После командировки я вернулся в Заречный. Какое-то время мы были с Ирой вместе. Но осенью Ира вернулась в город, ей надо было продолжать учебу, а я, как и раньше, стал приезжать к ним только на выходные.
Саша жил уже с Тамарой, а я остался в гостинице один. Контингент соседей в моей комнате стал чаще меняться, что меня удручало. И, вообще, такая разобщённость с Ирой меня не устраивала. Тем более что ввод третьего блока затягивался по срокам, и стали ходить разговоры о расформировании нашей группы, чтобы направить людей на другие объекты. Я стал задумываться о смене работы. И поскольку уже имел представление об электростанциях и установленном на них оборудовании, я попросился на работу в самую главную организацию, которая занималась всеми электростанциями в нашем регионе - «Свердловэнерго».
Наниматься я пришел в службу тепловой автоматики и измерений, ведь автоматика и электроника были наиболее близки к моему институтскому инженерному профилю. Долго беседовал со мной заместитель начальника службы Гринфельд Рафаил Николаевич. Выспрашивал, что я знаю, что умею, и каких успехов достиг, зачем я прошусь именно в это подразделение. К моему удивлению, меня взяли. Как я потом узнал, попасть с улицы в эту организацию было почти невозможно, брали в, основном, по рекомендации, другими словами, по блату.
Я начал ходить на новую работу. По началу работа мне нравилась. О людях здесь заботились, на мой взгляд, больше, чем в других организациях. Хорошо ко мне относился заместитель начальника службы Дубровин Борис Владимирович. Его стараниями и моей настойчивостью, работая в службе менее года, я сумел получить своё первое жильё. Это была небольшая комната в трехкомнатной коммунальной квартире, площадью всего 10 кв. м. Мне думалось, что жилье это для нас временное, но кто же мог знать, что жить нам здесь придется целых восемь лет.
В соседях, в одной комнате, такой же как у нас, проживала женщина Екатерина Жернакова с девочкой подросткового возраста. А третью комнату, самую большую, занимал офицер Володя Шевцов с женой Любой и малолетней дочерью Ириной. Соседи оказались на редкость хорошими людьми. Мы и чай пили вместе, и пироги стряпали, угощая друг друга. Иногда и праздники вместе отмечали. Так продолжалось пару лет. А потом Володя получил назначение на должность районного военкома в город Арти. В освободившуюся комнату заселились другие люди. Соседка была поварихой в садике, муж - шофёром, с ними двое маленьких детей, мальчиков. И все бы ничего, если бы они не злоупотребляли алкоголем. Дело усугублялось ещё и тем, что к ним по выходным приезжали такие же родственники из Егоршино - дым коромыслом. Поскольку их было много, а горячую воду они видели только по телевизору, попасть в наши совмещенные туалет с ванной в течение дня было нереально. Конечно, мы с соседкой Катей пытались им как-то объяснить, чтобы они вели себя правильней, но это только вызывало очередные соседские споры. Кто жил в коммуналке, тот меня поймет.
Несколько лет так и жили мы с соседями в напряженных отношениях, до тех пор, пока после очередной ссоры не возникла реальная драка и я, с большим трудом, увернулся от летящего в мою сторону цветочного горшка. Мне, с моим обострённым чувством справедливости, терпеть это уже не представлялось возможным, и я с юношеским задором и верой в свою правоту, написал заявление в народный суд, с целью хоть немного приструнить распоясавшихся соседей. Но когда дело дошло до предварительного разбирательства, я с удивлением узнал, что она тоже написала на меня заявление, в котором нагло врала и говорила, что это я на неё напал и нанёс побои тихой и скромной женщине. Откуда такая прыть и такая юридическая подкованность я понять не мог, до тех пор, пока не узнал, что молодой парень - судья, которому было поручено разбирать наше дело, водит ребенка в тот же садик, где она работает поварихой. Это он её всему подучил, сама бы она до этого никогда не додумалась. Вера моя в правильное разбирательство сразу поубавилась, и я забрал своё заявление, да, и она тоже. Но после этого случая поведение их стало всё же тише. А у меня это было первое знакомство с самым справедливым советским судом, и первый блин, как и водится, был комом.
