровоз снижает скорость и они смогут спрыгнуть. Соня знала,
что дальше была станция, где жила бабушка. Первым порывом было выскочить и закричать:
- Хочу с вами!...
Но разум подсказал, что они с собой её точно не возьмут, а могут и утопить в этой вонючей яме, как опасного свидетеля.
Всю ночь Соня боролась со своим желанием увидеть бабушку. Она кожей чувствовала тёплые бабушкины руки, слышала её низкий голос напевающий детскую французскую песенку. Бабушка у Сони была уникальная. Её прошлое было тайной, она учила Сонечку "манерам" - смеялся дед, знала французский и немецкий языки. Бабушка имела собственный доход: она прекрасно шила, вязала ажурные воротнички, выращивала и собирала лекарственные травы и занималась целительством.
Благополучная жизнь рухнула в один день. Дед - начальник отдела кадров НКВД, домой не вернулся, вместо него приехали незнакомые люди в гражданской форме. Переговорили с бабушкой, после чего она кинулась собирать вещи. И уже ночным поездом они ехали на Урал.
На следующий день бабушку приняли сторожем в школу. С ноября 1940 года, обучение иностранного языка в школах было обязательным. Но учителя немецкого забрали на фронт - была острая необходимость в переводчиках. Директору школы пришлось самой преподавать немецкий, хотя она была историком. И тут такой подарок судьбы - человек, который мог ей помочь. Бабушка не имела диплома, официально работать учителем она не могла. Но часто вела уроки, вместо директрисы.
К утру Соня решила, что побег это плохая идея. На занятиях, муслякая химический карандаш, старательно писала между строк в тетради какого-то Пастухова И.К. Вместо новых, чистых тетрадей учащимся выдавали старые газеты или уже использованные тетради и по два карандаша: простой и химический. Химический карандаш писал ярко, но для этого его надо было смочить. Ученики его просто муслявили во рту, оставляя на губах синие следы.
После обеда Соня уже совсем не думала о побеге, она думала о Сереже, парне работающем на соседнем токарном станке. В Сониных мечтах он был всегда рядом. Чаще всего ей представлялась скамейка в парке, рядом цветущая сирень, на тёмном небе огромная луна и яркие звезды. Лицо Сергея грустное, в синих глазах нежность. Он бережно берет ее ладонь и целует...
Но на станке Сергея работал какой-то старик. Сияющее лицо Сони в одно мгновение побелело, ноги подкосились. Она даже спрашивать ничего не стала, сама слышала, что Сергей уже писал заявление с просьбой отправить его на фронт. Но ему постоянно отказывали. На заводе токари имели бронь. Да и в семье он остался один, кто мог помочь матери с маленькими сестрёнками. Старик не отрываясь от работы, бросил на Соню суровый взгляд, ещё ниже опустил седую голову, разглядывая уже готовый наконечник снаряда. Соня поплелась к станку, включила, потянулась за болванкой и тут же получила затрещену.
- Балда! Хочешь чтобы тебе пальцы оторвало! Кто так делает?!!! - орала на неё мастер.
Ни разу не слышали ученики от этой вечно злой, жутко худой женщины доброго слова, а иногда могли получить шлепок по спине, или по голове. Это было не больно, но очень обидно...
Уже к концу дня Соне нестерпимо хотелось прижаться к бабушкиному плечу. Бабушка всегда умела спокойно объяснить, что мир прекрасен, несмотря ни на что.
Когда девочки увидели на площадке вагона Соню, у них началась паника, они пытались столкнуть ее с платформы, но паровоз дал гудок и дернулся. Одна упала, другая удержалась на ногах но её отбросило назад.
- Здесь же военные кругом! Дура! Застрелят!!! Прячься под брезент.
На следующей станции, милиционеры выволокли их из укрытия и увезли в КПЗ. Кто-то увидел, как девочки устроили потасовку, сообщил об этом дежурному, тот позвонил на станцию следующею по пути поезда.
В КПЗ их закрыли в разные комнаты. И только сейчас, на суде, Соня увидела этих девушек снова. Но они не обратили на неё никакого внимания. Скорее всего они вообще ничего не видели и не понимали. Лица, опухшие от слез, были похожи на посмертные маски. Соня громко поздоровалась. Никто ей не ответил.
Залом судебных заседаний служил конференцзал. Дела разбирались быстро. Кроме судьи присутствовали два народных заседателя. Они внимательно разглядывали Соню. А у нее так сильно билось сердца. Причём не только в груди, но и горле, животе, голове. Его грохот оглушал её, не давал сконцентрироваться, во рту пересохло. Когда зачитывали её дело, она ничего не могла понять. Только видела строгие, безжалостные лица.
- Всё!!! Тюрьма... - стучало в висках.
Не помня себя от страха и отчаяния Соня задрала юбку и начала рвать нитки, которыми к трусикам был пришит карманчик с метриками. Видя такую нелепую и смешную картину, все замолчали.
- Мне четырнадцать лет. Я прошу вас, отправьте меня обратно в училище. Вот доказательство, что меня нельзя сажать в тюрьму.
Соня, неожиданно для всех, стремительно бросилась к столу, положила метрики перед судьёй. Конвоир сшиб её с ног и бросил обратно на скамейку.
Заседатель, женщина с красивым и строгим лицом, свела брови, что-то гневно сказала судье и обратилась к Соне.
- Я парторг завода. При заводе есть ПТУ с общежитеем. Если ты хочешь учиться дальше, я могу взять тебя с собой при условии, что едем через час. Никаких сборов и прощаний.
- Не с кем мне прощаться, - сказала Соня, растирая ушибленную руку и вдруг вспомнила грустного, пожилого милиционера и котелок с кашей.
Глава 3
Несмотря на войну...
Наталью Петровну Кадачникову, парторга небольшого уральского завода, в народные заседатели рекомендовал первый секретарь горкома КПСС города Н. Сегодняшнее заседание для неё было первым и она очень нервничала, хотя внешне выглядела как скала.
В городе Кадачникова была человеком влиятельным. Со студенческой скамьи Наталья возглавляла комсомольскую организацию, позже быстро сделала карьеру по партийной линии. Вышла замуж по любви за главного врача местной больницы.
