Производство мое, моими же усилиями, развивалось и крепло. Я привозил из Москвы новое оборудование и набирал персонал. Этому в нашей новой и растущей компании уделялось большое внимание, устанавливался даже план по набору численности, за невыполнение которого наказывали. Временами брали всех, кто приходил, за исключением самых одиозных. Аппарат управления нашей организации и ряд подразделений в своё время уже переместились в освободившееся здание по улице Нагорная 12. Здесь имелись большие площади механической мастерской с уже имевшимся и оставленным для нас оборудованием. И вскоре было принято решение о переводе туда нашего ремонтного подразделения.
Я работал на первом этаже, Ира на третьем. У меня был свой кабинет с телефоном и сейфом, где я хранил документы и канистру со спиртом, полагавшимся нашему подразделению для производственных нужд. Спирт был технический, ректификованный, высшей очистки, но всё же, как говорится, из опилок. От этого он имел нехороший привкус, но употребляли его повсеместно. И на коллективные застолья по случаю пролетарских праздников 1 мая и 7 ноября, и на Новый год, и на выезды в колхоз, просто на природу и на местные турбазы...
Кроме администрации предприятия, в производственную жизнь нашу вмешивалась и партия. По случаю пятой годовщины моего ремонтного производства они затребовали с меня отчет на открытом партийном собрании коллектива, и я долго мучился и пыжился, сочиняя этот доклад. Потом зачитал его на собрании и все, кому не лень, и коммунисты, и беспартийные, задавали мне всякие каверзные вопросы, а я пытался достойно на них ответить. Всё обошлось благополучно. Мне и лучшим моим работникам дали премию и объявили благодарность за хорошую работу. Премию мы обмыли...
С приходом к власти Горбачева начались преобразования в обществе. В целом они поддерживались большинством населения, хоть и не всеми. Начали с борьбы с алкоголизмом, а реально подрубили сук, на котором сидели. Народ пить меньше не стал, а доходы от водочного бизнеса переместились в тень, да больше стали пить всякой дряни. Видно было, что в Политбюро единства нет. После Закона о борьбе с нетрудовыми доходами был принят противоречивший ему Закон о кооперативах. Непродуманное, а, может, кем-то наоборот хорошо продуманное, введение в действие этого закона, вкупе с безграничной демократией ради демократии, на мой взгляд, по сути, и привело к дальнейшему полному развалу Советского Союза. Вроде бы закон был хорош, началось создание мелких производств в легкой промышленности и в сфере обслуживания. На рынок вышли новые товары, снижался дефицит одежды, появлялись новые точки общепита. И если бы закон ограничился только созданием новых производств, всё было бы неплохо. Но закон допускал создание массы посреднических кооперативов во всех отраслях, даже на оборонных производствах. И вот кооператив на крупном предприятии, созданный из ушлых членов администрации этого же предприятия, начинает реализовывать, произведенную рабочими продукцию с определённой наценкой, которая прямиком ложилась в карман новых дельцов. Никто не хотел создавать новые производства, а, в основном, паразитировали на безразмерной социалистической собственности. Так началась вакханалия по разбазариванию и перераспределению богатств, созданных за много лет всем советским народом.
На нашем предприятии проворные ребята тоже создали ряд кооперативов, в которых и мне предлагали участвовать. Но я никак не мог в толк взять, как это можно с родного предприятия часть объемов утаскивать налево, не говоря уже о том, что перепродавать что-либо мне вообще было изначально и до сих пор противно. Упирался я долго, свой кооператив так и не создал, но наблюдая, как другие стали делать на этом деньги, и желая всё же дать заработать своим сотрудникам и себе - любимому, часть работ всё же стал проводить через кооператив.
Повсеместно стала насаждаться принудительная демократизация производственных предприятий. На якобы свободных выборах в головное руководство выбирались нередко проходимцы и болтуны, обещавшие людям то, чего выполнить реально было нельзя. В нашей конторе тоже прошли свободные выборы. Большинство рабочего персонала проголосовали за новое лицо, пришлого варяга, неизвестно откуда и кем продвигаемого. Просто за то, что он пообещал им вернуть 60 копеек от заработанного рубля в виде чистого заработка. И хотя потом выяснилось, что выполнить это никогда не удастся, это уже никого не интересовало. Ничего назад вернуть было нельзя.