Мы продолжали жить в этой малюсенькой комнате. Ира окончила институт и устроилась на работу экономистом в Научно-исследовательский институт строительства, сокращенно НИИС, потому что её специальность по диплому была «Экономика строительства». В 1976 году, в июле, у нас родилась дочь Таня. Мы привезли крошку домой, и стали жить втроём на десяти квадратных метрах. Кроме этого, когда мы заселялись, для нашего кухонного стола не нашлось места на кухне, и он стоял в нашей комнате, занимая место, которого нам и так не хватало. Ведь ещё были: большой двуспальный диван вишневого цвета производства Ивановской мебельной фабрики и массивный шифоньер из 50-х годов, покрытый дубовым шпоном, подаренный нам по случаю. Ещё была детская кроватка, и свободного места оставалось не более полуметра.
Теща, Валентина Ивановна, была рада рождению внучки, постоянно о ней заботилась, и сшила ей массу разных платьишек из оставшихся обрезков швейного материала. Она жила теперь с братом Ирины Володей, который вернулся из армии. Еще до прихода его со службы, мы решили обменять её однокомнатную квартиру в центре, на улице Гагарина, на двухкомнатную квартиру в прилежащих к центру районах. Всё-таки Володя возвращался из армии уже взрослым парнем, и жить им вместе в одной комнате было бы некомфортно.
Обмен нашли быстро, квартиры в центре пользовались повышенным спросом. Все заботы по оформлению легли, естественно, на меня. Мы оформили все необходимые документы через обменбюро и оставалось получить согласие на обмен жилкомиссии райисполкома. Всё было по закону, и я не сомневался, что эту подпись получу. Но, оказывается, тут я заблуждался, и это было не так просто. В райисполкоме, на месте начальника по распределению жилья, сидел чиновник по фамилии Чащин, а в коридоре к нему огромная очередь народу. Просмотрев документы, он сказал категорически: «Нет». Оказывается, из района (а мы переезжали в другой административный район) уезжают два человека, а приезжают три. Тем самым показатели по обеспеченности граждан жильём ухудшаются. Но ведь всё по закону, говорил я, и это не является препятствием для обмена. А он в ответ, на то я здесь и поставлен, чтобы разрешать обмен или не разрешать! И не подписал. Я вскипел моментально. Вот она Советская власть, вот как она заботится о людях! Я попытался скандалить, он пригрозил, что вызовет старшину из охраны и отправит меня в участок. Я успокоился и пошёл консультироваться к адвокату.
Адвокат обнадёжил. Сказал, что обмен наш законный, что надо написать заявление в суд, приложить все документы и ждать рассмотрения дела. Я всё это исполнил, потратил на марку госпошлины 30 копеек, и стали мы ждать срока. Конечно, нервничали, и тянулось это примерно месяц. Но в назначенный день всё для нас разрешилось благополучно, а этот нехороший человек из райисполкома на заседание суда даже не пришёл. Вот такая, думаю, работа - ставить людям палки в колеса. Теперь я понимаю, что он рассчитывал на то, что не каждый человек в этом случае сообразит обратиться в суд, а, может, и вправду ждал взятки. Так я второй раз столкнулся с самым справедливым советским судом, но на этот раз удачно. За ним последовал и третий случай, но там я был уже подкован...
Жизнь проходила как у всех. Об этом сложно писать и выделить какие-то моменты. Совсем как у Толстого: «Все счастливые семьи счастливы одинаково...» Мы воспитывали дочь. Нужны были деньги, и мы рано отдали её в детские ясли, полученные с огромным напряжением нервов и связей. Тане было на тот момент 11 месяцев. Ира вернулась на работу. Мы купили в кредит чёрно-белый телевизор «Рекорд», мечту молодоженов, и выплачивали за него рублей по 30 из зарплаты. Ира получала в месяц 120 рублей, а я 180, и с них еще забирали налоги. Утром в садик, потом на работу, после работы забрать ребенка из садика и домой, а там семейный ужин. По выходным мы ходили в гости, к друзьям, либо к её маме.