Борис Николаевич Кадачников приехал в город по распределению, после окончания кафедры акушерства и гинекологии Сталинградского медицинского института. Полгода работал рядовым врачом, затем был назначен главным, но продолжал вести прием женщин, оперировать, принимать роды. И по иронии судьбы его жена умерла рожая второго ребёнка. Ребёнок родился с аномалиями не совместимыми с жизнью и пережил свою мать только на 2 дня. Борис Николаевич остался вдовцом с трехлетним сыном.
Невесты города Н. открыли активную охоту на потенциального жениха. Наталье Петровне Кадачников нравился тоже. Не правильно было бы отдать его какой-нибудь хищнице. После очередного партийного совещания она подошла к нему и прямо, без тени кокетства сказала, что они идеальная пара и ребёнку будет хорошо жить в семье где, кроме папы есть ещё мама и бабушка.
Брак с Кадочниковым упрочил ее положение в городе. Перед ней были открыты все двери, каждый мечтал быть если ни другом, то хотя бы знакомым этой женщины. Но на лесть и заискивание она не обращала внимания. Это был честный, справедливый человек, знающий себе цену.
Соня сразу привлекла внимание Кадачниковой. Тоненькая, спинка прямая, голова гордо приподнята. Чёрные, вьющиеся волосы подчёркивали белизну кожи. Но главное, это выражение ее красивого лица - так смотрела Дева Мария с иконы, которую прятала в укромном месте мама.
- Странно звучит еврейское имя Софья в сочетании с фамилией Попова, - оглянувшись назад с переднего кресла служебного автомобиля, то ли спросила, то ли сказала Кадачникова.
Соня ещё не пришла в себя от происшедшего и ответила пространно:
- Это греческое имя, означает мудрость.
- Надо же... Значит ты у нас девушка с благородными корнями? А кто твои родители?
- Они погибли...
Завхоз общежития, ярко накрашенная женщина в синем рабочем халате снимала простыню со старенького матраса лежащего на железной кровати. Подобный типаж Кадачниковой был неприятен. Про таких говорили: "Кому война, кому мать родна".
- Наталья Петровна!, - заискивающе заулыбалась Анфиса, - Здравствуйте, вот неожиданность!...
- Я привела к вам нового жильца. Разместите и пусть её покормят. Где сейчас директор училища?
- У себя. Надо же, а у нас и место освободилось. Тут дура то наша в газете Сталину рожки подрисовала, её и забрали...
Женщина хотела ещё что-то рассказать, но Кадачникова резко оборвала её.
- Не говорите глупости! - и добавила, уже обращаясь на "ты", - твои разговоры Анфиса попахивают....
Женщина остолбенела.
- Девочку звать Софья Попова. Соня это завхоз общежития Анфиса, как Вас по батюшке?... Простите забыла, - улыбнулась Наталья Петровна.
Завхоз пришла в себя и нервно рассмеялась:
- Попова значит, а на соседней койке Дьяконова...
Кадачникова уже печатала шаг где-то в коридоре.
- Анфиса я, Анфиса Базина, - повернулась к Соне, -
Родственники что-ли?..
- Да, дальние, - Соня покраснела, врать она не любила.
Завхоз просила называть её только по имени, по отчеству она была Ревпутьевна. Её отец, рьяный коммунист сменил свое буржуазное имя на имя Ревпуть - революционный путь.
Анфиса выдала Соне постельное белье и даже заменила одеяло на более мягкое и тёплое. Выдала форму ремесленника, талоны на питание, чернильницу, ручку с пером и подшивку старых газет. Оглядываясь кругом заговорщески объяснила:
- Это вместо тетрадей, но... будь аккуратна, ничего не подрисовывай...
Соня поела, легла на кровать и сразу уснула. Проснулась поздно вечером, от шума и разговоров, пришли девчонки. В комнате стояли 8 кроватей, между кроватями одна тумбочка на двоих. При входе, справа и слева от двери к стене приколочены доски с гвоздями вместо крючков, там висела одежда. Над вешалками по две полки, одна над другой, заполненные коробками и чемоданами. Под вешалками на полу стояли полки для обуви.
Соня повернулась на другой бок и встретилась с весёлым взглядом голубых глаз своей соседки.
- Проснулась спящая красавица! Ну рассказывай... Меня Варей зовут, а тебя? Ты откуда? - тараторила весёлая белокурая девушка.
Соня сообразила, что это и есть Дьяконова, хозяйка верхней полки тумбочки.
Девушки замолчали и во все глаза смотрели на Соню. Соня выдержала паузу,потянулась, села на кровати, обхватила руками колени и не спеша ответила:
- Я Попова Софья, можно Соня. Я из эвакуированных, - опять она врала. Но сейчас не чувствовала ни смущения, ни расскаивания.
- Понятно, - Варя не стала больше ничего расспрашивать.
В комнате уже жила девочка которая прибыла вместе с эвакуированными. Ее история была страшной. В пути умер её маленький брат. На станции пытались забрать трупик, но мать прижав к себе мёртвого ребёнка, кинулась бежать.
- Мама, мама!!! - кричала вслед Нина. От ужаса и слёз она не видела момента, когда мать бросилась под проходящий поезд.
Двое мужчин взяли Нину под руки и завели в вагон.
Девочки лишний раз разговоры с Ниной не заводили. От неё исходил "запах" смерти, а девочкам хотелось жить.
3-го апреля Соне исполнилось 15 лет. Она жила в общежитии уже почти 2 месяца.
Её соседка по тумбочке, Варвара Дьконова обладала бешеной энергией и способностью выживать в любых условиях. Она умела прекрасно шить и Анфиса разрешала ей пользоваться швейной машинкой "Зингер". Местные женщины приносили к общежитию одежду, обувь, украшения и обменивали это на еду, которая выдавалась учащимся. Варя для Анфисы и её детей подгоняла одежду под фигуру, ну и себя наряжала тоже.
