Из раздела «Не досказала. И не доскажу»
– Литература – это любой текст, от которого есть польза хотя бы одному человеку.
Ничего себе – новость! А каким тоном сказана?! Да от подобного я могу взвинтиться на счёт раз-два-три.
Но не сейчас. Сейчас в его глазах, обращённых в мою сторону, нежность… У меня, конечно же, на обсуждаемый предмет свои воззрения, но они рассыпаются мелкими радужными кристалликами и через вдох-выдох-вдох-выдох истаивают – будто не было. Я теряю волю и киваю головой.
– Нет.
В маленькой светлой кофейне, кроме нас, никого, даже официантов. Обслуживают призраки. Мы заказали – нам принесли.
Он попросил растворимого кофе – «побольше и послаще, разве можно беседовать о высоком без кофе?» Я зелёного чая – «только, пожалуйста, чтобы одеколона в нем…» – «???» – «…чтобы жасмина не было».
– Любой!
Он заглядывает мне прямо в сердце.
– Нет!
Перед ним стоит жёлтая фаянсовая кружка, полная нефтеобразной жижи с кислым дурящим запахом. Сильные пальцы задумчиво поглаживают бликующий бок, иногда указательный отделяется от ансамбля и выписывает маленькие знаки бесконечности. Я бы хотела уменьшиться в размерах, истончиться и приластиться к кружке, чтобы мягкие, согретые теплом от кофе подушечки скользили и по мне. Это невозможно! Робко тяну руку вперёд и подсовываю кончики своих пальцев под его. Он моего манёвра не замечает.
– Любой человек может быть писателем.
Несколько секунд он смотрит, как на поверхности кофе колеблется белый угол – отражение окна. И снова на меня. Подготовился к очередному упрямству.
– Любой человек может быть писателем.
И, резко крутанув пальцами, ухватывает мою дернувшуюся от кружки руку. Тянет к себе.
– Да.
Пытаюсь выдернуть руку.
– Писателем – да! И не может, а должен быть. Но все равно ты ничего не понимаешь о литературе, – каждое последующее слово даётся мне тяжелее предыдущего, «о литературе» я с трудом выталкиваю из себя.
Он укладывает мою руку на стол вниз ладонью, сверху прикрывает своей.
– Ну, так объясни.
– Не могу.
– Почему?
– Сама о ней не понимаю. Нет у меня для этого никаких оснований. Я же не филолог. В моей высшей школе не преподавали методов анализа литературных произведений. И я не писатель, чтобы судить по собственному опыту. Кроме того, говорить «я понимаю», то есть «я разбираюсь в вопросе» – немножечко грешить против вкуса. Примерно как если используешь глагол «кушать» в первом лице единственного числа.
– А бросать другому «ты не понимаешь» – в рамках вкуса?
– Вполне.
– Так о литературе не будем?
– Не будем. Чтобы говорить, надо точно формулировать, а как сформулируешь то, что для нас не имеет границ, не имеет структуры?
– А как же периоды развития, направления, течения, жанры? Разве не определены они достаточно жёстко?
– Знаешь, если бы я была филологом, то наверняка под литературой понимала бы именно то, что ты перечислил. Для меня же литература – это мировая душа, выраженная в словах. А душу как расчислишь?
Время от времени он отпивает из кружки и даже не морщится, хотя его кофе давно остыл и наверняка превратился в совершеннейшее пойло.
Продолжает, будто фокусник из рукава, выуживать свои безапелляционные сентенции:
– Книгу-шедевр никто не способен прочитать, кроме автора.
Хитрец! Какой бы из коротких ответов я ни выбрала, в любом случае выражу согласие: да, не способен – нет, не способен.
– Е-рун-да! Если книга признана шедевром, значит, хотя бы один человек, помимо автора, её прочёл. Доверять автору экспертную оценку собственного опуса просто смешно!
– А ты по прочтении можешь определить, шедевр у тебя в руках или нет?
– Вряд ли. Хотя не знаю, мне шедевры еще не попадались. Может быть, у меня завышенные критерии?
– А как перечить-соглашаться, да-нет говорить – знаешь?
– Угу.