Потерял должность наш генеральный директор, способный и опытный инженер, может, не такой решительный, как хотелось бы, но успешно работавший в конторе более пяти лет. Он перешел сначала на должность начальника производства, а через некоторое время, вообще, стал смотрителем здания и управлял уборщицами, одним сантехником и одним электриком. На нём это тяжело отразилось. Он был человек непьющий, расслабиться, как все, не мог, всё переживал и носил в себе, а через несколько лет скончался от сердечной болезни. Я иногда навещал его на службе. После первого инфаркта он оправился и ещё работал. Он мне говорил тогда: «Толя, если б я знал, я бы хоть по чуть-чуть принимал бы в трудных ситуациях, может, этого и не случилось бы». Он уехал в гости к родне в Астраханскую область, там и умер. Хоронили в Екатеринбурге. Я на похоронах был...
Но вернемся к выборам. Наше подразделение тоже не голосовало за старого генерального. Тогда было всеобщее воодушевление отправить все старое на слом и начинать новую, лучшую жизнь. Если бы люди знали, к чему это в последствии приведет...Мы, кстати, голосовали за опытного руководителя, заместителя директора нашего местного оптико-механического завода. А вообще-то баллотировались все, кому не лень. Наш начальник отдела труда и заработной платы Травкин тоже заявил свою кандидатуру. Получил два голоса. Когда на другой день я зашел к нему, он меня спросил: «А ты за кого голосовал?». Я ему: «Конечно, за Вас, Виктор Михайлович!». Он: «Хватит врать! Ты сегодня уже пятый, кто за меня голосовал. А голосов то всего два, мой да я ещё знаю, что Казаков точно за меня голосовал»...
Разумеется, после выборов на предприятии пошли полным ходом перемены. Вокруг директора собрался круг единомышленников по вытаскиванию денег из разваливавшейся государственной машины и по переустройству конкретно нашего предприятия. Ничего же реального по развитию и приспособлению к изменяющимся условиям нашего производства не делалось, что и привело в последствии синхронно с развалом Советского Союза к ликвидации нашего мощного предприятия, имевшего филиалы по всему Уралу и великолепную возможность, в условиях возрастания роли персональных компьютеров в быту и на производстве, превратиться в крупную региональную структуру по внедрению и сервису вычислительной и сопутствующей техники. Но нас об этом уже и не спрашивали...
Вскоре случились события, связанные с ГКЧП. Что-то было странное в этой истории. Складывалось ощущение, что Горбачев с ними заодно. Понятно было,что это попытка сохранить Союз и остановить развал страны. Но сделано было всё так бездарно и непрофессионально, что понюхавший уже свободу народ принял это как реванш партийной номенклатуры. И когда Ельцин, взобравшись для картинки на танк, выступил против ГКЧП, большинство народа его поддержало. Поддержали, несмотря на то, что перед этим в прессе муссировалась непонятная история о том, как он упал с моста, якобы пьяный, а потом все наблюдали по телевизору как на партийной конференции, он, весь трясущийся, просил у партии прощения за свои ошибки. Всем хотелось верить, что он смелый, решительный, и, вообще, это наш человек наверху.
На другой день показали пресс-конференцию ГКЧП. У Янаева тряслись руки, все они о чём-то говорили, но было понятно, что ребята что то не рассчитали, или не так договаривались, и ничего у них не выйдет. Руцкой слетал в Форос и привез Горбачева. Михаил Сергеевич по трапу спускался невесело, видимо он понимал, что реальную власть в стране уже захватил Ельцин. Чем это обернулось для нашей страны люди поняли потом...
Несмотря на то, что творилось в стране, надо было продолжать работать. Наше производство пополнялось новыми станками, приборами, осваивались новые виды работ. Мы отлаживали и ремонтировали узлы от большой вычислительной техники, объединенной в унифицированную серию между всеми странами социалистического содружества, и маркировавшуюся как ЕС. Мы упёрлись в это дело очень основательно, порой совсем не замечая происходивших в мире изменений в общем развитии вычислительной техники. А уже стали появляться первые персональные компьютеры и наша зацикленность на механических узлах и отдельных блоках от мощной системы ЕС, к сожалению, по мере технического прогресса всё более похожей на архаичного монстра, сыграла свою негативную роль в наступившем позднее кризисе нашего направления работ.