Соня съедала только суп, кашу она меняла на сахар, хлеб не ела совсем. И уже через месяц она имела туфельки, кофточку и даже пальто. Одна из женщин принесла старое, мужское пальто и отдала его за несколько кусочков сахара и двойной паек хлеба. Соня пальто распорола, а Варя сшила для неё новое, изнаночной стороной наружу.
Девушки, несмотря на войну, хотели быть красивыми и модными. Весна вселяла надежду и веру в светлое будущее. Девичьи сердца жили в ожидании любви.
Глава 4
Любовь
Постоянно хотелось есть, позже чувство голода притупилось, но появилась слабость и озноб. Закончилось всё тем, что во время работы на станке Соня потеряла сознание. В медпункте фельдшер обнаружила отеки и отправила её в больницу. На оперативке у главного врача заведующая приёмным покоем доложила об этом случае. Соня не созналась, что меняла еду на одежду, но в небольшом городе об этом все знали. Вечером Борис Николаевич рассказывал жене:
- Представляешь Наташа, девочки готовы с голоду помереть ради блузки и серёжек....
На следующий день Наталья Петровна отправилась с проверкой в общежитие завода, но вначале зашла в больницу. Увидела Соню и неожиданно рассмеялась.
- Софья!, да ты преследуешь меня... - и уже серьёзно спросила, - я помню из твоего дела, что ты до училища жила у бабушки. А где сейчас твоя бабушка?
Вопрос о бабушке разрушил внутреннюю оборону Сони и она расплакалась.
Плакала и говорила, говорила, говорила...
- Соня, я помогу бабушке переехать к тебе. Тебя отпустить я не могу, я за тебя поручилась. Адрес бабушки в твоём деле есть, я созвонюсь с директором школы, она это устроит, - Наталья Петровна задумалась.
- Но где она будет жить? - удивилась Соня.
- Не она, а вы. Как учащаяся, ты будешь по-прежнему получать паек и питаться в столовой. А для твоей бабушки у меня есть работа.
Соню обследовали, она даже к гинекологу сходила - исключили беременность. Никакой патологии у не выявили и на следующий день после обеда выписали. В больнице Соня наслаждалась жизнью целых трое суток. Она спала, ела, читала и мечтала...
Май! Расцветала сирень. Аромат от первых цветков был еле уловимый, нежный, пробуждающий в душе непонятное волнение и ожидание встречи...
Нет, ни с бабушкой, поймала себя на мысли Соня. В её мыслях жил образ молодого мужчины, которого она встретила возле госпиталя. Он шёл опираясь на палку и смотрел на неё лучистыми, добрыми глазами. Она даже не поняла какого они цвета. Она запомнила выражение его глаз. Соня боялась признаться самой себе, в глазах мужчины был пугающий, волнующий интерес к ней. К ней, к женщине... Она впервые ощутила себя женщиной. Зачем она посмотрела в эти глаза... Ранее незнакомое ей чувство ожидания чего-то прекрасного разливалось по её телу.
С началом войны здание заводоуправления переоборудовали под эвакогоспиталь. Первый поезд с ранеными госпиталь принял в августе 1941 года. Для лечения и восстановления раненых было сделано все возможное. Помимо операционной, перевязочных и процедурных был ренгенкабинет, большое отделение физиопроцедур. Был оборудован Ленинский уголок с читальным залом и библиотекой.
Выздоравливающие раненые занимались гимнастикой, а позже их привлекали к работам, в том числе на заводе, который шефствовал над госпиталем.
Соня ещё несколько раз видела мужчину, так сильно взволновавшего её. Он помогал разобраться в чертежах к новому токарному станку, который по слухам был доставлен из Америки. Она не знала, как привлечь его внимание, казалось кроме чертежей он не видит ничего.
Да... Где-то шли ожесточённые бои, рушились города, погибали солдаты и мирные жители. Но здесь, в маленьком уральском городке война обостряла чувства, девчонки торопились жить и этой первой военной весной, как никогда раньше, в провинциальном городе кипели страсти.
В комнате она застала лежащую на кровати Любу. Та была очень бледная с сухими, потрескавшимися губами.
- Принеси попить...
20-литровый бачок с кипячёной водой стоял в коридоре. Соня взяла алюминиевую кружку и вышла. Когда вернулась, увидела, что Люба стоит, держится за спинку кровати, а по ее ногам бежит кровь. У Сони месячные тоже были обильными. Но столько крови она видела впервые.
- Соня, никому не говори, что видела. А то меня посадят.
- За, что? - вначале Соня не поняла о чем говорит Люба, потом сообразила, это выкидыш.
Помогла Любе убрать кровь.
- Не скажу, - подала кружку с водой.
Она слышала, как девочки пугали друг друга страшными историями об абортах. С 1936 года прерывать беременность было запрещено. Уголовная ответственность грозила не только тем кто делал аборты, но и женщинам, избавляющимся от плода. Официальная советская пропаганда гласила: "Задача советской женщины стать матерью для будущих рабочих и солдат"
- Люба, тебе надо в больницу. - Нет, меня посадят!, - Люба скорчилась от боли и опять побежала кровь.
Соня не знала что делать. Она вспомнила вонючую, тесную камеру, в которой ей досталось место на полу, возле дыры в которую справляли нужду. И в то же время она понимала, что без помощи Люба умрёт.
Люба застонала, боль была нестерпимая. Ее растерзанная матка выплёвывала останки изрезанного ребёнка и истекала кровью.
Соня бросилась бежать на вахту, к телефону. Вахтерша без лишних расспросов начала набирать номер скорой. Соня уже бежала обратно в комнату.
Люба лежала на полу скрючившись от боли и тихо стонала. В дверь уже входила фельдшер, а за ней красная от гнева завхоз Анфиса.
Вахтерша и Соня помогли Любе дойти до машины, Анфиса орала матом, матрас и одеяло были испачканы кровью.
- Бери тряпку, убери всё здесь, - это Соне, - а ты замени матрас и одеяло, - вахтерше.
Вечером пришли с практики печальные девчата - они уже знали, что Любу спасти не смогли, она умерла от потери крови ещё до операции. Соню никто ни о чём не расспрашивал. Она плакала и никак не могла остановиться.