Здоровье тёщи постепенно ухудшалось. В какой-то момент у нее случился инсульт, и её парализовало на одну сторону. Несмотря на это, она никогда не сидела без работы и занималась шитьем для Иры и Тани, или же, в меру сил, хозяйничала на кухне. Она жила с сыном Володей в той двухкомнатной квартире на ВИЗе, что мы ей с таким трудом выменяли. А мы ездили к ним в гости через весь город. Так продолжалось до начала 1979 года. Володя окончил курсы шоферов и работал водителем автобуса. К этому времени он уже женился на девушке из хорошей семьи, Наташе, и чувствовал себя в квартире хозяином. В старый новый год Валентине Ивановне должно было исполниться 50 лет, как никак юбилей. И она надеялась, что соберутся гости, и мы приедем, но Вова почему-то категорически отказался принимать у себя большую компанию. Может, молодая жена повлияла на это решение, а может, это он сам так задурил. У нас же, на десяти метрах, собрать такую компанию было сложно. В день рождения мы, конечно, приехали к ним и поздравили Валентину Ивановну с её юбилеем. Она жаловалась на Вову, на молодую невестку, и была очень обижена этой историей. Наверное, она сильно перенервничала, и на другой день ей стало плохо. Вызвали скорую, и её отвезли в больницу. Оторвавшийся тромб перекрыл кровеносную систему внутренних органов, и через две недели, она в тяжёлых мучениях скончалась от гангрены кишечника. Почему вовремя не сделали операцию, так можно сейчас спросить. А тогда врачам доверяли, и если случилось, то думали, что сделано было всё возможное.
Организацией похорон и поминального обеда занимался я. Помогал мне в этом бывший муж покойной, отец Иры, Василий Николаевич. Он работал на оборонном заводе, и заказал за свой счет памятник на могилу, из металлического листа, покрашенного серой порошковой эмалью, с большой коричневой пластиной из гетинакса, на которой были выгравированы годы жизни, фамилия и имелась рамка для размещения фотографии. Я же установил в эту рамку фотографию тёщи, отрезанную от их семейного фото, где они были втроем. После похорон мы с Ирой часто посещали её могилу. Мы жили совсем недалеко от этого кладбища и могли ходить туда пешком. Я принес из лесу и посадил на могилке березку. Это было первое, мною посаженное дерево. Лето выдалось жарким и приходилось чуть не каждый день ходить и берёзку поливать. Благо, по дороге, была водопроводная колонка. Носить воду приходилось всё-таки далеко, но старания не пропали даром. Березка прижилась, а к настоящему времени это уже крепкая, стройная и красивая берёза.
С работой у меня всё складывалось хорошо. Имея природную склонность к разным усовершенствованиям, я не стал сидеть без дела, а быстро придумал два рационализаторских предложения. Одно из них было так себе, но принесло массу хлопот и срочную командировку в город Славянск Донецкой области на Славянскую ГРЭС.
Недалеко от посёлка Николаевка, в котором жили работники станции, протекала живописная река Северский Донец. В выходной день, когда работы и компании мне не было, я отправился отдохнуть на берег, прихватив с собой бутылку сухого вина и немного сыра в нарезке. Было уже тепло, зеленела травка, а сквозь неё пробивались голубые цветочки. Их у нас на родине собирают как подснежники, на самом деле цветок называется «пролисок». Душевно так посидел над рекой, наблюдая полноводное течение и окрестную природу такого благодатного края. Кто бы мог тогда предположить, какая беда накроет эти места через сорок лет...
Со вторым рационализаторским предложением повезло больше. В то время мы занимались модернизацией автоматики на Рефтинской ГРЭС. Я придумал схему, позволяющую заменить цифровые индикаторы, использующие малогабаритные лампы накаливания на индикаторы газоразрядные, имеющие заметно увеличенный срок службы. Цифровые индикаторы только недавно начали использоваться в энергетике и заменяли привычные всем стрелочные приборы. Я был инженером скромным, мне, одному, было неудобно подписываться под предложением, и я позвал в соавторы нашего руководителя Гринфельда. Но он отказался, и предложил включить кого-нибудь из персонала станции, с прицелом на то, что он поможет мне с реализацией предложения. Я договорился с одним из слесарей по обслуживанию этих приборов, Борей Чеповым.