Понимая это, я предпринимал попытки по созданию своего подразделения по ремонту и отладке персональных ЭВМ. Но не я один так думал, и в результате закулисных интриг вокруг нового руководства, созданную мною группу молодых и перспективных ребят у меня же и забрали, передав в другое подразделение. Были на то, может, и объективные причины, и даже, может быть, им там стало лучше и надежней, но перспективы развития моего подразделения были сильно подрезаны.
Делать было нечего, и мы сосредоточились на применении передовых приемов в нашем основном деле, ремонте отдельных узлов от уже уходящей в историю большой вычислительной техники, и от появлявшихся уже первых образцов персональных ЭВМ. В связи с тем, что объемы работ от больших ЭВМ падали, и с тем, чтобы поддержать падавшую зарплату работников, мне пришлось часть работ проводить через расплодившиеся тогда кооперативы. Идея для меня раньше совершенно ненавистная, но позволявшая за одинаковую работу получать чистые деньги в существенно больших размерах, чем на родном предприятии. И в этой мелочи, на мой взгляд, одна из несомненно многих причин последующего краха социалистической экономики. Всё было настроено так неправильно, что одна система, частная, находясь в более привилегированных условиях, разрушала и поедала другую систему, общественную, в которую она таким нелепым способом была встроена. Хотя, может быть, всё это не случайно было придумано поднявшимися до вершин власти корыстолюбивыми комсомольскими лидерами, давно мечтавшими пожить на западный манер за счет богатств, созданных предыдущим поколением. На этом, пожалуй, закончим пафосную речь о судьбах любимой нашей Родины и вернемся к нашей прозе жизни.
Хороший заработок нам давала тонкая шлифовка постоянно выходящих из строя магнитных головок. Её мы освоили по кооперации со специалистами одного крупного оборонного предприятия, потому что там имелось нужное для такой тонкой работы оборудование. Раскопали мы ещё одну денежную жилу - ремонт высоковольтных трансформаторов строчной развертки мониторов первых персональных ЭВМ. Это была исключительно наша идея. Трансформаторы производились в Вильнюсе и, в основной массе, были крайне низкого качества. В запасных частях они практически не поставлялись и, чтобы не было простоя оборудования, пришлось организовать собственное производство. С этой целью я даже съездил в командировку в город Вильнюс. Это было уже в 1991 году, перед самым развалом СССР, после беспорядков у телебашни, где погибли несколько человек.
Основные впечатления от той поездки: чистые улицы, тротуары, порядок в транспорте и в городской жизни. Это была уже почти Европа. В магазинах было много того, чего у нас сроду и не бывало. В наших магазинах в то время были пустые полки, на которых для заполнения выставлялись все имевшиеся на складе трехлитровые банки с овощными консервами да банки с килькой в томатном соусе. Здесь же свободно продавалась, даже в ассортименте, такая желанная для моих современников вареная колбаса и, что совсем невиданно, в любых количествах сыр разных сортов. Я даже с собой в Свердловск прихватил головёшку.
И хоть на улицах было спокойно, и отношение к русским, и в частности ко мне, было еще вполне благоприятным, тем не менее, в центре города я наблюдал такую картину. Мощный и толстый тополь, долгожитель наверно, был весь увешан советской атрибутикой. Многочисленные предметы, символы советского строя, болтались привязанные к веткам, а многие были прибиты к стволу гвоздями. Там были даже паспорта, военные и комсомольские билеты, деньги бумажные и мелочь, всевозможные справки и удостоверения, значки ударников коммунистического труда, красные флажки и памятные ленты. Понятно, что к этому их подтолкнула смерть нескольких человек после разгона митинга у телецентра, но было уже ясно, что не всем нравится жить в советском государстве.
На заводе меня встретили дружелюбно, препятствий в моём деле не чинили, помогли с документацией, показали цеха и разместили в гостинице. Через несколько дней я вернулся в Свердловск, а вскоре мы освоили собственное производство этих трансформаторов малыми сериями по заказу. В них нуждались вычислительные центры по всей нашей стране. И мы посылками отправляли их в самые разные регионы от Якутии до Грузии и Западной Украины. Это дало возможность поднять заработную плату в коллективе, да, и мне немного поправить свои финансы. Но занимались мы этим недолго, может, пару лет. С развалом СССР, на границах независимых республик, живо были образованы таможни и оформление наших мелких партий значительно усложнилось, а с этим и производство наше стало хиреть и постепенно зачахло.