Оказывается у любви могут быть и такие последствия. Ещё пару недель назад она завидовала Любе, та хвалилась золотым колечком, подарком красивого офицера. Кстати, когда Соня помогала Любе смыть кровь, кольца она не видела. Видимо Люба заплатила за аборт подарком от любимого.
- Цена любви жизнь?, - думала потресенная Соня.
Глава 5
Вера
Наталья Петровна верила в собственные силы, считала себя умной и красивой женщиной. Она была лидером, человеком способным преодолеть все трудности на пути построения коммунизма. Её перфекционизм был направлен к себе - она была снисходительна к несовершенству мира, но сама стремилась делать всё идеально.
Наталья и её младший брат Дима выросли в рабочей семье. Отец работал в мартене, мать на железной дороге. Жили они в своём доме, держали небольшое хозяйство: корову и куриц. С огородом тоже всё было просто: картофель, морковь, свёкла и огурцы на навозной куче. Мама, была человеком верующим, отец в Бога не верил, но жене не мешал.
В 1937 году начался "массовый террор" и на одном из собраний друга детства отца Натальи, Сашку Новикова признали "врагом народа". Вся вина Сашки была в том, что он вечно спорил, чего-то требовал, искал справедливость. Петр побоялся выступить в защиту друга. Чувство вины и отвращения к себе сломало его. Он начал пить. Пьяный он устраивал разборки с женой, доставалось и детям. Не смотря на дикие, бессонные ночи, которые устраивал им отец, Наталья отлично училась, активно участвовала во всех школьных мероприятиях, поступила в Уральский индустриальный институт.
Когда, Соня захлебываясь от слёз, рассказывала о жизни у бабушки, Наталья поняла, что нашла человека у которого можно поучиться не только иностранному языку, но и построению отношений в семье.
- Два в одном, - думала Наталья, - они могут жить в доме родителей, мама наконец то успокоится, а то постоянно переживает за пустующий дом.
Когда отец и брат ушли на фронт, она забрала мать к себе. Мама полностью взяла на себя заботу о семье дочери, готовила еду, убирала большую, 4х-комнатную квартиру, где ей была выделена уютная комнатка.
Борис Николаевич попросил Пелагею Денисовну не рассказывать Алёше о смерти его матери и ни в коем случае не баловать. Бабушка Поля так и делала, но в душе жалела сиротку. Наталья не имела собственных детей и чувство материнства не испытывала, а лицемерить не хотела, поэтому к пятилетнему ребёнку относилась, как к партийному товарищу. Борис любил сына, но боялся его изнежить.
- Так, - говорил он, - расскажите ка мне молодой человек...
- Господи!, - думала Пелагея, - ну что же ты с ним, как с пациентами...
Ей было жаль мальчика, но и дочь с зятем тоже было жалко. Она видела, в каком состоянии они приходят домой, если конечно приходят. Дочь практически жила на заводе, зять в больнице.
В приёмной Натальи Петровны уже 2 часа сидела элегантная женщина лет пятидесяти. Волнистые волосы аккуратно уложены и заколоты шпильками, красивое лицо было спокойным и доброжелательным, чёрное платье в мелкий рисунок украшал изящный кружевной воротничок. Секретарю она объяснила, что Кадочникова пригласила её приехать и дожидаться в приёмной. Назвалась Поповой Анной Павловной. С собой у женщины был чемодан и сумка.
Распахнулась массивная дверь и вошла взволнованная Соня. Увидела бабушку и разревелась, как маленькая. Анна Павловна поднялась навстречу внучке, прижала её к себе и замерла.
Вбежала Кадачникова:
- Анна Павловна, рада знакомству. Едем, - и секретарю, - в течение часа вернусь.
В машине Соню посадили впереди, а Наталья Петровна села рядом с бабушкой.
- Не удивляйтесь, что я пригласила вас пожить в своём доме. У меня есть сын, я хочу чтобы Вы давали ему уроки немецкого, - запнулась, - и мне тоже. Это будет ваша оплата за жилье.
- С удовольствием. Спасибо Вам за Сонечку, для меня её поступок был неожиданностью.
- Я поняла, что у вашего мужа проблемы, - аккуратно спросила Наталья.
- Это долго объяснять... но поверьте... у нас всё нормально. Мужа перевели на другую работу, пока мы вынуждены жить врозь.
Кадачникова была удивлена. Но расспрашивать не стала. Вникать в тайны НКВД было опасно.
- Располагайтесь в доме по своему усмотрению. Можете пользоваться всеми вещами, постельное в комоде. Это дверь закрыта. Там комната брата, он на фронте. Соня на сегодня я тебя отпросила, завтра с утра на учёбу.
В первый день войны, 22 июня митрополит Сергий в Богоявленском соборе в Москве обратился к россиянам с призывом сделать всё возможное для победы, благословил читать во всех храмах за литургией молитву о скорейшей победе над врагом.
Политика советского руководства по отношению к церкви резко изменилась. Священники находившиеся в лагерях были освобождены, им было разрешено проводить богослужения. Начали работать все прежде закрытые храмы - страна нуждалась в духовной поддержке. Кроме того церковь собирала пожертвования для нужд советской армии. Так например на деньги церкви была сформирована танковая колонна памяти Дмитрия Донского.
В городе Н. до войны здание церкви использовали, как склад. Но уже в декабре 1941 году, вернувшийся из лагеря бывший настоятель храма, возобновил богослужения. Все жители города считали своим долгом помочь в восстановлении храма. Даже отъявленные атеисты понимали, насколько необходимы слова ободрения и поддержки в тяжёлое военное время .
Бабушка Поля не могла посещать храм, Кадачников запретил брать с собой на службу сына, а оставить его было не с кем. Да и зятя она побаивалась. Борис Николаевич, в подчинении которого работало столько женщин, умел с ними разговаривать.
И вот настало время, когда Пелагея могла оставить ребёнка с Анной Павловной и пойти в храм. К счастью иконы не сожгли, они лежали в алтаре, иконостас не разобрали. Прихожане белили стены, мыли окна, развешивали иконы. Церковь возраждалась, а вместе с ней Вера в победу, Вера в светлое будущее...