При внедрении этого предложения замене подлежало большинство индикаторов, установленных на щитах управления. Мне пришлось съездить в командировку в Омск, на радиотехнический завод и договориться о поставках крупной партии таких приборов. Когда начали считать экономический эффект предложения, я немного присел от неожиданности. Годовой эффект от внедрения составил 48 тысяч рублей, а план по рационализаторской работе всей нашей службы на год составлял всего 17 тысяч рублей. Это было моё самое удачное предложение. На следующий год я получил за него вознаграждение 800 рублей, а Боря Чепов 600 рублей. Я думаю, он рад был такому подарку, ведь наша зарплата в то время была около 200 рублей. На базе этого предложения, при помощи своего руководителя Гринфельда, я подготовил статью в журнал «Энергетик», которую потом опубликовали, чем я, конечно, гордился.
На строящихся блоках Рефтинской ГРЭС предполагалась установка новой информационной системы под названием «М-60». Основная часть блоков этой системы изготавливалась по кооперации на радиозаводе в городе Тбилиси, куда нас небольшим коллективом направили на месячную стажировку. Далее некоторые подробности короткого пребывания в одной из республик дружной семьи народов СССР...
После приземления в аэропорту Тбилиси мы пошли перекусить в расположенный рядом ресторан. Заказали еду и сидели, дожидаясь, пока принесут. Тут подошел официант и, передавая нам на стол бутылку шампанского, сказал: «Это вам вон с того столика». Мы маленько опешили и спросили его, как же нам поступить. «Да, ничего не делайте. Пейте на здоровье» Мы так и поступили. Кивнули с улыбкой дружескому столику, выпили шампанское и поехали устраиваться в общежитие при заводе. Встретились с руководителем нашего обучения, его звали Тенгиз. Началась месячная рутина обучения на курсах с последующей сдачей зачётного экзамена и получением удостоверений на право работы с оборудованием.
Но больше этого запомнились бытовые нюансы и особенности, которыми Тбилиси отличался от городов нашей России.
Напротив железнодорожного вокзала, на здании, выходящем на привокзальную площадь, на крыше, метровыми неоновыми буквами была смонтирована надпись: «Пиво полезно всем!» Вряд ли где-то в России можно было такое увидеть...
Из центра города на фуникулёре мы поднялись на гору Мтацминда. Там расположен мемориальный комплекс, где похоронены выдающиеся люди Грузии и открывается прекрасный вид на город. Вообще-то подниматься на фуникулёре с непривычки страшно. Мы тоже забоялись и обратно спустились на трамвае, который шёл по рельсам, но придерживался сзади стальным разматывавшимся тросом. Трамвай спускался медленно и можно было сойти с площадки и идти рядом по травке...
Кто-то надоумил нас посетить городское кладбище. Аккуратное, чистое, прибранное место, сплошь уставленное гранитными и мраморными памятниками, бюстами и статуями покойных, порою в полный рост. Роскошные могилы и порядок свидетельствовали о таком достатке родственников покойных, который и присниться не мог простым советским людям...
Ассортимент в магазинах сильно отличался от того, что было у нас. Здесь спокойно можно было купить сыр, колбасу. В детских магазинах было много одежды, а по случаю, в очередь, можно было даже купить детскую шубу, чем я воспользовался и привез нашей малышке мутоновую шубку, правда, на вырост, годика на три. В книжном магазине я прикупил с десяток книг, которых у нас было не достать...
Иногда, после учёбы, набегавшись по городу и не успев поесть, мы шли на расположенный неподалёку рынок, покупали лепёшку хлеба, пучок свежей зелени и бутылку столового сухого вина «Саэро» или «Эрети», примерно по 1 рублю за бутылку 0,7. Прекрасный ужин!..
Один раз покупали в гастрономе вино, выбрали марку, отбили на громыхающей кассе чек, но потом передумали и решили взять другое вино. Надо было доплатить 14 копеек. Я подхожу к кассе: «Доплатите, пожалуйста 14 копеек». За кассой сидит молодой парень. Он мне: «Слушай, что такое 14 копеек?.. Отобью 15» Сейчас не очень смешно, но тогда мы так ржали. Я до сих пор, при случае, эту историю рассказываю...