Глава 6
Крестная мать
Варвара Дьконова, как и другие учащиеся достигшие 16 лет, была досрочно аттестована и уже трудилась на заводе. В июне ей исполнилась 17. Она по-прежнему жила в общежитии, только уже в заводском, в комнате на трёх человек. Соседки были старше ее, Валентине было уже 20, Маше 18 лет. Обе были страшными занудами, как Варя не пыталась сблизиться с ними, ничего не получалось. Хотя она умела ладить с людьми. Умела выживать, добывать еду, одежду. Знала как себя вести со слабыми и сильными. На уровне инстинктов чувствовала опасность и возможность улучшить свою жизнь. Детский дом был хорошей школой.
День рождение она праздновала в кладовке у Анфисы. С Анфисой она была по-прежнему дружна. С её же помощью накрыла, по военным меркам, шикарный стол: картофель с тушёнкой, сало, солёные огурцы, капуста и грибы. И конечно самогон. Анфиса старалась не столько для Вари, сколько для своего любовника. У неё был роман с начальником военного училища. Начальник пришёл не один, а с молодым офицером. Он обновлял преподавательский состав фронтавиками, которые уже имели боевой опыт. Офицер представился:
- Ладыгин Семен, - и протянул Варе коробочку с духами "Белая сирень ", - поздравляю с днём рождения!
Варя взяла коробочку, посмотрела в лицо молодого мужчины, хотела что-то сказать, но не смогла, она просто утонула в огромных голубых глазах.
Когда были сказаны тосты и распита первая бутылка, кстати сказать Анфиса сама гнала самогон и делала это качественно, начались танцы. Варя таяла в объятиях Семена, её тело отзывалось на каждое движение мужчины мучительно-сладким томлением. И когда Анфиса с партнёром вышли из комнаты, а Семён ещё крепче прижал Варю к себе и она почувствовала дрожь его сильного тела, жар сжигающий её изнутри вырвался наружу....
Какая счастливая она была этим летом и осенью 1942 года. Лишь на короткое время ей стало стыдно за своё счастье, когда Анфиса получила похоронку на мужа. Он погиб в битве за Сталинград.
- Господи!!! Прости ты меня, гадину...- рыдала Анфиса. Перед ней стояла ополовиненная бутылка с самогоном. Налила и Варе.
- За упокой души... Какая же я с...., - опять заревела Анфиса.
Варя, не стала пить, уже третий месяц не приходили месячные. Она погладила Анфису по её сожженым паровой завивкой и пергидролем волосам и побежала на работу, закончился обеденный перерыв.
- Варя, - Семён сказал это так , что Варя от ужаса оцепенела, - сегодня прямо с занятия вызвали пятерых саперов, дали час на сборы и получения документов и отправили на фронт.
Он посмотрел на девушку. Над верхней губой выступили капельки пота, глаза были сухими, но в них металась паника. Он чувствовал её, как себя. Это была его половина, даже не так... Они были одним целым.
- Варя, если я не успею с тобой попрощаться, то напишу. Буду писать письма при любой возможности. Варя, ты за меня не переживай. На передовую я не попаду. Сейчас много работы по разминированию Сталинграда, там больше 4х месяцев шли бои.
Он собрал всю силу, чтобы быть убедительным. На душе было тяжело. Он часто думал:
- Если бы я тогда не пошёл к Анфисе, не встретил бы там Варю и жил бы спокойно. Но тогда бы не узнал, что такое любить... и какое это счастье быть любимым.
Варя не могла говорить. Она плотно сжала губы, сжалась внутри.
- Проводи меня до Сони, сегодня хочу остаться там ночевать, - попросила она.
- Не буду говорить Семёну о беременности. Ему и так тяжело, - решила Варя.
Семён успел бы попрощаться с Варей. До отправления поезда времени было достаточно. Но видеть её сейчас было выше его сил. Ему казалось, что прощание ставит точку в их отношениях. Он упаковал часть сухого пайка, положил туда деньги и подарок - настоящее золотое кольцо с изумрудом, написал небольшое письмо. И попросил друга передать посылку Варе.
Варя письмо прочитала без слёз. Молча лежала лицом к стене. Потом собралась и пошла к Анфисе.
- Ты мне должна помочь. Я хочу избавиться от ребёнка. Я буду проситься на фронт. Я найду там Семена.
- Какой срок? - равнодушно спросила Анфиса.
- Половина уже.
- Нет, знахарка не возьмётся.
- Что же мне делать? Рожать?
- Рожай, - так же безучастно ответила Анфиса. Чувство вины перед погибшим мужем давило на неё. Любовник, увидев Анфису в таком состоянии, быстро нашёл другую. Ему нужна была весёлая женщина, которая хотя бы на короткое время освобождала его от тяжёлых мыслей.
Варя регулярно получала письма от Семена. Письма были короткие: жив, здоров, работаю. Ни слова о любви, ни слова о будущем. Варя не знала, что думать: разлюбил, у него там другая. Анна Павлова как-то спросила её о Семене. Варя с трудом сдерживая слёзы, рассказала о своих переживаниях.
- Варя, идёт война. Семен видит то, что нам и не снилось, потому и не пишет о будущем. О любви он тоже не говорит, чтобы ты не хранила верность воспоминаниям. Это лучшее, что он может для тебя сейчас сделать.
Варя, не верила собственным ушам. Что такое говорит эта женщина. Варя всегда считала её мудрой и доброй. Откуда такая жестокость?!!!
Пришло время рожать. Кроме Анфисы о беременности никто не знал. Варя всегда была пышной с широкими бёдрами. Животик был, но небольшой. Зимой его легко было спрятать.
Родила Варя легко, Анфиса запеленала ребёнка.
- Куда ты сейчас?
- Скоро утренняя служба, положу к дверям церкви. В апреле уже не холодно, не замёрзнет.
Варя взяла крохотный свёрток, прижала к телу и запахнула просторное пальто. И побрела, еле передвигая ноги.
- Если бы не ты, - обращалась она к ребёнку, - мы с Семеном были бы уже вместе. Как ты не вовремя...
- Вот уже и речка вскрылась, льда уже почти нет, - Варя остановилась на мосту и словно завороженная смотрела на бурный поток темной воды, несущий редкие льдины, ветки и какой какой-то мусор. Ребенок закричал, Варя разжала руки держащие тёплый сверток и распахнула пальто. Но ребёнок не упал, он повис над водой. Гипертонус сгибательных мышц новорождённых спас девочку. В маленькие, плотно сжатые кулачки попали волосы Вари.
Соня и бабушка ещё спали, когда пришла Варя. С первого взгляда Соня подумала, что Варю кто-то избил. Лицо было страшное, с опухшими мокрыми глазами, с искусанными в кровь губами. Варя молча распахнула пальто и подала ребёнка. Соня хотела спросить, но в глазах Вари она увидела нечто такое, что не смогла вымолвить ни слова.
- Это Вера, - Варя хотела сказать "моя дочь", но не смогла, не нужен был ей этот ребёнок. Поэтому сказала:
- Я её родила сегодня ночью. Будешь крестной матерью?
- Буду
Девочка закричала, Варя с Соней заревели тоже. Вышла Анна Павловна, взяла из рук Сони ребёнка.
- Умывайтесь и идём пить чай.
Так у Сони появилась крестная дочь Вера. Семья Кадачниковых девочку удочерили. Варвара уехала на фронт, как вольнонаемная. В первом и единственном письме она написала, что прибыла к месту назначения и будет работать экспедитором, доставлять на передовую продукты питания, обмундирование и прочие вещи.
Глава 7
Дмитрий
Вера родилась 20 апреля 1943 года. Больше всего сестрёнке был рад Алеша. Он уже учился в первом классе. Был очень ответственный и старательный мальчик. Анна Павлова говорила с ним на немецком и французском. Бабушка Поля с ужасом слушала, как Алёша старательно выговаривал немецкие слова. Однажды она решила поговорить с зятем.
- Борис Николаевич, как Вы можете заставлять своего сына учить язык врага?!!!
Кадачников сначала не услышал о чём говорит тёща. Он вообще мало с ней разговаривал. Малограмотная, простоватая женщина была для него тяжёлым собеседником. Вот и сейчас он какое-то время смотрел на неё, потом вздохнул.
- Понимаете, Пелагея Денисовна, наш враг это фашизм. Он говорит на многих языках, в том числе и на русском.
Он хотел ещё, что-то добавить, но тут зазвонил телефон. И через пару минут Борис Николаевич уже выходил из дома.
Алёша упорно учил язык, он сидел рядом с Верочкой и напевал ей немецкие песенки. Та смотрела на него и внимательно слушала. Соня, как только выдавалась свободная минута, бежала навестить свою крестницу. Наблюдая за детьми, в душе она хохотала, но смеяться вслух над стараниями мальчика себе не позволяла.
- Интересно, на каком языке начнёт говорить Верочка?, - спрашивала она у бабушки.
Анна Павлова обнимала внучку и они весело обсуждали текущие дела.
В солнечный, летний день, возвращаясь с работы, Соня издали увидела как к ним заходит молодой офицер. Уверенно прошёл по двору, уверенно зашёл в сенки. Сонечка запорхнула следом.
- Ты кто?
Они спросили одновременно и одновременно рассмеялись. Бросив работу в огороде, заспешила в дом Анна Павлова.
- Вы Дмитрий?
- Дмитрий. А Вы Анна Павлова, а ты Софья. Мне сестра писала о вас. Кстати, я такими вас себе и представлял. У меня небольшой отпуск.
Анна Павлова заторопилась на кухню. Соню отправила в огород нарвать зелень. Вышел из своей комнаты Дмитрий. Вид у него был смущенный.
- Хотел одеть гражданскую одежду, но лучше бы вначале в баню.
- Покушай, а я затоплю баньку.
- Нет, - весело ответил Дима, - не лишайте меня этого удовольствия. Я сам.
Дима присел к столу, за две минуты съел суп, от добавки отказался и быстро вышел. Тут же задымила труба в бане и Дима взял ведра, побежал к колодцу. Соня ещё сидела за столом, когда Дима заглянул в дом:
- Красавица, а пошли со мной за вениками. Анна Павловна присмотрите за баней.
За огородом сразу начинался лес. Березы, рябины и черёмухи наперегонки поднимались в гору. Дальше уже стояли мрачные огромные сосны на фоне которых белоствольные берёзки выглядели нарядно и весело.
- Сонечка, а ты любишь париться?
Соня ответила отрицательно.
- Ах какая жалость!!! - Дмитрий от души рассмеялся, - а то меня и попарить некому...
Белокожее лицо Сони сразу запылало ярким румянцем. Она лихорадочно искала ответ. В романах девушки оскорблялись на подобные шутки со всеми вытекающими последствиями: истерики, пощёчины, обмороки. И гордо уходили прочь.
Дима, увидев смущение девушки, ещё больше расхохатался, взял Соню на руки и закружил. Потом упал в траву, раскинул руки :
- Соня! Я дома!!!
Лицо солдата светилось таким счастьем, что у Сони перехватило дыхание и неожиданно для себя она заплакала. Дима испуганно вскочил на ноги
- Соня, я тебя обидел?!! Прости ты меня... это я ошалел от радости, что я снова дома. Прости пожалуйста!
- Нет, это ты меня прости, что я напугала тебя своими слезами. Я просто... мне так жаль...
Соня не находила объяснения своим слезам. Рассказывать о тех, кто никогда уже не сможет, вот так вот упасть в траву и испытать счастье от того, что он дома. Никогда... не сможет...
Но Дмитрий всё понял. Он молча подошёл к девушке и бережно обнял её.
Вернулись они уже совсем другими, что удивило и испугало Анну Павловну. Соня смотрела на Диму с восторгом, а Дима на Соню с нежностью. Но Анна Павловна поняла это внимание не правильно. Когда Дима в лесу приобнял плачущую девушку, он испытал прилив нежности к ней, как к младшей сестре, не более.