Ещё одна история. Лето, жара, длиннющая очередь к бочке с квасом. Коля Семёнов, из наших, выстояв эту очередь, подходит к продавцу, а тот, тоже мужчина, возрастом постарше предыдущего, наливает ему чуть больше половины кружки. Коля, естественно, возмущается: «Я столько времени простоял, а ты мне полкружки?» Тот ему: «Ты что, дорогой, не видишь, какая очередь стоит?.. Чтоб всем хватило!..»
Тёплым вечером сидим в кафе на открытом воздухе. Народу много, все пьют, в основном, сухое вино. Мы, люди северные, заказали 2 бутылки портвейна. По ходу вечера разговорились с соседним столиком. Там сидели два мужика, как оказалось, осетины. Угостили их портвейном, они не отказались и завязалась долгая беседа. Помню только, что в конце разговора, когда всё уже было выпито, они продолжали доказывать нам, что Сталин был осетином и фамилия его Джугаев...
После окончания учёбы и сдачи экзамена отметили это событие в ресторане вместе с нашим руководителем Тенгизом. Он заказал для нас лобио, мы, правда, все прелести этого замечательного продукта не оценили и быстро заказали ещё шашлык. Расстались душевно, обещая ещё раз встретиться осенью...
Вылетали ночью. Резко похолодало и подул шквальный ветер. Наш старенький ТУ-104 с трудом оторвался от земли. Крылья от порывов ветра изгибались, скрипели и трещали. Было такое ощущение, что они вот-вот отвалятся. Когда поднялись на крейсерскую высоту, болтанка, слава богу, прекратилась, и мы благополучно возвратились домой...
В целом, работать в службе автоматики Свердловэнерго было спокойно и надежно, но реальной работы было мало. Я сам придумал и потом часто повторял, что самой сложной работой для нас было найти себе работу. Кое-кто, конечно, работал, но большинство гоняло балду и сжигало рабочее время в бесконечных перекурах на лестничной клетке. Я в то время как раз находился в состоянии бросания курить и меня эта постоянная провокация курения заметно раздражала.
Отделы были поделены на группы, и в нашей группе по штату числилось три человека, но сначала мы были вдвоем с Портновым Владимиром Ивановичем. Он был старше меня, ему до пенсии оставалось лет пять, и он дорабатывал здесь, так сказать, в тихой гавани. Сам он был умница. Не скажу, что много сделал для работы, но без дела не сидел, и всё время что-то придумывал и разрабатывал. То усовершенствовал и упрощал электронное зажигание для своих стареньких «Жигулей», то зарядное устройство для аккумулятора, или же изобретал новый, модернизированный самогонный аппарат. Он и меня подталкивал к таким любознательным занятиям, и мы с ним вместе потратили много рабочего времени для разработки самой правильной системы, как выиграть в «Спортлото». Выиграть - не выиграли, но рабочего времени убили прилично, а оно на работе без настоящего дела тянулось долго, особенно после обеда. Иногда собирались компанией и после работы шли в кафе «Золотая шайба», что было недалеко от Центрального стадиона, рядом с нашей работой. Там заказывали пельмени и незаметно распивали заранее купленную в «партизанском» гастрономе бутылку водки. А «Партизанский» он от того, что в нём в свое время отоваривались по специальным талонам ветераны партии, старые большевики. Домой приходил слегка навеселе, и хоть было это не часто, Ире не нравилось, но она терпела и скандалов не поднимала. Она была выше этого, была доброй, искренней, душевной и заботливой...
Я работал в Свердловэнерго до 1979 года, стал задумываться о смене работы, но реальных предложений на тот момент не было. И вот где-то в августе я снова встретил Вову Аверина. И он опять стал для меня добрым ангелом. В наладке он уже не работал, а набирал кадры для новой организации с громким названием «ЦентрЭВМкомплекс», которая должна была заниматься вводом в эксплуатацию и дальнейшим техническим обслуживанием большой вычислительной техники, которая только начинала появляться,
Всего я работал в энергетике пять лет. Это была памятная история в моей жизни. Работал я легко, и хоть покидал работу тоже с удовольствием, я продолжаю вместе с коллегами отмечать 22 декабря, как ежегодный общероссийский праздник - День Энергетика...