А Соня потеряла голову. Еще раньше, совсем не зная его, она уже любила этого молодого мужчину. Любила по рассказам бабушки Поли, по фотографиям в альбоме. Она так мечтала о встрече с ним. Сколько раз в мечтах она переживала эту встречу: заходит Дмитрий, видит её, понимает, что она и есть его судьба, берёт её за руки и говорит....
После бани Дима надел лёгкие брюки, рубашку с коротким рукавом, выпил травяной чай и прихватив подарки, поспешил к Кадачниковым. Соня хотела пойти с ним, но бабушкин строгий взгляд привёл её в чувство.
Бабушка взялась готовить ужин, а Соня пошла мыться в баню. В предбаннике на полу, в углу лежала одежда Димы. Словно преступница Соня взяла гимнастерку и вдохнула её запах. Сладкая и тревожная волна захлестнула ее так, что перехватило дыхание и пересохло во рту. Как бы она хотела вдыхать этот запах мужского тела бесконечно.
- О чём я думаю!?, - Соня бросила гимнастерку в угол и зашла в баню. На лавке лежал мокрый, горячий веник, мочалка. Всё это соприкасалось с бронзовой, упругой кожей Дмитрия.
- Нет, так не годится... Но почему? Мне уже 16 лет. Возможно, всю оставшуюся жизнь я буду жалеть о том, что не сделала шаг, который так страстно хочу сделать.
Соня мылась и мечтала... Она уже точно решила, что Дмитрий это тот мужчина с кем она станет женщиной. Только он достоин этого.
- Но... как это сделать? - Соня пришла в ужас, - бабушка ни за что не позволит.
Анна Павлова уже смотрела на неё подозрительно, когда они вернулись из леса с вениками.
Соня долго не могла уснуть, она перебирала в уме различные варианты, где она сможет уединиться с Дмитрием.
Утром бабушка с трудом разбудила Соню на работу. Весь рабочий день Соня провела как в бреду. Время словно остановилось. Домой Соня летела. Ещё издали она слышала стук топора. Дмитрий обновлял крыльцо. Деревянный забор он уже поправил и калитка открылась легко и без скрипа.
- Господи! - причитала рядом тётя Поля, - да отдохни немного.
- Здрасьте! А где дети? - удивилась Соня.
- Сонечка!!! Сонечка пришла, - бежал к ней Алёша.
На крыльцо вышла Анна Павловна с Верочкой на руках.
- Сонечка! Соня, - прыгал возле неё мальчик, - это мой дядя! Он брат моей мамы и сын моей бабушки. Дима, Дима!!! - познакомься с нашей Сонечкой.
Алёша подбежал к Дмитрию. Тот схватил его, подкинул высоко, ребенок от восторга громко завизжал, проснулась и заплакала Верочка.
- Дима, ради Бога, не пугай ребёнка!!!
Ребёнок радостно скакал вокруг Димы и восторженно кричал:
- Ещё!!! Ещё!!!
- Софья, помоги мне, крикнула из открытого окна Анна Павловна.
- Ой, - засуетилась Пелагея Денисовна, - у нас же сегодня гости.
Уже было достаточно поздно, когда подъехали Кадочниковы. Поприветствовав родственников, Дима смущённо прохрипел:
- Я сейчас... - и выскочил из дома
Борис Николаевич достал из портфеля бутылку коньяка, вино белое и красное, лимоны, шоколад и колбасу. Пока всё это расставляли на столе, вернулся Дмитрий. Пришёл он не один, а с соседкой Ириной, одинокой женщиной с маленькой дочкой.
- Мама, знакомить вас я не буду, вы и так друг друга хорошо знаете. Мама, это моя дочь Надя.
Все замолчали. Ирина стояла пунцовая. Девочка с интересом посмотрела на людей, потом перевела взгляд на стол и больше уже ничего не видела кроме еды. Голодные глаза девочки не отрываясь смотрели на стол.
- Кушай, - Алеша дал ей в руки кусок пирога.
Никто не заметил, когда Алёша взял пирог и как он подошёл к Наде. Поступок ребёнка снял напряжение. Анна Павлова несла из кухни посуду, а Наталья Петровна из комнаты Дмитрия стул.
Вопросов никто не задавал. После коньяка и вина все расслабились и насколько позволяло приличие, веселились. Никто не заметил, что белая как мел Софья почти ничего не ела. В спальне опять заплакала Верочка.
- Бабушка, сиди. Я сама, - и быстро выскочила из за стола.
- Верочка, солнышко моё!!! Какая же я дура, - шептала Соня, прижимая к себе тепленькое тельце.
Соне чувствовала себя глубоко несчастной. Немного всплакнула и уснула рядом со своей крестной дочерью Верой.
Глава 8
Ирина
История Ирины Новиковой не была чем-то особенным.
Семьи Новиковых и Пастуховых жили по соседству. Построились они одновременно. Зимой срубили, а весной скатали каждому по дому. Небольшую баньку по-чёрному соорудили одну на двоих. Пастухов Петр был неразговорчивый здоровяк, а Новиков Сашка шустрый красавчик. Дружили они с детства. Сашка частенько затевал какой-нибудь скандальчик, переходящий в драку, тут всегда появлялся громадный Пётр и противники сбегали. Лишь однажды к кому-то в гости приехал матрос, который в патосовке дал достойный отпор Петру, чем поколебал его авторитет у местных. Но Пётр не был ни мстительным, ни злопамятным. Он решил, что хватит...
- Хватит уже, - говорил он другу, - всё хватит. Я женюсь.
И женился на скромной девушке Пелагее. Следом женился Сергей на красавице Марии. Через год в семье Пастуховых родилась дочь Наташка, а в семье Новиковых сын Пашка. Еще через 2 года родились Димка и Иринка.
Оба друга работали на заводе, Пелагея работала дежурной на железной дороге, а Мария продавцом в продуктовом магазине. Дети росли, ходили вместе в школу.
Жизнь сломалась в один миг. И опять же всё затеял неугомонный Сашка, но в этот раз друг не пришёл ему на помощь. Каким-то образом Александр узнал, что мастер присваивает деньги выделенные участку на общественные мероприятия. На очередном собрании он попросил бригадира объясниться. Тот, естественно, выкрутился. Но с того времени у Новикова начались проблемы. И когда во время плавки рабочий получил ожоги, бригадир обставил это как деверсию, обвинил во всем Александра. На собрании Новикова признали врагом народа. Прямо с завода его забрали и больше никто о нем ничего не слышал.
Мария бушевала:
- Петр, как ты мог, почему не рассказал собранию об отношениях между бригадиром и Сашкой?!.. Что теперь будет с нами? Пашка только в минтовку устроился... сейчас выгонят. У тебя то всё хорошо. Ирина, вон в институте... мотоцикл вы купили... - Мария говорила без умолку, щеки пылали, глаза сверкали, - Пойду к парторгу на завод, всё расскажу!
- Маша, не ходи, не скандаль.
Подумай об Ирине, она ещё не встала на ноги, - тихонько уговаривала подругу Поля.
Петр стоял молча, лицо было пунцовым и потным. Дома Петр достал бутылку самогона, налил до краёв стакан, залпом выпил и молча уставился куда-то в угол. Поля тихонько забрала бутылку со стола, муж даже не заметил. Через какое-то время он очнулся, потребовал вернуть бутылку на стол. С этого времени он пил, каждый вечер, пока не началась война.
Мария, собралась идти к парторгу. На ночь накрутила волосы на тряпочки, утром голова была в мелких кудряшках. Накрасила яркой помадой губы, надела лучшее платье и пошла.
К парторгу её не пустили. Но Мария была не из таких, кто бы безропотно ушёл. Она укараулила его возле дома. Разговаривать с ней он не захотел. Мария схватила его за полу пиджака и перешла на крик. Щупленький мужичок не мог вырваться из рук крупной, разъяренной женщины. Из окон дома выглядывали довольные соседи. Жена парторга вызвала милицию. Милиционер оторвал от партийного работника женщину вместе с пиджаком. Пиджак еле высвободить из рук Марии.
- Мама, что же ты надела?...
Павла пустили в камеру к матери. Он уже написал заявление об отречении от родителей - врагов народа.
Ирине ещё не было 15 лет и Павел смог взять её на попечение.
Неизвестно где сгинул Сашка Новиков, а вот Мария отсидела в Алжире (Акмолинский лагерь для жен изменников родины) свой срок, не захотела больше возвращаться на Урал, осталась жить в Казахстане.
Когда Ирина осталась одна. Дмитрий не отходил от неё. Защищал девушку в школе, а позднее в училище. Они оба поступили в местную Фазанку на специальность "обработка металлов резанием".
Сестра Дмитрия, которая училась в институте и была комсоргом курса, была противником дружбы брата и дочери врага народа.
- Ты мне не брат!, - кричала она, - ты ещё женись на этой... И мы породнимся с семьёй врага народа!!!
Однажды подобная стычка произошла в присутствии уже пьненького отца. Петр молча подошёл к дочери, взял ее за плечи и встряхнул так, что у платья порвался рукав.
- Никогда! Слышишь, никогда не смей так говорить о Новиковых!
- Ну и ладно... Живите как хотите!..
Наталья перевелись на зоочное отделение, выбила себе место в общежитии и ушла от родителей. Однажды Наталью пригласил на беседу парторг завода.
- Наталья Петровна, - плюгавенькая голова мелко дрожала, - я вижу в Вас потенциал. Буду рекомендовать Вас на свое место, но здесь есть одна проблема. Ваш брат , по слухам живёт в грехе, - мужчина запнулся и быстро исправился, - в преступной связи с дочерью врага народа.
Наталья решила поговорить с Ириной. Она долго репетировала свою речь, ища самые убедительные доводы прекращения отношений брата и девушки. И она почти добилась своего - молодые люди стали тщательно скрывать свою дружбу.
И вот сейчас, когда прошло уже столько времени Наталья узнает, что у неё есть племянница, а Пелагея Денисовна имеет родную внучку. К счастью они обе были искренне рады этому.
Дмитрий уехал. А вместе с ним то мимолётное счастье, которое посетило дом Пастуховых. Начались дожди, холод. Уже скошеная трава прела. Сено пытались спасти, раскладывая под навесами, постоянно перетряхивая. Но это мало помогало. Со страхом люди ожидали зиму. Вдобавок не уродилась картошка. В сырой, холодной земле она загнивала, росла кое-как.
- Что будем есть зимой??!
Ирина получала деньги по аттестату Дмитрия, а Пелагея Денисовна деньги мужа. Но осенью пришло извещение, что Пастухов П.А. пропал без вести и с него снимается денежное довольствие. Не успела Пелагея прийти в себя, как получила известие о том, что без вести пропал сын - Дмитрий. Последнее письмо от Дмитрия было из госпиталя. Ранение было лёгким. Он быстро поправился и был откомандирован в распоряжение командования 42 армии, которая вела наступление на Псков.
Ирина зимой голодала. Ближе к весне у неё начались голодные обмороки. Однажды, падая, она сломала руку. Компенсация в период нетрудоспособности была настолько мала, что на эти крошечные деньги нельзя было ничего купить. А талонов на питание не было. Всё, что можно было продать, было продано. Даже приличная одежда и обувь.
И Ирина пошла просить... Она верила, что родственники её дочери пожалеют ребёнка. Но к её беде, в доме Пастуховых была одна Соня.
- Ничего нет, а картофель только для посадки.
Соня ненавидела Ирину разрушительницу её грёз о любви к прекрасному Дмитрию.
На следующее утро сосед, по дороге на работу, обнаружил уже замерзающего ребёнка. Схватил девочку, бегом бросился к Анне Павловне. Все знали, что она лечит травами, да и дом Пастуховых был рядом.
Анна Павлова схватила Надю, начала растирать ручки и ножки. Налила в тазик тёплой воды, усадила туда девочку. Залила кипятком сушёную малину, положила в стакан мёд.
- а мама умерла...- девочка смотрела на Анну Павловну отрешенно и совершенно по взрослому.
Продолжение пишется.....